тку  с  головы.  Человек,  над  которым  тяготеет  подозрение  в
убийстве, не может так тщательно укладывать волосы.
   - Прекрасно! - Валентин Валентинович переложил ногу на ногу. - А теперь
мне интересно знать, как у тебя с Людой возник  разговор  о  косметическом
наборе?
   К этому вопросу Юра был готов, ожидал его. И  хорошо  понимал:  ни  под
каким видом не должен признаваться, что речь шла о ключах; этого  Валентин
ему не простит, о ключах никакого разговора не было.
   - Видите ли, Миша Поляков спрашивал, зачем я выходил  к  вам  во  время
уроков. Спрашивал при Люде. Я, естественно, отказался отвечать: какое  его
дело! Вообще, он все время говорил о вас. Потом мы с Людой вышли на  улицу
и продолжили разговор.
   Валентин Валентинович пристально смотрел на Юру.
   - Ты ей что-нибудь сказал о ключах?
   - Что вы! - воскликнул Юра с негодованием, совершенно искренним потому,
что говорил правду. - Ни о каких ключах я ей не  говорил,  о  ключах  даже
речи не было.
   - А Мише или еще кому-нибудь ты говорил о ключах?
   - Никому.
   - Ты правду говоришь?
   - Абсолютную.
   То, что он сказал Саше Панкратову насчет каких-то ключей для  папы,  не
имеет ровно никакого значения. Не надо еще больше запутывать.
   -  Твой  Миша  ревнует  меня  к  своей  циркачке,  -  сказал   Валентин
Валентинович, - вот  источник  его  недружелюбия.  Допросы  его  не  стоят
выеденного  яйца.  Для  нас  с  тобой  это   была   шутка,   к   тому   же
неосуществленная.  Но   после   трагической   гибели   Николая   Львовича,
естественно, ни один следователь  не  может,  не  имеет  права  равнодушно
отнестись к тому, что ты взял из портфеля ключи от квартиры. И этот  факт,
если им заинтересуются, может толкнуть следствие на ложный путь. Этого  не
следует допускать. Если ты проболтался о ключах - нас ждут осложнения,  мы
должны быть к ним готовы. Поэтому  будь  со  мной  откровенен,  это  очень
важно, предупреждаю тебя. Скажи честно: ты говорил кому-нибудь о ключах?
   Все ясно! Врет! Ни одного слова правды. И Юра твердо ответил:
   - Ни-ко-му!
   - Хорошо! И никому об этом ни слова. В наше время  шутить  не  любят  и
шуток не понимают. Наша шутка с ключами может обернуться катастрофой.  Для
нас обоих. Ты меня понял?
   - Прекрасно.
   - Кстати, кончил ты уже школу или нет?
   - Вроде бы кончил.
   -  В  мое  время  окончание  гимназии  было  событием.  Что-то  дарили.
Например, путешествие в Италию или Египет.
   - Я предпочел бы в Индию, страну чудес, - рассмеялся Юра.



