з
обедали вместе несколько дней назад. Это примерно все.
   - Вы помните, когда вы с  ним  встретились  последний  раз?  -  спросил
Сторм, поднимая глаза от блокнота, в котором он делал записи.
   - Джилл! - позвал я. - Загляни в календарь: там должно  быть  отмечено,
когда мы с Филом обедали у "Пола Юнга". Это было где-то на прошлой неделе.
   - Двадцать пятого августа, - ответила Джилл. - И не у "Пола Юнга", а  в
ресторане "Хай-Адамс". Время встречи я записала: шесть пятнадцать.
   - Двадцать пятого августа, - повторил  Сторм.  -  Это  было  вечером  в
среду, не так ли?
   - Да, - сказала Джилл.
   - Да-а-а, - протянул я. - Теперь я вспомнил точно, это было за день  до
исчезновения Стива Грира. С тех пор здесь многое изменилось.
   - Могу представить, -  сказал  Сторм,  делая  новую  запись.  -  Вы  не
помните, Юджин, долго ли вы беседовали в тот вечер с Любиным?
   - Погодите, дайте подумать... Ну да, мы пообедали накоротке, потому что
он спешил в Балтимор на какое-то деловое  свидание.  Расстались  мы  около
восьми, это я помню.
   Сторм задал еще несколько общих вопросов, затем спросил:
   - Вы  когда-нибудь  слышали  о  дискуссионном  клубе  правительственных
чиновников, который называется Потомакский ученый клуб?
   - Ни разу в жизни. - Вопрос озадачил меня, но Сторм к нему не вернулся.
Вместо этого он перелистал свои  записи  и  ткнул  карандашом  в  одну  из
страниц.
   - Юджин, - сказал он, - что вы знаете об отношениях  доктора  Любина  с
женщинами?
   - Что вы имеете в виду?
   - Ну, что водится. Они ему нравились?
   Легкая улыбка Сторма намекала, что мы-то с ним разделяем пристрастие  к
прекрасному полу, а вот разделяет ли его Фил Любин, - это еще  неизвестно.
Я заметил, что Джилл вся подалась вперед, чтобы не пропустить ни слова.
   - Вас интересует, не педераст ли он?
   Ларри кивнул.
   - Нет, по-моему, нет, - сказал я. -  Он,  конечно,  не  из  агрессивных
самцов,  но,   с   другой   стороны,   я   не   замечал   в   нем   ничего
противоестественного...  я  бы  сказал,  что  он  мягкий  и  обходительный
человек. - Вопрос этот огорчил меня. - Может быть, он... слишком  утончен,
но, насколько я знаю, в этом нет ничего преступного, во всяком  случае  по
нашим законам.
   Сторм почувствовал мою неприязнь.
   - Юджин, не обижайтесь. Это  обычный  вопрос.  -  Он  встал  и  спрятал
блокнот во внутренний карман. - Думаю, это все. Благодарю за помощь.
   Я также встал и пожал ему руку.
   - Скажите, какое все это имеет отношение к Стиву Гриру? - спросил я.
   -  Я  бы  не  хотел  возвращаться  к  этому.  -  Он  выглядел  искренне
огорченным. Ему было явно не по  душе  играть  в  эту  игру  с  помощником
президента.
   - Рад был познакомиться, - сказал я. - Надеюсь,  мы  как-нибудь  сможем
посидеть и  поболтать  на  досуге,  когда  вы  не  будете  ничего  у  меня
выпытывать.
   - Устройте мне пару часов отгула в Бюро, и выпивка за мной.
   Я дошел с ним до двери и сделал последнюю попытку, понизив голос:
   - Послушайте, Ларри, честно, я ничего не понимаю в этом деле Грира. Мне
сообщили, что на прошлой неделе он улетел  в  Бразилию.  Что  вы  об  этом
знаете?
   Мои слова поразили его, но он сумел  сохранить  бесстрастное  выражение
лица. Единственно, что он ответил, было: "По-моему, вы заблуждаетесь".
   Когда дверь закрылась за ним, я повернулся к Джилл:
   - Ну а что скажешь ты?
   Она нахмурилась, а когда Джилл хмурится, лицо  ее  становится  поистине
трагическим.
   - Мне кажется, он сам ничего не знает.
   - Но ведь он явно занимается делом Грира, а если  это  так,  он  должен
знать гораздо больше нас.
   Она откинула со лба длинные волосы.
   - Ты думаешь, - медленно сказала она, - что доктор Любин тоже исчез?
   - Умница! - Она сразу уловила мою мысль. - Найди у себя  в  справочнике
балтиморский телефон Фила. Насколько помню, он живет в "Квартирах Чарлза".
