апример Оуэну Моффату, а уж тот передаст его кому следует. В самом  деле,
я только сейчас подумал: Моффат  для  Артура  идеальный  связной.  Сенатор
близок к ЦРУ, потому что он член комитета бдительности и к тому же один из
столпов партии Уолкотта.
   - Хорошо, что Ингрем вас не слышит, - сказал я. - Он  бы  ухватился  за
эту идею.
   - У Артура своих  идей  хватает,  -  отмахнулся  Роудбуш.  -  Он  очень
изобретательный человек... Ладно, Джин, запомните все, что вы  слышали,  и
запишите. Если бы не выборы...
   Он осекся. Я встал, ссылаясь на срочную работу, но похоже, он  меня  не
услышал. Когда  я  уходил,  он  смотрел  на  золотого  ослика  с  нелепыми
антеннами-ручками вместо ушей.


   В  то  воскресенье  к  вечеру  я  выдохся  окончательно.  Мы  с   Джилл
договорились в семь часов пообедать в ее квартирке  в  Джорджтауне,  благо
Баттер Найгаард решила заночевать у "друзей". Но в семь вечера я  все  еще
сражался с двумя специалистами по улучшению речей.  На  следующее  утро  я
должен был вылететь в Чикаго, где президента ожидали с речью по случаю Дня
Труда, но текст все еще не был готов. Мы спорили до хрипоты из-за  каждого
слова, и моим противником был уже не кандидат оппозиции, а эти два  жутких
вивисектора фраз. Я чувствовал: еще десять минут, и моя собственная  кровь
закапает на пишущую машинку.
   Зазвонил телефон. С облегчением услышал я свежий,  как  весеннее  утро,
голос Хильды, старшей ночной телефонистки.
   - Спасите меня, Джин! -  воскликнула  она  с  комическим  отчаянием.  -
Мистер Барни Лумис уже дважды звонил с побережья: ему нужен  президент.  Я
сказала, что президент отдыхает перед  завтрашним  полетом  и  его  нельзя
беспокоить. Теперь он требует вас. Судя по голосу, он очень удручен.
   - Не беспокойтесь,  милая,  -  сказал  я.  -  Барни  всегда  чем-нибудь
удручен. Соедините меня с ним.
   Голос Лумиса загрохотал по линии как экспресс.
   - Джин! - заорал он. - Черт бы вас всех побрал со всеми потрохами,  что
вы там, идиоты, со мною делаете?
   - Все, что можем, Барни, - ответил я. - В данный момент мы пишем  речь,
в которой президент обещает укрепить  экономику,  благодаря  чему  бандиты
вроде вас смогут еще больше разбогатеть.
   - Перестаньте умничать! - огрызнулся он. - Кто там у вас распускает эти
проклятые вонючие слухи?
   - Какие слухи?
   - О господи! - Казалось, телефон  сейчас  взорвется.  -  Вам  что,  уши
заложило? Я говорю об этих чертовых сообщениях, которыми они меня пытаются
прикончить.
   -  Погодите,  Барни.  Успокойтесь,  прошу  вас.   Кто   кого   пытается
прикончить? И какими сообщениями?
   - Они пытаются меня разорить! - заорал он так, что я отдернул трубку от
уха. - Они пытаются погубить "Учебные микро" гнусной  лживой  болтовней  о
Стивене Грире.
   Дело прояснялось. В последние дни все упиралось в Грира.
   - Одну секунду, Барни! - Я повернулся к двум текстологам, которые вроде
бы азартно выискивали словесных блох, но на самом  деле  держали  ушки  на
макушке. - Не могли бы вы,  джентльмены,  подождать  снаружи?  Это  личный
разговор.
   Они неохотно поплелись к выходу.
   - Все в порядке, Барни, - сказал я в трубку. - Пожалуйста, объясните, в
чем дело. Я не слышал никаких сплетен.
