моему,  она  связана  непосредственно  с  ЦРУ.  Разрешите  мне  навести
справки?
   С минуту он молчал.
   - Нет, Джин. Я займусь этим лично.  -  Он  вздохнул.  -  Похоже,  после
выборов нам придется здесь многое основательно перетряхнуть.
   Он сказал это так, словно не сомневался в благополучном исходе выборов.
Я не разделял  его  уверенности.  На  прощание  мы  обменялись  банальными
любезностями, и он положил трубку.
   Я сидел за столом и думал о  парадоксальности  нашей  правительственной
системы... Президент США под наблюдением агента ЦРУ, и агент этот  к  тому
же Баттер Найгаард. Джилл два года жила с ней в одной квартире. Сколько же
интимных подробностей, не говоря уже о секретных сведениях, накопилось  за
это время в электронной памяти компьютера ЦРУ?
   Чем больше я думал об этом, тем злее становился. Почему Пол Роудбуш так
спокоен? Будь я на его месте, я бы немедля вызвал Артура Ингрема и...  Тут
я подумал о предстоящем бурном объяснении Джилл с  Баттер  Найгаард.  Надо
предупредить Джилл.
   Я набрал номер ее телефона, но никто не ответил.
   И только тогда я вдруг вспомнил про Ларри Сторма. Он должен был  прийти
ко мне в восемь тридцать. Было уже десять минут девятого. Я схватил пиджак
и выбежал.
   Я так и не позвонил больше Джилл в ту ночь. Я совершенно забыл  о  ней,
настолько захватил меня разговор со Стормом в последующие семь часов.



15

   Мы с Ларри  Стормом  сразу  спелись.  У  нас  было  много  общего.  Два
холостяка примерно одного возраста.  Ему  только  что  исполнилось  сорок,
значит, он был всего на два года  старше.  Примерно  одинакового  роста  и
телосложения, мы оба считались малышами - всего шесть  футов!  -  в  наших
баскетбольных командах, он в своем Гарвардском колледже,  а  я  у  себя  в
Лос-Анджелесе. Как позднее выяснилось,  у  обоих  были  ужасные  семьи,  в
которых родители вечно ссорились, обвиняя друг друга в своих неудачах.  Мы
оба были государственными служащими высшего ранга, правда не из  тех,  кто
вершит политику, но в отличие от огромной серой чиновничьей массы мы имели
доступ к важнейшей информации. Единственное,  что  нас  отличало  друг  от
друга, если не считать, что я был разведен, а Ларри  -  холост,  это  цвет
кожи. Ларри был весь кофейный, а  я  белый,  с  нежной  ирландской  кожей,
которая мгновенно сгорала на солнце и слезала лохмотьями.
   Я полагал, что Ларри пришел, чтобы поговорить о деле  Грира.  Если  это
так, несмотря на всю свою симпатию к нему, я решил держать уши  открытыми,
а рот в основном закрытым. История с  Баттер  Найгаард  была  еще  слишком
свежа в моей памяти.
   До своей квартиры в доме N_4101 по Кафедрал-авеню я  добрался  как  раз
вовремя; Ларри тщетно звонил и теперь  нерешительно  топтался  перед  моею
дверью. Мы решили сначала выпить и пообедать - дела подождут. Я смешал ему
три дайкири, его любимого коктейля, а сам до обеда -  если  можно  назвать
обедом китайскую стряпню, доставленную в бумажных  судках,  -  ограничился
двумя мартини со льдом.
   Таким образом, когда мы с Ларри наконец расположились  в  гостиной,  мы
успели уже переговорить о всякой всячине - о школьных днях, о политических
взглядах, о нелюбви к собакам и кошкам и о том, что Ричард Бартон все-таки
гораздо талантливее своей жены. В моей гостиной стояли друг  против  друга
две длинные софы, а между ними -  низкая  тумба.  Тумба  служила  мне  для
хранения журналов, газет и всяких официальных бумаг.  Ларри  устроился  на
одной софе, а я на другой. Мы давно  уже  сбросили  пиджаки  и  распустили
галстуки. Ноги мы задрали на тумбу; мои оказались как раз у  пятифунтового
бюджета  правительства  США.  Я  ненавидел  эту  коричневую  книжищу.  Она
напоминала мне о дорогостоящих и зачастую тщетных попытках навести порядок
в таком сложном обществе, как наше. Бумажный переплет был весь в  колечках
от стаканов и кофейных чашек.
   - Ну, Ларри, - сказал я. - Давайте приступим.
   - Разумеется,  все,  что  будет  сказано  здесь  этой  ночью,  здесь  и
останется? - Ответ  он  знал  заранее,  но  считал,  что  осторожность  не
помешает.
