бе
мерзкие  намеки  на  сестру  и  Виолу.  О,  как ужасно было мне
выслушивать все это! Если бы  нам  в  уши  влили  расплавленный
свинец, мы, вероятно, не испытывали бы таких мучений.
     Для   нас  было  почти  облегчением,  когда  он  замолчал.
Начались приготовления к казни.  Нам  была  уготована  какая-то
ужасная смерть, но какая именно, мы еще не знали.
     Мы  недолго  оставались  в неведении. Туда, где мы лежали,
подошли несколько человек с лопатами и  кирками  в  руках.  Это
были  негры  --  старые  работники  с плантаций; они знали, как
обращаться с этими орудиями. Негры  остановились  около  нас  и
начали  копать  яму.  О, боже, неужели нас закопают живыми? Эта
мысль первой мелькнула у нас. Она  была  ужасна,  но  оказалась
ложной. Чудовище готовило нам еще более страшную смерть.
     Молча, с серьезным и торжественным видом могильщиков негры
продолжали работать. Мулат стоял рядом и давал указания. Он был
полон неудержимого веселья, то издеваясь над нами, то хвастаясь
тем, какое  искусство  он  проявит,  выступив  в  роли  палача.
Женщины и воины, собравшиеся кругом, смеялись над его остротами
и сами  иногда  пытались  внести  свой  вклад  в  это  зловещее
остроумие,  после  чего раздавались взрывы демонического смеха.
Мы легко могли представить себе, что  находимся  в  аду,  среди
гримасничающих  дьяволов, которые каждую минуту наклонялись над
вами и ухмылялись нам прямо в лицо, как будто  находили  особое
удовольствие в наших мучениях.
     Мы  заметили,  что  между  ними мало семинолов. Здесь были
индейцы с почти черным цветом кожи. Они принадлежали к  племени
ямасси,  некогда покоренному семинолами и растворившемуся среди
них. Большинство присутствующих были негры,  самбо,  мулаты  --
потомки  испанских  маронов(80),  а также беглые с американских
плантаций. Последних было,  видимо,  очень  много,  потому  что
теперь  то и дело слышалась английская речь. Несомненно, в этой
пестрой толпе были и наши рабы, но они не подходили близко, а я
видел только лица тех, кто нагибался ко мне.
     Менее чем в полчаса работа могильщиков  была  окончена.  В
землю  вбили  специальные  столбы для сожжения на костре, и нас
потащили к месту, где они были установлены.
     Как только я  сумел  повернуться,  я  взглянул  туда,  где
раньше  видел  сестру  и  Виолу,  но их уже не было. Их увели в
палатку или в кусты. Девушек пощадили -- им не придется увидеть
ужасное зрелище, хотя  трудно  было  предполагать,  что  злодей
удалил их отсюда именно по этой причине.
     Перед  нами зияли две черные, глубокие ямы. Но это были не
могилы. А если это  и  могилы,  то,  очевидно,  нас  собирались
похоронить   в   вертикальном  положении.  Если  необычайной  и
странной была форма могил, то такой же была и цель,  с  которой
их вырыли. Вскоре все стало ясно.
     Нас  подвели к краю могилы, схватили за плечи и опустили в
землю. Ямы  оказались  нам  как  раз  по  горло.  Негры  быстро
забросали  ямы  землей  и  притоптали ее. Теперь на поверхности
оставались одни наши головы.
     Положение было действительно нелепое.  Мы  сами  могли  бы
рассмеяться, если бы не знали, что находимся в своих могилах.
     Толпа  дьяволов  с интересом наблюдала за нами, разражаясь
по временам взрывами дикого хохота.
     Что же дальше? Пришел ли конец нашим пыткам и нас  оставят
умирать  здесь ужасной, медленной смертью? Голод и жажда вскоре
прикончат нас. Но, боже мой, сколько часов  будут  продолжаться
эти  страдания?  Сколько  дней страшных мучений нам суждено еще
пережить, прежде чем последняя искра жизни угаснет  в  нас,  --
дней ужаса и отчаяния? Но нет, врагам еще и этого было мало.
     Такая  смерть,  какой  мы  ожидали,  казалась  еще слишком
легкой. Ненависть злодея, который придумал эти пытки, далеко не
иссякла -- у него  были  еще  для  нас  в  запасе  иные,  более
страшные мучения.
     -- Отлично!   --  кричал  мулат,  восторгаясь  собственной
изобретательностью. -- Это лучше, чем привязывать их к  дереву.
Великолепная  мысль,  а?  Отсюда они не убегут, черт их побери!
Давайте сюда огня!
     Огня! Значит, нас еще  будут  пытать  огнем!  Мы  услышали
ужасное, леденящее душу слово. Нам суждено умереть в пламени!
     Теперь  наш  ужас  достиг  крайних пределов. Что еще могло
быть страшнее, когда принесли вязанки хвороста и, как  кольцом,
окружили  ими  наши  головы,  когда  принесли факелы и подожгли
хворост, когда пламя  стало  разгораться  все  ярче  и  ярче  и
нестерпимый  жар  охватил  наши  головы... Вскоре нашим черепам
суждено будет сгореть дотла и превратиться в головешки, как эти
разгоревшиеся ветки.
     Нет, больше страдать мы уж были не  в  силах!  Мера  наших
мучений переполнилась, и мы жаждали смерти, которая должна была
положить  конец  нашим  мукам.  Эти муки усиливались от криков,
которые доносились с противоположной  стороны  лагеря.  Даже  в
этот   страшный   час   мы  узнали  голоса  Виргинии  и  Виолы.
Безжалостное чудовище велело привести их сюда, чтобы  они  были
свидетельницами  нашей  казни.  Мы  не видели их, но их дикие и
жалобные вопли говорили о том, что  ужасная  картина  предстала
перед их глазами.
     Все  жарче  и  жарче  разгорался  огонь, все ближе и ближе
подбирались и уже лизали нас  языки  пламени.  Волосы  на  моей
голове начали скручиваться и обгорать.
     Все   предметы  поплыли  у  меня  перед  глазами,  деревья
заколебались и зашатались, весь земной шар закружился с бешеной
скоростью.
     От страшной боли мой череп, казалось, был  готов  лопнуть.
Мозг как бы ссыхался... Я был почти без сознания...