   - Тогда, наверное, вы единственный, так сказать, доверенный человек  во
всей стране, который ничего не слышал, - прорычал он. - Все говорят, будто
Грир улетел на юг, чтобы избежать  грандиозного  скандала,  который  якобы
вот-вот разразится в "Уч-микро".
   - Кто это говорит?
   - Господи, откуда мне знать? - он снова кричал. - Если бы я знал, я  бы
привлек этих сволочей к суду за  злостную  клевету.  Половина  маклеров  и
спекулянтов в нашей  проклятой  богом  стране  слышали  эту  сплетню.  Они
утверждают, что "Учебные микро" накануне краха, что Стив  Грир  замешан  в
этом и что он  удрал,  пока  крыша  не  обрушилась  ему  на  голову.  Боже
милостивый, что они сделают с нашими акциями! Мы полетим ко  всем  чертям,
когда биржа откроется во вторник...
   - А что, у вас действительно плохи дела?
   -  Плохи?  -  он  чуть  не  взвыл.  -  Послушайте,   мистер,   "Учебные
микрофильмы" в два раза надежнее казначейства США!
   Я бы не сказал, что это было самое удачное сравнение, учитывая  размеры
нашего государственного долга, но решил не поправлять Лумиса.
   - Юджин, - продолжал он, - за первые три квартала этого года мы получим
после уплаты всех  налогов  сорок  один  миллион  восемьсот  тысяч  чистой
прибыли. Мы не должны никому ни цента по долгосрочным обязательствам, и мы
завалены заказами выше головы. Лучше нашего баланса нет и быть не может.
   Он продолжал грохотать.  У  них  не  было  никаких  скандалов,  никаких
неприятностей с федеральными властями. Грир отказался от всех  юридических
дел "Уч-микро" месяц тому назад. Никаких связей с Гриром у него нет,  если
не считать, что его сын Майк выступает посредником между прессой и  миссис
Грир, но это уже благодаря мне, а не Барни. Так кто же  пытается  разорить
Барни Лумиса, распуская лживые слухи? Кто и почему?
   - Я не знаю, Барни, - отвечал я, - но, может  быть,  вы  мне  поможете.
Если эти распространители слухов так хорошо осведомлены, где сейчас, по их
мнению, Грир?
   - Рио! - рявкнул он. - Знаете, есть такой городишко  в  Бразилии,  куда
удирают с добычей все крупные мошенники?
   Неужели все считают, что Стив Грир сейчас  в  Рио-де-Жанейро?  Об  этом
говорил Полик, Ингрем утверждает, что ЦРУ и ФБР имеют такие же сведения.
   - Вы думаете, что это правда, Барни? - спросил я.
   - Откуда, черт побери, мне знать? Спросите в ФБР.  А  теперь  слушайте,
Джин...
   Оказалось,  он  хотел  совсем  немного:  чтобы  Белый  дом  выступил  с
заявлением, в котором бы сообщалось: а)  что  исчезнувший  Грир  не  имеет
никакого отношения к "Учебным микрофильмам", б)  что  президент  абсолютно
уверен в финансовой благонадежности корпорации.
   - Минуточку, Барни! - прервал я его. - Вы же знаете, Белый дом не может
давать гарантии за  корпорации.  Если  вам  нужна  реклама,  обратитесь  в
рекламное агентство.
   - Стив Грир не мой друг! - завопил он.  -  Он  приятель  вашего  босса.
Скажите от меня Полу Роудбушу, что за ним должок, - он знает, о чем  речь,
- что сейчас пришло время его вернуть, и что если он не  вытащит  меня  из
этой истории, я больше не выколочу на его предвыборные кампании ни цента!
   - Полно, Барни! - я пытался отшутиться. - Вы же любите потрошить  своих
богатых друзей...
   - Сейчас не время для дурацких шуточек, - оборвал он меня. - Скажите от
меня Полу, что...
   - Хорошо, хорошо! Попробую до него добраться. Я вам позвоню.