   - Разумеется! - подтвердил я таким тоном,  словно  тоже  собирался  ему
что-то поведать. Теперь придется играть эту роль до конца.
   Было видно, что он издерган  не  меньше  меня.  Ларри  не  курил,  а  я
обходился без сигарет уже почти два месяца. Еще один день, завтра, и  было
бы ровно два. Мы оба держали в руках чашки с растворимым кофе и то и  дело
к ним прикладывались.
   - Джин, - сказал он, - я занимаюсь делом Грира пять  недель  и  за  это
время не видел ни одного донесения других  агентов.  Ни  разу  не  получил
никакой информации, кроме прямых  указаний  сделать  то-то  и  то-то.  Мне
запрещено  обмениваться  сведениями  с  другими  агентами.  Мне  не   дают
ознакомиться с материалами расследования. Впервые за  девятнадцать  лет  я
работаю вслепую.
   Он работает вслепую! Побыть бы ему на моем месте!
   - А как вы обычно работаете? - спросил я.
   Он довольно подробно  описал  традиционные  методы  ФБР  и  в  качестве
примера привел случай киднэпинга, который им с  Клайдом  Мурхэдом  удалось
распутать. Сначала, сказал он, это очень походило на дело Грира.
   -  Метод  ФБР,  -  продолжал  он,  -  основан  на  обмене  информацией.
Понимаете, Джин, в другое время я бы каждое утро просиживал  часа  по  три
над донесениями десятков агентов. Все  наши  расследования  ведутся  таким
образом. Кроме дела Грира. Здесь я отрезан от всех источников.
   Он в общих чертах рассказал о  своих  затруднениях.  Ему  сказали,  что
приказ "заморозить"  информацию  исходит  от  самого  президента.  Что  ж,
возможно, особенно учитывая щекотливость этого дела в разгар  предвыборной
кампании. Однако чем больше Ларри узнавал, тем больше сомневался.  А  что,
если на самом деле, предположил он, приказ исходит  от  Питера  Десковича,
который скрывает все эти сведения от  Роудбуша?  Старый  приятель  Сторма,
Клайд Мурхэд, возможно, врет ему, или,  что  более  вероятно,  сам  Мурхэд
введен в заблуждение Десковичем и толком не знает, чей это приказ.
   - Впервые слышу, что вы работаете по новой системе, - сказал я.  -  Мне
казалось, старое Федеральное бюро работает себе как работало.
   - Теперь вы понимаете, почему я засомневался, - сказал он. -  Если  это
приказ главного, ладно, все в порядке. А если нет? В таком случае, подумал
я, он должен об этом узнать. Может, кто-то  в  Бюро  ведет  двойную  игру,
чтобы  президентом  стал  Уолкотт?  Трудно  в  это  поверить,   но   такая
возможность не исключена.
   Меня вдруг осенило: неужели Артур Ингрем и Питер Дескович сговорились и
тайком  передают  секретную  информацию  людям  Уолкотта?   Мне   хотелось
откровенно рассказать Сторму и про  Баттер  Найгаард,  и  про  ЦРУ,  но  я
сдержался. Кто обжегся на молоке...
   - И поэтому вы пришли ко мне? - спросил я.
   Он кивнул.
   - Я никогда не говорил о делах Бюро с посторонними. Но сейчас речь идет
о президенте. Если метят в него, его нужно предупредить.
   Похоже, Ларри считал, что я видел все донесения ФБР и  могу  ему  точно
сказать, о чем президент знает, а о чем не знает.
   - Вы можете не поверить мне, - сказал я, - но меня тоже  отстранили  от
дела Грира. По мнению президента, я ничего не должен знать, чтобы  мне  не
пришлось сознательно врать журналистам.
   Я объяснил ему вполне откровенно, что моя собственная версия дела Грира
основана на одних предположениях. Например, я сказал ему, что узнал о Филе
Любине только после того, как сам Ларри начал меня о нем расспрашивать.  Я
собирал сведения по  крохам:  в  Белом  доме,  от  Мигеля  Лумиса  и  тому
подобное. Разумеется, я не сказал Сторму о нашей размолвке с президентом и
о своем сегодняшнем визите вежливости к Баттер Найгаард. Короче, я говорил
довольно долго и ничего не сказал. Ни одного слова о  делах  Белого  дома.
Президент ни в чем не сможет меня упрекнуть.
   - Черт побери!  -  выругался  Сторм.  Он  уставился  на  меня,  пытаясь
определить,  насколько  я  искренен.  Видимо,  результат  наблюдений   его
удовлетворил, потому что он сказал: -  А  я-то  думал,  они  скрывают  это
только от меня.
