прошлом  я  переоценил  ваши  умственные  способности.  Ваше  поведение   не
подтверждает  мою старую  оценку.  Правда, вы чрезмерно возбуждены,  поэтому
позвольте призвать вас к спокойствию, дабы вы могли трезво все обдумать.
   Лэтимер сделал над собою  усилие, но  дело было  не в  этой язвительной
речи. Пожалуй, ему действительно  необходимо  взвесить создавшееся положение
на холодную  голову.  Он  убрал  пистолет, сел  за стол и попытался говорить
спокойно:
   - Только что здесь была моя жена. Она знает, кто вы?
   -  Ну, конечно.  Она  знает это три месяца - с  тех  самых пор, как  мы
впервые встретились на Трэдд-стрит. Вы с генералом Молтри находились тогда в
Пьюрисберге.  Первый  же  допрос  сделает  этот факт достоянием  гласности -
старый Кэри позаботится об этом.
   -  Вы  собираетесь  меня   убедить,  что  Кэри  желает  погибели  своей
собственной дочери? - крайне недоверчиво спросил Лэтимер.
   - Прежде всего он желает погибели вам, майор,  но чтобы добиться этого,
он без колебаний  пожертвует  своей  дочерью. А  с нею он уничтожит  и  вас,
потому что вы неизбежно будете впутаны - это вам должно быть понятно.
   Но Лэтимер не  понимал, да сейчас он и не стремился понять. Для него во
всем  этом заключалось нечто гораздо  более ужасное,  чем угроза его доброму
имени.  Пока  его  мысли были  заняты чем-то одному  ему известным, Мендвилл
развивал наступление.
   - Она регулярно сновала между штаб-квартирой Молтри  и отцовским домом.
Кэри поклянется -  и его не понадобится принудительно приводить к присяге, -
что она приносила сведения для передачи британцам.
   - Ну уж это, по крайней мере, вранье!
   - Да? В таком деле  доказательства мало чего стоят. Ложь это или правда
- все охотно в  нее поверят, и здесь  наивно рассчитывать  на непредвзятость
судей.
   И  Лэтимер  с  горечью   понял  справедливость   этих   слов,  вспомнив
оскорбительную рекомендацию Ратледжа запретить Миртль  посещать Трэдд-стрит.
Рекомендацию, которую он с негодованием отверг.
   Мендвилл вкрадчиво возобновил свою речь:
   - Если  ее отец поклянется  в этом  -  а  он поклянется  -  то трибунал
сделает вывод, что  переданная ею информация могла исходить  только от  вас.
Как вам нравится такая перспектива, а, Лэтимер?
   - Пф-ф, это меня не волнует. - Лэтимера и впрямь терзало другое.
   - Допустим.  Пусть собственная судьба вас не волнует. Но здесь замешана
Миртль. Вы думаете,  я забочусь  о себе? Думаете, я распинаюсь, чтобы спасти
свою шкуру? Нет.  Я делаю это потому,  что если я  предстану перед судом, то
перед ним неизбежно окажется  и Миртль; и какова бы ни была уготованная  мне
судьба, ее судьба  будет  не легче. А уж насколько  в  эту историю окажетесь
втянуты вы, лично меня, разумеется, ни на грош не интересует.
   Лэтимер тяжело  навалился на стол  локтями и прикрыл  ладонями лицо. За
эти несколько минут оно успело осунуться и словно бы постареть.
