азом  отрезать  от  основных  сил  большой  английский  отряд
полковника Кемпбелла.
   Кемпбеллу, однако, это пришлось не  по вкусу. Обнаружив напротив своего
лагеря  крупный отряд противника  и опасаясь,  что  он переправится ниже  по
течению и отрежет его от главного лагеря на Саванне, Кемпбелл быстро свернул
палатки и пошел на юг по правому берегу реки.
   Эш переправился и  бросился за ним вдогонку. Это было 25-го, за день до
возвращения  Молтри в  Пьюрисберг, а двумя днями позже Эш достиг Верескового
ручья  и расположился  немного  выше места  его впадения в Саванну.  Второго
марта он отправил донесение, что занимает безопасную и  выгодную  позицию, и
враг его явно боится.
   К такому выводу генерал пришел, основываясь, должно быть, на том факте,
что враг ему  не показывался. Однако истина заключалась в ином.  В  то самое
время, когда Эш отправлял  гонца с хвастливым докладом, Превост предпринимал
обходной маневр, чтобы напасть на него с тыла; и произошло это уже на другой
день.
   Едва  только  генерал  Линкольн  принял  под  Пьюрисбергом  посланца  с
докладом  Эша,  как за  ним  по  пятам  примчался  лейтенант Итон,  которому
пришлось переплыть реку на лошади и галопом скакать в лагерь с известием о и
полном  разгроме  американцев.  Редкая  армия  испытывала  потрясение  более
ужасное,  чем  армия Эша на Вересковом ручье. Внезапное появление британских
солдат  вызвало  среди ополченцев  дикую панику;  они не  сделали  почти  ни
единого выстрела,  побросали  оружие  и  кинулись  спасаться бегством  через
топкую, залитую  половодьем низину; и многие, кого пощадил  огонь британских
ружей, нашли свой конец в воде.
   Легко себе представить, в  какое  уныние  были  повержены  каролинцы, в
одночасье лишившиеся трети  боевого  состава. К счастью, прибыло  пополнение
новобранцев,  и   к  концу  месяца   армия  достигла  своей   первоначальной
численности.
   В  начале  апреля  Линкольн  совещался  в  Оринджберге  с  губернатором
Ратледжем,  обсуждая с  ним план кампании. Когда он вернулся, лагерь облетел
слух о  скором выступлении. Начались  лихорадочные приготовления  и  спешное
обучение  свежего пополнения. Губернатор  снова вызвал к  себе Линкольна; на
этот  раз главнокомандующий  взял  с  собой Молтри, а тот,  в свою  очередь,
Лэтимера.
   В  Оринджберге  они  обнаружили  внушительный лагерь,  где  под  личным
наблюдением  Ратледжа  проходили выучку около трех тысяч  рекрутов. Линкольн
объяснил Молтри, что губернатор задумал  ловкий ход, который в случае успеха
сулит  победоносное завершение войны на всем  Юге, а то и на  Севере. Однако
генерал  не  имел  права вдаваться  в подробности.  Линкольн уважал  Молтри,
прислушивался к его мнению и поэтому не скрывал,  что желал бы посвятить его
в замысел  Ратледжа: Молтри, используя  свой  опыт  и  проницательность, мог
внести в него нечто существенное.
   Молтри  тоже  стремился  к этому,  однако  его ждало разочарование, тем
более обидное, что  с Ратледжем  его  связывала  крепкая  дружба. Бригадного
генерала допускали на некоторые военные совещания, но не на самые важные,  и
назад, в  свой лагерь, он отправился с  таким  же смутным  представлением  о
затее губернатора, с каким незадолго до этого приехал.
   Одну важную деталь на каком-то  из советов Молтри  все-таки  услышал  и
запомнил. Ратледж упомянул о том, что Превост предложил  через парламентеров
договориться о признании нейтралитета  Джорджии.  Это  был  один  из  редких
случаев, когда люди слышали смех губернатора.
   - Его предложение - абсурд и нелепица; я не желаю это даже обсуждать, -
заявил  Ратледж.  - По  сути  дела,  оно и  ответа не заслуживает,  но, дабы
проинформировать об этом генерала Превоста, ответ ему я все же послал.