Если его нет дома, позвони в университет. Соедини меня с ним!..
   Я попытался сосредоточиться на  последнем,  почти  утвержденном,  почти
окончательном тексте президентской речи по случаю Дня Труда. Джилл вызвала
одного абонента, затем  другого.  Ее  нежный  приглушенный  голосок  почти
сливался с гулом кондиционера. Чувствовалось, что снаружи адская жара.
   - Джин! - Изумленные глаза  ее  были  широко  открыты.  -  Из  "Квартир
Чарлза" и с математического факультета говорят одно и то же: доктор  Любин
в воскресенье отправился в путешествие на автомашине куда-то на запад. Где
он сейчас, никто не знает.
   Мы смотрели друг на друга с нарастающим беспокойством. Стив Грир и  Фил
Любин исчезли... Полик говорит, что  Грир  тайно  улетел  в  Рио...  Ларри
Сторм, явно занятый делом Грира, расспрашивает  о  Любине...  Намекает  на
возможность... Грир и Любин. Господи, боже милостивый!
   Я позвонил Грейс Лаллей и попросил, чтобы  президент  принял  меня  как
можно скорее, - по делу Грира.  Она  ответила,  что  вице-президент  скоро
уйдет и тогда она пропустит меня перед директором ФБР. Минут  через  пять.
Но я варился в  собственном  соку  целых  десять  минут,  прежде  чем  она
вызвала.
   Когда я вошел, президент изучал меморандум. Он  встретил  меня  широкой
теплой улыбкой и поднял очки надо лбом.
   - Пентагон удивляется, как это вы  ухитрились  ошибиться  на  девятьсот
миллионов в статье о  расходах  на  истребители  вертикального  взлета,  -
сказал он. От него ничто не ускользало.
   - Бюджетная комиссия уже спустила с меня за это шкуру. Я  признал  свою
вину. Меня спутали эти проклятые два нуля, которые  они  напечатали  после
точки, словно цену женской шляпки: 29.95 долларов.
   - Вы исправите ошибку на пресс-конференции?
   Я кивнул. Первый мой промах за месяц. Неплохо начинается денек!
   - Грейс сказала, у вас сверхсрочное дело.
   Он обошел стол и уселся на краю, рядом с золотым осликом. Этим  он  как
бы говорил мне, что не стоит так сильно волноваться. В мире атомных  бомб,
освободительных войн, кризисов и слез все дела были сверхсрочными.
   - Я по поводу Грира, - сказал я.  И  вкратце  сообщил  о  разговорах  с
Поликом и Стормом. Пока я говорил, он слез со стола и принялся расхаживать
по кабинету, склонив голову и засунув руки в карманы пиджака. За балконной
дверью в саду  розы  никли  под  тяжестью  предполуденной  жары.  Когда  я
закончил, президент сел в свое вращающееся кресло.
   - Прошу извинить меня, Юджин, - он указал мне на кресло перед столом. -
Садитесь... Да, новости неожиданные.  Начнем  с  Полика.  Как,  по-вашему,
когда он об этом сообщит?
   - Не раньше следующей недели. Его "Досье" пошло в типографию в ночь  на
понедельник без новых сведений о Грире. Но, по-моему, к следующему  номеру
он постарается откопать нечто сенсационное.
   - Понимаю...  Это  может  вызвать  страшные  осложнения.  -  Он  умолк,
постукивая разрезальным ножом по  мягкому  зеленому  бювару.  -  Можем  мы
как-нибудь справиться с Поликом?
   - То есть помешать ему опубликовать собранный материал?
   - Да. - Теперь он был очень серьезен.
   - Ничего не выйдет, господин президент. Стоит мне заикнуться  об  этом,
он сразу напечатает все.
   Он задумался на мгновение.
   - Полагаю, лучше мне заняться  этим  самому.  Пожалуйста,  свяжитесь  с
Поликом. Скажите, что я хотел бы поговорить с ним прежде, чем он  что-либо
опубликует. Только без всякого нажима, пожалуйста.
   Я растерялся. С первого же дня после принятия присяги Роудбуш установил
незыблемое правило: никаких частных интервью. Время от времени он, правда,
встречался с группами из шести-семи ведущих журналистов для  неофициальных
бесед  по  общим  вопросам,  но  считал,  что   давать   личные   интервью
несправедливо по отношению к остальным представителям печати и опасно  для
Белого дома.
   - Нам несдобровать, пресса поднимет вой, - сказал я.
   - Не думаю,  -  возразил  президент.  -  Можно  провести  Полика  через
служебный ход. Остальным незачем об этом знать.