   Он бросил трубку. Будь на его месте любой другой, я бы после  этого  не
шевельнул и пальцем. Но Барни, несмотря на его вспыльчивость, был добрым и
верным другом.  И  похоже,  он  действительно  попал  в  переплет.  Хильда
соединила меня со спальней президента.
   - Добрый вечер, Джин, - сказал он. - Я в  постели,  почитываю.  Вы  уже
утрясли окончательный вариант?
   Я рассказал о телефонном звонке и просьбе Лумиса. Он посмеялся, когда я
передал ему некоторые выражения Барни в смягченном варианте.
   - Мне кажется, вы приглаживаете Лумиса, - сказал он. - От него я слышал
кое-что похуже. - Он помолчал. - Джин, дело обстоит  так:  примерно  месяц
назад Стив  пришел  ко  мне  и  сказал,  что  Лумис  просит  его  заняться
юридическим оформлением одной сделки:  он  собирался  приобрести  какую-то
нефтяную компанию. Мы оба решили, что, учитывая политические связи Стива с
Белым домом, ему это не к лицу. Однако Стив пошел  дальше  и  прервал  все
деловые  отношения  с  "Учебными  микрофильмами",  о  чем  уведомил   меня
официально. Копию его письма я передал Лумису. Так что  в  этом  отношении
Барни прав, ничего не возразишь.
   - Он сказал еще кое-что. Он утверждает, будто бы за вами какой-то  долг
и сейчас пора его вернуть.
   - Да, - сказал президент. - Он выполняет мое особое поручение.  Что  ж,
посмотрим, что можно сделать.
   В конце концов было решено: если в Белый дом поступит запрос, я отвечу,
что Грир отказался  от  юридической  работы  на  "Уч-микро".  Относительно
слухов  о  финансовом  крахе  корпорации  Лумиса   президент   посоветовал
употребить выражение "необоснованные".
   - Но если я это скажу, - возразил я, - мы  окажемся  с  Барни  в  одной
лодке. А что, если с "Учебными микро" все-таки что-то нечисто?
   - Нет, - ответил он. - Я предпочитаю верить Барни.
   - Хорошо, я  пущу  машину  в  ход.  Вас  больше  не  будут  беспокоить.
Постарайтесь выспаться, господин президент.
   - Постараюсь, - сказал он. - Но мне уже не терпится.  Хочется  снова  в
дорогу, как в старое доброе время. Сидя  подолгу  на  одном  месте,  можно
заплесневеть или сойти с ума.
   Прежде чем звонить Барни, я разработал свой план. К моему удивлению, он
не стал возражать ни против  текста  заявления,  ни  против  условий,  при
которых оно будет сделано.
   Я сказал ему,  что  мы  заранее  подготовим  ответы  на  любые  запросы
репортеров.  Заодно  посоветовал  ему  связаться  через  своих   людей   с
телеграфными агентствами и обозревателями по финансовым вопросам и сказать
им, чтобы они обращались за справками в Белый дом.
   С вивисекторами речей я разделался только к девяти вечера, на  сей  раз
окончательно,   решительно,   непреклонно,   и   точка.   Больше   никаких
исправлений, разве что сам президент в последний момент внесет  карандашом
свои поправки.
   Я вернулся в свой кабинет,  и  сразу  же  начались  телефонные  звонки.
Сначала  из  АП,  затем  из  ЮПИ,  затем  из  нью-йоркской   "Таймс",   из
лос-анджелесской "Таймс", из вашингтонской "Пост" - и  так  без  конца.  Я
всем зачитывал наше заявление: "В ответ на  многочисленные  запросы  Белый
дом сообщает, что Стивен Б.Грир по собственному желанию  несколько  недель
тому назад отказался вести какие-либо юридические дела  компании  "Учебные
микрофильмы". О своем решении  он  известил  президента  Роудбуша,  и  тот
одобрил его. Президент не усматривает никакой  связи  между  исчезновением
Стивена Грира и финансовым положением компании "Учебные микро"  и  считает
всякие слухи о затруднениях Лумиса необоснованными".
