.
   Шум  нарастал.  Сторонники  Ерофеева  сидели  вокруг  него   маленькой,
сплоченной и  злой  кучкой,  сознавая,  что  симпатии  большинства  на  их
стороне: все боятся коммунаров, про которых им наговорили всякие ужасы.
   Мише было жаль Бориса Сергеевича, одиноко стоявшего на  сцене  лицом  к
лицу с враждебным собранием, которое не хотело его слушать и прерывало  на
каждом слове злобными и насмешливыми выкриками. Он всей душой сочувствовал
Борису Сергеевичу, но ничем не мог ему помочь.
   А собрание шумело, кипело, бурлило. Особенно волновались женщины.
   - Не надо нам вашей коммуны! Все равно прогоним  бандитов!  Убирайтесь,
откуда пришли!
   Председатель Иван Васильевич поднялся и крикнул:
   - Спокойствие, гражданы, спокойствие! Выслушаем товарища, а потом будем
обсуждать. Бабы, тихо! А то выведу!
   Но шум не утихал, наоборот - еще больше усилился...
   И тогда Миша, Генка, Славка и все остальные ребята сделали то, что  они
обычно  делали  на  школьных   собраниях,   когда   подымался   такой   же
невообразимый шум: они начали хором скандировать:
   - Ти-ши-на!.. Ти-ши-на!.. Ти-ши-на!..
   Это было ново и неожиданно для собрания. Все замолчали и  в  недоумении
уставились на ребят.
   Борис Сергеевич воспользовался общим замешательством и сказал:
   - Ведь у вас есть дети.  Они  сидят  рядом  с  вами.  Вы  их  любите  и
заботитесь о них. У них  есть  пища,  постель,  над  головой  крыша,  есть
ласковая, заботливая материнская рука. Почему же вы так жестоко относитесь
к тем, кого война, разруха и голод лишили всего: и крова, и семьи, и отца,
и матери? Я спрашиваю: почему вы так жестоки и несправедливы к ним? В  чем
они провинились перед вами?
   Он замолчал, ожидая ответа на свой вопрос.
   Но ответом  ему  было  общее  молчание.  Все  избегали  взгляда  Бориса
Сергеевича. У некоторых женщин даже слезы навернулись  на  глаза.  Но  они
скрывали эти слезы и делали вид, что сморкаются.
   Мальчики торжествовали. Здорово он сказал! Крепко получилось!
   - Страна наша бедна, - продолжал Борис Сергеевич. - Но Советская власть
делает все,  чтобы  вернуть  детей  к  жизни,  воспитать  из  них  честных
тружеников. В этом никто не сумеет нам помешать. Ни те,  кто  надеется  на
возвращение помещиков и бережет для них  усадьбы,  ни  те,  кто  незаконно
завладел землей и эксплуатирует крестьян.
   Он строго посмотрел в ту сторону, где сидел Ерофеев. И все, кто  был  в
зале, тоже обернулись туда.
   - Короче говоря, - заключил Борис Сергеевич, -  организация  коммуны  -
дело решенное. Я пришел сюда не для того, чтобы просить вашего согласия, а
для того, чтобы нам всем подумать, как  мы  будем  вместе  жить  и  вместе
работать. Хотите вы обсуждать этот вопрос - пожалуйста. Не хотите - я могу
уйти. Но коммуна будет.
   Слова попросил  Ерофеев.  Он  вышел  к  сцене,  снял  фуражку,  обнажив
плешивую голову, и сказал:
   - Очень правильно сказал товарищ, представитель насчет ребятишек. И  мы
тоже хотим, чтобы все было по справедливости. Чтобы, значит, и  мы  никого
не обидели, и нам чтобы ни от кого обиды не терпеть. А  вот  насчет  земли
товарищ, представитель ничего не сказал. А с землей-то  как  будет  -  вот
вопрос.