   Мендвилл, наблюдая за ним из-под полуприкрытых век, продолжал:
   - Интересно,  верно ли вы себе представляете, как сильно ненавидит  вас
Кэри. Помешав отомстить  вам законным  способом, вы нанесли ему  смертельное
оскорбление. Вы связали ему руки, оставив за собою выстрел в ту ночь на балу
у Брютона. Способны ли вы представить, как его  это бесит? Он не мог драться
с вами как мужчина с мужчиной; невозможность  повторного вызова непрерывно и
со  временем все сильнее  подхлестывала его ненависть. Чтобы расправиться  с
вами,  он заставил  себя пойти на  мировую  с  Миртль.  Грубая комедия.  Его
отвращение  к  ней  лишь   немногим   уступает  отвращению  к  вам.  В   его
представлении  она - неблагодарная,  бессердечная дочь,  предавшая отца ради
его  злейшего врага. Если угодно,  считайте  его сумасшедшим - ей-ей, я тоже
склоняюсь к этому мнению. Только не рассказывайте обо всем этом Миртль.
   Мендвилл  закончил,  а  Лэтимер  сидел неподвижно, продолжая  отрешенно
смотреть  в  пространство.  Пауза  затянулась;  Мендвилл  тихонько застегнул
рубашку и, глядя в зеркало над камином, повязал на шею косынку.
   - Так что  вы  решили? - нарушил он наконец молчание.  -  Больше нельзя
тянуть, это вызовет подозрение.
   Лэтимер пробудился от мрачных раздумий, судорожно вздохнул и поднялся.
   - Я не имею права  дать вам уйти. Не в моих правилах спасать себя путем
предательства интересов страны.
   - А,  вы  об  этом, - сказал Мендвилл.  - Можете не беспокоиться. Любые
ваши   действия  не  отвратят   неизбежного.  Завтра  или,   самое  позднее,
послезавтра  Превост вступит в Чарлстон. Я - агент, но не связной, а связных
у  меня  несколько.  Одного из  них  вы утром  захватили, но  есть и другие,
которых вы  не поймали и не поймаете. Они  будут, как и  раньше,  передавать
важные сведения. Город обречен, сэр, и мой провал положения не спасет.
   - Может быть. Но, слава Богу, мне  дан приказ задержать вас  при  любых
обстоятельствах.
   -  Задерживайте  сколько вздумается. Но  если  вам  хоть сколько-нибудь
дорога жизнь Миртль,  не говоря  уж  о вашей собственной,  не предпринимайте
ничего сверх того.
   - Я должен подумать,  - через силу выдавил  Лэтимер. Затем, совладав со
своим  голосом,  он  объявил:  - Вы временно  задержаны -  согласно  приказу
губернатора.
   Ни  проблеска  торжества  не  отразилось  в глазах  Мендвилла; ничто не
выдавало  его  облегчения.  Однако он еще раз остановил Лэтимера, когда  тот
взялся за колокольчик.
   - Минутку, прошу вас! Мне нужно послать записку - всего пару строк - на
мою квартиру.  Я  должен  сообщить,  что  пока  не  вернусь  и...  мне нужно
предотвратить то, что должно случиться, если от меня не поступит известий.
   Лэтимер кусал губы, преодолевая свои колебания.
   - Ну, посудите сами, - убеждал  Мендвилл, -  допустим,  меня  задержали
просто   как   подозрительную   личность   из   обычной   в   военное  время
предосторожности  -  моя  просьба  и  ваше  согласие должны выглядеть вполне
естественными.  -  Он  помолчал и, не дождавшись  ответа,  добавил: -  Скажу
больше: если  вы  этого  не  сделаете,  можете с  равным успехом сразу  меня
выдать, ибо Кэри начнет действовать, как мы с ним условились на случай моего
провала.
   Лэтимер еще целую минуту никак не мог решиться.
   -  Ладно,  -   произнес  он,  сломленный   страхом  и  какой-то  смутно
шевельнувшейся в мозгу мыслью, - здесь все, что нужно для письма.
   Мендвилл быстро  набросал на листке бумаги  несколько  строк.  Когда он
сложил записку, Лэтимер протянул руку через стол:
   - Дайте мне.
   Шпион с удивлением поднял глаза, затем подчинился.
   Записка   была  короткой:  "Меня  задержали   дела.  Возможно,  сегодня
вернуться не успею. Джонатан Нилд".
   - Условный код, надо полагать.
