удет  носить
брюки клеш или, еще лучше, обмотки, шикарные солдатские обмотки  защитного
цвета.
   У него винтовка, гранаты, пулеметные ленты и наган на кожаной хрустящей
портупее.  И  еще  вороной,  замечательно   пахнущий   конь,   тонконогий,
быстроглазый, с мощным крупом, короткой шеей и скользкой  шерстью.  И  он,
Миша, поймает Никитского и разгонит всю его банду.
   Потом он и Полевой отправятся на фронт, будут вместе воевать, и, спасая
Полевого, он совершит геройский поступок. И его убьют.  Полевой  останется
один, будет всю жизнь грустить о Мише, но другого такого мальчика  он  уже
не встретит...
   Затем кто-то черный и молчаливый тасовал его мысли, как  карты,  и  они
путались и пропадали в темноте...
   Миша засыпал.



4. НАКАЗАНИЕ

   Это наказание придумал, конечно, дядя Сеня. И самое обидное - дедушка с
ним заодно.
   За завтраком дедушка посмотрел на Мишу и сказал:
   - Набегался вчера? Вот и  хорошо.  Теперь  на  неделю  хватит.  Сегодня
придется посидеть дома.
   Весь день сидеть дома! Сегодня! В воскресенье!  Ребята  пойдут  в  лес,
может быть, в лодке поедут на остров, а он...
   Миша скривил губы и уткнулся в тарелку.
   - Надулся, как мышь на крупу, - сказала бабушка. - Научился шкодить...
   - Хватит, - перебил дедушка, вставая из-за стола. - Он свое получил,  и
хватит.
   Миша уныло слонялся по комнатам. Какой, право, скучный дом!
   Стены столовой расписаны масляной краской,  она  потускнела  местами  и
потрескалась: пузатое голубое море под огромной  белой  чайкой;  ветвистые
олени меж прямых, как палки, сосен; одноногие цапли; бородатые охотники  в
болотных сапогах, с ружьями,  патронташами,  перьями  на  шляпах  и  умные
собаки, обнюхивавшие землю.
   Над диваном - портреты дедушки и бабушки в молодости. У дедушки  густые
усы, бритый подбородок упирается в накрахмаленный воротничок с  отогнутыми
углами. Бабушка - в  закрытом  черном  платье,  с  медальоном  на  длинной
цепочке. Ее высокая прическа доходит до самой рамы.
   Миша вышел во  двор.  Два  дровокола  пилили  там  дрова.  Пила  весело
звенела: дзинь-дзинь, дзинь-дзинь; земля вокруг козел  быстро  покрывалась
желтой пеленой опилок.
   Миша уселся на бревно возле будки и разглядывал дровоколов. Старшему на
вид лет сорок. Он  среднего  роста,  плотный,  чернявый,  с  прилипшими  к
потному лбу курчавыми волосами.  Второй  -  молодой  белобрысый  парень  с
веснушчатым лицом и выгоревшими бровями, какой-то рыхлый и нескладный.
   Стараясь не привлекать их внимания,  Миша  засунул  руку  под  будку  и
нащупал сверток. Вытащить? Он искоса посмотрел на пильщиков. Они  прервали
работу и сидели на поленьях. Старший свернул козью ножку, ловко вращая  ее
вокруг пальца, и, насыпав с ладони табак, закурил. Молодой задремал, потом
открыл глаза и, зевая, проговорил:
   - Спать охота!
   - Спать захочешь - на бороне уснешь, - ответил старший.
   Они замолчали. Во дворе стало тихо. Только куры, выбивая мелкую дробь в
деревянной лоханке, пили воду, смешно закидывая вверх  свои  маленькие,  с
красными гребешками головки.
   Дровоколы поднялись и  начали  колоть  дрова.  Миша  незаметно  вытащил
сверток, развернул его. Рассматривая клинок, он увидел на одной его  грани
едва заметное изображение волка. На  второй  -  скорпиона,  на  третьей  -
лилии.
   Волк, скорпион и лилия...
   Что это значит?