   - Ни на чью землю коммуна не претендует, - ответил Борис  Сергеевич,  -
коммуне отойдет  та  земля,  которая  принадлежит  государству  и  которой
незаконно пользуются гражданин Ерофеев и некоторые другие граждане.
   - Не я, а все общество пользуется. - Ерофеев широким жестом обвел зал.
   Но та самая женщина в платке, которая кричала про  коммунаров,  тут  же
возмутилась:
   - Мы этой земли и не нюхали! Всю заграбастал!
   Не обращая на нее внимания, Ерофеев спокойно продолжал:
   - Владеем по закону. На то и бумага из губернии есть.
   Борис Сергеевич сказал:
   - Мы знаем, гражданин Ерофеев, сколько вам стоила эта бумага.
   Ерофеев метнул на него настороженный взгляд, потом развел руками:
   - Про это нам ничего не известно.
   - Значит, сейчас будет известно, - коротко ответил Борис  Сергеевич  и,
обращаясь к залу, предложил: - Граждане, кто еще пользуется  этой  землей,
тех попрошу встать.
   Никто не встал. Все молчали. Только один старик вполголоса проговорил:
   - Кто же ею пользуется... Известно кто...
   Ерофеев неожиданно протянул вперед руки, повернул их ладонями вверх:
   - Этими руками земля обработана. Разве я не трудящийся?
   Женщина в платке вскочила со своего места:
   - Ты этими руками только деньги считаешь!
   Председатель Иван Васильевич ладонью постучал по столу:
   - Граждане! Довольно пререкаться! Вопрос  ясный:  быть  здесь  трудовой
коммуне из числа бывших беспризорных товарищей. А то, что  некоторые  свою
шкуру защищают, так это их личное дело.  Все  трудящееся  крестьянство,  и
которые бедняки и которые середняки, горит способствовать общему  делу.  А
потому просим Бориса Сергеевича доложить, как мыслится работа  коммуны.  В
каком, значит, направлении и какая от нас требуется помощь.
   Борис Сергеевич рассказал, чем  будут  заниматься  коммунары,  что  они
будут сеять, какие сады разобьют, какие у них будут мастерские и подсобные
предприятия, какую выгоду от этого получит окрестное население.
   Его слушали внимательно. Может быть, он  и  не  привлек  всех  на  свою
сторону, но большинство чувствовало, Что настоящая правда на его стороне.



61. ОРЕЛ-ЯГНЯТНИК

   Собрание  кончилось.  Уже  наступила  ночь.  Дождь  прекратился.   Небо
очистилось от туч, на нем сверкали мириады звезд. И  только  когда  ребята
задевали в темноте деревья и кусты, на них сыпались с веток капли дождя.
   Борис Сергеевич и Миша шли позади всех. Впереди, из темноты, доносились
крики и ауканье ребят, громкий смех Зины Кругловой,  обиженное  бормотанье
Кита, негодующий голос Бяшки.
   - Скажите, Борис Сергеевич, - спросил Миша, - если  бы  вдруг  появился
бывший владелец усадьбы, мог бы он помешать коммуне?
   Борис Сергеевич засмеялся:
   - Как же он помешает? Усадьба конфискована и принадлежит государству.
   - А вы знаете, где они, бывшие графы?
   - Старый граф еще до революции уехал за границу, а  молодой  неизвестно
где. Впрочем, какое это имеет значение?
   Мише очень  хотелось  рассказать,  какое  это  имеет  значение,  но  он
удержался. Вот если завтра он убедится, что человек в зеленом и есть  граф
Карагаев, тогда он скажет.
   - А вы не интересовались их гербом? - спросил Миша. - Вернее,  я  хотел
спросить: какая именно птица изображена на гербе?
   -  На  гербе  изображен  орел.  И  если  судить  по  голове,   то   это
орел-ягнятник, он же орел-бородач. Нечто среднее между орлом и грифом, так
сказать, переходный вид.  Правда,  специалисты,  к  которым  я  обращался,
утверждают, что туловище - обыкновенного орла, но голова - орла-ягнятника.