   К половине одиннадцатого дело было сделано.  Я  перепоручил  дальнейшее
Хильде и объяснил, как отвечать на остальные звонки. Только после этого  я
наконец  выбрал  время  позвонить  Джилл.   Она   сказала,   что   лазанья
[итальянское блюдо из макарон с острой мясной  подливкой]  перестояла,  но
что в запасе есть холодная баранина. Слава тебе господи, подумал я,  после
такой недели да еще лазанья - хуже не придумаешь!
   Мы выпили, поели и с часок поболтали о разных  разностях  -  обо  всем,
кроме Белого дома и Грира. И того и другого завтра  нам  будет  более  чем
достаточно - мы это знали.
   Было уже далеко за полночь, когда мы наконец улеглись на узкую  кровать
под раскрытыми окнами. В квартирке Джилл  не  было  кондиционера,  поэтому
окна были распахнуты настежь, и в них  изредка  залетали  порывы  горячего
ветра. Поздним летом ночи в Вашингтоне всегда удручающе жарки, а в ту ночь
термометр,  наверное,  показывал  не   меньше   девяноста   градусов   [по
Фаренгейту, то есть выше тридцати градусов по Цельсию]. Мы устали от  ласк
и лежали неподвижно, длинные волосы Джилл прикрывали мне грудь. Голова  ее
покоилась на моем плече, и, как всегда в такие мгновения, она была  тихой,
как мышка.
   Я изо всех сил пытался не заснуть. Если бы было  можно,  я  проспал  бы
сейчас сутки, но я знал, что должен вернуться к себе и встать  в  половине
девятого утра, чтобы поспеть  на  самолет  в  Чикаго.  Нет,  выспаться  не
удастся, и я уже заранее ощущал острую боль  в  затылке,  которая  ожидала
меня завтра. Тем не менее я заснул и проснулся от шума душа в ванной и  от
голоса  Джилл,  напевавшей  трогательную  балладу  горцев  о  смерти  двух
влюбленных.
   Зазвонил телефон. В полусне я решил, что это прямая линия связи с Белым
домом. Но кто это? Только Хильда могла позвонить сюда в такой поздний час.
А это значит...
   Я вскочил с постели, схватил простыню и завернулся в нее,  как  римский
сенатор в тогу. Оба аппарата стояли на третьей полке  книжного  шкафа.  По
дороге я зацепился босой ногой за электрический шнур и больно ушиб палец.
   - Алло, - сказал я, ожидая услышать голос Хильды. Я уже приготовился  к
тому, что она начнет острить, будто ей пришлось  обратиться  к  детективу,
чтобы  разыскать  Каллигана.  Но  вместо  нее  чей-то   незнакомый   голос
пробормотал нечто невнятное. Это было какое-то слово, а может быть, просто
междометие, я не разобрал. Затем - звук дыхания, и через несколько  секунд
- щелчок, трубку положили. Голос, несомненно, был мужской. Вешая трубку, я
взглянул на аппарат. Конечно, я ошибся. Это не прямая линия связи с  Белым
домом. Это обычный городской телефон.
   Я вернулся в постель, отбросил простыню, лег  и  уставился  в  потолок.
Джилл вышла из ванной, стройная и обнаженная. Она  скользнула  в  постель,
потрепала меня за ухо и спросила:
   - Ты еще любишь меня?
   Я поцеловал ее, но не ответил. Какой-то мужчина звонил  Джилл  и  сразу
повесил трубку, услышав мой голос. Я давно  предчувствовал,  что  подобный
момент когда-нибудь наступит. Чего же еще ожидать - мне тридцать восемь, а
ей двадцать четыре, и она... Естественно, что другие мужчины  интересуются
ею. Формально нас с Джилл ничто не  связывало.  Вот  и  дождался...  Какая
боль! Я лихорадочно пытался найти  хоть  какую-нибудь  лазейку.  Каллиган,
говорил я себе, на что ты надеялся? Ты ведь заранее знал!.. Но  в  глубине
души я был уязвлен и мучился от ревности.