   Около Миши вдруг упало полено. Он испуганно прижал  кортик  к  груди  и
прикрыл его рукой.
   - Отойди, малыш, а то зашибет, - сказал чернявый.
   - Малышей здесь нет! - ответил Миша.
   - Шустрый! - сказал чернявый. - Ты кто? Комиссаров сынок?
   - Какого комиссара?
   - Полевого.
   - Нет. Он живет у нас.
   - Дома он? - Чернявый опустил топор.
   - Нет. Он к обеду приходит. Он вам нужен?
   - Да нет. Мы так...
   Дровоколы кончили работу. Бабушка вынесла им на тарелке  хлеб,  сало  и
водку. Они выпили. Белобрысый - молча, а чернявый со словами: "Ну, господи
благослови", потом долго морщился, нюхал хлеб и в заключение крякнул: "Эх,
хороша!" - и почему-то подмигнул Мише.
   Они не спеша закусывали, отрезая сало аккуратными ломтиками, обгрызая и
высасывая шкурку. Потом выпили по ковшу воды и ушли.
   Но бабушка не уходила. Она установила на треножнике большой медный  таз
с длинной деревянной ручкой, подложила под него щепок и огородила от ветра
кирпичами. Сейчас будет варить варенье и уже не уйдет со двора. Как быть с
кортиком? Миша встал и, пряча кортик в рукаве, пошел к дому.
   - Не шуми: дедушка спит, - предупредила бабушка.
   - Я тихо, - ответил Миша.
   Он вошел в зал и спрятал кортик под валик дивана.  Как  только  бабушка
уйдет со двора, он положит его обратно  под  будку.  В  крайнем  случае  -
вечером, когда стемнеет.
   В доме тишина. Только тикают стенные часы да жужжит муха на  окне.  Чем
бы заняться?
   Миша подошел к комнате дяди Сени.  За  дверью  слышались  покашливание,
шелест бумаги. Миша открыл дверь:
   - Дядя Сеня, почему моряки носят кортики?
   Дядя Сеня лежал на узкой смятой койке и читал.  Он  посмотрел  на  Мишу
поверх пенсне:
   - Какие моряки? Какие кортики?
   - Как это "какие"? Ведь только моряки носят  кортики.  Почему?  -  Миша
уселся на стуле с твердым намерением не уходить до самого обеда.
   - Не знаю, - нетерпеливо ответил дядя Сеня.  -  Форма  такая...  Все  у
тебя?
   Этот вопрос означал, что Мише надо убираться вон.
   - Разрешите, я немного посижу? Я буду тихо-тихо.
   - Только не мешай. - Дядя Сеня углубился в книгу.
   Маленькая комната у дяди Сени: кровать,  книжный  шкаф,  на  письменном
столе чернильница в виде пистолета. Если нажать на курок, она открывается.
Хорошо иметь такую чернильницу! Вот бы ребята в школе позавидовали!
   На стенах комнаты  развешаны  картины  и  портреты.  Вот  Некрасов.  На
школьных вечерах Шурка-большой всегда  декламирует  Некрасова.  Выйдет  на
сцену и говорит: "Кому на Руси жить  хорошо".  Сочинение  Некрасова".  Как
будто без него не знают, что это сочинил Некрасов.
   Рядом с портретом Некрасова - картина "Не ждали". Каторжанин неожиданно
приходит домой. Все ошеломлены.  Дочь  удивленно  повернула  голову.  Она,
наверное, забыла отца. Вот его, Мишин, отец уже не вернется. Он  погиб  на
царской каторге, и Миша его не помнит.
   Сколько книг у дяди Сени! В шкафу, на шкафу, под кроватью, на столе.  А
почитать ничего не дает. Как будто Миша не умеет обращаться с  книгами.  У
него в Москве своя библиотека есть. Один "Мир приключений" чего стоит!
   Дядя Сеня продолжал читать, не обращая на  Мишу  внимания.  Когда  Миша
выходил из комнаты, даже не посмотрел на него.