37

   "Нас ждут осложнения" - вот главное, что сказал Валентин. Все остальное
- ложь; сетка на голове - мишура, притворство.
   Возможно, Валентин не убийца, даже вероятно не  убийца,  но  аферист  -
наверняка. И попадется. Юра не намерен гибнуть вместе с ним. Нет,  дорогой
Валентин Валентинович, это  вас  ждут  осложнения,  а  не  меня.  Я  готов
разделить с вами компанию в ресторане, пить за  ваше  здоровье,  вместе  с
вами выигрывать на бегах, но разделять  с  вами  скамью  подсудимых  я  не
намерен. У меня, знаете ли,  впереди  жизнь,  об  этом  вам  следовало  бы
подумать, когда вы  втянули  меня  в  сомнительную  махинацию  с  ключами.
Сюрприз, шутка - как мило,  как  очаровательно.  Дурачок  развесил  уши...
Ошибаетесь, не такой уж дурачок! Этот дурачок не будет  ждать,  когда  его
привлекут как соучастника, он предпочитает быть свидетелем.
   Но спокойно, без горячки! Не говорить о ключах. Зачем? Никто не  видел,
как он  их  брал.  Валентин  никогда  не  признается,  что  воспользовался
ключами, вообще будет все отрицать, документов не крал - был с Зимиными  в
театре, не убивал - был с Мишей в цирке.
   Значит, остается  афера  на  фабрике.  Об  этом  он  честно  расскажет.
Поздновато, конечно. Ничего!
   Кому рассказать? Следователю? Страшно туда идти.  Один  раз  придешь  -
потом затаскают. И следствие идет об убийстве инженера  Зимина;  если  Юра
придет туда, то он как бы соединит аферу  с  убийством,  то  есть  обвинит
Валентина в убийстве. Этого делать не следует. Надо  об  афере  рассказать
Мише Полякову.  Он  еще  председатель  учкома  и  занимается  этим  делом,
интересуется. И пусть Миша сам думает, что делать с его  признанием.  Если
доберутся до Валентина, а через Валентина до него, то пожалуйста, - он сам
все рассказал в школе, в учкоме, товарищу Эм Полякову.
   Но товарищ Эм Поляков не  поверит  в  его  искренность,  будет  чего-то
выуживать, выспрашивать...
   Пойти к Генке? Еще хуже! Из  этой  троицы  только  Славка  единственный
интеллигентный, порядочный человек. Он не учится в  школе,  но  все  равно
состоит в школьной ячейке, ходит на комсомольские собрания. В случае чего,
Славка подтвердит, что он никого не покрывал и ничего не скрыл. А  если  и
отказался отвечать Мише, то только потому, что Миша  грубо  и  пристрастно
допрашивал его, а ведь он, Юра, не подследственный.  Рассказать  Славке  -
значит рассказать Мише Полякову. Мише все это и предназначено.
   Придя к Славке, Юра рассказал об отправке того вагона, рассказал  точно
так, как оно было на самом деле.
   - Ничего нового, - ответил Славка, - это подтверждает и сам Навроцкий.
   - Да? Кому же он это подтверждает?
   - Мише Полякову.
   ...Странно! Они ведут такие разговоры.
   - И чем Навроцкий это объясняет? - спросил Юра.
   - Тем, что не хотел упустить свою партию товара.
   - Я тоже сначала так подумал, - усмехнулся Юра, - но фокус в  том,  что
это был товар первого сорта, а его оформили как брак.
   - Эта афера тоже всем ясна. Вопрос  в  том,  насколько  она  связана  с
убийством. Могли они убить, как ты считаешь?
   Юра пожал плечами:
   - Валентин Валентинович был с Мишей в цирке. Убить Зимина?  Смешно!  Он
дружил и дружит с его семьей. Он не грабитель, не убийца, просто делец.
   - А вот некоторые считают, что он причастен.
   - Эти "некоторые" - Поляков,  -  усмехнулся  Юра.  -  А  вот  Навроцкий
считает, что Миша ревнует его к Эллен.
   - Он тебе это говорил?
   Юра смешался: что-то сболтнул лишнее.
   - В общем, я так понял...
   - Юра, зачем ты пришел ко мне?
   - Шел и зашел...
   - Я что-то не помню, когда ты последний раз заходил. Я вообще не помню,
заходил ли ты ко мне когда-нибудь. Говори прямо: что-нибудь угрожает Мише?
   - Что ты?! - растерянно пробормотал Юра,  пораженный  тем,  что  Славка
заговорил об опасности. Опасность ощущает и он, опасность грозит всем. - Я
просто хотел рассказать тебе  то,  что  рассказал,  -  сказал  Юра.  -  Ты
удивляешься, почему именно тебе? Миша разговаривает со мной, как прокурор,
а я этого не люблю, потому и рассказал тебе, его другу.
   - Ничего нового я от тебя не узнал, - жестко проговорил Славка.
   - Других новостей у меня нет, - ответил Юра.



