сменила темная ночь.
     И  вдруг  я  увидел  среди деревьев нечто похожее на копну
сена и направился к ней. Приблизившись,  я  убедился,  что  это
хижина,   построенная  человеческими  руками.  Пол  хижины  был
устроен из лиан, связывавших между собою три или четыре крепких
корня. Крыша была сделана из банановых и пальмовых листьев. Три
стены были сплетены  из  лиан  и  гибких  ветвей,  а  четвертая
сторона  была открыта, и через нее можно было видеть внутреннюю
обстановку этой странной хижины, будто висевшей в воздухе.
     Я  без  труда  добрался  до нее и увидал, что она окружена
предметами, которые ясно показывали, что  занимал  ее  человек,
вышедший отсюда совсем недавно.
     В  хижине  от  одного  угла до другого протянулся гамак, к
нему были привешены  пучки  лука,  чилийского  перца  и  связки
спелых   бананов.   По   углам  стояли  корзины  с  картофелем,
апельсинами, лимонами, манго и разными другими плодами.
     Снаружи  у  входа я увидал подвешенного за лапы кубинского
зайца, ободранного и выпотрошенного. Было ясно, что его  только
что   собирались   зажарить,   потому  что  и  вертел  был  уже
приготовлен, и костер разложен на очаге  из  глины,  устроенном
посредине хижины.
     Ясно было, кому принадлежит это жилище. Достаточно принять
во внимание его расположение и поглядеть на находившиеся в  нем
предметы,  чтобы  понять,  что  тут  живет беглый негр, то есть
человек, которого ищут, преследуют и травят как  дикого  зверя.
Кто  же  именно  жил  в этой хижине? Не трудно было догадаться.
Наверное, тот  самый  негр,  которого  я  встретил  в  чаще,  -
страшный  и  свирепый  Крокодил.  Я  так  же  был в этом уверен
теперь, как если бы встретил его самого на пороге  жилища,  как
если  бы  я  уже  видел  здесь  перед  собой это отвратительное
существо.
     Мне   сразу   вспомнилось  описание  внешности  Крокодила,
сделанное Гаспардо, и у меня пропала всякая охота  пользоваться
и  дальше  заочным  гостеприимством беглеца. Из нашей встречи с
ним не могло выйти ничего хорошего. Быть может,  он  разозлился
бы,  что  я открыл его убежище, и наверняка постарался бы убить
меня, чтобы я не сообщил о нем куда следует.
     Размышляя   таким   образом,   я  все  смотрел  на  зайца,
подвешенного на крюках у входа в хижину, и, сам не знаю почему,
мне  стало казаться, что это не заяц, а... человеческий труп. Я
решил не оставаться больше ни  минуты  под  кровлей  Крокодила.
Несмотря  на то, что уже совсем стемнело, я, хоть с трудом, еще
различал в потемках нечто  вроде  тропинки  среди  деревьев.  Я
прошел  по  этой  тропинке  ярдов полтораста; наступила ночь, и
стало темно, хоть глаз выколи. Дальше идти было уже  немыслимо:
я  бы  непременно  заблудился  и  потерял  последние  шансы  на
спасение. Приходилось оставаться под корнепусками до утра.
     Чтобы  устроиться  там  по  возможности удобнее, я отыскал
место, где ветви были покрепче и  поплотнее,  и  уселся  там  в
положении  бифштекса  на  решетке, предварительно привязав себя
поясом к самому толстому стволу. Без этой  предосторожности  я,
заснув, мог упасть в ил и стать пищей кайманов.
     Положение  мое  было незавидное. Я уж не говорю о комарах,
летавших тучами и донимавших меня  беспощадно.  В  болотах  под
корнепусками  обычно водятся самые злые, самые ядовитые комары.
     Однако  усталость  от  долгой  ходьбы  и треволнений взяла
свое: я вскоре заснул.
     Сколько  времени  я  проспал  - не знаю. Может, час, может
быть, два, а может  быть,  и  больше.  Но  все  время  я  видел
страшные  сны;  кошмары,  один другого ужаснее, душили меня. Во
всех сновидениях  фигурировал  дон  Мариано  и  его  прелестная
сестра, теперь моя невеста. Она была похожа на ангела, и вокруг
ее головы сиял ореол,  но  тем  не  менее  она  была  печальна,
подавлена  тоской.  Возле  нее  стояли  два  демона:  один  - в
роскошной одежде, а  другой  -  черный  и  гадкий,  похожий  на
мифического  Вулкана,  с  испещренной  отвратительными  рубцами
кожей, как будто ее подпалили все искры адской кузницы.  Первый
демон, очевидно, был гоахиро, о котором мне говорил Гаспардо, а
второй - сам Крокодил, беглый невольник-негр.
