рос.  Губернатор
Уолкотт, наверное, обещал вам, что вы снова будете  директором  ЦРУ,  если
его изберут, не так ли?
   Для Ингрема это было вторым потрясением  за  эти  несколько  минут.  Он
окаменел, хотел что-то  сказать,  заикнулся.  Наконец  ответил,  тщательно
выбирая слова:
   - О своих намерениях губернатор Уолкотт может известить вас сам.
   - Разрешите понимать это как утвердительный ответ... Так я и  думал!  -
Роудбуш наклонился вперед с такой внезапностью,  что  пружины  его  кресла
взвизгнули. Положив ладони на стол, он гневно смотрел на Ингрема. - Артур,
я мог бы не перечислять причины, по которым вашу отставку следует принять,
не сходя с места. Но зачем тратить время, доказывая очевидное? Вы и так их
знаете - от операции "Мухоловка" до юной леди по имени Баттер Найгаард, не
говоря уже о внезапном появлении агента ЦРУ на острове Тристан-да-Кунья...
   Я следил  за  Ингремом.  Он  сидел  неподвижно.  Я  мучительно  пытался
сообразить, что к чему. При чем здесь агент ЦРУ и остров Тристан?
   - Как я уже сказал, - продолжал Роудбуш, - я должен был бы принять вашу
отставку немедленно. Но я этого не сделаю. Можете взять, -  он  указал  на
письмо на столе, - и хранить пока у себя. Само собой разумеется,  к  этому
вопросу мы вернемся после выборов.
   - Формально вы можете принять или не  принять  мою  отставку,  мне  это
безразлично, - сказал Ингрем. - Я ухожу.
   Президент вынул платок и принялся протирать стекла очков - обычный  его
прием, чтобы выиграть время.
   - Артур, - наконец сказал он, - мы оба знаем, что ваша отставка  сейчас
поставит меня в трудное положение. Кампания вступает в завершающую фазу. -
Он пристально взглянул на Ингрема. - А ваша  репутация  в  конгрессе  и  у
представителей печати очень высока - не будем сейчас говорить,  заслуженно
это или нет. Однако внешность  зачастую  бывает  важнее  сущности,  а  ваш
внешний облик почти безупречен.
   - Вам не к лицу сарказм, господин президент, - холодно заметил Ингрем.
   Может быть, сарказм и был не к лицу Полу Роудбушу,  но  сейчас  он  был
вполне уместен. Я чувствовал, что ярость кипит в душе Роудбуша.
   Ингрем зашевелился, словно собираясь встать.
   - Я полагаю, продолжать эту дискуссию нет смысла, - сказал он  с  видом
человека, которого сдерживает только дисциплина.
   - Смысл есть, да еще какой! - возразил Роудбуш. - Когда вы  объявите  о
своей отставке, вам придется изложить причины. Но вы забываете  об  одном:
президент  Соединенных  Штатов  тоже  может  выступить  перед  народом.  И
поверьте мне, в данном случае я это сделаю. Не думаю,  чтобы  американский
народ с уважением отнесся  к  человеку,  который  вербовал  шпионов  среди
молодых ученых, который приткнул своего осведомителя  в  спортивный  клуб,
посещаемый высшими гражданскими и  военными  чинами  его  же  собственного
правительства,  и  который,  наконец,  докатился  до   предела   -   начал
подслушивать частные разговоры своего президента!
   Роудбуш  начал  говорить  спокойным  голосом,  но  постепенно  тон  его
повышался.
   - В этом поединке - увы, не очень  красивом  -  победителя  предугадать
нетрудно: вы им не будете, Артур Виктор Ингрем.
   Он наставил на него палец как пистолет.
   - Разглашение секретной информации ради политических выгод всегда  было
проклятием нашей системы, - сказал Ингрем. - Однако...
   - Политические выгоды! - взорвался Роудбуш. - Может быть, вы  объясните
мне, кто добивался политических выгод, когда ваша платная осведомительница
мисс Найгаард отправилась с сенатором Моффатом в Луизвилл к мистеру Калпу?
Один бог знает, что вы еще накрутили, основываясь на доносах этой девицы!
   Президент попытался взять себя в руки, но снова не выдержал.
   - Черт побери, Ингрем, да вы понимаете,  что  это  такое  -  установить
тайную слежку за своим президентом? Может быть, истинное  проклятие  нашей
системы в том, что вас нельзя за это повесить.
   - Разумеется, но эта система позволяет вам  уволить  меня,  -  спокойно
сказал Ингрем. Чем больше горячился Роудбуш, тем он становился холоднее. -
Однако документы покажут, что я сам подал в отставку.