   Генерал  Линкольн  был грузен, неспешно передвигался, медленно думал  и
медленно говорил -  словом, был медлителен во всем. По  приезде в Пьюрисберг
он так быстро,  как только позволяла его медлительность, составил диспозицию
своих  войск   и  к   двадцать  третьему   апреля  закончил,  наконец,  свои
приготовления. Оставив Молтри тысячу человек и задание внимательно наблюдать
за  Превостом,  он  со  всей  остальной  армией,  с  конницей и  пехотой,  с
артиллерией и обозами,  начал поход  на север  вдоль реки,  еще взбухшей  от
весенних дождей,  но быстро  мелеющей.  Погода стояла великолепная.  Генерал
явно  намеревался  снова, по стопам Эша, вторгнуться в  Джорджию близ города
Огасты и совершить обратный марш на Саванну по противоположному берегу реки.
   Из оставленных Молтри  распоряжений следовало,  что  Линкольн  вовсе не
рассчитывает  на  то, что  Превост  станет его дожидаться.  Превост,  скорее
всего, попытается воспользоваться  моментом и  тоже перейдет через  Саванну,
только на  эту  сторону;  в задачу  Молтри  входило  задержать его  столько,
сколько это будет возможно. Он  имел право отступать  по мере необходимости,
но должен был сражаться  за каждый фут чарлстонской  дороги, если  британцам
вздумается  наступать на  город.  Одновременно  к Ратледжу  в Оринджберг был
отправлен курьер с сообщением о начале  осуществления  задуманной  операции.
Теперь Ратледжу предстояло поднять свою свежеобученную  армию и вернуться  в
Чарлстон.
   События начали развиваться точно так, как предполагал Линкольн. Получив
донесение об уходе основных сил армии противника, Превост форсировал Саванну
и вынудил Молтри с боями отступать.
   Линкольн ждал выше по  реке  и не  переправлялся  до  тех пор, пока  не
получил известия,  что  Превост уже  на левом берегу. Тогда он  поднял  свои
войска и  открыто  двинулся на  незащищенную  столицу  Джорджии.  Он  охотно
объяснял  всем  направо  и налево,  что считает  переправу британцев  ложным
маневром, цель которого - выманить его из Джорджии, и не даст себя обмануть.
   Его разглагольствования дошли до Превоста, и тот, несомненно, посмеялся
над старым боровом, возомнившим  себя прозорливцем. Вполне  удовлетворенный,
не обращая более внимания ни на армию Линкольна в Джорджии, ни на его тонкую
стратегию,  он  ринулся  вперед,  тесня Молтри  и  стремясь  воспользоваться
подвернувшимся шансом, чтобы быстро овладеть столицей Южной Каролины.
   Правда,  близ  Покоталиго  его  все  же  посетили  некоторые  сомнения.
Действительно ли Линкольн такой болван, каким хочет казаться;  не скрывается
ли за этим какой-нибудь далеко  идущий умысел? Три  дня сомнения  продержали
британского генерала в бездействии, пока свежие данные,  поступающие со всех
сторон, не  вынудили его отринуть колебания.  Перспектива  казалась чересчур
заманчивой, чтобы  не  оказаться  ложной,  однако Линкольн,  судя по  всему,
действительно  позарился на легкую добычу и устранил последнюю  преграду  на
пути британской армии; Превосту не оставалось ничего иного, кроме как полным
ходом развивать свое наступление.



Глава VII. Ратледж нервничает

   Превост рвался вперед. Его армия насчитывала около восьми тысяч солдат,
но ее продвижению препятствовал отступающий заслон Молтри,  и  за две недели
она покрыла расстояние  всего около восьмидесяти миль  от  Саванны  до Эшли.
Переправившись  через Саванну 25 апреля, Превост лишь в воскресенье,  9 мая,
достиг  южного берега  Эшли  и расположился  лагерем, обращенным  в  сторону
полуострова, на котором, зажатый меж устьями двух рек, раскинулся Чарлстон.
   Несколькими часами раньше Молтри благополучно отступил за Эшли и привел
в  город  остатки своего  потрепанного  отряда;  после  арьергардных боев он
сократился с тысячи до шести сотен человек.  Город гудел, как растревоженный
улей, и  готовился к обороне; его  слегка лихорадило в  ожидании  неминуемых
событий.
   Накануне из Оринджберга со своим воинством прибыл  Ратледж;  по  пути к
нему  присоединилось маленькое пополнение графа Пуласки. Этот  храбрый поляк
собрал,  вооружил  на  собственные  средства  и привел  с  собою  на  защиту
американской независимости целый легион в 160 человек.
   Захватчики имели численный перевес - их было примерно вдвое больше, чем
защитников - но жители Чарлстона не помышляли о сдаче и не теряли надежды.