38

   Свидетельства об окончании школы  выдавала  секретарь,  печать  ставила
завуч, пожимала руку,  поздравляла.  Буднично  и  просто.  Договорились  о
выпускном вечере. Юру это  не  интересовало  -  обойдется  без  выпускного
вечера с жидким чаем, дешевыми  конфетами,  громкими  разговорами.  Вечный
барабанный бой! Сегодня он уезжает на  дачу.  Все,  что  надо,  он  сказал
Славке, он теперь в порядке; если понадобится -  пусть  ищут.  И  Валентин
пусть ищет, только вряд ли найдет... Всеобщий привет!
   Но как только Юра вернулся  из  школы,  Валентин  позвонил  и  попросил
зайти. Видел из окна, как Юра пришел. Следит,  не  отпускает.  Опять  этот
мрак...
   Валентин Валентинович встретил его как именинника.
   - Поздравляю!
   С чувством пожал руку, жестом пригласил сесть.
   - У меня для тебя подарок.
   Он протянул руку к конверту на столике, открыл,  вынул  железнодорожный
билет.
   - Билет до Одессы, там сядешь  на  пароход  до  Батума,  вот  билет  на
пароход... Морская прогулка с заходом в Севастополь,  Ялту,  Новороссийск,
Туапсе и Сухум. Этим же пароходом вернешься в Одессу, а оттуда  в  Москву.
Здесь... - он приоткрыл конверт, - деньги на путешествие. Ну как,  заменит
пока Индию? Ехать сегодня. Поезд отходит  с  Брянского  вокзала  в  девять
часов вечера. Ты успеешь собраться?
   Все ясно, ловушка! В Одессе или в Батуме его убьют, у  Валентина  всюду
люди, выбросят из поезда,  скинут  с  парохода.  Но  не  получится,  милый
Валентин Валентинович, не выйдет ваш номер на этот раз.
   - Не могу. Завтра выпускной вечер.
   -  Какие  сантименты,  кому  это  нужно?  Променять  такую  поездку  на
выпускной вечер?
   - Что я скажу дома?
   - У вас в школе каждый год экскурсии.
   - Мама поедет меня провожать, а на вокзале никого нет.
   - Уговоришь не провожать - ты не  маленький,  скажешь,  что  никого  не
провожают.
   Как у него все просто  получается.  Неужели  он  глуп?  Нет,  хуже,  он
примитивен, ординарно примитивен. Все его аферы и махинации примитивны, он
запутался в них, он барахтается.
   - Мне надо поступать в вуз.
   - Прекрасно. Поездка займет  двенадцать  дней.  Загорелый,  пропитанный
морским воздухом, просоленный морской водой, сильный, красивый, ты успешно
сдашь экзамены.
   - Мне неудобно принимать от вас такой подарок.
   - Ерунда! Я в  выигрыше,  и  мне  приятно  преподнести  тебе  небольшой
сюрприз.
   Юру передернуло. С косметическим набором тоже  был  "сюрприз",  чем  он
кончился?! Так  же  Валентин  надеется  закончить  и  этот  "сюрприз".  Не
удастся!
   - Билеты, как ты понимаешь, я приобрел не сегодня, - продолжал Валентин
Валентинович, - о сложностях умалчиваю, чтобы не  набивать  себе  цену.  Я
понимаю:  тебе  впервые  предстоит   такое   большое   и   самостоятельное
путешествие. Но, дорогой мой, "не пора ли мужчиною стать"? - Он  поднялся.
- Жду тебя на вокзале в половине  девятого,  там  я  вручу  тебе  билет  и
деньги, поскольку ты едешь со своим классом, то ясно, что  у  тебя  их  на
руках быть не должно. Можно, конечно, и не делать из этого секрета, но  не
следует забывать, что я скромный агент, откуда  у  меня  деньги  на  такие
подарки?.. Итак, напоминаю: в половине девятого на Брянском вокзале.
   Люда  и  Ольга  Дмитриевна  знают  адрес  и  телефон  следователя,   но
признаться им о ключах - выше его сил. Остается один  путь,  все  тот  же,
через Славку с Мишей, через Мишу со следователем. И пусть с  него  возьмут
подписку о невыезде. Одесса, Сухум, Батум - чудесно! А  вот  не  могу,  не
имею права. Витька Буров чего-то на меня наплел, чепуху какую-то, сидит  в
тюрьме, делать ему нечего, вот и выдумывает, следователь  этой  чепухе  не
верит, а взял подписку  о  невыезде.  Спасибо  за  билет,  за  заботы,  за
"сюрприз", но обстоятельства сильнее нас.
   Если Валентина посадят, он в безопасности. Если Валентин  ни  при  чем,
никого не убивал, то и его он тоже не убьет, опять он вне опасности.
   Благородно  или  неблагородно  он   поступает?   Риторический   вопрос.
Благородно - понятие условное. А красть ключи  -  благородно?  Говорить  о
сувенире, когда никакого сувенира не преподносил, -  благородно?  Получать
первый сорт под видом брака - благородно? Посылать его в Батум на смерть -
благородно? Помолчим лучше о благородстве!