   Это опять ничего не давало. Ягнятник, бородач... Нет, ничего не дает...
Халзан, курганник, могильник - это о чем-то говорит. А бородач ни о чем не
говорит.
   Неужели они ошиблись и с орлом? Неужели орел изображен просто так и  их
догадкам та же цена, что и показанному на чертеже маршруту?
   Все же сообщением Бориса Сергеевича Миша решил поделиться  с  Генкой  и
Славкой. Когда лагерь затих, он тихонько вызвал их  из  палатки,  отвел  в
сторону и сказал:
   -  Так  вот,  Борис  Сергеевич  говорит,  что  у  этой   птицы   голова
орла-бородача, или ягнятника.
   - Ну и что? - нетерпеливо возразил Генка. - Возможно, что ягнятника. Но
какое это имеет значение? Ведь в целом это орел обыкновенный.
   - А чертеж?  -  настаивал  Миша.  -  Ведь  и  на  чертеже  голова  орла
совершенно черная, в отличие от  туловища  и  ног.  Значит,  голова  имеет
какое-то особенное значение. А голова - ягнятника.
   Генка опять нетерпеливо передернул плечами:
   - При чем здесь ягнятник? У нас в России он почти  не  водится.  Иногда
только встречается на Кавказе и у Гималайских  гор.  Ягнятник  живет  выше
всех горных птиц, в области ледников и  вечного  снега.  И  гнездятся  они
только на скалах. А какие здесь скалы? Нет ни одной.
   - Как же нет? А скала, на которую мы сегодня залезали?
   Генка рассмеялся:
   - Какая это скала! Ты пойми: они гнездятся на неприступных скалах.
   - Это не имеет значения, - решительно объявил Миша, - зато как  здорово
получается. Орел изображает реку Халзан, его голова - скалу на Халзане,  а
лапы могильника - могилу на скале. Понимаешь? Халзан - скала - могила.
   Славка громко зевнул. Ему очень хотелось спать. И он устал от  догадок:
один орел, другой, и так до бесконечности. Если бы дело было в  орлах,  то
алмаз давным-давно уже нашли бы. Искали тоже, наверное, не дураки.
   - Мы были сегодня на скале и никакой могилы там  не  видели,  -  сказал
Славка и снова зевнул.
   - Да, не видели, - ответил Миша, - но ведь мы  ее  и  не  искали.  Надо
пойти и как следует обшарить всю скалу.
   - Когда пойти? - испуганно спросили Генка и Славка.
   - Сейчас. Немедленно.
   Но мальчики отказались наотрез. Что они ночью увидят? Бесполезная трата
времени. Только не выспятся. А ведь завтра приедет человек  в  зеленом,  и
надо быть бодрым и готовым ко всему.
   - Значит, не пойдете? - грозно спросил Миша.
   - Нет! - решительно ответили Генка и Славка.
   - А если я прикажу?
   - Не имеешь права, - ответил Славка. - Если  бы  это  касалось  отряда,
имел бы право. А здесь частное дело.
   Миша взывал к их  разуму,  укорял  в  трусости,  обещал  верный  успех,
грозился пойти один, доказывал, что завтра, может быть, уже поздно, потому
что граф опередит их.
   Все было напрасно. Генка и Славка ни за что не хотели идти  на  Халзан.
Славка вообще уже ни во что не верил, Генка не хотел  признавать  никакого
орла-ягнятника, он просто дрожал от бешенства, когда слышал про грифов.  И
им обоим хотелось спать.
   Скрепя сердце Миша уступил.  Но  потребовал  от  друзей  обещания,  что
завтра они обязательно пойдут с ним на скалу.



62. ГРАФ КАРАГАЕВ

   Среда!