   - Конечно,  - сказал  Мендвилл. - Я объясняю мое положение, но сообщаю,
что поводов для тревоги пока нет.
   -  Очень хорошо. -  Лэтимер сложил  записку. - Надпишите адрес. - Когда
это было сделано, он спрятал ее в карман.  - Что бы с вами ни случилось, она
будет вручена до наступления ночи.
   - Что?! - Мендвилл вскочил на ноги. - Вы нарушаете уговор!
   - Нет. Я с вами  пока ни  о чем не договаривался. Однако мне необходимо
подумать над своим выбором. Мне требуется время, чтобы поразмыслить.
   Мендвилл глубоко вздохнул. Он даже чуть-чуть улыбнулся.
   - Вы меня надули, - посетовал он, но беззлобно.
   - Может быть, и нет, - ответил Лэтимер. - В лучшем случае  я, вероятно,
получил отсрочку. Вы будете извещены... Уведите арестованного,  -  сказал он
вошедшему Миддлтону, - он задержан до следующего допроса.
   - Пройдемте, сэр. За дверью - направо.
   Мендвилл снова преобразился в квакера Нилда с подшаркивающей походкой и
выговором через нос.
   - О, нет, друг. Уверяю, я ничего не знаю о твоих военных приказах.
   Он ушел, и Лэтимер остался наедине со своими мыслями.



Глава XI. Via crucis[39]

   Не нужно иметь богатого воображения, чтобы  повторить путь, по которому
Гарри  Лэтимер мысленно  поднимался на  Голгофу. Все, чем он дорожил, отныне
было растоптано.
   В  этот час он  забыл о войне, о том, что враг стоит у ворот, о грозной
опасности, нависшей над Чарлстоном. Вновь и  вновь мучительно вглядывался он
в  свое  прошлое,  и  оно  затмило мысли  о  настоящем;  настоящее  на время
перестало существовать.
   Оставшись в  библиотеке один, он вспоминал начало своей семейной жизни,
ссоры  с  Миртль, отравлявшие их  существование до того самого дня, когда  в
битве за форт  Салливэн он решил, что лучшим  выходом из положения будет его
смерть. В ушах снова звучали в  сердцах вырвавшиеся слова  жены: "О, зачем я
только вышла за тебя! Я  десять лет жизни отдала бы, если бы это  можно было
исправить!"
   Он вспомнил,  как  она молча признала, что согласилась на замужество из
жалости,  либо  для успокоения своей  совести,  лишь бы вынудить его уехать.
Ведь  он  обнаружил тогда  какую-то связь между  нею  и  Мендвиллом, поэтому
упорно не желал бежать из Чарлстона, несмотря на маячившую впереди петлю.
   Он вернулся еще дальше  в прошлое, к тому дню, когда в  Фэргроуве Гарри
своими  глазами  видел  такие  доказательства,  какими   только  глупец  мог
впоследствии пренебречь.
   О, все было ясно и прозрачно до  омерзения. Вся его супружеская жизнь -
ложь  на лжи;  ее любовь -  сплошное бесстыдное притворство; их ребенок... О
Боже!  Их ребенок  родился не в счастливом браке, а в издевательской пародии
на брак.
   Лэтимер  обхватил  голову  руками.  Перед  закрытыми глазами проплывали
райские картины  жизни благодушного недоумка.  И  вот их окончательная цена,
вот расплата за самообман. Все дело  в  том, что любила-то она всегда одного
Мендвилла. Может быть, даже и замуж-то вышла, чтобы спасти не только его, но
и  Мендвилла  тоже.  Гарри ведь предупредил  ее,  в каком  опасном положении
окажутся Мендвилл и лорд Уильям, если попытаются его повесить.