   Мне это не понравилось, но я не стал возражать.
   - Хорошо, сэр. Попрошу Джилл найти его. Но на  это  потребуется  время.
Наверное, он сейчас летит в Рио по следам Грира.
   Недовольно хмыкнув, президент уставился  поверх  моей  головы  на  свою
любимую   картину.   Это   была   яркая   акварель,   изображавшая   берег
Каптива-Айленда, его зимней резиденции.
   - А теперь об этом агенте ФБР. Каковы ваши предположения?
   - Если учесть все обстоятельства, ответ очевиден. После того как  Джилл
узнала, что Любин отправился в так называемое путешествие  на  автомашине,
можно предположить... во всяком случае, вероятно, что  Грир  и  Фил  Любин
находятся где-то вместе. Последний вопрос Сторма намекает  на  извращенную
связь.
   Президент подался вперед.
   - Это, разумеется, совершеннейшая чепуха!.. Юджин, я полагаю,  было  бы
лучше, если бы вы с Джилл вообще не касались этой стороны  дела.  Подобные
предположения могут причинить большие неприятности многим людям.
   - Понятно, сэр. - Ясное дело, в  его  кабинете  я  об  этом  больше  не
заикнусь.
   - Теперь относительно того, что Любин тоже  исчез.  Это  совсем  другой
вопрос. Я уже в курсе дела, мне сообщил Дескович. ФБР сейчас проверяет все
возможные варианты.
   - Вы могли бы мне об этом  сказать,  -  возмутился  я,  может  быть,  с
излишней горячностью.
   - Доклад ФБР поступил ко мне только сегодня утром, - сказал он.
   - Значит,  это  правда,  что  Стив  улетел  в  Рио?  -  спросил  я.  Он
по-прежнему смотрел мимо меня на картину. - Кроме того, я хотел бы  знать,
был ли Стив знаком с Филом Любиным?
   Президент снял очки, подул на стекла и  начал  осторожно  протирать  их
носовым платком. Это был его любимый способ потянуть время, я наблюдал его
много раз на  пресс-конференциях,  когда  президенту  нужно  было  принять
важное решение.
   - Юджин, - сказал  он  наконец  после  непривычно  долгой  паузы.  -  Я
полагаю, нам лучше сразу договориться. Пока у меня не будет всех фактов, я
бы предпочел не обсуждать всякие догадки... Для Сью Грир, для ее дочери  и
для меня лично сейчас очень трудный период. Дело не в том, что  я  вам  не
доверяю. Просто я не хочу, чтобы кто-либо из нас располагал лишь неполными
и непроверенными сведениями, строил предположения, которые могут оказаться
не только ошибочными, но и пагубными. - Он снова помолчал.  -  Боюсь,  вам
придется удовлетвориться этим на некоторое время.
   Я чувствовал, как гнев закипает во мне.
   С первых дней моей работы в Белом доме  подразумевалось,  что  меня  не
будут  посвящать  в  некоторые  вопросы,   связанные   с   государственной
безопасностью. Так, я не должен был участвовать в заседаниях Национального
совета безопасности, в совещаниях, где обсуждались вопросы нашей  обороны,
такие, например, как контрольно-командные операции, названные еще Линдоном
Джонсоном "красной кнопкой"; к ним  имел  доступ  только  Роудбуш.  Я  был
своим, но не до конца  доверенным  человеком,  и  с  самого  начала  своей
карьеры сознавал, что  это  двойственное  положение  доставит  мне  немало
горьких минут.
   С другой стороны, я всегда считал, что во всех остальных вопросах, даже
самых щекотливых, - как например, дело Грира, -  меня  обязаны  держать  в
курсе, чтобы  я  мог  в  разумных  пределах,  но  с  достаточной  полнотой
информировать прессу.
   - Господин президент, - сказал я, - чтобы  отвечать  корреспондентам  о
Грире, я должен знать, что происходит. - Я переждал минуту. -  Разумеется,
я не собираюсь сообщать им все подряд. В  конце  концов,  у  нас  на  носу
избирательная кампания.
   - Я все время об этом помню, Юджин, - сказал он. - Люди Стэнли Уолкотта
могут доставить нам массу неприятностей, используя малейшую полуправду.
   - Но нам уже наступают на пятки, господин президент! - Я  имел  в  виду
оставшиеся без ответа телефонные звонки. - Не могу же я делать вид,  будто
Стивена Грира вообще никогда не существовало.
   - Надеюсь, мы сумеем вовремя все выяснить, - сказал он. - На  основании
точных фактов.