   Борис Петрович и колонисты ушли обмеривать землю. Ребята отправились  в
клуб. Миша, Генка и  Славка  бдительно  следили  за  усадьбой:  человек  в
зеленом приедет дневным поездом, в два часа.
   Приблизительно в половине  второго  графиня  вышла  из  дому.  Мальчики
осторожно двинулись за ней. Миновав парк, графиня краем небольшого лесочка
вышла к берегу реки.
   Почти одновременно  к  реке  подошел  человек  в  зеленом,  похожий  на
прогуливающегося дачника: легкий летний костюм, большое  светлое  кепи,  в
руках букетик полевых цветов.
   Разговаривая, он и графиня пошли берегом реки.  Миша,  Генка  и  Славка
тихонько за ними. Но слышать, о чем они говорят, мальчики не могли.
   Той же тропинкой графиня и человек в зеленом костюме вернулись  обратно
и остановились недалеко от мальчиков.
   - Когда вы вернетесь? - спросил человек в зеленом костюме.
   - Минут через сорок.
   - Я буду ждать здесь.
   Графиня пошла к лодочной станции. Человек в зеленом костюме  скрылся  в
прибрежных кустах, разделся  и  бросился  в  воду.  Было  слышно,  как  он
плескался, фыркал и бил ладонями по воде. Мальчики притаились в кустах.
   Потом незнакомец вышел на берег. За кустами послышался  шелест  газеты,
потом все стихло.
   Мальчики лежали не шевелясь. Время тянулось томительно долго.  В  траве
стрекотал кузнечик. Высоко в небе кувыркался жаворонок.
   Незнакомец поднялся. Наверное, одевается...
   Наконец  показалась  графиня.  Незнакомец,  уже  одетый,  с  блестящими
мокрыми волосами,  пошел  ей  навстречу.  Они  остановились  невдалеке  от
мальчиков. Незнакомец стоял к ним спиной. Лицо графини было хорошо видно.
   - Он согласен, - сказала графиня.
   - Сколько людей?
   - Он и еще двое.
   - Когда смогут быть на месте?
   - Через два часа.
   Незнакомец посмотрел на солнце, затем на часы:
   - Пусть будут через три.
   - Хорошо, передам.
   - С ломами и лопатами.
   - Хорошо... Алексей... я хотела предупредить: лодочник вас подозревает.
   - В чем?
   - В этом... с Кузьминым.
   - Откуда он знает, что я - это я?
   - Возможно, он этого  и  не  знает...  Но  он  сказал:  "Кузьмина  убил
человек, с которым вы встречаетесь в музее".
   - Он следил за вами?
   - Да. Он понимает, что я скрываю от  него  настоящее  место.  Он  очень
умный и опасный человек.
   - Я сам опасный.
   - Алексей! С этим крестьянином... Кузьминым... как получилось?
   Мальчики боялись пропустить хотя бы одно слово. Сейчас он скажет  самое
главное!
   Каратаев передернул плечами:
   - Мы столкнулись с ним лицом к лицу. Он меня  узнал.  Мог  выдать.  Что
оставалось делать? Одним мужиком на свете меньше.
   - Но Рыбалина, по-видимому, освободят.
   - Против него нет улик. Но их нет и  против  меня.  Конечно,  надо  все
быстрее кончать. Сегодня же.
   - Вы уверены, что это настоящее место?
   - Бесспорно. И подумать: сколько лет он нас обманывал! Скотина!
   - Не говорите так, Алексей! Он мертв, и он ваш отец. Господи,  когда  я
подумаю...
   - Ах, оставьте свои причитания! -  с  досадой  проговорил  Каратаев.  -
Лучшие годы я отдал поискам этого камня. Остался в России. Черт возьми!  -
Он ударил себя по лбу. - И как это я не догадался открыть склеп на  скале?
Идиот!
   Миша бросил быстрый взгляд на Славку. Оказывается, правильно:  скала  -
склеп... Вот тебе и орел-ягнятник...