   Какая скука! Хоть бы обед поскорей или варенье поспело бы! Уж пенки-то,
наверное, ему достанутся. Миша подошел к  окну.  Большая  зеленая  муха  с
серыми крылышками то затихала, ползая по стеклу, то  с  громким  жужжанием
билась об него. Вот что! Нужно потренировать свою волю: он будет  смотреть
на муху и заставит себя не трогать ее.
   Миша некоторое время следил за мухой. Разжужжалась! Так  она,  пожалуй,
дедушку разбудит. Нет! Он заставит себя поймать муху, но не  убьет  ее,  а
выпустит на улицу.
   Поймать муху на стекле проще простого. Раз! - и она у него в кулаке. Он
осторожно разжал кулак и вытащил муху за  крылышко.  Она  билась,  пытаясь
вырваться. Не уйдешь!
   Миша открыл окно и задумался. Жалко выпускать муху.  Только  зря  ловил
ее. И вообще мухи распространяют заразу... Он размышлял о  том,  заставить
ли себя выпустить муху или, наоборот, заставить себя убить ее,  как  вдруг
почувствовал на себе чей-то взгляд. Он поднял голову. Напротив стоял Генка
и ухмылялся:
   - Здорово, Миша!
   - Здравствуй.
   - Много ты мух, наловил?
   - Сколько надо, столько и наловил.
   - Почему на улицу не идешь?
   - Не хочу.
   - Врешь: не пускают.
   - Много ты знаешь! Захочу - и выйду.
   - Ну, захоти, захоти!
   - А я не хочу захотеть.
   - Не хочешь! - Генка рассмеялся. - Скажи: не можешь.
   - Не могу?
   - Не можешь!
   - Ах, так! - Миша влез на подоконник,  соскочил  на  улицу  и  очутился
рядом с Генкой. - Что, съел?
   Но Генка не успел ответить. В окне появилась бабушка:
   - Миша, домой сейчас же!
   - Бежим! - прошептал Миша.
   Они помчались по улице, юркнули в чей-то двор, пробрались в Генкин  сад
и спрятались в шалаше.



5. ШАЛАШ

   Генкин шалаш устроен из досок, веток и листьев, меж трех  деревьев,  на
высоте полутора-двух саженей. Он незаметен снизу, но из  него  виден  весь
Ревск, вокзал, Десна и дорога, ведущая в деревню Носовку. В нем прохладно,
пахнет сосной, и листва чуть дрожит под уходящими лучами июльского солнца.
   - Как теперь домой пойдешь? - спросил Генка. - Попадет тебе от бабушки.
   - А я домой вовсе не пойду, - объявил Миша.
   - Как так?
   - Очень просто. Зачем  мне?  Завтра  Полевой  пойдет  банду  Никитского
ликвидировать и меня возьмет. Нужно обязательно банду ликвидировать.
   Генка расхохотался:
   - Кем же ты будешь в отряде? Отставной козы барабанщиком?
   - Смейся, смейся, - ответил Миша. -  Меня  Полевой  разведчиком  берет,
велел еще ребят подобрать, но... - он с сожалением посмотрел на  Генку,  -
нет у нас подходящих. - Миша вздохнул. - Придется уж, видно, одному.
   Генка просительно заглянул ему в глаза.
   - Ну ладно, -  снисходительно  произнес  Миша,  -  притащи  чего-нибудь
поесть и мы подумаем. Только смотри никому ни слова, это секрет.
   - Ура! - закричал Генка. - Даешь разведку!
   - Ну вот, - рассердился Миша, - ты уже орешь, разглашаешь тайну.
   - Не буду, не буду! - зашептал Генка, сполз с дерева и исчез в саду.
   В ожидании Генки Миша  растянулся  на  дощатом  полу  шалаша  и  уткнул
подбородок в кулаки. Что теперь делать? Не  ночевать  же  на  улице...  Он
вспомнил о кортике. Еще, пожалуй, кто-нибудь наткнется на него. Вот  будет
история!
   Сквозь листву виден сад, низкорослые  яблони,  ветвистые  груши,  кусты
малины, крыжовника. Почему на разных деревьях растут  разные  плоды?  Ведь
все это растет рядом, на одной земле.