   На этот раз Ингрем встал  с  кресла  и  едва  заметно  пренебрежительно
наклонил голову... Это уже походило на вызов.
   - С  вашего  разрешения,  сэр,  -  сказал  он.  -  Дальнейший  разговор
бесполезен.
   Президент вскочил, быстро обогнул стол. Они стояли лицом к лицу,  меряя
друг друга враждебными взглядами.
   - Когда же вы объявите о вашей отставке? - спросил Роудбуш.
   - Завтра, - ответил Ингрем. Он сделал шаг к дверям.
   - Одну минуту! - остановил его Роудбуш. - Возможно, вы и кончили,  а  я
еще нет.
   Ингрем замер. Он стоял, как ледяная статуя, и смотрел на Роудбуша.
   - Артур, если вы объявите о своей отставке завтра,  вы  выставите  себя
последним дураком перед всей страной,  -  медленно  проговорил  президент,
словно темп речи мог обуздать его ярость.
   - Пусть народ сам решит, дурак я или нет, - сказал Ингрем.
   - Последним дураком, - повторил Роудбуш. - И знаете почему? Потому  что
вы совершенно не поняли сути дела  Грира.  Формально  вас  за  это  нельзя
порицать. Я подчеркиваю слово "формально", потому что вначале я хотел  вас
полностью информировать, но изменил свое решение, когда узнал  о  вербовке
молодых физиков. Эта история лишний раз подчеркнула, какая пропасть  лежит
между нашими представлениями об основах демократической системы.
   Ингрем ничего не ответил. Он держался все так же враждебно.
   - Мое решение скрыть от вас некоторые  факты  оказалось  правильным,  -
продолжал Роудбуш. - На прошлой неделе я узнал, что более двух лет вы  при
посредстве  мисс  Найгаард  беззастенчиво   контролировали   мои   частные
разговоры. В свете этого я оказался бы в дураках, если бы доверился вам  в
деле  Грира.  А  ведь  я  собирался  это  сделать,  хотя   вряд   ли   это
свидетельствует о моем умении разбираться в людях...
   Президент умолк и снова взглянул на Ингрема.
   - Тем не менее даже после всего, что случилось, я хотел как  бы  отдать
должное если не вам, то вашему учреждению, рассказав вам о Стиве. Я думал,
что будет несправедливо, если ЦРУ окажется неподготовленным к финалу  дела
Грира. Но вдруг, к моему вящему удивлению, я узнаю, что  вы  нарушили  мой
категорический приказ и послали одного из своих агентов на остров Тристан.
Это свидетельствовало о вашем вызывающем неповиновении. Оно могло привести
к трагическим последствиям, если бы не усилия многих людей,  в  том  числе
Стивена Грира и агента моей секретной службы Дона Шихана.
   Услышав про остров Тристан, я вспомнил Ларри Сторма, склонившегося  над
картой Южной Атлантики... Грир, Любин и Киссич  отплыли  из  атлантических
портов - на Тристан?.. Неужели и давно не попадавшийся мне  на  глаза  Дон
Шихан был на том же острове?
   Ингрем оцепенел. Он стоял перед  Роудбушем  не  в  силах  шевельнуться.
Президент махнул рукой.
   - Но все это сейчас уже ненужные слова, - продолжал он. - Дело  в  том,
Артур, что вы исходили  из  неправильной  предпосылки.  Что  это  была  за
предпосылка, я не знаю, но, видимо, она была в корне ошибочна... Стив Грир
с самого начала действовал с моего согласия и одобрения. Его миссия  сулит
очень многое Соединенным Штатам и всему миру. О результатах ее  мы  узнаем
завтра.
   Он скрестил на груди руки, не спуская глаз с Ингрема.  Во  взгляде  его
была враждебность и в то же время - или это  мне  почудилось?  -  жалость.
Роудбуш был  не  из  тех  людей,  кому  доставляет  удовольствие  унижение
ближнего.
   - Так вот, Артур, - сказал он, - я только предупреждаю вас, хотя ничего
еще не могу сказать наверняка, - вы  совершите  трагическую  ошибку,  если
объявите завтра о своей отставке.
   - А я думаю, вы заблуждаетесь, - ответил Ингрем. - И уверен, что ошибку
совершаете вы.
   - Вот как?
   - Да, сэр, - Ингрем опомнился и перешел в атаку. - Когда страна узнает,
что мы  лишились  важнейших  разведданных  из-за  того,  что  вы  свернули
операцию "Мухоловка"... Когда страна узнает,  что  накануне  переворота  в
Китае вы запретили своему штабу разведок  обсудить  этот  вопрос,  имеющий
огромное значение для Соединенных Штатов... Когда страна узнает...