     Они  были,  по-видимому,  главарями  целой  шайки демонов,
которые окружали их и спорили между собой из-за  моей  невесты,
которая  отчаянно  кричала и звала меня на помощь. Два главаря,
по-видимому, вырывали ее друг у друга.
     Но  я  чувствовал,  что  не  могу  до нее добраться. Я был
связан и не мог двинуть ни рукой ни ногой. Барахтаясь во сне, я
проснулся  и почувствовал, что действительно связан, - читатель
помнит, что перед сном я сам себя  привязал  к  дереву.  Равным
образом  и крик оказался реальным, но только кричала не Хуанита
Агвера, а громадная сова, какие водятся на Кубе и каких я видал
много.
     Придя  немного  в себя, я прислушался. Мне стало казаться,
что крик совы не похож на тот,  который  я  слышал  во  сне.  Я
хорошо  знал  совиный крик: на этой неделе я часто его слышал и
даже сам застрелил несколько сов. Через  две  или  три  секунды
сова закричала опять. То был, очевидно, сигнал тревоги.
     Затем я уже перестал ее слушать, потому что до слуха моего
донеслись другие звуки,  гораздо  более  тревожного  характера.
Сомнений  не  могло  быть:  это  человеческие  голоса.  Затем я
услышал треск ветвей, как будто кто-то шел по чаще. Не Крокодил
ли и его сообщник возвращаются в свое убежище?
     Пока  я  спал,  успела взойти луна и теперь светила сквозь
ветки деревьев. И вот неподалеку от того места,  где  я  сидел,
привязанный к дереву, появились две темные фигуры...
     Они  шли  медленно,  -  наверное, потому что несли на себе
что-то длинное и темное, как гроб или, вернее, труп.
     Украли  что-то  на  соседней  плантации? Или, может, убили
какое-нибудь животное и теперь несли в хижину Крокодила?
     Меня,  впрочем,  этот  вопрос  мало интересовал; я гораздо
больше беспокоился о том, не заметят ли они меня.
     Довольно  было  с меня и дневной встречи с негром! Вторая,
да еще ночью, могла окончиться для меня очень плохо, тем  более
в ту минуту, когда негодяи несли что-то украденное.
     Вскоре я успокоился, убедившись, что бандиты не могут меня
видеть. Я был в безопасности, по крайней мере на первое  время.
Место,  которое  я  себе выбрал, было хорошо прикрыто листьями,
мешавшими проникать в мое убежище лунному  свету.  Меня  нельзя
было  увидеть,  даже  подойдя  на шесть шагов. Таким образом, я
вполне безопасно мог наблюдать  за  тем,  что  делалось  вокруг
меня. Двое шли очень медленно, - видно, то, что они несли, было
очень тяжело или требовало особой осторожности.
     Пока  я  все это наблюдал, они продолжали подходить и были
от меня  уже  в  нескольких  шагах.  При  свете  луны  я  яснее
разглядел их и убедился, что я... все еще сплю. Дело в том, что
эти люди были именно те два демона,  которых  я  видел  во  сне
перед тем, как меня разбудила сова!
     На  минуту  я совсем опешил от этого совпадения и перестал
следить за происходящим. Затем, когда я опомнился, то увидел их
совсем  близко  -  и  кровь застыла у меня в жилах. То, что они
несли, было завернуто во что-то белое, не то в капот, не  то  в
простыню,  не то в шаль... То, что они несли, было не что иное,
как человеческое тело.
     Неужели они похитили женщину?
     Если  да,  то  жива  ли она? Или, может, они несут мертвое
тело, завернутое в саван?

     VIII

     Я  сделал движение, чтобы броситься за ними, но удержался,
сообразив, что  с  моей  стороны  было  бы  крайне  опрометчиво
обнаружить себя. Затем душою моей овладел такой же точно страх,
какой я испытал  незадолго  перед  тем  во  время  сна.  Сцены,
которые  мне  померещились,  вновь одна за другой прошли в моем
сознании. Неужели эти бандиты тащат именно ее, Хуаниту  Агвера?
Нет!  Нет! Какое глупое, какое нелепое предположение! Оно могло
мне прийти в голову только потому, что я совершенно  расстроен.
Надо  это  отбросить.  Гораздо правильнее и проще предположить,
что Крокодил и гоахиро обокрали какую-нибудь плантацию и  несут
прятать краденое.