39

   Славка не хотел  ввязываться.  К  таким  делам  он  теперь  равнодушен.
Романтика кончилась. Не была ли эта романтика всего лишь детством,  милым,
увлекательным, мечтательным? Кто-то украл вагон? Вагоны крадут десятками и
сотнями. Кто-то взяточник? Все взяточники. Кто-то запутался в афере? Ну  и
что?! Миша хороший парень, но  ом  отстал,  застрял  в  том  самом  милом,
увлекательном, мечтательном детстве. Он не так прямолинеен, как Генка,  но
оба они живут в прошлом: время изменилось, они - нет.
   Однако приход Юры заставал его задуматься. Юра дрожит  от  страха,  это
ясно! Угроза нависла над Мишей - вот что понял Славка. Миша  в  опасности,
ввязался в  дело,  где  убивают,  хочет  выручить  Витьку  Бурова,  своего
злейшего врага, потому что, по его, Мишиному, убеждению, Витька невиновен.
   Миша всегда ввязывался и будет ввязываться в такие истории, вечно будет
искать справедливости. Он не знает страха  -  поразительный  человек!  Ему
нужно открытое небо, а не крыша над головой.  Суровый,  непреклонный  Миша
Поляков; защищает Витьку, а он,  добрый,  мягкий,  отзывчивый  Славка,  не
защищает, устранился, умыл руки. Это очень  хорошо  и  удобно:  переживать
собственную скорбь и устраняться от чужих несчастий.
   Почему? Что с ним случилось?
   Ушла мать? У Генки мать умерла,  он  много  лет  живет  у  тетки,  Миша
Поляков, всю жизнь прожил без отца.
   Вынужден зарабатывать?  Разве  мало  ребят  работает  на  производстве?
Раньше он жил гораздо лучше своих товарищей, они жили бедно,  голодно,  но
не ныли, не жаловались, не падали духом.
   Почему Юра пришел к нему, а не к Мише? Потому что подонку Юре он ближе,
чем Миша. Печально, но факт. Они оба  видят  только  одну  сторону  жизни.
Разница в том, что Юра ее принимает, а он, Славка, нет.
   Результатом этих размышлений была встреча, на этот раз у Миши. Славка и
Генка просто пришли к нему. Никакого объяснения не потребовалось. Они были
и остались друзьями, ничто не могло  их  разъединить.  Они  снова  вместе,
снова занимаются одним делом - этого достаточно.
   - Юрка зря не появится, - сказал Миша, - только беспокоится он за себя.
   - Может быть, его Навроцкий подослал, - сказал Генка.
   - Он на грани откровенности, - сказал Славка.
   - Но как заставить его говорить?
   - Сказать Свиридову, - предложил Генка, - пусть вызовет.
   - Я пробовал давать Свиридову советы, - сказал Миша, - он  меня  быстро
наладил... Нужно, чтобы Юра сам пришел к нему.
   - Разве его уговоришь?
   Раздался звонок, кто-то вошел в квартиру, постучал в Мишину комнату.
   - Войдите! - крикнул Миша.
   Открылась дверь, и на пороге появился Юра, оглядел всех.
   - Привет!
   - Привет!
   - Все в сборе, - сказал Юра, - вот и прекрасно. Я  давно  ждал  случая,
когда вы будете вместе. У меня есть кое-что вам рассказать.