   - Уверяю вас, Артур, - перебил его президент, - чем больше вы  получите
места в  печати,  тем  глупее  будете  выглядеть.  Но  в  свете  грядущего
сомневаюсь, чтобы вам предоставили много места.
   - И все же я рискну, - отрезал Ингрем. - Когда всплывут  все  факты,  я
думаю, вы поймете, что недооценивали свой народ.
   Трудно было разобраться, кто из противников  одержал  верх.  Предельное
напряжение обоих говорило, что ни тот, ни  другой  не  уверен  в  себе  до
конца. А моя интуиция потонула в потоке новых  впечатлений  и  неожиданных
фактов.
   Роудбуш пожал плечами.
   - Кто из нас прав, пока не ясно. Однако ради  дела,  которое  я  считаю
главным, а также ради своей политической репутации я бы  не  хотел,  чтобы
воду  мутили  посторонние  стоки,  вроде  Артура  Ингрема.  Но   если   вы
настаиваете, что ж, продолжим борьбу! Но предупреждаю: вам несдобровать.
   - Разрешите удалиться, господин президент?
   - Разумеется.
   Не говоря больше ни слова, Ингрем  повернулся  и  направился  к  двери.
Когда он уже взялся за ручку, президент сказал:
   - Это будет вашей самой страшной ошибкой, Артур.
   Ингрем оглянулся.
   - Или вашей, господин президент.
   Он расправил плечи, вышел и решительно закрыл за собой дверь.
   Роудбуш покачал головой.
   - Слава богу, с этим покончено.
   Я хотел  встать,  но  президент  удержал  меня.  Он  вернулся  за  свой
письменный стол, скинул пиджак и повесил его на спинку кресла. Затем сел и
откинулся с видимым облегчением.
   - Джин, - сказал он, -  этот  разговор  надо  сейчас  же  записать.  Не
уединиться ли вам на часок в кабинете наверху? Джилл как-нибудь  справится
в вашей лавочке.
   - Это не лавочка, - сказал я. - Это сумасшедший дом.
   - Завтра будет еще хуже. - Он полистал  свой  настольный  календарь.  -
Давайте-ка посмотрим. Наше джентльменское соглашение, - кстати, мы с вами,
наверное, последние джентльмены - истекает когда?
   - Девятого октября. В субботу.
   Это я знал и не заглядывая в календарь.
   - Неувязка, - сказал он. - Если все пойдет как задумано, вы все узнаете
завтра... Джин, я должен перед вами извиниться. Несмотря  ни  на  что,  вы
работали великолепно и доказали свою преданность. Я хотел довериться вам с
самого начала, но не мог. Миссия Грира  была  слишком  важной  и  сложной.
Малейшая утечка информации могла оказаться роковой.
   - Да, мне пришлось туго, - сказал я.
   - Понимаю. Но вы были неодиноки. Почти никто из правительства ничего не
знал. Это было самой строжайшей тайной со времен Манхэттенского проекта, и
посвящено в нее было  гораздо  меньше  людей.  Мы  исходили  из  принципа:
привлекать к делу только абсолютно необходимых... Я хочу поблагодарить вас
за поддержку. Насколько мне помнится, мы за все это время поругались всего
два раза. Вы терпеливый человек, Джин.
   - А до завтра все-таки придется ждать?
   - Да, - он посмотрел на свои  часы.  -  Еще  примерно  двадцать  часов.
Однако за это время вам  надо  кое-что  подготовить.  Я  хочу  представить
группу людей - среди них будут иностранцы - на очередной пресс-конференции
в госдепартаменте. Впрочем, не совсем очередной и  к  тому  же  не  совсем
обычной. Я хочу изложить нашу  историю,  не  отвечая  на  вопросы  прессы.
Материалов им хватит и так... Время я бы назначил около полудня.  Лучше  -
поближе к часу. И я хотел бы, чтобы радио  и  телевидение...  Кстати,  это
главный вопрос: успеют они подготовиться, если мы  оповестим  их  часа  за
два-три до пресс-конференции?
   - Вы хотите сказать: оповестим, не упоминая о Грире?
   - Почему же. К тому времени вы сможете объявить всем, что будет сделано
важнейшее сообщение по делу Грира.
   - В таком случае не беспокойтесь, - сказал я. - Но мне нужно по крайней
мере три часа форы, чтобы они там на теле- и радиостудиях успели  изменить
программы и подготовиться.