   На Мишиной руке появилась божья коровка, кругленькая, с твердым красным
тельцем и черной точкой головы. Миша осторожно снял ее, положил на  ладонь
и произнес:
   - Божья коровка, улети на небо, принеси нам хлеба.
   Она раскрыла тоненькие крылышки и улетела.
   Жужжит оса. Она делает круги над Мишей  и,  смолкнув,  садится  ему  на
ногу.  Ужалит  или  нет?  Если  не  шевелиться,  не  ужалит.  Миша   лежит
неподвижно. Оса некоторое время ползет по его ноге и с жужжанием улетает.
   Незаметный, но огромный живой мир копошится вокруг.
   Муравей тащит хвоинку, и рядом с ним движется маленькая угловатая тень.
Вон скачет  по  траве  кузнечик  на  длинных,  согнутых,  точно  сломанных
посередине, ножках. На садовой дорожке неуклюже, боком, прыгает воробей. А
за ним полусонными, жмурящимися, но внимательными глазами  наблюдает  кот,
дремлющий на ступеньке беседки.  Ветер,  пробегая,  колышет  запах  травы,
аромат цветов, благоухание яблонь. Приятная  истома  охватывает  Мишу.  Он
дремлет и забывает о неприятностях сегодняшнего дня.
   В шалаш, запыхавшись, вскарабкался Генка. У  него  за  пазухой  большой
кусок теплой, еще не доваренной говядины.
   - Вот гляди, - зашептал он,  -  прямо  из  кастрюли  вытащил.  Там  суп
варился.
   - С ума сошел! - ужаснулся Миша. - Ты же всех без обеда оставил.
   - Ну и что ж! - Генка молодецки тряхнул головой. - Я ведь в  разведчики
ухожу. Пусть варят другую говядину... - и самодовольно захихикал.
   Миша жевал мясо, разрывая его зубами и руками. Ну и шляпа Генка! Влетит
ему от отца. Папаша у него сердитый - высокий,  худой  машинист  с  седыми
усами. И мама у него не родная, а мачеха.
   - Знаешь новость? - спросил Генка.
   - Какую?
   - Так я тебе и сказал!
   - Дело твое. Только какой же из тебя разведчик? Там ты тоже будешь  все
от меня скрывать?
   Угроза, скрытая в Мишиных словах, подействовала на Генку. Теперь, после
похищения  мяса,  у  него  одна  дорога  -  в  разведчики.  Значит,   надо
подчиняться.
   - Сейчас у нас был один мужик из Носовки, говорит, что банда Никитского
совсем близко.
   - Ну и что же? - яростно разжевывая мясо, спросил Миша.
   - Как - что? Они могут напасть на Ревск.
   Миша расхохотался:
   - И ты поверил? Эх ты, а еще разведчик!
   - А что? - смутился Генка.
   - Никитский теперь возле Чернигова. На нас он никак не  может  напасть,
потому что у нас гарнизон. Понятно? Гар-ни-зон.
   - Что такое гарнизон?
   - Гарнизон не знаешь? Это... как бы тебе сказать... это...
   - Тише! Слышишь? - прошептал вдруг Генка.
   Миша перестал  жевать  и  прислушался.  Где-то  за  домами  раздавались
выстрелы и тонули в синем куполе неба. Завыл на станции гудок. Торопясь  и
захлебываясь, затараторил пулемет. Мальчики  испуганно  притаились,  потом
раздвинули листву и выглянули из шалаша.
   Дорога на Носовку была покрыта облаками пыли, на станции шла  стрельба,
и через несколько минут по опустевшей улице с гиком  и  нагаечным  свистом
пронеслись  всадники  в  барашковых  шапках  с  красным  верхом.  В  город
ворвались белые.



6. НАЛЕТ

   Миша спрятался у Генки, а  когда  выстрелы  прекратились,  выглянул  на
улицу и побежал домой, прижимаясь к палисадникам.  На  крыльце  он  увидел
дедушку, растерянного, бледного. Возле дома храпели взмыленные лошади  под
казацкими седлами.