   Но пусть все-таки единственным мотивом было чувство жалости - она потом
открыто  раскаивалась  в  своем  поступке.  Раскаяние  неизбежно,  когда  за
один-единственный   порыв   приходится   расплачиваться   всю   жизнь.   Она
неоднократно сокрушалась по этому  поводу, причем столь явно, что опять-таки
нужно  было  быть  таким  круглым идиотом, как он, чтобы забыть ее упреки  и
поддаться  новым лживым уверениям в  любви. Его оправдывает лишь то,  что он
был тогда на волосок от смерти.
   Ясно,  что  все это время она любила Мендвилла.  Не нужно новых горьких
доказательств - хватит тех, что имеются. Пожалуйста -  ее примирение с отцом
по времени  совпало с приездом  Мендвилла. Разве это не доказывает,  что они
состояли в  постоянной  переписке? Вся  эта история с болезнью  сэра Эндрю -
очередная выдумка с целью  обвести его  вокруг пальца. И  пока Мендвилл  жил
здесь  под  чужой  личиной,  она  ежедневно  виделась  с  ним  у  отца.  Она
встречалась с врагом своего  мужа. Могло  ли  ее предательство  ограничиться
только  встречами  с ним?  Недаром Мендвилл намекнул, что она передавала ему
информацию, собранную  по  крохам  в  штаб-квартире Молтри. Если она предала
мужа в одном, то что  ей стоило предать его и в другом? К  тому же, не  надо
забывать, что она была  воспитана в традициях верности короне, и  ее  измена
интересам  колоний  - сущая  безделица  по  сравнению с  изменой влюбленному
простофиле-мужу, который так безоглядно ей доверял.
   Если  вдуматься,  и  тут  в  доказательствах  нет  недостатка.  Чем  не
доказательство ее признание Молтри, что  она встречала Нилда  - вынужденное,
как он  теперь понял, признание,  потому что отрицательный  ответ  вызвал бы
дополнительные вопросы  и был чреват разоблачением.  И разве можно  хоть  на
мгновение  поверить,  что  она  не  узнала  в  Нилде  Мендвилла?  Даже  если
допустить, что  Мендвилл и ее дьявольски коварный отец состояли в заговоре и
через  нее подстраивали  ему ловушку - разве не начали бы  они  с  того, что
открыли бы ей, кто такой Нилд? Короче говоря, так или иначе, но она не могла
этого не  знать.  И,  зная, Миртль  продолжала встречаться  с  Мендвиллом  в
отцовском  доме. Будь она  честной,  она сразу сообщила бы о нем губернатору
или, на  худой конец, Гарри  после  его  возвращения,  останься  у нее  хоть
капелька прежней  привязанности.  Но она  погрязла во лжи - сначала тем, что
промолчала, затем солгала,  отвечая Молтри.  И сегодня, когда  он час  назад
застал их вместе в этой комнате, она снова солгала ему и своим поведением, и
речью. Она  - соучастница  Мендвилла.  А стала бы  она соучастницей, если бы
дорожила  жизнью  и  честью  Гарри,  жизнью  всех  жителей  города? Выходит,
Мендвилл значит для нее много больше.
   Все  улики  были  налицо,  и  безжалостная  правда  заставила  Лэтимера
содрогнуться...
   Дневной  свет  померк. Обеспокоенная Миртль  пошла  на  поиски  мужа  и
обнаружила его все еще сидящим в библиотеке.
   - Гарри!
   При  звуке  ее  голоса  он  испуганно  вскочил,  как человек,  которого
внезапно  разбудили. Упреки и обличения готовы были сорваться  с его уст, но
остались  непроизнесенными.  В  тот краткий промежуток  времени,  когда  она
приближалась к  нему, Лэтимер передумал. Он принял новое решение - хитростью
раскрыть всю правду до конца.
   "Правду!" - зло  рассмеялся он про себя. Как будто за последний час  он
не пресытился  до  тошноты этой гнусной правдой! Ладно,  тогда он сыграет на
этой ее отвратительной самоуверенности;  посмотрим, какова глубина ее позора
и подлости.