   - Три часа у вас будут, - успокоил меня Роудбуш. - Итак, ориентировочно
пресс-конференция в полдень. Исходите из этого.
   - Ясно, - сказал я. - Я-то уж не опоздаю!
   - Если не проспите, - сказал он, - сможете увидеть кое-что интересное.
   - Понятно, сэр. - Судя по тому, как развивались события, я не  удивился
бы, если бы завтра увидел даже тройной восход солнца. - Еще  один  вопрос,
сэр. Моя пресс-конференция назначена на четыре. Сейчас три  пятнадцать,  а
вы хотите, чтобы я немедленно отстукал мемо...
   - Отложите прессу, - посоветовал Роудбуш. - Думаю, ваши ребята потерпят
до половины шестого.
   - А что я им скажу... насчет Грира?
   - Ничего, - ответил он. - Ни единого намека на то, что будет завтра. Мы
не можем допустить осечки в самый последний момент.
   - Слушаюсь, сэр. - Я поднялся, уже предчувствуя град ехидных вопросов и
оскорблений, которые на меня посыплются в половине шестого. И  только  тут
вспомнил: - Кстати, сэр, -  сказал  я,  -  нас  ожидает  сюрприз.  Великая
сенсация Калпа. Будет передаваться  завтра  вечером  по  всем  программам.
Комитет Уолкотта заранее оплатил время. Влетело им больше,  чем  в  триста
тысяч.
   На мгновение Роудбуш смешался.
   - Посмотрим, - сказал он медленно. - Может быть, удастся избавить людей
губернатора от лишних расходов.


   Я отбарабанил меморандум о последнем разговоре Роудбуша - Ингрема всего
за час. Память у меня оказалась лучше, чем я думал, и слова сами  ложились
на бумагу.
   Пресс-конференция, таким образом, тоже опоздала только  на  час.  Когда
стадо репортеров выкатилось из пресс-центра в пять сорок пять, в  кабинете
остался ошалелый, вальками выкатанный  и  досуха  выжатый  мученик,  а  не
пресс-секретарь. Раны мои кровоточили,  но  я  исполнил  свой  долг.  Дело
Стивена Грира оставалось для прессы таким  же  загадочным,  каким  было  в
первые лихорадочные августовские дни.
   Джилл пришла  ко  мне  вечером  и  приготовила  обед.  Я  был  в  таком
настроении, что мог бы выпить не менее полдюжины  мартини,  однако,  зная,
какой нас ожидает день, после каждых двух бокалов делал паузу.
   И  разумеется,  мы  заснули   только   далеко   за   полночь.   Строили
предположения, обменивались догадками. А в конце  концов  признались,  что
оба мы были не правы. Однако Джилл подошла к истине гораздо ближе, чем  я,
о чем она с мягкой снисходительностью женщины никогда потом не давала  мне
забывать.



20

   Мы с Джилл явились в пресс-центр в чертову рань, к шести утра.  И  даже
после  второй  чашки  кофе  из  термоса,  который  прихватила  Джилл,   мы
чувствовали себя немного лучше, чем мумии фараонов, и не могли даже  снять
плащи. Западное крыло Белого дома казалось заброшенным и запущенным -  так
выглядят ранним утром холлы роскошных отелей. Где-то вдалеке  в  одной  из
комнат гудел пылесос. Странно было сидеть в этом  кабинете,  сейчас  таком
пустом и тихом, и ничего не делать. Нам оставалось только ждать.
   Мы сидели у моего стола, потягивая кофе, когда  зажужжал  телефон.  Это
звонила Грейс Лаллей. Она коротко, сухо уведомила нас, что мы должны  быть
в саду за домом, если хотим увидеть "кое-что интересное". С кружками  кофе
в руках мы вышли через западный коридор во внутренний дворик. Грейс стояла
среди розария, придерживая руками воротник пальто: в этот ранний час  было
холодно. Вокруг не было никого из служащих  Белого  дома.  Мы  подошли  по
газону к Грейс. Ломкая от заморозка трава похрустывала у нас  под  ногами.
Легкая пелена тумана затягивала выемки газона, а большие деревья  кутались
в пурпурно-серые вуали. Солнце должно было вот-вот  подняться  на  востоке
над зданием Казначейства. Казалось, мы  втроем  были  одни  в  еще  спящем
городе, и тишина застенчиво и нежно оберегала нас.