   - А до этого, сэр, мне придется ходить по горячим углям, - возразил  я,
чувствуя, как у меня стучит в висках от злости и кровь приливает к  щекам.
- Я не в силах справиться с такими, как  Полик,  если  не  буду  сам  ясно
представлять себе ситуацию.
   - Напротив, вы можете честно отвечать, что ничего не знаете. Будь у вас
хотя бы отрывочные сведения, вы могли бы поддаться соблазну.
   - Но должен я, по  крайней  мере,  знать,  о  чем  докладывает  ФБР!  -
настаивал я.
   Это была наша первая настоящая стычка. И как ни странно, я не собирался
уступать. Я чувствовал свою правоту.
   - Сожалею, но пока это невозможно.
   - Хорошенькое дело!
   - Юджин, прошу вас!
   Он пытался успокоить меня своей открытой улыбкой, но я не поддавался.
   - Не нравится мне все это, господин президент, - я едва не  назвал  его
Пол! - Скажу вам прямо,  как  я  к  этому  отношусь.  Вчера  я  был  вашим
пресс-секретарем, а сегодня вдруг оказался никчемным придворным евнухом.
   Он быстро обогнул стол, обнял меня одной рукой  за  плечи  и,  легонько
подталкивая, повел к двери.
   - Пожалуйста, оставим это, на сегодня хватит, - сказал он.  -  Сделайте
мне одолжение. Все выяснится в самое ближайшее время.
   - Даже сегодня не будет слишком рано, - буркнул я на прощание.
   Я резко закрыл за собой  дверь,  но  лишь  тогда,  когда  она  с  шумом
захлопнулась, до меня дошло,  что  я  наговорил  и  наделал.  Я  сам  себе
удивился.
   Время от времени мне случалось выходить из себя, но, право же, я не  из
тех, кто способен наорать на президента Соединенных Штатов Америки.
   Джилл догадалась о результатах нашего разговора по моему лицу.
   - Неприятности? - спросила она.
   - Да. Он хочет, чтобы в деле Грира я был глух, слеп и нем.  А  главное,
он не желает мне ничего говорить, ни единого слова, и точка!
   - Это из-за Уолкотта, - сказала она. - Президент  боится,  как  бы  они
там, в Спрингфилде; чего-нибудь не пронюхали.
   - Господи Иисусе, я все  прекрасно  понимаю,  но  это  не  повод,  чтоб
держать меня в неведении. Меня! - Я больше не  мог  сдерживаться.  -  Черт
побери, да за кого он меня принимает? За паршивого репортеришку?
   Она подошла ко мне и  сжала  мое  лицо  ладонями.  Пальцы  у  нее  были
прохладные, и я почувствовал  себя  неловко.  Добрая  нянюшка  успокаивает
капризного ребенка!
   - Он считает тебя лучшим журналистом Америки, - сказала она. -  Я  тоже
иногда так считаю. Я считаю, что тебе нет равных.
   Она быстро  поцеловала  меня.  Я  притянул  ее  к  себе.  Два  телефона
включились одновременно: на ее пульте замигала лампочка, а у меня на столе
загудел зуммер. Эта чертова лавочка, как  язва  двенадцатиперстной  кишки,
требовала ежечасных жертв.
   Остаток дня превратился в кошмарный бред. Если  что-то  и  делалось  по
расписанию, я этого не уловил. Помощник Дрю  Пирсона  пытался  выяснить  у
меня, правдиво ли сообщение, будто человека в темных  очках,  похожего  на
Грира, видели в Лиссабоне. Билл Уайт просил совета относительно статьи,  в
которой, по-видимому, собирался  сообщить,  что  подозрительное  поведение
Роудбуша  в  деле   Грира   якобы   знаменует   отход   его   от   позиции
"прагматического центризма". Дик Уилсон хотел  знать,  как  я  отношусь  к
сообщению Галлаповского института о том, что акции Роудбуша упали  на  три
пункта. Скотти Рестон пытался затащить меня в Метрополитен-клуб,  но  я  к
тому времени уже так издергался, что мой желудок отказывался принять  даже
сандвич с сосиской и какао из термоса, стоявшего в тумбочке моего стола. У
Ивенса и Новака опять перехлестнулись линии. Ивенс дозвонился до  меня  из
пресс-бюро сената и задал тот  же  самый  вопрос,  который  до  этого  уже
задавал  Новак  из  Стокгольма:   справедливо   ли   утверждение   "Лондон
экономиста", что Стивен Грир зарабатывал  миллионы  с  тех  пор,  как  Пол
Роудбуш обосновался в Белом доме? Откуда, черт возьми, я  мог  это  знать?