   - Все же лучше без лодочника и без его людей, - сказала графиня.
   - Склеп завален. Мне одному не справиться.
   - Может быть, позвать других?
   - Например?
   - Ерофеева, еще кого-нибудь.
   - Нет! Предпочитаю-бандитов.
   - Но они могут вас убить.
   - Я вооружен.
   Они помолчали.
   Потом Карагаев сказал:
   - Теперь идите. Предупредите его: через три часа.



63. СКЛЕП

   Надо действовать! Действовать немедленно и решительно!
   Но что им делать? Идти на скалу нет смысла. Теперь они уже не  опередят
графа. Остается одно: рассказать все Борису Сергеевичу.
   Борис Сергеевич  внимательно  выслушал  мальчиков.  Их  рассказ  звучал
необычно. Но Борис Сергеевич ничем не показал, что сомневается в  нем.  Он
поднялся и сказал:
   - Надо идти!
   На Халзин луг отправились всем отрядом. Даже Кит отказался дежурить  на
кухне.
   По дороге Борис Сергеевич пригласил с собой председателя  сельсовета  и
позвонил из сельсовета в город следователю.
   Весть о том, что сейчас на Халзином лугу должны найти  клад,  мгновенно
облетела деревню.
   Отряд еще не дошел до утеса, как их догнала большая толпа крестьян.
   Среди них шагал даже доктор. Значит, новость дошла уже и  до  соседнего
села.
   Вскоре утес был окружен плотной толпой. Миша увидел в толпе лодочника и
обоих парней из леса. Но человека в зеленом не было.
   Солнце уходило за горизонт. Последние лучи его освещали одинокий утес и
взволнованную толпу людей вокруг него.
   Одна сторона  скалы  была  отвесной.  Другая,  отлогая,  усеяна  разной
величины камнями. Почти у самой вершины лежало три  огромных  валуна.  Для
того чтобы взобраться на вершину утеса,  надо  было  их  обойти.  Осмотрев
валуны, Борис Сергеевич и Миша увидели под ними свежие  следы  лопаты  или
кирки: кто-то пытался сдвинуть камни с места.
   Борис Сергеевич подозвал председателя сельсовета и нескольких крестьян.
Быстро заработали ломы и лопаты.  Валуны  были  подрыты.  Борис  Сергеевич
велел толпе раздвинуться. Один за другим все три валуна скатились с утеса.
   Показалась каменная могильная плита. Она заросла мохом и  травой,  даже
трудно было сразу разобрать, что это плита. Но когда вокруг нее расчистили
землю, ее очертания выступили отчетливо.
   - Могилку портют, - вздохнул Ерофеев. - Не по-божески.
   Кто-то из крестьян засмеялся:
   - Могилка-то не на месте. Ей полагается на кладбище быть,  а  она  звон
куда забралась.
   Плиту подрыли, затем поддели ломами и приподняли.  Открылось  небольшое
углубление.
   Толпа прихлынула к скале.
   - Отойдите, граждане, - сказал председатель, - всем покажем.
   И в эту минуту появились графиня и Карагаев. Никто в толпе  не  обратил
на  них  внимание:  все  были  заняты  склепом.  Только  Миша  и  лодочник
неотступно следили за ними.
   И Ерофеев, видно, сразу узнал молодого графа и не спускал с него глаз.
   В углублении под плитой лежала  черная  металлическая  шкатулка.  Борис
Сергеевич поднял ее. Она была заперта. Ударом камня Борис  Сергеевич  сбил
замок и открыл шкатулку. Там лежала брошь, усыпанная блестящими камнями. В
середине ее сверкал большой бриллиант...
   Борис Сергеевич высоко поднял брошь и показал ее толпе.
   Вдруг, растолкав толпу, к Борису Сергеевичу ринулся Карагаев.
   За ним - графиня.
   - Эта шкатулка принадлежит мне, - сказала графиня.