   Трое агентов  секретной  службы  появились  из  главного  подъезда  под
балконом. Затем вышел президент, ведя под руку женщину, которая  оживленно
разговаривала с ним. Президент заметил нас, и, когда  они  подошли  пожать
нам руки, я увидел, что эта женщина Сусанна Грир. Без  шляпы,  в  шикарном
синем новеньком плаще, она пребывала в превосходном настроении.
   - Смотри, она сделала новую прическу, - прошептала Джилл. Даже если  бы
я описывал эту сцену во всех подробностях, такая деталь ускользнула бы  от
меня.
   Роудбуш  был  в  широкополой  шляпе  и  рыжеватой  куртке  с   поднятым
воротником. Вместе с миссис Грир они остановились рядом с агентами.
   Несколько секунд спустя мы услышали гул и рокот вертолета.  Он  неловко
перевалил через холм и начал снижаться к Белому дому.
   Вертолет снизился с треском и звоном, словно в какой-то кухне вдруг все
горшки посыпались на пол, и замер в нескольких шагах от президента. Первым
появился  в  дверях  кабины  Дон  Шихан.  Он  победоносно  помахал   рукой
президенту и пальцем указал себе за спину. Вторым вышел  Стивен  Грир.  Он
спрыгнул  на  землю,  улыбнулся  и  поднял  сжатые   руки   в   боксерском
приветствии. Стив был в брюках цвета хаки,  спортивной  рубашке  и  старой
кожаной куртке. Сью Грир бросилась к нему навстречу, и они обнялись.  Стив
поднял жену по крайней мере на фут над газоном. Потом Стив, ведя  Сью  под
руку, подошел поздороваться с Президентом.
   Третьим человеком - теперь это меня уже не очень удивило - оказался Фил
Любин. Он растерянно улыбался и, видимо, не знал, как себя держать.  Далее
появились еще трое - в них я узнал армейских  связистов,  прикрепленных  к
Белому дому. Еще двое, спустившиеся из вертолета, удивили и меня и  Джилл.
Она дернула меня за рукав и спросила:
   - Ты веришь своим глазам?
   Первым был Ларри Сторм в штормовке и джинсах. Вторым  -  огромный  Дэйв
Полик, который, едва ступив на землю, начал быстро приседать и размахивать
руками, разминаясь. Я заметил, что он давно не брит.
   Все эти люди приблизились и окружили Роудбуша.  Я  не  знаю,  что  там,
собственно, происходило: мы видели, как все пожимают друг другу руки,  как
Грир представляет президенту связистов; до нас доносился лишь гул голосов.
Настроение  у  этой  компании  было  радостным  и   добродушным.   Роудбуш
по-медвежьи обнимал Фила Любина и хлопал Грира по спине.
   Вертолет поднялся и улетел. Почти тотчас же  другой  вертолет  появился
из-за холма, направляясь к нам. Толпа вокруг президента выстроилась в ряд,
словно кто-то напомнил им о правилах хорошего тона. Из  второго  вертолета
высадилось шесть человек. Один из них походил  на  азиата,  еще  одного  -
могучего детину с длинными руками и грубым загорелым лицом - я  видел  уже
сотни раз. Это был Барни Лумис.
   Вновь прибывшие потянулись цепочкой к  президенту.  Все,  кроме  Барни,
держались выжидательно и настороженно, как  туристы,  впервые  попавшие  в
незнакомую страну.  Лумис  энергично  потряс  руку  президента,  остальных
официально  представил  Стивен  Грир.  После   бесчисленных   поклонов   и
рукопожатий Роудбуш пригласил всех в Белый дом.  Вертолет  улетел,  подняв
целую бурю в листве магнолий вокруг газона.
   - Ну и ну! - ничего остроумнее я не мог придумать.
   - Но что все это значит? - спросила Джилл.
   - Операция Альфа, - ответила Грейс Лаллей.
   Она улыбнулась, довольная, что лишь сейчас выдала тайну, и  направилась
в приемную. На пороге  она  потопала  ногами,  чтобы  стряхнуть  с  туфель
капельки - трава на газоне уже была покрыта инеем.
   Вот и все, что мы с Джилл узнали в тот  ранний  час.  Президент  вызвал
меня только около восьми и поручил заранее оповестить журналистов и радио.
Я должен был объявить, что в полдень состоится открытая  пресс-конференция
с участием самого президента. Тема -  дело  Грира.  Больше  он  ничего  не
сказал, и я понял, что сейчас не время выпытывать у него подробности.
   Целый час я висел на телефоне, обзванивая всех,  в  том  числе  и  Уайт
Сулфур Спрингс, где отдыхал директор Си-Би-Эс. Переговоры отняли