40

   После показаний Юры,  следователь  Свиридов,  расхаживая  по  кабинету,
говорил Мише:
   - В чем была неясность? Шаринец - мелкий карманный воришка, и связан он
с карманниками высшего класса - маравихерами.  Воры  придерживаются  своей
специальности, совершенствуются, достигают виртуозности. Было сомнительно,
что профессиональные маравихеры пытались ограбить квартиру,  -  у  них  не
бывает даже отмычек. Юра выкрал ключи - все встает на  свое  место.  Ключи
были вручены Шаринцу...
   - Они были у Навроцкого час-полтора, не больше, - заметил Миша.
   - Вполне достаточно, чтобы  в  любой  слесарной  мастерской  изготовили
такие же. Итак, Навроцкий вручил ключи Шаринцу. Но в чем была его  задача,
пока неясно. Выкрасть документы? Они Навроцкому не нужны - товар отправлен
и проверить ничего нельзя.  Убить  Зимина?  Совсем  нелепо,  бессмысленно.
Ладно! Разыщи своих мальчишек и тащи их ко мне. И побыстрее!
   Через час Миша был у Свиридова со Шнырой и Паштетом.
   Свиридов указал Паштету на стул у стены.
   - Посиди в сторонке, а ты, Леня Панфилов, сядь возле меня и отвечай.
   Свиридов разложил на столе фотографии.
   - Ты бы узнал человека, с которым Шаринец вышел из пивной?
   - Узнал бы, пожалуй...
   - Есть он здесь?
   Шныра просмотрел фотографии, указал пальцем на одну:
   - Думаю, этот.
   - Точно?
   Шныра еще раз просмотрел фотографии.
   - Думаю, он.
   - Еще кого-нибудь из этих ты видел?
   - Нет.
   - Посмотри как следует, подумай, вспомни!
   Шныра еще раз посмотрел фотографии.
   - Нет.
   - Сядь на место Паштета, а ты, Паштет, сядь сюда.
   Шныра и Паштет поменялись местами. Свиридов смешал фотографии, разложил
их в другом порядке.
   - Покажи, с кем Шаринец вышел из "Гротеска".
   Паштет показал на того же, на кого показывал и Шныра.
   - Кого еще из этих людей ты видел?
   Паштет показал  еще  на  пожилого  человека,  несколько  обрюзглого,  с
тяжелым взглядом.
   - Вот этого.
   - Когда? Вчера? Позавчера?
   - Раньше.
   - Где?
   - Во дворе, где пустые бутылки принимают.
   - Он бутылки сдавал?
   - Нет, проходил через двор. Пивная рядом со складом, в заборе проход...
Я его раза два видел.
   Свиридов подозвал Шныру, показал фотографию.
   - А ты его видел?
   - Нет, не помню.
   - Он видел, а ты не видел?
   - Шныра старика заговаривал, - объяснил Паштет, - а я в очереди  стоял,
по сторонам смотрел, вот и видел.
   - Ладно! - Свиридов собрал со  стола  фотографии,  положил  в  ящик.  -
Обождите в коридоре, ребята, а ты, Миша, задержись.
   Шныра и Паштет вышли.
   - Я верю этим ребятам, - сказал Свиридов, - и все же  просьба:  сегодня
они ни с кем не входят в контакт, никому не рассказывают, что были у  меня
и опознали этих людей.
   - Будете брать? - догадался Миша.
   - Возможно. Займи ребят чем-нибудь, держи их при себе, не спускай с них
глаз.
   - Я предпочел бы участвовать в другом деле.
   - Это исключено. Может не обойтись без стрельбы.
   - Тем более хотелось бы.
   - Я не  успею  оформить  твое  участие.  Зато  обещаю,  что  ты  будешь
присутствовать на их допросе, большего не могу.