   Миша вбежал в дом и  замер.  В  столовой  шла  отчаянная  борьба  между
Полевым и  бандитами.  Человек  шесть  повисло  на  нем.  Полевой  яростно
отбивался, но они повалили его,  и  живой  клубок  тел  катался  по  полу,
опрокидывая  мебель,  волоча  за  собой  скатерти,   половики,   сорванные
занавески. И только один белогвардеец, видимо главный, стоял  у  окна.  Он
был неподвижен, только взгляд его неотрывно следил за Полевым.
   Миша забился в кучу висевшего на вешалке платья. Сердце его колотилось.
Сейчас Полевой встанет, двинет плечами и разбросает всех.  Но  Полевой  не
вставал. Все  слабее  становились  его  бешеные  усилия  сбросить  с  себя
бандитов. Наконец его подняли и, выкрутив назад руки, подвели к  стоявшему
у окна белогвардейцу. Полевой тяжело дышал. Кровь запеклась  в  его  русых
волосах. Он стоял босиком, в  тельняшке.  Его,  видно,  захватили  спящим.
Бандиты были вооружены короткими винтовками, наганами, шашками; их кованые
сапоги гремели по полу.
   Белогвардеец не сводил  с  Полевого  немигающего  взгляда.  Черный  чуб
свисал из-под заломленной папахи. В комнате стало тихо,  только  слышалось
тяжелое дыхание людей и равнодушное тиканье часов.
   - Кортик! - произнес  вдруг  белогвардеец  резким,  глухим  голосом.  -
Кортик! - повторил он, и глаза его, уставившиеся на Полевого, округлились.
   Полевой  молчал.  Он  тяжело  дышал   и   медленно   поводил   плечами.
Белогвардеец шагнул к нему, поднял нагайку и наотмашь ударил  Полевого  по
лицу. Миша вздрогнул и зажмурил глаза.
   - Забыл Никитского? Я тебе напомню! - крикнул белогвардеец.
   Так вот он какой, Никитский! Вот от кого прятал кортик Полевой!
   - Слушай, Полевой, - неожиданно спокойно сказал Никитский, - никуда  ты
не денешься. Отдай кортик и убирайся на все четыре стороны. Нет - повешу!
   Полевой молчал.
   - Хорошо, - сказал Никитский. - Значит, так? - Он кивнул двум бандитам.
   Те вошли в комнату Полевого. Миша узнал их: это  были  мужики,  которые
кололи у них дрова. Они все переворачивали,  бросали  на  пол,  прикладами
разбили дверцу шкафа, ножами протыкали подушки, выгребали золу  из  печей,
отрывали  плинтусы.  Сейчас  они  пойдут  в  Мишину  комнату...  Преодолев
оцепенение, Миша выбрался из своего убежища и проскользнул в зал.
   В темноте на потертом плюше дивана, под валиком, Миша нащупал  холодную
сталь кортика. Он вытащил его и спрятал в рукав,  крепко  зажав  в  кулаке
рукоятку кортика.
   Обыск продолжался. Полевой стоял, наклонившись вперед,  с  выкрученными
назад  руками.  Вдруг  на  улице  раздался  конский  топот.   На   крыльце
послышались чьи-то быстрые  шаги.  В  дом  вошел  еще  один  белогвардеец,
подошел к Никитскому и что-то тихо сказал ему.
   Никитский секунду молчал, потом нагайка взметнулась:
   - На коней!
   Полевого потащили к сеням. И вот, когда Полевой переступал порог,  Миша
нащупал его руку и разжал кулак. Рукоятка коснулась  ладони  Полевого.  Он
притянул кортик к себе и вдруг взмахнул рукой и ударил переднего  конвоира
в шею. Миша бросился под ноги второму, тот упал на Мишу, а Полевой прыгнул
из сеней в темноту ночи...
   Но Миша не  знал,  удалось  скрыться  Полевому  или  нет.  Удар  нагана
обрушился на его голову.



