ным в начале месяца, другой
краболов, "Каза Алегре" из Рио, дважды доставлял свежее мясо  и  овощи  на
русский траулер, облавливавший те же  отмели.  И  родилась  версия:  Грир,
Киссич и Любин, все трое, имели доступ к секретным  сведениям,  касающимся
безопасности страны, и теперь  все  трое  находятся  на  борту  советского
корабля где-то в Южной Атлантике.
   Конечно,  это  было   всего   лишь   смутной   догадкой,   но   картина
вырисовывалась захватывающая. В одном Полик  был  совершенно  уверен:  ФБР
знало все, что знал он, и гораздо больше. Это  означало,  что  дело  Грира
может в любой день взорваться, как  бомба,  разумеется,  если  Роудбуш  не
сумеет замять  его  из  политических  соображений.  Учитывая  конкуренцию,
Полик, отчаянный игрок и борец,  должен  был  опубликовать  свою  сенсацию
раньше других газет. А его "Досье" выйдет самое раннее во  вторник.  Полик
уже решил на следующей неделя  вместо  обычных  восьми  страниц  выпустить
шестнадцать и все их посвятить Гриру.
   Но прежде надо было сдержать обещание,  данное  Каллигану.  Во  вторник
после его возвращения из Кейптауна пресс-секретарь наконец  дозвонился  до
Полина и передал просьбу президента: поговорить с ним,  прежде  чем  Полик
что-либо напечатает. Согласен ли он? Господи, он ухватился  обеими  руками
за такую возможность выложить Роудбушу все свои сведения и выводы. Хотя бы
ради того, чтобы посмотреть, какая у него при этом будет физиономия! И что
бы Роудбуш ни сказал и ни сделал, это будет материалом для статьи, ибо  ни
один президент не посмеет указывать Полику, что ему  печатать,  а  что  не
печатать в его "Досье".
   Таково было его решение. Он не мог больше замораживать  материал.  Прав
ли он или не прав в своих заключениях, собранных им фактов было достаточно
для потрясающей статьи, самой  сенсационной  за  всю  его  карьеру.  Итак,
завтра Каллиган и Роудбуш.



14

   Утром в пятницу я допивал свой кофе и,  как  обычно,  просматривал  три
газеты у себя на Кафедрал-авеню, когда  меня  начали  настойчиво  вызывать
через междугородный из Принстона.
   Оказалось, звонил Ларри Сторм, негр, агент  ФБР,  который  расспрашивал
меня о Филе Любине месяц назад. Сторм напомнил мне о той встрече,  и  хотя
он не назвал имени Любина, однако сказал, что хотел бы встретиться со мной
по тому  же  поводу.  Он  подчеркнул,  что  дело  срочное,  и  поэтому  он
немедленно  возвращается  в  Вашингтон,   однако   говорил   осторожно   я
завуалированно.  Я  ответил,  что  поскольку  мое  бюро  все   равно   уже
превратилось в филиал сумасшедшего дома, то я для него  выкрою  время.  Он
сказал, что предпочитает не появляться в Белом  доме,  тогда  я  предложил
встретиться где-нибудь накоротке за ленчем. Сторм ответил, что это его  не
устраивает.  Его  дело  касается  безопасности  страны,  поэтому   требует
осторожности. Не можем ли мы встретиться у него или у меня после  полудня?
Разговор займет не один час.
   Я сказал ему, думая о том, сколько на меня посыплется дел сегодня из-за
Грира, что это невозможно. Вместо этого я предложил встретиться у меня  на
квартире вечером. Мы чего-нибудь  выпьем  и  закажем  ужин  из  китайского
ресторана. Ему не хотелось откладывать все до вечера, но в конце концов он
согласился приехать ко мне в половине девятого. Очевидно, нервы  его  были
на пределе, - не я один сходил с ума.
   Когда я прибыл в свое бюро, Джилл уже  погрузилась  в  хаос  телефонных
переговоров. Студенты Американского университета  собирались  выставить  с
десяти  утра  свои  пикеты  под  лозунгом  "Где  Грир?",  -  правда,   без
неприличных карикатур, как сообщалось ранее.  Мигель  Лумис  сообщил,  что
Сусанна Грир намерена подать в суд на одну из  радиокомпаний  за  клевету.