     Поразмыслив, я решил, что лучше оставить бандитов в покое,
по крайней мере на эту ночь. Случай указал мне их убежище; если
я  услышу,  что где-нибудь по соседству совершено воровство, то
сумею объяснить кому следует, где можно отыскать  воров  и  то,
что они стащили.
     Мне казалось, что при свете луны я смогу отыскать дорогу и
выбраться из лесной чащи, тем более, я заметил, с какой стороны
появились люди, прошедшие мимо меня.
     Итак,   я   отправился   в   путь.   Некоторое  время  мне
действительно удавалось идти по следу, проложенному  бандитами.
Я  шел  медленно и осматривал почти каждую ветку на своем пути.
Потом вдруг след пропал. Я опять заблудился.
     Я  осмотрелся  кругом,  ища,  где  бы присесть, как вдруг,
подняв глаза вверх, увидел широкий столб дыма, поднимавшийся  в
небо  и  принявший  под лунным светом голубовато-серую окраску.
Это был дым пожара, и горело не в лесу, а на берегу,  на  самом
острове.
     Тогда я снова пустился в путь, направляясь прямо на дым, и
вскоре вышел из корнепусков. Тут я наконец облегченно вздохнул.
     Усталость  и  голод  донимали  меня  страшно.  Оглядевшись
кругом, я увидел знакомую местность. Именно здесь  я  несколько
часов  назад  стрелял  во  фламинго,  Неподалеку было несколько
деревьев, где я привязал свою лошадь; она бедняжка стояла в том
же положении, в каком я ее оставил, и, по-видимому, тревожилась
не  меньше  меня.  Ей  тоже  хотелось  поскорее  вернуться   на
плантацию.  Она  даже  заржала от радости, когда я отвязал ее и
сел в седло.
     Теперь  уже  дорога была мне совсем знакома; луна освещала
местность,  лошадь  бежалa  быстро,  не  требуя  шпор.   Вскоре
показалась  усадьба...  что  я  говорю? Не усадьба, а обгорелые
стены, среди которых пылали балки и разные обломки. Первой моей
мыслью  было,  что  усадьбу  подожгли  бандиты, и мной невольно
овладел трепет. Я теперь предчувствовал несчастье гораздо  хуже
пожара.  Сердце  стыло у меня в груди. Тем не менее я дал шпоры
коню и галопом понесся к  усадьбе.  Подъехав  ближе,  я  увидел
черные  фигуры  мужчин  и женщин, толпившихся вокруг пожарища и
освещенных красным светом огня. Слышны  были  стоны,  возгласы,
причитания.
     Минуту спустя я был уже среди них и вглядывался в их лица,
ища два белых лица: одно - дона Мариано, другое -  его  сестры.
Но - увы! - их не было.
     Вдруг  кто-то  бросился  ко  мне с громким криком. Я узнал
Гаспардо и, не слушая, что он мне говорит, закричал ему:
     - Где они? Где ваши господа?
     - Их обоих нет!.. О, сеньор, какое несчастье!..
     -  Как  это  -  их  нет?  Куда же они подевались? И отчего
произошел пожар?.. Гаспардо, да говорите же! Говорите скорее!..
     -  Сеньор, я и сам ничего не знаю. Я сам недавно вернулся,
При мне обрушилась  крыша  и  стены  жилища  дона  Мариано.  Мы
пробовали  тушить пожар, но уже ничего нельзя было сделать. Все
погибло.
     -  Как  это  случилось?  -  спросил я машинально. - Кто же
совершил поджог?
     Мне  казалось, что я сейчас услышу имя, уже известное мне.
     -  Люди  рассказывают,  что  сюда приходили солдаты, чтобы
арестовать хозяина за то, что он принадлежал к лиге  патриотов.
К  счастью,  он  уехал  сегодня  утром, как вам известно. Тогда
солдаты ушли ни с чем. Потом, когда уже наступила ночь,  пришли
другие  в  масках, это были уже не солдаты. Неизвестные утащили
сеньориту, воспользовавшись  суматохой,  происшедшей  во  время
пожара.  Они  же,  конечно,  и дом запалили... Куда утащили они
барышню и что хотели с ней сделать - неизвестно.
     На  первый  вопрос  я бы мог ответить, а от второго у меня
сердце  сжималось  в  смертельном  страхе.  Теперь  я  уже   не
сомневался,  что Крокодил и Карраско тащили тогда Хуаниту... Но
жива ли она? И для чего они несли ее в заросли корнепусков?
     -  Боже  мой!  Боже мой! - воскликнул я, чувствуя в сердце
такую боль, будто его пронзили кинжалом.