   - В чем дело, бэби? - спросила Джилл.
   - Ни в чем, - ответил я. - Просто задумался.
   Я обнял ее за плечи, и она прижалась ко мне.
   - Не дуйся, - сказала она, щекоча мне шею. - А то как сейчас укушу тебя
вот сюда. Хорош ты будешь  завтра  в  Чикаго  со  следами  моих  зубов  на
подбородке.
   - Ага, лучше не придумаешь.
   - Ладно, бэби, - сказала она. - Хочешь погрустить,  грусти  один.  А  я
посплю.
   Несколько минут мы лежали молча, разделенные этим молчанием, но я знал,
что она не спит.
   И я не мог больше сдерживаться.
   - Джилл, - сказал я, - тебе звонил мужчина.
   Она зашевелилась рядом со мной.
   - Да? Кто же это?
   - Не знаю. Тебе позвонили, когда ты была в ванной.  Я  подошел,  но  он
только пробормотал что-то и сразу повесил трубку, словно его  ошпарили.  И
это во втором часу ночи!
   - Он не назвал себя?
   - Нет. Видимо, не имел ни малейшего желания говорить со мной.
   Она приподнялась на локте и внимательно посмотрела на меня.
   - Послушай, а почему ты думаешь, что звонили именно мне?  А  почему  не
Баттер?
   - Сколько же мужчин у Баттер на крючке? - огрызнулся я. - Я думал,  она
сегодня со своим кретином.
   - Да ты никак ревнуешь! - Она посмотрела на меня со счастливой улыбкой.
- Ну, точно! Великий Юджин Каллиган ревнует. Кто бы мог подумать?
   - Я старомоден, - пробормотал я. -  Мне  казалось,  девушке  достаточно
одного мужчины.
   - Джи-и-и-н! - Теперь она трясла меня за плечо. - Это  звонили  Баттер,
клянусь! Ей все время звонит один ее вздыхатель в любое время.  Его  зовут
Ник. Я знаю, потому что сама подходила к телефону много раз.
   - Ник, а дальше?
   - Просто Ник.
   - Весьма убедительно. У каждого человека есть просто имя.
   - Хорошо. Если не хочешь мне верить, не верь.  -  Она  отодвинулась  от
меня и повернулась к стене.  Снова  наступило  долгое  молчание.  Внезапно
Джилл повернулась ко мне, обняла и, осыпая мое  лицо  легкими,  страстными
поцелуями, зашептала:
   - Джин, я люблю тебя! Не надо ссориться. Клянусь, ты у меня один.
   Любовь сильнее всяких рассуждений. Я поверил и сдался. Прижал  Джилл  к
себе покрепче и нашел ее губы. Ах, девочка, девочка!.. Вскоре она заснула.
   Одевался я почти в темноте, чтобы свет не упал на  постель.  Ночь  была
тяжелой и душной, и цикады снаружи  звенели  не  умолкая.  На  цыпочках  я
добрался до ванной и выключил свет.
   Теперь Джилл освещало только зарево из окон. Волосы обвились вокруг  ее
шеи. Одна рука лежала на простыне, другая все еще тянулась к  тому  месту,
где только что был я. Грудь ее тихонько поднималась и  опускалась  в  такт
дыханию. Лицо было спокойным, свежеумытым и чуточку усталым. Никогда еще я
не видел ее такой  прекрасной  и  такой  беззащитной.  Мне  до  смерти  не
хотелось уходить. Она спала так невинно и доверчиво, а я смотрел на нее  и
думал:  а  вдруг  я  когда-нибудь  женюсь  на   ней?   Вопрос   был   явно
несвоевременный. В комнате чувствовалась печаль, которую порождает любовь.