Они установили, что Фил Любин и есть таинственный "доктор X", и сочинили о
нем и Грире целую  историю,  полную  грязных  намеков.  Майк  пытается  ее
отговорить. У агентства Рейтер  тоже  была  своя  версия  о  "докторе  X",
которым оказался Любин. Английское телеграфное  агентство  вспомнило,  что
Любин когда-то работал над секретным проектом по заданию ЦРУ, и  намекало,
что исчезновение  Грира  может  даже  посоперничать  со  старым  скандалом
Профьюмо, тоже связанным с вопросами безопасности. Вторая волна грировских
сенсаций быстро нарастала, и часам к одиннадцати у меня уже  раскалывалась
голова.
   Дэйв Полик по своему  обыкновению  с  шумом  и  громом  ворвался  около
полудня. Я его ожидал.  Мы  договорились  провести  его  через  внутренний
коридор, чтобы он не появлялся в  холле,  где  засели  репортеры.  Обычная
самоуверенность  этого  верзилы  сегодня  действовала  на  меня   особенно
угнетающе. Он загорел, был бодр и задирист. Я знал, что  Полик  побывал  в
Рио и бог знает где еще.
   - Прибыл, как обещал, - сказал он, когда Джилл закрыла за ним дверь.
   - Могли бы  предупредить  хотя  бы  часа  за  два,  -  буркнул  я.  Его
задиристость действовала мне на нервы.
   - Не мог, - отрезал он. - Я только что из Трентона. - Его распирало  от
гордости, словно он получил исключительное  право  на  репортаж  о  втором
пришествии Христа.
   - Трентон? Что там случилось, в Трентоне?
   - Насколько я понимаю, мне назначена встреча с президентом,  -  ответил
он с покровительственной улыбкой.
   - Правильно, - сказал я. - Но вы могли бы по крайней мере объяснить мне
свой дурацкий звонок из Рио-де-Жанейро. У нас  было  впечатление,  что  вы
нажрались мыла и пускаете пузыри...
   Он мотнул головой в сторону кабинета Роудбуша.
   - Сначала поговорю с ним. Это главное.
   - Хорошо.
   Я позвонил Грейс  Лаллей  по  прямому  телефону  и  попросил  уведомить
президента, что его превосходительство Дэвид Полик  ожидает  аудиенции.  Я
надеялся, что Дэйву придется поскучать хотя бы с полчасика,  но,  к  моему
изумлению, - мне то и дело приходилось изумляться в  последние  дни  -  не
прошло и минуты, как Грейс сказала, чтобы я проводил Полика к президенту.
   Мы прошли через заднюю дверь и внутренний коридор в кабинет президента.
Приветственная улыбка  Роудбуша  впервые  показалась  мне  тусклой.  Полик
затмил ее: он весь светился  торжеством  гладиатора,  который  только  что
сразил всех львов и христиан.  Он  возвышался  над  президентом  на  целых
четыре дюйма и держал себя так, словно обладал здесь не только  физическим
превосходством.
   - Джин, - после небольшого вступления сказал президент, - мне  кажется,
нам лучше поговорить с мистером Поликом наедине.
   Снова перед моим носом захлопнули дверь. На  сей  раз  я  не  мог  даже
пожаловаться. Я этого заслужил, после того как президент выторговал у меня
десятидневную отсрочку. И все  же  удар  пришелся  по  больному  месту,  и
ухмылка, которой проводил меня Полик, отнюдь его не смягчила. Господи,  до
чего же он сегодня самодоволен!
   Как я ни был занят в тот день, я время от времени поглядывал  на  часы.
Беседа Полика с президентом затянулась на час и все  еще  продолжалась.  Я
позавтракал у себя за столом сандвичем с латуком, беконом и  помидорами  и
чашкой горячего шоколада. Прошло два часа, прежде  чем  Полик  вернулся  в
пресс-бюро.
   Его словно подменили. Джилл заметила это одновременно со мной  и,  едва
посмотрев на Полика, бросила на меня  удивленный  взгляд.  Полик  медленно
подошел к моему столу и остановился, неловко переминаясь. Он  был  хмур  и
жалок, словно только что навестил старого  больного  друга  перед  опасной
операцией.
   - Итак? - спросил я. - Когда "Досье" порадует мир сенсацией?
   Он покачал головой.
   - Сенсаций не будет.
   - Что? Почему это?
   - Спросите у него, - он кивнул в сторону кабинета президента.
   Я ничего не понимал.
   - Вы хотите сказать, что не будете писать о Грире... хотя потратили  на
розыски так много времени?
   - Совершенно верно.
   Впервые я видел его таким потрясенным, почти раздавленным. Наконец-то и
он испил свою чашу! Мне было трудно скрыть чувство удовлетворения. Галерка
всегда радуется унижению сильных мира сего.
   - Я не буду вас больше  беспокоить,  -  сказал  Дэйв.  -  "Досье"  пока
займется мой помощник. А мне нужен отдых.