     Наконец  я взял себя в руки, вспомнив, что сейчас не время
для слез и причитаний. Надо действовать. Я сказал Гаспардо:
     -  Хватит  ли  у  вас  мужества,  мой друг? Рискнете ли вы
жизнью, чтобы спасти сеньориту и ее честь?
     - Да, сеньор. Что нужно делать? Говорите скорее, испытайте
меня. Вы увидите!..
     - Пошлите за вашей лошадью и ружьем.
     - И то, и другое здесь.
     И  он  показал  на  лошадь,  которая  стояла привязанная к
загородке и не расседланная.
     - А ваш кинжал где?
     - Вот он.
     - Так садитесь на коня и едем.
     Одним  прыжком  Гаспардо  вскочил на коня, и мы помчались,
оставив позади себя потухавшее зарево.
     Мы  вернулись  к озеру и через четверть часа достигли того
места, где я привязывал лошадь, когда гнался за фламинго.
     Мы  соскочили  с  коней, привязали их и завязали им морды,
чтобы они не заржали. Дорогой я  уже  успел  рассказать  своему
спутнику обо всех приключениях, какие со мной были, и теперь мы
смело шли с ним против врагов, не менее сильных и  хитрых,  чем
мы сами.
     Я  выработал  план  действий  и  объяснил его Гаспардо. Он
одобрил мои предложения.
     Охотником руководили две побудительные причины: во-первых,
желание спасти сеньориту,  а  во-вторых  -  отомстить  негру  и
гитаристу,  с  которыми  у него были свои счеты. Я нисколько не
опасался, что он раздумает и покинет меня в  самую  критическую
минуту;  нет,  он  был человек действительно надежный. Я боялся
только одного: потерять след, не найти похитителей. Сумею ли  я
выбраться на тропу, ведущую к хижине беглецов?
     Когда   я  поделился  своими  опасениями  с  Гаспардо,  он
успокоил меня, сказав, что он в любом случае эту тропу  отыщет.
Его  уверенность  невольно  передалась  и  мне,  и я с надеждой
устремился вперед.
     Через  несколько  минут я указал Гаспардо след; и он пошел
впереди, а я сзади.
     Шел  Гаспардо  медленно;  каждый  шаг нужно было обдумать,
чтобы  не  сойти  с  тропы.   Кроме   того,   необходимо   было
остерегаться  малейшего  шума,  так  что  мой спутник предложил
снять тяжелые охотничьи сапоги. Таким образом, мы почти босиком
пошли по ветвям корнепусков.
     Так  прошли мы около восьмисот шагов, после чего, несмотря
на всю ловкость и опытность  Гаспардо,  нам  пришлось  все-таки
остановиться.
     Луна  неожиданно зашла за большое облако, и мы оказались в
полной темноте.
     С  минуту  пробыли  мы  в несказанном ужасе: неужели так и
придется простоять в этой темноте несколько часов? Может,  даже
всю оставшуюся ночь?
     А ведь сейчас каждая минута могла повлечь за собой события
с непоправимыми последствиями.
     В воображении моем постоянно возникала Хуанита, какой я ее
видел во сне.
     "Ах, если б она закричала! - думалось мне. - Я пошел бы на
крик, мы спасли бы ее..."
     И  я,  и Гаспардо внимательно прислушивались, но ничего не
было слышно, кроме обычных ночных звуков в лесу корнепусков над
болотом,  в  котором  кишат  всякие насекомые, животные, гады и
птицы. Пыхтели  аллигаторы,  ухали  тропические  совы,  квакали
лягушки  и  гигантские  жабы.  Вся  эта  нечисть довершала ужас
нашего положения, Я был в отчаянии и в то же  время  чувствовал
такую  ярость,  такое  бешенство,  как  никогда  в  жизни.  Мне
казалось, что мы не успеем за ночь ничего сделать, а днем будет
уже  поздно...  От  одной  этой  мысли  я  весь  трепетал.  Мне
казалось, что я чувствую, как волосы седеют у меня на голове...
     Я  повернулся к своему спутнику в надежде услышать от него
что-нибудь ободряющее, но он только шепнул мне на ухо:
     -  Делать  нечего,  кабальеро. Нужно подождать, покуда это
проклятое облако не пройдет. Если мы двинемся вперед сейчас, то
ведь  может  случиться...  Что это там такое? - встрепенулся он
вдруг. - Вы видите, сеньор?.. Каррамба!.. Точно  огонек,  точно
свет... Только бы не farrol de Diablo! Сохрани Бог!..