   - Гарри, что ты здесь делаешь?  Уже  темнеет. - В ее  милом голосе, так
ласкающем слух, звенело беспокойство.
   Но Лэтимер догадывался  о  подлинной  причине  ее тревоги. Он зевнул  и
потянулся.
   - А?.. Я, должно быть, заснул, - выговорил он сонно.
   Услыхав затаенный вздох облегчения,  он понял, о чем  она подумала. Раз
Гарри был в состоянии заснуть после разговора с мистером Нилдом, значит, все
в порядке, волноваться не о чем.
   - Бедный Гарри! - Голос ее был полон нежности и заботы. - Ты так устал.
Я рада, что ты чуть-чуть поспал.
   - Да, -  пробормотал он,  - да.  Если  бы в  полдень  не заявился  этот
окаянный квакер, я отдохнул бы как следует. Видит Бог, мне это необходимо.
   - Что ты с ним сделал? С мистером Нилдом? - небрежно спросила Миртль, и
Лэтимер проклял ее в душе за предательство.
   - Задержал, - ответил он коротко.
   -  Ты  его задержал?  -  Ее  тон  теперь  не  был  небрежным  -  скорее
испуганным. - Но почему?
   - Приказ Ратледжа, только и всего.
   - У него есть какие-то основания?
   - Никаких, насколько мне известно. Но Ратледжу вздумалось подержать его
в  каталажке  на всякий случай - а  вдруг  он все-таки  шпион? Ратледж хочет
полностью исключить риск передачи  сведений врагу. - Лэтимер  сел  и закинул
ногу за ногу. Миртль осталась  стоять,  вцепившись пальцами в край стола.  -
"Она не выдерживает, - подумал он, - ее выдает дрожь в ногах".
   - Но... ты... как ты думаешь - он шпион?
   Гарри непринужденно засмеялся.
   - Судя по голосу, тебя  бы это потрясло.  Но нет, нет, документы  этого
парня в порядке, он похож на того, за кого себя  выдает.  Но мы задержим его
до тех  пор, пока это просто не будет больше иметь никакого значения, вот  и
все. Однако...
   -  Да?  -  сказала  Миртль.  Он не  отвечал,  словно  впал  в  глубокую
задумчивость. - Однако - что? - напомнила она.
   Он сделал вид, что стряхнул с себя задумчивость, и взглянул на жену. Ее
лицо смутно выделялось в сумеречном свете.
   - Я не могу  отделаться от  ощущения,  что  этот парень не тот, за кого
себя выдает. Ты знаешь, Миртль, в нем есть что-то до странности знакомое. Но
это  что-то все  время ускользает от меня.  Кого-то он  мне напоминает, но я
никак не могу вспомнить, кого. Скажи, у тебя не возникло такого же ощущения?
   - У меня? Нет, - ответила она громче, чем хотела. - Нет.
   - Но ты же его неоднократно видела.
   -  Я?  -  воскликнула  она снова; было похоже,  что  она и  на этот раз
собирается все отрицать.
   - Ну да, - ответил он, - у твоего отца.
   - Ах, да, конечно. Я встречала его там пару раз.
   - И ты, конечно, говорила с ним.
   - Нет... совсем немного.
   - Нет?  Ну,  хорошо,  но... ведь  ты  пробыла с ним  здесь  перед  моим
приходом четверть часа  или даже  больше.  Должна же ты была  о чем-то с ним
беседовать и как-то его разглядеть?
   - Да, конечно.  - Неестественный голос выдавал ее  напряжение; ей стало
трудно им управлять.
   - И  за все  время ты не заметила  в этом человеке  ничего  такого, что
напомнило бы тебе кого-нибудь?
   Она издала нервный смешок.
   - Разумеется, нет. У тебя разыгралась фантазия, Гарри.
   -  А, да ладно! -  Он  вздохнул  и встал.  -  Может,  и так. -  И очень
небрежно, будто подшучивая над  нею,  спросил: - Но о  чем,  ответь мне ради
Бога, ты так долго разговаривала с этаким тупицей?