   - С моей стороны, это только догадки, - предупредил я. - И  у  меня  не
сходятся концы с концами. Если Грир и Любин педерасты, значит, я ни  черта
не понимаю в людях. Ведь даже если  это  так,  зачем  им  удирать  куда-то
вместе? Нет, дурацкая история.
   Сторм покачал головой.
   - Они удрали не вместе. Грир отправился в Рио-де-Жанейро.  Любин  удрал
совсем в другую сторону.
   - В самом деле? - спросил я, надеясь  хоть  что-нибудь  узнать.  Однако
Сторм снова уставился на меня еще пристальнее.
   - Вы не хитрите со мной? - спросил он. -  Вы  действительно  ничего  не
знаете о Любине?
   - Я знаю, что он исчез из Балтимора, - ответил я. - Но куда  он  делся,
не знаю.
   - А президент, по-вашему, знает?
   - Честно, не могу вам сказать, Ларри. - На  мгновение  я  задумался.  -
По-моему, нет, но это лишь предположение.
   - Вы не видели ни одного доклада ФБР? - спросил он.
   - Нет. Ни одного.
   Он встал с софы, сунул руки в карманы брюк и прошелся по комнате. Затем
повернулся ко мне.
   - Джин, - сказал он, - я влип. Когда я договаривался с вами о  встрече,
я думал, вы знаете все, что знает президент.
   - Ларри, толком я не знаю почти ничего, - сказал я. - Тут вы  ошиблись,
Ларри.
   Его большие карие глаза смотрели пристально. Он снова как  бы  оценивал
меня.
   - Ну что ж... пожалуй, в таком  случае,  мне  лучше  ничего  больше  не
говорить. Надеюсь, вы понимаете... Тут такое дело...
   Я видел, как он борется с собой, и выжидал. Он прошелся  по  комнате  и
снова сел на софу.
   - Какое дело, Ларри? - спросил я. - Что вас мучит?
   - Я котел сравнить мои сведения с вашими, - ответил он. - Если  бы  мои
подозрения не оправдались, прекрасно, я бы вернулся к себе,  лег  спать  и
забыл обо всем. Но, если бы ваши сведения подтвердили мою версию, вы могли
бы рассказать все это президенту.
   - Не понимаю, какая разница. Скажите мне, что вас тревожит,  беспокоит?
Если это важно, я сообщу президенту. Если нет, мы об этом забудем, как  вы
сказали.
   - Но если президент спросит, откуда вам это известно, что вы ответите?
   - Скажу, от вас, - ответил я. - От Ларри Сторма из ФБР.
   - Нет, - сказал он. - Я думаю, мои подозрения справедливы, но вдруг это
не так, представляете, каким я буду выглядеть дураком?
   - Все мы ошибаемся. Что в этом страшного?.. Это единственное,  что  вас
беспокоит?
   Он нахмурился, но не ответил.
   - Боитесь, что вас выставят.
   - Нет, черт побери! Вы не  знаете  Бюро.  Если  они  пронюхают,  что  я
говорил о наших делах - даже с вами! - они засадят меня в отдел отпечатков
пальцев до конца  моих  дней.  Сотрудника,  который  разглашает  служебные
тайны, из Бюро уже не выпустят.
   Я ему сочувствовал, но, понятное дело, больше думал о себе. Конечно,  я
сгорал от любопытства, однако главное было не в этом: и я воспринимал  как
личное оскорбление то, что меня держали в неведении.  Теперь  передо  мной
сидел  человек,  который  многое  знал  о  деле   Грира.   Плохой   же   я
пресс-секретарь, если не заставлю Ларри разговориться.
   - Давайте вернемся назад, Ларри, - сказал я. - Насколько я понимаю,  вы
пришли сюда потому, что думаете, будто Пит Дескович скрывает от президента
важные сведения, и считаете, что президента нужно предупредить. Так?
   - Да, так.
   - Ну  а  какие  сведения?  Что-то  важное  или  просто  интересные,  но
несущественные подробности?
   - Важное? - воскликнул он. - Да если свора Уолкотта узнает об этом - а,
по-моему, кое-что, до них уже дошло, -  вашему  боссу  на  выборах  нечего
делать!
   - Простите, но почему это вас так заботит?  -  спросил  я.  -  Роудбуш,
Уолкотт - вам-то какая разница? ФБР, как река, течет себе и течет,  а  что
там, на берегу, неважно.