Жизнь была слишком  мимолетна,  и  обладание  казалось  безумной,  тщетной
попыткой удержать неудержимое. Потом  я  подумал:  как  странно,  что  эта
девушка, такая юная  и  необычная,  пробуждает  во  мне  такую  грусть.  И
потихоньку закрыл за собою дверь.
   Уже у себя дома, за несколько миль от Джорджтауна, лежа  в  постели,  я
снова вспомнил о том телефонном звонке. Наверное, он был тогда пьян или не
в себе, или то и другое вместе. С  чего  бы  это  человеку  сразу  бросать
трубку, услышав мужской голос?.. В этой квартирке жили две  женщины,  и  у
любой из них могли быть друзья. Нормально? Нормально.  Другое  дело,  если
этот человек знал, что Баттер нет дома и Джилл одна. В таком  случае  Ник,
или как его там еще, звонил именно Джилл. Однако он  мог  звонить  Баттер,
думая, что Джилл нет дома, но это маловероятно. У Баттер,  кажется,  всего
один поклонник, и она бы так не оплошала. Подозрения мои крепли.
   Два часа ночи - неподходящее время для размышлений о женском коварстве.
Но все же я страдал и ворочался с боку на бок еще целый  час,  прежде  чем
погрузился в беспокойный сон, из которого меня, казалось, сразу  же  вывел
звонок будильника. Надо было ехать на аэродром. Мы вылетали в Чикаго.



10

   Мы  кружили  на  высоте  тридцати  двух  тысяч  футов  над   побережьем
Мэриленда. Уже  вечерело.  Бело-синий  реактивный  лайнер  с  изображением
печати президента США на носу и американского флага  на  хвосте  устойчиво
выдерживал  курс.  Далеко  внизу  по  темной  сини  Атлантического  океана
катились белые гребни. Временами появлялось побережье, тонкая серая линия,
отделяющая воду от суши. Я знал, что расплывчатой кляксой  на  этой  линии
был Океан-Сити, а пятнышком  подальше,  -  наверное,  такой  же  курортный
городок Рехобот Бич в штате  Делавар.  Безоблачное  небо  затянула  легкая
дымка, как от далекого костра. Казалось, что самолет плывет неведомо  куда
и время для него остановилось.
   Я сижу  напротив  стола  президента  Роудбуша,  в  его  личной  кабине,
расположенной сразу  же  за  крыльями.  Золотистые  тона  обивки  глубоких
удобных кресел придают  кабине  веселый  солнечный  вид.  За  спиной  Пола
Роудбуша на стене изображение президентской печати,  а  перед  ним,  через
проход, большая карта мира с Вашингтоном  в  центре.  Рядом  со  мной  Дон
Шихан, начальник секретной службы Белого дома, человек, тесно связанный  с
президентом. Шихан восхищается Роудбушем, принимает  его  безоговорочно  и
пытается ему подражать. Последнее время я что-то не видел Шихана  в  Белом
доме, наверное, он улетал в Чикаго, чтобы подготовиться к нашему прибытию.
Обычно настроение у него неустойчивое: то он  сыплет  понятными  лишь  для
завсегдатаев Белого дома шуточками, то  неизвестно  почему  погружается  в
скорбь. Сегодня, может быть не без причины, он замкнут  и  насторожен.  По
давней привычке Шихан сидит, полуобернувшись к проходу,  чтобы  держать  в
поле зрения обе двери. Одна из них ведет  в  передний  салон  на  двадцать
шесть пассажиров, вторая - в спальню президента. Позади спальни кабина для
личного персонала и агентов охраны; там я был, пока  президент  не  вызвал
меня.
   Мы  с  Доном  неожиданно  оказались  в  роли  единственных   слушателей
президента, потому что Роудбуш вдруг заговорил,