   -  О  чем?  -  Миртль  вроде  бы силилась  вспомнить, потом  хрипловато
сказала: - Ох, я и забыла.
   - Забыла? - Тон Гарри выражал удивление. - Но постой, Миртль, была же у
тебя какая-то  причина  для разговора с ним,  когда Миддлтон  сказал, что он
здесь. Ее-то ты помнишь?
   - Почему... почему ты меня об этом спрашиваешь?
   -  Но... -  он замолчал,  словно опешив.  - Что  удивительного  в  моих
вопросах?
   -  Нет, нет.  Но...  Хорошо, если ты так  настаиваешь - я хотела узнать
новости об отце.
   - Ты же только вчера с ним виделась.
   - Да, но  когда мистер  Миддлтон  сообщил,  что пришел  мистер Нилд,  я
вообразила, что  он  пришел  с каким-нибудь поручением  от  отца.  Я ведь не
знала, что это ты за ним послал.
   - О, понимаю. И, конечно, вы начали обсуждать причину этого вызова?
   - Конечно. Ему это показалось странным. Он недоумевал, что тебе от него
понадобилось.
   - А  потом?  Видишь ли,  дорогая, я стараюсь разобраться -  может быть,
что-то промелькнувшее в вашей беседе  даст мне какой-нибудь ключ к разгадке.
Попытайся вспомнить, о чем вы говорили.
   Она потерла лоб, делая вид, что вспоминает, затем  нетерпеливо, с нотой
раздражения, выпалила:
   - О  Господи, не могу. Это было так... так скучно! Он разглагольствовал
о  табаке.  Это единственный  интересующий  его  предмет.  Он ведь  табачный
плантатор.
   - Ты в этом уверена? Я имею в виду, что он табачный плантатор?
   - Ну да, а разве нет?
   -  Он  таковым  представляется.  Но   у  меня  на   этот  счет  имеются
определенные сомнения. А кроме этого ты ничего о нем не знаешь?
   - Да что  ж я могу  знать? - Миртль проявляла все больше раздражения. -
Это смешно, Гарри. Я пришла, чтобы позвать тебя к ужину. Генерал Молтри ждет
нас.
   - Прости меня, дорогая. Я несколько устал и рассеян.
   И они вместе направились в  столовую - она со страхом,  поселившимся  в
сердце, а он -  пылая ненавистью.  Он дал ей шанс сознаться, но она отвергла
его,   отделалась  ответами,  в   которых  каждое   слово   было  ложью  или
замалчиванием правды.  И это женщина, которую он любил всем своим существом,
его жена,  мать его  ребенка!  Лицемерка!  Оставалось только  решить,  какую
тактику выбрать в дальнейшем.
   Во  время ужина  Лэтимер  между  делом  сообщил  генералу  Молтри,  что
приходил  квакер  Нилд,  документы его в порядке,  но  он,  согласно приказу
Ратледжа, задержан до особого распоряжения.
   Молтри  добродушно хохотнул.  Его  позабавил  комизм положения квакера;
подозрительность Ратледжа казалась генералу еще комичнее.
   - Парень попал как кур в ощип. Ну, ничего,  зато  спокойно выспится под
надежной охраной.
   Миртль,  за которой  Гарри  искоса наблюдал,  была мертвенно бледна  и,
опустив  голову, притворялась, что поглощена едой.  Но ему показалось  этого
мало  и  он  запугал  ее  еще  сильнее. Когда  ужин  подходил  к  концу,  он
неожиданно, самым небрежным тоном, задал вопрос, который поверг ее в панику.
   - Миртль, что-то давненько  ничего не  слышно  о  твоем  кузене Роберте
Мендвилле. Что с ним сталось, тебе не известно?
   Нож  громко  звякнул  о  тарелку. Ужас метался  в  глазах