Олсон  угостил  меня  пятиминутной   классической   лекцией   об   основах
журналистики. А Джилл все никак не могла добраться до Дэйва  Поляка.  Если
он действительно отправился в Рио, то, наверное, поплыл на  зафрахтованной
подводной лодке.


   Моя пресс-конференция в четыре часа напоминала прогон быков по  улочкам
португальской деревни. Я был старым, испуганным, больным  быком,  которого
до смерти измотала вся эта  заваруха.  А  они  кололи  и  били  меня,  как
улюлюкающие юнцы, зонтиками с каждой стены, с каждого порога и  из  каждой
двери. Что сообщает ФБР? Почему нельзя взять интервью у миссис Грир? Что я
скажу по поводу требования конгрессменов от Пенсильвании  продлить  сессию
конгресса до тех пор, пока Грир  не  будет  найден?  Почему  Мигель  Лумис
отменил свою полуденную встречу с репортерами  в  доме  Грира  в  Кенвуде?
Правда ли, что президент отказался познакомить меня с докладом  ФБР?  (Вот
тут я дрогнул!) Если я в самом деле ничего  не  знаю,  соглашусь  ли  я  с
требованием налогоплательщиков удержать мою зарплату? Что я могу сказать о
слухах, будто в личном сейфе Грира оказалась значительная сумма наличными?
   Завершилось все настоящим шабашем, когда  репортер  балтиморской  "Сан"
потребовал, чтобы я раздал копии стенограммы пресс-конференции.  Он  знал,
что это в лучшем случае выставит меня  дураком,  а  в  худшем  -  заклятым
врагом свободной прессы. Я  твердо  ответил,  что  не  буду  отступать  от
установленных правил.  Стенограмма  только  для  ознакомления,  а  не  для
цитирования в печати. Корреспондент "Коплей" проворчал, что ему наплевать,
потому что он сам  все  застенографировал  и  теперь  может  процитировать
каждое мое слово. Репортер чикагской  "Сан-Таймс"  тут  же  предложил  ему
пятьдесят долларов за копию стенограммы. Корреспондент нью-йоркской "Дейли
ньюс" поднял цену до  ста  долларов.  Все  орали  одновременно,  и,  когда
представитель  балтиморской  "Сан"  наконец  прокричал:  "Благодарим  вас,
мистер секретарь!", кто-то из задних рядов ехидно добавил: "За то, что  вы
ничего нам не сказали".
   Когда Джилл закрыла дверь за последним из этих садистов, я  понял,  что
чувствует старый бык, добежав наконец до своего хлева и оставив позади  на
опустевшей улице последнего победно вопящего юнца.
   Меня всего трясло, и я просто мечтал о сигарете. Впервые  в  жизни  мне
захотелось подать в отставку.
   - Джилл, - сказал я, - сегодня вечером ты придешь ко мне и мы  наполним
шейкер для мартини до самого горлышка.
   Она грустно покачала головой,  и  волосы  ее  закачались  в  такт,  как
золотой сноп.
   - Мне очень жаль, Джин, - сказала она, - я бы с радостью, но сегодня не
могу. Вечером к нам с Баттер придут друзья, две женщины, -  мы  пригласили
их на обед неделю назад.
   - И наверное, - подхватил я, - Баттер будет разглагольствовать до  ночи
на такие космические темы, как "наш господь - сутенер...".
   - И так далее.
   - И так далее, - повторил я. - И тому подобное.
   Все было ясно.  Значит,  сегодня  я  отправлюсь  к  себе  и  напьюсь  в
одиночку. Если наш господь и не сутенер, то  Грир  наверняка  мерзавец,  и
одно имя его - оскорбление для всех честных людей. Я  уже  предчувствовал,
как проснусь в три утра от дикой головной боли, и заранее  ощущал  во  рту
горький вкус таблеток аспирина.



7

   Питер Дескович прошел через ярко освещенный  служебный  коридор  ЦРУ  и
остановился перед пурпурной дверью.
   Двери в Центральном разведывательном управлении были выкрашены в разные
цвета, как в детском  саду.  Одни  были  желтые,  другие  красные,  третьи
оранжевые. Были также зеленые, серые, розовые и синие. Яркие краски как бы
воспевали радости слежки и шпионажа. Разведка, убеждали они посетителя, не
имеет ничего общего с грязными, темными делишками. Скорее  она  похожа  на
праздничную игру.
   Разноцветные двери поднимали дух тех, кто работал  в  огромном  здании.
Когда  какому-нибудь  несчастному  специалисту,   угнетенному   астмой   и
бородавчатой супругой, осто