41

   Прямо от Свиридова Миша увел Шныру и Паштета в цирк.
   Трибуны были пусты, на манеже тренировались артисты.
   - Посмотрите, вам будет интересно, - сказала Эллен.
   Она усадила в первом ряду Шныру и Паштета, а сама с Мишей села поодаль.
   - Ты не узнала насчет ребят? - спросил Миша.
   - Я говорила... Но поздно. В цирке начинают с трех-четырех лет.
   - Не все вырастают в цирковой семье.
   - Наша работа сложнее, чем ты себе это представляешь...
   - Почему... Я представляю...
   - Тебе хочется пристроить их к делу, так ведь? - продолжала Эллен. - Но
в цирке нужны известные способности, даже  одаренность  или  тренировка  с
раннего детства.
   - Все понял! - сказал Миша. - И больше не настаиваю.
   Они сидели на пустых трибунах, смотрели на тренирующихся артистов.
   - Скоро мы уезжаем на гастроли, - сказала Эллен.
   - Куда?
   - В Мурманск.
   - Лучше бы на юг.
   - Нет, там сейчас хорошо, весна... Я люблю весну.
   Иногда мне хочется уехать туда, где весна  начинается  еще  в  феврале,
куда-нибудь в Туркестан или Закавказье. А потом вместе с весной  двигаться
на север, переезжать из города в город... Мы, цирковые, вечные скитальцы.
   - Ты хочешь сказать, что я тебя могу видеть раз в три года?
   - Я не это имела в виду, - уклончиво,  как  показалось  Мише,  ответила
Эллен. - Но моя жизнь - это ездить, работать и улыбаться.
   - Действительно, почему ты все время улыбаешься? В театре  актеры  тоже
раскланиваются, но не улыбаются.
   - Нелепо было бы улыбаться Гамлету или королю Лиру, - возразила  Эллен,
- а мы веселим зрителя. Даже если я чуть не разбилась, я должна улыбаться:
все хорошо, прекрасно, весело и удачно. Вот мы и улыбаемся... Слушай, этот
дяденька, который тогда бросил мне букет,  а  потом  явился  за  кулисы  с
комплиментами... Ты знаком с ним?
   - Да, а что?
   - Артист погорелого театра! Передай ему, чтобы он больше не посылал мне
цветов.
   - С удовольствием, - согласился Миша, хотя совсем не представлял  себе,
как он это скажет Навроцкому.
   - Ты останешься на представление? - спросила Эллен и встала. -  Сегодня
будут Бим-Бом, Виталий Лазаренко, останешься?.. Хорошо, посиди, я схожу за
контрамарками.



42

   В то время когда  Миша  со  Шнырой  и  Паштетом  досматривали  в  цирке
представление, Смоленский рынок был погружен в темноту.
   Темно было и в прилегающих переулках, здесь рано ложились  спать,  рано
вставали - рынок начинался с рассветом. Только тускло светились завешенные
окна "Гротеска", и, когда открывалась дверь, доносился оттуда приглушенный
шум голосов, стук пивных кружек, женский смех, обрывки песен.
   Свиридов велел своим людям подходить по одному, с разных  сторон,  так,
чтобы в десять вечера оказаться у "Гротеска", трое  -  у  главного  входа,
трое - у заднего, во дворе.
   Ровно в десять Свиридов открыл дверь и с  двумя  сотрудниками  вошел