   - Отдых? - В разгар самого сенсационного дела за многие годы? Это  было
нелепо и невероятно. - Дэйв, что с вами случилось, черт возьми?
   - Спросите своего босса,  -  сказал  он  вяло.  -  Увидимся  через  две
недели... Я уйду через черный ход.
   С этими словами Полик повернулся и вышел, даже не попрощавшись с  Джилл
своим обычным насмешливым жестом. Она сидела онемев и смотрела ему  вслед,
пораженная не меньше меня.
   - Ну, - сказал я, - как тебе это нравится?
   - Чем дальше, тем интереснее.  -  Она  удивленно  покачала  головой.  -
Сначала  великий  мужественный  пресс-секретарь  отказывается  от   своего
решения подать в отставку. Затем мистер Борец за свободу печати  перестает
бороться за самую большую, по его словам, сенсацию века. Наверное, у  Пола
Роудбуша есть тайная моральная дыба, чтобы так выкручивать людям души.
   - Нас нельзя сравнивать! Я работаю на Роудбуша, а Полик работает только
на Полика.
   - А если содрать с вас это "нас мужчин нельзя", что  останется?  Глина,
нет?
   - "Глина, да", а не "глина,  нет".  -  У  меня  в  голове  мутилось.  -
Перестань, бога ради, переворачивать фразы, как миксер!
   Она уже хотела ответить, но загудел зуммер прямого телефона.
   - Слушаю, милая, - сказал  я  Грейс,  но  это  была  не  Грейс,  а  сам
президент.
   - Прошу вас немедленно ко мне, - сказал он. И голос его исключал всяких
"милых". Опять неприятности.
   Я добежал до его кабинета в рекордное  время.  Он  стоял  у  балконного
окна. Когда я вошел, он круто повернулся и пошел мне навстречу.  Его  лицо
без улыбки казалось каменным. Таким я его видел редко, но  понял:  Роудбуш
был в ярости.
   - Не понимаю, что стряслось с Поляком... - начал я.
   Он отмахнулся.
   - Об этом потом, - сказал он. - Я хочу поговорить о вас.
   - Обо мне? Что я такого сделал... особенно в последнее время?
   Он стоял перед мной, глядя мне прямо в  глаза.  И  вовсе  не  собирался
вежливо предложить мне сесть.
   -  Джин,  -  сказал  он,  -  мне  казалось,  мы  достигли   соглашения.
Договорились - во  всяком  случае,  я  так  думал,  -  что  все  останется
по-прежнему до девятого октября.
   - Так и есть, сэр.
   - В таком случае не будете ли вы любезны объяснить, каким образом  люди
Уолкотта  узнали  о  нашей  частной  беседе?  -  спросил  он   тихо,   еле
сдерживаясь, и взгляд его был суров.
   - Господин президент, извините, но я не представляю себе,  о  чем  идет
речь.
   Все наваливалось на меня сразу. В каком еще преступлении  обвинит  меня
Полик?
   - Звонил Дэнни Каваног, - сказал Роудбуш.  -  Если  бы  здесь  не  было
Полика, мы бы с вами разобрались на месте.
   - Но, господин президент! Ей-богу, не понимаю, чего вы хотите.
   - Дэнни, - продолжал он, не обращая внимания на мои  слова,  -  получил
сведения из своего источника в штабе Уолкотта, что Калп, их штатный  палач
из Луизвилла, готовит  речь,  в  которой  собирается  рассказать  о  самых
конфиденциальных   подробностях    нашего    стратегического    совещания,
состоявшегося в эту среду. Он выступит через несколько дней.
   Мои мысли помчались наперегонки. Дэнни, как я  знал,  устроил  в  штабе
Уолкотта своего человека,  который  сообщал  нам  о  тактике  и  стратегии
противника. Дэнни не промах. Но, видимо, и Мэтти Силкуорт тоже  не  дурак.
Кто-то из самых близких к Роудбушу людей продавал нас. Но кто?
   - На совещании было девять человек, - сказал я, -  но,  если  исключить
вас, меня и Дэнни, останется шестеро, которые могли...
   - Дело совсем не в этом, Юджин, - сказал он, и это официальное  "Юджин"
сразило меня. - Калп собирается также рассказать о  вашей  угрозе  уйти  в
отставку и о нашем десятидневном соглашении. Мало того,  он  приводит  все
подробности разговора.
   До меня дошло. Ведь во время того разговора в кабинете нас было  только
двое. Я вдруг почувствовал себя голым и беззащитным.
   - Господин президент, - начал я, заливаясь краской, - я  не  знаю,  что
сказать. Я понимаю...