7. МАМА

   Миша  лежал  в  кровати,  прислушиваясь  к  отдаленным  звукам   улицы,
доходившим до него сквозь чуть колеблющиеся занавески.
   Идут люди. Слышны их шаги по деревянному тротуару и звучная  украинская
речь... Скрипит телега... Мальчик катит  колесо,  подгоняя  его  палочкой.
Колесо катится тихо, лишь постукивает на стыке...
   Миша слышал все это сквозь какой-то  туман,  я  звуки  эти  мешались  с
короткими, быстро забываемыми  снами.  Полевой  -  Белогвардейцы...  Ночь,
скрывшая Полевого... Никитский... Кортик... Кровь на лице  Полевого  и  на
его, Мишином, лице... Теплая, липкая кровь...
   Дедушка рассказал ему, как было дело. Отряд  железнодорожников  окружил
поселок, и не всем бандитам удалось умчаться на своих  быстрых  конях.  Но
Никитский улизнул. Полевого  в  перестрелке  ранили,  он  лежит  теперь  в
станционной больнице.
   Дедушка потрепал Мишу по голове и сказал:
   - Эх ты, герой!
   А какой он герой? Вот если бы он перестрелял бандитов я Никитского взял
в плен, тогда другое дело.
   Интересно, как встретит его  Полевой.  Наверное,  хлопнет  по  плечу  и
скажет: "Ну, Михаил  Григорьевич,  как  дела?"  Может  быть,  подарит  ему
револьвер  с  портупеей,  и  они  оба  пойдут  по  улице,  вооруженные   и
забинтованные, как настоящие солдаты. Пусть ребята посмотрят!
   В комнату вошла мама. Она приехала из  Москвы,  вызванная  телеграммой.
Она оправила постель" убрала, со стола тарелку, хлеб, смахнула крошки.
   - Мама, - спросил Миша, - кино у нас в доме работает?
   - Работает.
   - Какая картина идет?
   - Не помню. Лежи спокойно.
   - Я лежу спокойно. Звонок у нас починили?
   - Починили.
   - Ты кого видела? Славку видела?
   - Видела.
   - А Шурку-большого?
   - Видела, видела... Молчи, прошу тебя!
   Эх,  жалко,  что  он  поедет  в  Москву  без  бинтов!  Вот  бы   ребята
позавидовали! А если  не  снимать  бинтов?  Так  забинтованному  и  ехать!
Красота! Умываться бы не пришлось...
   - Мама, сколько я буду лежать?
   - Пока не выздоровеешь.
   - Я себя чувствую совсем хорошо. Пусти меня на улицу.
   - Нельзя.
   "Жалко ей, - мрачно думает Миша. - Лежи тут! Вот возьму  и  убегу".  Он
представлял себе, как мама войдет в комнату, а  его  уже  нет.  Она  будет
плакать, убиваться, но ничего не поможет, она никогда уже его не увидит.
   Миша искоса  поглядел  на  мать.  Она  шила,  склонив  голову,  изредка
откусывая нитку.
   Тяжело ей придется без него! Придет со службы домой, а дома никого нет.
В, комнате пусто, темно. Весь вечер будет сидеть и думать о Мише. Жалко ее
все-таки...
   Она такая худенькая, молчаливая,  с  серыми  лучистыми  глазами,  такая
неутомимая и работящая. Она поздно приходит с фабрики домой. Готовит обед.
Убирает  комнату.  Стирает  Мише  рубашки,  штопает  чулки,  помогает  ему
готовить уроки, а он ленится наколоть дров, сходить в  очередь  за  хлебом
или разогреть обед.
   Милая, славная мамочка! Как часто он огорчает ее, не  слушается,  плохо
ведет себя в  школе!  Маму  вызывали  туда,  в  она  упрашивала  директора
простить Мишу. Сколько он перепортил вещей, истрепал книг, порвал  одежды!
Она терпеливо штопает, шьет, а он стыдится ходить с  ней  по  улице,  "как
маленький". Он никогда ее не целует - ведь это "телячьи нежности".  Вот  и
сегодня он придумывает, какое