     IX

     Я  посмотрел  в  ту сторону, куда указывал охотник. Сквозь
деревья действительно пробился свет. Он  был  красный,  значит,
это был свет костра, а вовсе не тот блуждающий огонек, которого
опасался Гаспардо и который  местные  негры  называют  чертовой
лампой - farrol de Diablo.
     Несколько  минут мы рассматривали этот огонь и, убедившись
в его неподвижности, вскоре поняли, где он находится. Тогда  мы
пошли прямо на свет.
     Бесшумно пробираясь меж деревьев, мы приблизились к костру
шагов на десять. Тут мы  остановились  и  перевели  дух,  чтобы
собраться  с  силами  для  предстоящей схватки. Мы находились в
убежище  беглого  негра.  Приблизившись  к  хижине  с  открытой
стороны, мы увидели все, что делалось внутри.
     В  хижине горел костер, разведенный из сухих ветвей. Перед
очагом сидел на корточках Крокодил. В руке он  держал  ружейный
шомпол  и  прилаживал  на  него,  как  на  вертел,  того зайца,
которого я раньше видел висевшим у входа в хижину.
     Негодяй был не один.
     В  гамаке  лежала  женщина. Перед ней стоял мужчина. Его я
сразу же узнал: то  был  гоахиро.  А  женщина  была...  Хуанита
Агвера.
     Со  своего  места  я  видел  ее  прекрасные черные волосы;
распустившиеся,  они  покрывали  ее  плечи;  платье   ее   было
разорвано   с  ног  до  головы;  сама  она,  по-видимому,  была
подавлена горем и ужасом; лицо ее было бледно и вытянулось, как
после долгой болезни; глаза были красны и распухли от слез.
     При  виде  всего  этого  я  насилу  подавил  в  себе порыв
бешенства, насилу удержался, чтобы не  броситься  на  негодяев,
овладевших моей возлюбленной.
     К  счастью,  за  мной  следил Гаспардо. Он схватил меня за
руку, и я сейчас же успокоился. Я и сам понимал, что  особенной
опасности  пока еще нет и что излишняя поспешность может только
испортить все наше дело.
     Действительно,   нас   от   того   места,  где  предстояло
разыграться финалу нашей драмы, еще отделяло такое  расстояние,
которое   нельзя   было  пройти  сразу.  Надобно  было  сначала
приблизиться еще на несколько шагов и тогда  уже  приступить  к
развязке.
     Это  мы  и  сделали,  подползши  под  деревья  бесшумно  и
безмолвно, как две змеи.
     Тогда я услыхал следующие слова:
     -  Ну,  что  же,  сеньорита?  Что  вы  на  это скажете? А?
Слушайте, донна Хуанита  Агвера,  вы  ведь  находитесь  в  моей
власти, и я вас не скоро выпущу.
     - Ну, уж это ты врешь! - вскричал я, бросаясь в хижину.
     Дольше сдерживаться я решительно не мог.
     Бандита схватил за горло я, а Гаспардо кинулся на негра.
     -  Сдавайся,  Рафаэль Карраско! - крикнул я самым ужасным,
самым трагическим голосом, каким только мог. - Сдавайся, не  то
тебе придется лежать в болоте, где кишат кайманы.
     Никогда  в жизни не испытывал я такого удивления, как тут,
когда увидел действие  своей  речи.  Я  едва  не  расхохотался,
несмотря  на  весь  драматизм  положения.  Все  дело окончилось
фарсом, подобно пошлой площадной мелодраме.  Я  ожидал  ужасной
битвы,  ожидал  упорного  сопротивления  со  стороны  гоахиро и
негра. Ничего подобного не случилось. Негр упал  на  колени,  а
гитарист во все горло взмолился:
     - Пощадите!.. Сдаюсь!.. Пощадите!..
     Сам  Гаспардо  опешил  и  перекинулся  со  мной удивленным
взглядом.
     Покуда  он  вязал  беглого  невольника, я все время держал
гитариста, которого затем передал своему товарищу.
     Через  минуту оба негодяя лежали рядом, связанные по рукам
и ногам без малейшего сопротивления.
     Я  обернулся  и заключил в свои объятия милую пленницу. Мы
оставили связанных злодеев в хижине, куда  на  другой  день  за
ними явились из Батабано альгвазилы и увели их.
     Сами  же мы пошли назад прежнею дорогой, но на этот раз не
в темноте, потому что стало уже светать. Так дошли мы -  теперь
уже  не  вдвоем,  а  втроем  -  до  того места, где стояли наши
лошади. Хуаниту я  посадил  с  собой,  и  вскоре  мы  вернулись
благ