   Можно только удивляться, сколько было сделано для укрепления обороны за
последние  девять дней.  Когда 1  мая сюда прибыл  майор  Лэтимер, высланный
Молтри  вперед,  он нашел город крайне неподготовленным против атаки с суши.
Броды  и  переправы через  Эшли не были защищены  совершенно, и единственной
весьма слабой преградой мог служить узкий, глубоко вдающийся в  берег  залив
реки Купер.
   Лэтимер  тут же взялся за дело. При  поддержке помощника губернатора Би
ему  удалось убедить военные и гражданские власти, что  положение опасное, и
все  трудоспособные  горожане  были  срочно  мобилизованы  на  строительство
укреплений. Ответственность за  работы  возложили на  талантливого инженера,
шевалье  де  Камбрэ -  еще одного выдающегося  иностранца,  верой  и правдой
служившего Америке.  Под его руководством и белые,  и негры трудились день и
ночь, возводя  полевые укрепления. Все дома в  северном предместье сожгли и,
благодаря  затянувшимся  на две недели  отступательным  боям отряда  Молтри,
перед красными  мундирами,  появившимися на том  берегу  Эшли,  над  заливом
успела  вырасти  мощная  фортификационная  линия  с  редутами,  завалами   и
земляными  бастионами,  на  которых   были  оборудованы  огневые  позиции  и
размещены орудия.
   Это  подняло  боевой  дух  горожан,  а  когда   вскоре  в  город  вошли
отступившие в строгом  порядке и  бодрые солдаты Молтри,  сердца жителей еще
больше  укрепились надеждой. Чарлстон еще не  забыл  эпопею  обороны острова
Салливэн,  организованную  смелым и одаренным  полковником.  Один только вид
уверенного, доброжелательного, ныне уже генерала, Молтри вселял в людей веру
и укреплял дух.
   Ратледж  выглядел  совершенно  изможденным;  его   замучали  тревоги  и
бессонница. У него исчез второй подбородок, а элегантный мундир болтался  на
похудевшем  теле, как на вешалке. Губернатор стал необычайно нервным - это с
прискорбием отметили и те, кто понимал причину его нервозности, и те, кто не
мог знать, что это состояние человека, слишком многое поставившего  на карту
и  ждущего теперь, когда  свои карты  откроет противник. Как  ни велико было
тайное  преимущество Ратледжа,  он  страшился исхода. Когда  следующий  день
наступил и угас, не ознаменовавшись никакими событиями, нервозность Ратледжа
еще  усилилась,  и в  понедельник  вечером  он  выказал  свое раздражение  в
несвойственной ему манере.
   В тот день губернатор должен был ужинать у Молтри и Лэтимеров. Но они с
генералом задерживались,  и Миртль с Гарри ожидали их в  столовой. Стол  был
накрыт,  и супруги сидели  вдвоем на  широком диване у окна;  Гарри  обнимал
Миртль  за  талию,  ее голова  покоилась у  него  на  плече,  а  глаза  были
устремлены на  Эндрю - трехлетнего круглолицего мальчугана, сидевшего верхом
на левом  колене отца и целиком  поглощенного  расплетанием витого шнурка из
эполета  Лэтимера.  Предстоящие события  вызывали  у  Лэтимера  непреходящую
тревогу за  судьбу этих  двух самых дорогих для него людей. В их присутствии
он еще бодрился и не заговаривал о штурме  города. Лэтимер давно, но тщетно,
пытался  убедить жену уехать. Ее пугала перспектива  бросить  Гарри в  такой
момент,  и  она пришла в ужас,  когда  он  предложил ей  на  выбор несколько
вариантов  отъезда.  Миртль  казалось,  что гораздо  безопаснее  остаться  в
Чарлстоне. Даже если город сдадут  Превосту, им  нечего бояться: британцы не
воюют с женщинами и детьми. Опасность может угрожать им только при обстреле.
Если же  она,  как предлагает Лэтимер, попытается уплыть морем в Вест-Индию,
то  на них  может  напасть любой  из  вражеских  кораблей, курсирующих вдоль
побережья;  а если  она  примет другое его  предложение и отправится в глубь
страны к  Санти, то  ей не видать покоя из-за рыскающих по штату банд  тори,
печально  известная  жестокость  и мстительная  беспощадность  которых будут
держать ее в постоянной тревоге. Да к этой прибавится еще и тревога за Гарри
- ведь он будет так далеко.
   В конце концов он скрепя сердце уступил ее доводам.
   В   полдень  Миртль  навестила  отца;  тот  на  сей  раз  был  настроен
благодушно.