   Но тут до меня дошло. Это же было ясно - стоило взглянуть на  Ларри.  У
Роудбуша не было ни на унцию расовых предрассудков, и негры это знали.  Он
обращался к ним как к равноценным  американцам,  без  снисходительности  и
высокомерия. А что скажет Уолкотт, негры не знали. Он мог в  этом  расовом
вопросе оказаться вторым  Роудбушем,  а  мог  и  не  оказаться.  Все  было
предельно просто.
   - Насколько я понял, Ларри, вы  не  хотите  говорить  о  своей  версии,
потому что боитесь, как бы ваше начальство не узнало, что сведения исходят
от вас.
   - Если узнают, я конченый человек.
   - Но я и сейчас мог бы погубить вашу карьеру. Стоит мне позвонить  Питу
Десковичу и сказать ему, что здесь  сидит  его  болтливый  агент,  который
пытается убедить меня, будто директор ФБР ведет двойную игру с президентом
США.
   Сторм выдавил из себя улыбку.
   - Вы дали слово, что все останется между нами.
   - Конечно, дал, - сказал я. - Так почему бы не поверить мне  до  конца?
Вы пришли, надеясь, что я скажу, есть ли основания для  ваших  подозрений.
Этого я вам сказать не могу. О Грире мне самому ничего не  говорят.  Но  я
неглупый человек. Почему бы нам не подумать вместе?
   - Что вы хотите сказать?
   - Послушайте, расскажите мне все, что вы знаете. Если это  покажется  и
мне таким же важным, я завтра же  все  передам  президенту.  И  не  скажу,
откуда я это знаю. Если он будет настаивать, я сошлюсь на вас  только  при
условии, что он не  назовет  вашего  имени,  и  у  вас  не  будет  никаких
неприятностей в Бюро. Согласны?.. Роудбуш такой  человек,  которому  можно
довериться.
   - Но тогда я буду в ваших руках.
   - Да, конечно, - сказал я. - Однако не забывайте, вы в моих руках с тех
пор, как позвонили и пришли сюда.
   - Пожалуй. - Чуть подумав, он наконец решился: - Договорились.
   Ларри явно  почувствовал  облегчение.  И  я  тоже.  Все-таки  выдирание
больных зубов не моя профессия.
   - Джин, - сказал он, - начнем с того, что ваш приятель улетел в Африку,
в Анголу.
   - В Анголу?
   - Да, в столицу Анголы, Луанду.
   - С ума сойти!
   - А вы знаете, куда отправился Киссич?
   - Киссич? Кто такой Киссич?
   Сторм пристально посмотрел на меня.
   - Вы на самом деле никогда не слышали этого имени?
   - От вас впервые, - ответил я. - Он что, торгует коврами?
   - Феликс Киссич,  -  медленно  сказал  он,  явно  удовлетворенный  моим
невежеством, - лауреат Нобелевской премии.
   - Не говорите так укоризненно. Нобелевских лауреатов сотни. И далеко не
все из них знают меня.
   Он не улыбнулся.
   - Киссич - профессор, специалист  по  физике  плазмы  из  Принстонского
университета. Он тоже  исчез  восьмого  сентября,  вскоре  после  открытия
Международного конгресса в  Хельсинки.  Пропали  не  два  человека,  Джин.
Исчезли трое.
   - Об этом я ничего не знаю. - Я вновь ощутил  прилив  ненависти  к  той
стене, которую президент воздвиг между мною и делом Грира. - Может быть, я
кое-что пойму, если вы начнете с самого начала - с той ночи,  когда  исчез
Грир.
   Ларри рассказал о своем первом разговоре с Сусанной Грир,  о  том,  как
узнал о  существовании  несуществующего  Потомакского  проблемного  клуба.
Постепенно он дошел до своих розысков на  четырех  континентах.  Это  была
захватывающая детективная повесть, и я мог только восхищаться  дотошностью
и терпением Ларри Сторма. Он рассказал, как обнаружил машину Любина и  как
его сразу же перебросили вслед за Гриром в Рио-де-Жанейро. Кстати, заметил
он, все эти новые задания, по его мнению, преследовали одну цель: чтобы он
случайно не узнал слишком много об одном каком-нибудь аспекте дела Грира.