   - Я тоже, - отрезал он. - Теперь ясно, почему вы так хотели уволиться.
   Он обрушился на меня сразу с двух сторон, как из засады. Я  смешался  и
на мгновение оцепенел. Только стоял и смотрел  на  него,  и  вид  у  меня,
наверное, был преглупый.
   - Господин президент, - сказал я наконец, - это не в моих  правилах.  Я
так не поступаю.
   - Это вы мне достаточно ясно дали понять в тот  раз,  когда  клялись  в
верности. Но  тут  одна  загвоздка,  Юджин.  Если  вы  помните,  мы  тогда
разговаривали наедине. Остальные уже ушли.
   - Знаю, сэр, - я уже оправился и лихорадочно искал объяснения.
   - И еще одно, - сказал он. Голос его был холоден, как сталь в мороз.  -
Теперь я припоминаю, что многие подробности  в  первой  речи  Калпа  тоже,
несомненно, просочились  отсюда.  Например...  первая  -  об  исчезновении
"доктора X", как он его называет.  Вы  узнали,  что  ФБР  заинтересовалось
доктором Любиным, и я вам это подтвердил. И вторая - сообщение о том,  что
Стив улетел в Бразилию. Об этом вы тоже  знали,  от  Полика,  насколько  я
помню.
   Он бросил мне в лицо эти фразы, каждая из  которых  была  обвинением  в
измене, а затем умолк, ожидая ответа. Я вернулся мысленно к первой  неделе
после исчезновения Грира - казалось, с тех пор  прошли  годы!  -  и  начал
выискивать, вспоминать, перебирать факты.
   - Господин президент, обо всем этом я не говорил ни с кем, - сказал я -
И о нашей беседе во вторник тоже. Это все, что я могу сказать.
   - Ни с кем? Это заведомая ложь.
   И тут меня осенило. Господи, ведь ей я рассказывал почти  обо  всем!  Я
был так потрясен, что имя вырвалось у меня само собой.
   - Джилл! - простонал я.
   Он вопросительно взглянул на меня.
   - Джилл Николс?
   - Да, сэр... Я... мне и в голову не  приходило.  Она  знает  многое  из
того, что здесь происходит... Мы с ней... Но я не могу поверить!
   Можно было больше  ничего  не  говорить.  Я  знал,  что  он  уже  давно
догадывался о нашей близости. А теперь узнал лишь то, насколько мы близки.
   - Я считаю, нужно ее позвать, - сказал он.
   - Прошу  вас,  не  надо!  -  слабо  запротестовал  я.  -  Учитывая  все
обстоятельства, лучше я поговорю с ней сам.
   Он  посмотрел  на  меня  без  малейшего  сочувствия.  Лицо   его   было
по-прежнему сурово.
   - Нет, - отрезал он. - Мы поговорим с нею оба. - И добавил, не  скрывая
сарказма: -  Учитывая  все  обстоятельства,  я  в  этом  деле  лицо  самое
заинтересованное.
   Не очень-то  вежливо  было  с  его  стороны  так  явно  выказывать  мне
недоверие. Но я был беспомощен: президент уже принял решение.  Он  опустил
тумблер интерфона:
   - Грейс, попросите Джилл Николс сейчас же зайти ко мне.
   Джилл вошла, как школьница на очень  интересный  урок.  Ей  не  хватало
только учебника под мышкой. Она очаровательно улыбалась, и длинные  волосы
ее раскачивались в  такт  скользящей  походке.  Затем  она  заметила,  как
смотрит на нее президент - сурово, укоризненно,  и  с  удивлением  окинула
взглядом нас обоих.
   Президент указал ей на кресло.
   - Прошу вас, мисс Николс. - Он кивнул  мне  на  другое  кресло,  обошел
стол. Мы чинно уселись.
   - Мисс Николс, - заговорил Роудбуш,  -  произошла  значительная  утечка
секретной информации из Белого дома. Судя по  всему,  в  этом  могут  быть
повинны только три человека. Один из них  я.  Поскольку  разглашение  этих
фактов может сильно повредить именно мне, меня  следует  сразу  исключить.
Значит, остается Джин... и вы.
   - Да,  сэр,  -  ее  дрожащий  голосок  еле  доходил,  словно  откуда-то
издалека.
   Я смотрел на нее с  жалостью  и  презрением.  Меня  обвинили  напрасно,
значит виновата Джилл. Я никому не  говорил  обо  всем  этом,  кроме  нее.
Неужели наши свидания...  Ее  невинный  вид  маленькой  феи...  Я  так  ей
доверял!  Предательство  имя  твое,  любовь!..  Я  смотрел  на   нее   как
завороженный и думал: что же она изобретет, чтобы оправдаться?