   - Он  верит в британскую  армию.  Он так уверен, что Превост победит  и
капитуляция Чарлстона - вопрос только времени, что заранее возликовал и даже
подобрел.
   - Представляю, каково ему  придется, если Превост не одержит победу. А,
Бог даст, так оно и произойдет.
   - В этом  случае настроение  отца не  будет иметь большого значения. Но
если город  сдадут,  то, полагаю, отец захочет снова стать нашим  другом. Он
настолько смягчился,  что  пообещал это.  "Тебе  нечего бояться,  Миртль,  -
сказал он мне.  - Моя лояльность Британии  широко известна.  При  вступлении
генерала  Превоста  я  первый пойду  его приветствовать, и  у  меня достанет
влияния, чтобы спасти тебя".
   "И повесить меня", - улыбаясь, добавил про себя Гарри.
   Миртль, будто прочитав его мысли, сказала:
   - Я думаю,  отец  будет так окрылен  победой, что согласится,  наконец,
помириться  и  с  тобой, Гарри, и распространит на всех  нас свою протекцию.
Тогда, что бы ни случилось, мы окажемся в некотором выигрыше.
   - Дорогая!  - Лэтимер был слегка ошеломлен. - Я очень хочу помириться с
твоим отцом, но как ты могла подумать, что я готов платить такую цену?
   В  эту  минуту  вошел  Джулиус и  впустил лейтенанта  Шабрика,  бравого
молодого  джентльмена  в  пропыленном  мундире,  несшего дежурство на первой
линии  обороны.  За  ним  в столовой  появился  высокий  блондин,  весь,  от
кавалерийских сапог до воротника длиннополого бежевого сюртука, забрызганный
грязью. Он оскалился в широчайшей улыбке и двинулся к дивану.
   Гарри издал радостно-удивленное восклицание,  ссадил ребенка с колена и
поднялся. Одновременно с ним встала Миртль.
   - Том! - закричала она, всплеснув руками.
   Не обращая внимания на Эндрю, который дергал за его ногу и вопил: "Папа
Гарри!  Папа Гарри!"  - Лэтимер протянул руку  Тому  Айзарду, так неожиданно
объявившемуся  здесь  после более чем трехлетнего  отсутствия, в продолжение
которого он сражался в рядах Северной армии.
   Том  жал им руки, беззвучно  смеясь,  затем, переведя дух, повернулся к
сопровождавшему его  офицеру, чья прежняя суровая деловитость уступила место
приветливости.
   - Итак, сэр? Вы удовлетворены? Убедились, что меня здесь  знают?  Скажи
ему  мое  имя,  Гарри, будь  другом,  иначе он  не сможет вернуться к  своим
обязанностям.
   - Но в чем, собственно, дело?
   - Я арестован, только и всего. У вас чертовски наблюдательные дозорные.
При  мне  нет никаких  документов,  и  меня  прекрасным образом задержали  у
внешних постов и привели сюда под охраной.
   Лейтенант объяснил, стоя навытяжку:
   -  Приказ  губернатора,  сэр.  Поступил  сегодня в полдень.  Всех,  кто
попытается перейти линию обороны как с той, так и с другой стороны, надлежит
задерживать и доставлять  в  штаб-квартиру. Этот джентльмен представился как
капитан Айзард из Континентальной армии, но...
   -  Все правильно,  Шабрик,  -  перебил  Лэтимер. -  Капитан Айзард  мне
знаком. Он мой друг. Я ручаюсь за него, лейтенант. Вы можете идти.
   Офицер поклонился и вышел; за ним Джулиус. За дверью послышалась резкая
команда караулу, остававшемуся снаружи, и затихающий грохот башмаков.
   Эндрю перестал требовать внимания папы Гарри и занялся большим, толстым
незнакомцем.  Он   уставился  огромными  васильковыми  глазами  на  капитана
Айзарда, но тот его пока не замечал.
   - Что, - поинтересовался он, - губернатор нервничает?
   - У  него для этого  есть  множество причин, -  ответил  Гарри. - Город
кишит предателями,  а наши силы значительно меньше, чем следовало бы, и даже
меньше,  чем думает Превост. Естественно,  Ратледж не  хочет, чтобы сведения
просочились  к неприятелю.  Он подозревает, и,  возможно, небезосновательно,
что случаи шпионажа уже не раз имели место. Но расскажи нам о себе, Том. Как
ты и откуда?