   В Рио Сторм вместе с переводчиком-португальцем обошел около шестидесяти
гостиниц и пансионатов, пока не напал на след. Американец, по  описанию  в
общем-то похожий на Грира, поселился в  маленькой  гостинице  для  моряков
"Балде Азул" вечером в пятницу 27  августа,  примерно  через  сутки  после
исчезновения Грира из Вашингтона. Он зарегистрировался под  именем  Стюарт
Уолфорд, довольно похожим на имя губернатора  штата  Иллинойс  Уолкотта  -
видимо, Грир избрал его из озорства, возможно, неосознанного. Когда спустя
неделю Сторм показал фотографию  Грира  хозяину  гостиницы,  тот  не  смог
ответить ничего определенного. Может, это "Уолфорд", а может, и нет. Но он
вспомнил, что капитан краболова "Каза Алегре" как-то звонил  американцу  и
долго разговаривал с ним, а на следующий  день  вечером  "Каза  Алегре"  -
"Счастливый дом" - отплыла с Уолфордом на борту. Запись в портовом журнале
гласила, что у "Счастливого  дома"  нет  определенного  места  назначения.
Краболов будет облавливать омаровые отмели в  Южной  Атлантике  в  течение
двух месяцев, и все. В этот период Ларри едва не столкнулся нос к  носу  с
Дэйвом Поликом из вашингтонского еженедельника "Досье".
   Тут я едва удержался, чтобы не рассказать Ларри о долгой беседе  Полика
с президентом сегодня утром и о том, что после этой беседы Полик, всем  на
удивление, решил ничего не писать о Грире и отправиться "на отдых". Вместо
этого я только рассказал ему о невнятном телефонном звонке Полика из Рио.
   - Я до сих пор ничего не понимаю, - закончил я.
   - По-моему, я догадываюсь, - сказал Сторм. -  Наверное,  сначала  Полик
решил, что Грир нанял "Счастливый  дом",  чтобы  подыскать  себе  укромное
местечко на побережье. Сейчас, наверное, он так не думает, но тогда думал,
потому что тоже пытался зафрахтовать  рыбачье  судно.  Бразильские  власти
сказали, что ему,  как  иностранцу,  придется  подождать  с  неделю,  пока
выправят документы. Он обозлился и бросился к нашему консулу, как я  потом
узнал. Пытался на него нажать, а когда это не удалось, позвонил вам.
   - Настырный парень!
   Охотничий пыл Дэйва всегда заставлял меня чувствовать себя дичью.
   Сторм продолжал свой рассказ. Он так и не узнал, что случилось с  "Каза
Алегре", потому  что  ему  приказали  вернуться  в  Вашингтон  и  выяснить
подноготную Грира  до  его  исчезновения.  Занимаясь  этим,  Сторм  кстати
просмотрел аккуратную пачку квитанций за междугородные переговоры, которые
Грир сохранял для налогового ведомства. По  квитанциям  Ларри  узнал,  что
Грир неоднократно звонил в Принстон Феликсу Киссичу, изредка  на  дом,  но
чаще в лабораторию физики плазмы, где Киссич работал.
   Выяснилось, что Киссич тоже вылетел за границу, якобы для  того,  чтобы
присутствовать на международной конференции  физиков  в  Финляндии.  Ларри
договорился о свидании с Клайдом Мурхэдом. Он  хотел  уточнить,  имеет  ли
Киссич какое-нибудь отношение к делу Грира. С Мурхэдом Ларри встретился  в
половине восьмого утра в оперативном штабе и  увидел,  что  его  друг  еле
держится на ногах, Мурхэд сказал, что работал до четырех, пока не свалился
на диван в своем кабинете. Если бы не это, заметил Сторм, он бы никогда не
узнал о деле Грира того, что знает. В нормальных условиях Мурхэд сдержан и
осторожен и такой оплошности ни за что бы не допустил.
   Взъерошенный, с красными от недосыпания глазами Мурхэд сидел за  столом
и пил кофе. Они обменялись обычными шуточками, а  потом  Ларри  бросил  на
стол Мурхэда папку в манильском переплете, набитую  сведениями  о  Феликсе
Киссиче. Дальнейший разговор, насколько помнил  Сторм,  выглядел  примерно
так:
   Сторм: Здесь  все,  что  я  выудил,  Клайд.  Когда  прочтешь,  увидишь,
предстоит веселое и далекое путешествие. И отправлюсь в него, по-видимому,
я.
   Мурхэд: Путешествие? Тебе понравилось? Ты уже пошатался по свету в свое
удовольствие. Куда ты еще собрался, черт побери?
   Сторм: Куда? Кончай темнить. Сам знаешь куда.
   Мурхэд не стал читать отчет Сторма, который тот положил  ему  на  стол.
Вместо него он взял подшивку бумаг и начал просматривать первую страницу.
   Мурхэд:  Давай-ка  посмотрим.  По  нашим  сведениям,  он  испарился  из
Балтимора двадцать девятого августа. Вылетел в Лондон. Тридцатого  августа
улетел в Мадрид. Оттуда в Анголу, в Луанду... И все обычными пассажирскими
рейсами. В последний раз его видели во вторн