   - Возможно, - вежливо ответил Борис Сергеевич, не отдавая шкатулку.
   - Дайте ее, - сказала графиня, протягивая руки.
   Но Борис Сергеевич не отдал ей шкатулку.
   - Я не могу вам ее отдать. Она будет сдана органам власти, а  уж  затем
вы можете предъявить на нее свои права.
   И здесь случилось самое неожиданное: Карагаев выхватил шкатулку из  рук
Бориса Сергеевича.
   Это было так дерзко, что все растерялись.
   Борис Сергеевич побледнел и шагнул к Карагаеву:
   - Верните немедленно!
   Карагаев выхватил из кармана пистолет.  Толпа  шарахнулась  в  сторону.
Карагаев, держа  в  одной  руке  пистолет,  в  другой  шкатулку,  медленно
отступал. И тут его настиг резкий окрик:
   - Сдать оружие!
   Карагаев оглянулся. Сзади стояли следователь и два красноармейца.



64. ИТОГИ И НЕДОДЕЛКИ

   Каждый день  прибывали  новые  группы  трудколонистов.  Со  станции  на
подводах доставляли инвентарь.
   Коммунары  ремонтировали  дом,  строили  сараи,   навесы,   оборудовали
мастерские.
   А отряду наступила пора уезжать. Август  золотил  листья  на  деревьях,
ночи становились длиннее, спать в палатках было уже холодно.
   А жалко расставаться с усадьбой, с деревней, с коммунарами...
   - Приезжайте к нам на будущий год, - улыбаясь, говорил Николай Рыбалин.
- Опять будем плотничать. Новый  клуб  соорудим,  теплый,  чтобы  и  зимой
пользоваться.
   Ерофеев лицемерно вздыхал:
   - Да уж, поработали ребята, спасибо им, помогли обществу.  И  невинного
человека защитили.
   Но глазки его смотрели подозрительно и настороженно,  и  никто  ему  не
верил.
   Художник-анархист объявил, что тоже едет в Москву.
   - Больше там простору для талантливого человека, - говорил он,  -  есть
где  развернуться.  Театры,  вывески,  фасады.  Вам,  ребята,   если   что
потребуется в школе оформить, то пожалуйста, с полным удовольствием.
   Миша поспешил его заверить, что в их школе уже все давно оформлено.
   Ребята уезжали в Москву вечерним поездом. Они свернули палатки, скатали
одеяла, сложили вещи. Перед отъездом разожгли прощальный костер.
   На костер пришли коммунары и деревенские ребята.
   Миша сказал:
   - Это наш последний костер. Полагается  подвести  итог  всему,  что  мы
здесь сделали. Но мы будем говорить о том, что мы не успели  сделать.  Так
полезнее для тех, кто здесь остается.
   Первым взял слово Славка.
   - Мы  организовали  отряд.  Но  в  него  вступило  всего  тридцать  два
человека. Мало! Надо, чтобы все ребята в деревне стали пионерами.
   - Плохо  мы  работали  по  ликвидации  неграмотности,  -  сказала  Зина
Круглова, - обучили всего двенадцать человек. А надо,  чтобы  вся  деревня
стала грамотной.
   - В деревне нет  больницы,  -  сказал  Бяшка,  -  приходится  ходить  в
соседнее село. Это несправедливо. Медицина - могучее средство в  борьбе  с
религиозными предрассудками.
   - Как-то слаба у нас интернациональная связь, - объявили Игорь и  Сева,
- всего только два письма послали немецким  пионерам.  А  фашизм  подымает
голову. Надо обратить на это серьезное внимание.
   Борис Сергеевич от имени  трудкоммуны  заверил,  что  все  недоделанное
ребятами будет доделано коммунарами.
   - Теперь все, - объявил Миша. - Можем отправляться.
   Но Генка вдруг закричал:
   - Нет, не все! Есть еще одно недоделанн