   -  Из  Миддлбрука,  с  секретной   депешей   для   вашего   всемогущего
губернатора. Честное слово, Ратледж сделал неплохую  карьеру после того, как
мы расстались.
   - Он заслужил это. Сильный человек.
   - О  да, он сильный.  Но,  как большинство сильных людей, неприятный. А
это  кто? - Он наклонился над Эндрю,  который подобрался к  нему вплотную, и
мальчуган ответил гордо:
   - Энд'ю Фиц'ой Лэтиме'.
   - Да ну! - удивился  Том  и подхватил  его на руки так неожиданно,  что
напугал. Мальчик заскулил свое "папа Гарри!" и начал брыкаться.
   - Еще один сильный человек, -  торжественно провозгласил Том и, в шутку
признав себя побежденным, опустил его на пол.
   Миртль  увела  сына  и  оставила  на попечение  Дайдо.  Джулиус  принес
капитану бокал грога, и капитан, развалясь в кресле,  вытянул  свои  длинные
ноги и  принялся рассказывать. Он не добавил ничего  нового  к уже известным
сведениям о  положении  в  Америке, а  вместо этого  долго распространялся о
Вашингтоне, которого боготворил, восхищаясь его мужеством  и стойкостью, его
гением, терпением и неукротимой энергией.
   Том все еще воздавал хвалы главнокомандующему, когда дверь отворилась и
вошли  опаздавшие  Ратледж  и  Молтри.   Оба  выглядели  устало,   и  платье
губернатора  пропылилось  так же, как выцветшая генеральская форма,  однако,
если Ратледж был измучен и озабочен, то широкое  обветренное лицо  Молтри не
утратило бодрости.
   Миртль собиралась позвонить Джулиусу, чтобы тот  сразу подавал на стол,
но ей помешал Том Айзард. Он встал и поклонился.
   Ратледж еще  разглядывал его  холодным  вопросительным взглядом,  когда
Молтри порывисто шагнул вперед  с  вытянутой  рукой  и горячо  приветствовал
капитана. Тут раздался какой-то скрипучий голос губернатора:
   - Почему вы не в мундире, капитан Айзард?
   -  Потому что я ехал  с секретным поручением.  Я  привез вам депешу  от
главнокомандующего. Мне была оказана честь выполнить эту миссию.
   Раздражение Ратледжа не улеглось, а даже усилилось.
   - У вас имеются документы?
   - Никаких,  сэр.  Я  путешествовал как  гражданское лицо и  считал, что
будет лучше, если у меня в случае чего их не окажется.
   -  И  вы  прошли через линию фронта без  документов? В этой  одежде?  -
разгневанно вопросил Ратледж.
   Том непринужденно рассмеялся, отрицательно помотав головой.
   - Чтоб я сдох! Никак нет, сэр. У ваших внешних постов меня арестовали и
доставили сюда под конвоем.
   - Хм! Так-то лучше.
   Молтри приподнял одну бровь и взглянул на Ратледжа.
   - Что вы еще предпримете? - с ехидцей спросил он.
   - То, что следует  предпринять, - отрезал  губернатор. Он был  далек от
успокоения.  -  Вы  прибыли с депешей, - продолжал он.  - Какая  нужда слать
депеши  в  такое  время?  Попади  она  в  руки  британцев... - Он передернул
плечами.
   Том расправил свои плечи и с холодным достоинством перебил:
   - Этого  не могло  произойти  ни  при каких  обстоятельствах.  Мне дали
соответствующий приказ.
   - Да, да, - скривил губы Ратледж; воспоминание о родственной связи Тома
Айзарда  с  лордом Уильямом Кемпбеллом,  видимо, усиливало его  раздражение,
несмотря  на  то,  что  всякие  причины  для  такого  недоверия  давно  были
устранены. Он протянул руку ладонью вверх. - Где депеша?
   Капитан  Айзард  отвернул  один  из  обшлагов  на рукаве  -  им  обычно
придавали жесткость, пропитывая клеем.
   - Если  ваша  светлость  отпорет  подкладку,  письмо,  как я и  обещал,
перейдет из моих рук непосредственно в ваши.
   Ратледж секунду удивленно смотрел  на него. Потом лицо его прояснилось,
он взял со стола нож и  вспорол подкладку.  Письмо, как выяснилось,  служило
частью самой подкладки.
   - Вы считаете, британцы  бы  его не обнаружили? Ну, ну, возможно, вы  и
правы. Британский генерал не догадался бы - в этом я уверен. Но не поручусь,
что до этого не додумался бы какой-нибу