   Президент спокойно изложил ей  суть  сообщения  Дэнни  Каванога.  Глаза
Джилл расширились.
   - Мне кажется, это нечестно, господин президент, - сказала она. -  Если
мы не хотим, чтобы люди Уолкотта шпионили за нами, мы не  должны  шпионить
за ними.
   Я был ошеломлен. Ее обвиняли в измене, но  она  считала  себя  морально
выше своего обвинителя. Либо  она  была  изумительной  актрисой,  либо  ее
наивность не имела границ. Президент тоже был поражен.
   - Мы говорим сейчас не об этической стороне предвыборной кампании, мисс
Николс,  -  наконец  сказал  он,  -  речь  идет  о  лояльности  двух  моих
сотрудников.
   Он напомнил ей о первой речи Калпа месяц назад и указал на подробности,
о  которых  уже  говорил  мне.  Утечка  информации,  настаивал  он,  могла
произойти по вине только двух людей, Юджина Каллигана или Джилл Николс.
   - Джин сказал, что не говорил об этих делах ни с кем, кроме вас.
   Джилл метнула в меня змеиный взгляд.
   - Я не разглашаю секретных сведений, господин президент, - ответила она
негромко, но с удивительной твердостью. - Я слышу здесь много всяких тайн:
о подводных лодках с атомными ракетами, о радарной сети и тому подобное, -
но я храню их про себя. Конечно, история  с  мистером  Гриром  это  другое
дело, но и о ней я не рассказывала никому,  даже  то  немногое,  что  сама
знала.
   - Вы  ни  с  кем  не  говорили  о  мистере  Грире  и  связанных  с  его
исчезновением подробностях? - настаивал президент.
   - Нет, сэр, - она спокойно смотрела ему в глаза.
   - Один из вас мне солгал, - сказал Роудбуш. - Вы уверены,  что  это  не
вы, мисс Николс?
   Она покачала головой.
   - Я не говорила о мистере Грире ни с  кем,  -  сказала  она  и  тут  же
добавила: - Разумеется, если не считать Баттер. Я с ней о  многом  говорю,
даже о Джине.
   Едва Джилл назвала имя Баттер, ее широко открытые глаза начали медленно
темнеть. А в моей памяти сразу  возникла  та  ночная  сцена...  Телефонный
звонок. Мужской голос. Джилл в ванной. Ее уверения, которым я так до конца
и не поверил, будто какой-то "Ник" иногда звонит Баттер Найгаард.
   - А кто такая, скажите на милость, эта Баттер?
   Президент был явно сбит с толку.
   - Баттер Найгаард, - быстро ответила Джилл, словно одного  этого  имени
было достаточно. Но, уловив непонимающий взгляд президента, добавила: - Мы
живем с нею вместе.
   - Понятно, - сказал Роудбуш. - И вы  обсуждаете  с  мисс  Найгаард  все
секреты Белого дома?
   - О нет, сэр. Я никогда не говорю о государственных секретах: о бомбах,
самолетах и прочем. Но Стивен Грир -  это  другое.  С  ним  все  было  так
непонятно. Вся страна говорила о мистере Грире... Я и не думала, что мы не
должны даже упоминать его имя.
   - Ну и ну! - сказал Роудбуш.
   Он чувствовал себя одураченным, как  человек,  который  замахивался  на
врага и вдруг увидел, что колошматит подушку.
   - Но, если бы мне сказали, что Баттер что-то передает кому-то из  людей
губернатора Уолкотта, - заторопилась Джилл, - я  бы  не  поверила.  Баттер
совершенно не интересуется  государственными  делами,  а  от  политики  ее
тошнит. Она страшно аполитична, господин президент.
   - Или хорошо скрывает свои политические взгляды, - проговорил Роудбуш.
   -  Нет,  честное  слово,  сэр.  Единственное,  что   ее   по-настоящему
интересует, это  искусство,  музыка  и  экзистенциализм.  Подумайте  сами:
Баттер делает из железа скульптурные композиции! И вообще она не  от  мира
сего... Иногда она курит зелье.
   - Курильщица зелья? - на лице Роудбуша впервые за все  время  появилась
слабая улыбка.
   - Да, сэр. Это марихуана, вы знаете?
   Он усмехнулся.
   - Не беспокойтесь, Джилл, я не такой уж отсталый человек. Я  знаю,  что
такое зелье.
   - Баттер называет его "травкой", - добавила Джилл.
   - В дни моей юности это называлось "чаек", - президент немного оттаял.
   Он смотрел на Джи