     Глава XCIII. ДЕМОНЫ ИЛИ АНГЕЛЫ

     Неужели  я  уже умер и терплю муки, уготованные мне в ином
мире? Неужели это дьяволы зловеще ухмыляются и  лопочут  вокруг
меня?
     Но  что  это?  Они  вдруг  рассыпались и отступили. Кто-то
подошел к нам и отдает им приказания. Неужели  это  Плутон?(81)
Нет,  это  женщина.  Женщина -- здесь! Прозерпина?(82) Если это
женщина, она сжалится надо мной.
     Напрасная надежда -- в аду нет милосердия!  О,  мой  мозг!
Какой ужас!
     Это  две  женщины,  и взгляды их не враждебны. Это ангелы.
Быть может, ангелы милосердия? Да, это они.  Вот  один  из  них
подходит к огню и поспешно разбрасывает горящий хворост. Кто же
она, эта женщина?
     Если  бы  я  был жив, я назвал бы ее Хадж-Евой. Но теперь,
когда я уже умер, это, должно быть, ее дух.
     Рядом с ней еще одна женщина -- моложе  и  красивее.  Если
существуют  ангелы,  это  самый  прекрасный  ангел  на небесах.
Неужели это дух Маюми?
     Как попала она в этот ужасный вертеп к  дьяволам?  Это  не
место  для  нее.  Она  не совершила преступлений, за которые ее
могли бы сюда низвергнуть.
     Где я? Не сон ли это? Только что я был весь в огне, теперь
пылает только мой мозг. Мое тело овеяла прохлада. Где я?
     Кто ты, склонившаяся надо мной и  дарующая  мне  прохладу?
Неужели  это  ты,  Хадж-Ева,  безумная королева? Чьи это нежные
пальцы касаются моих висков? О, какое блаженство  приносит  мне
их  легкое  прикосновение!..  Нагнись,  чтобы я мог взглянуть в
твое лицо и поблагодарить тебя... Маюми! Маюми!

     x x x

     Я не умер. Я жив. И я спасен. Сама Хадж-Ева, а не дух  ее,
лила  на  меня  прохладную  воду.  Сама  Маюми смотрела на меня
своими прелестными, блестящими глазами.  Неудивительно,  что  я
принял этих женщин за ангелов.
     -- Проклятие!  --  раздался хриплый от бешенства голос. --
Уведите  прочь   этих   женщин!   Разожгите   снова   костер!..
Сумасшедшая  королева,  прочь  отсюда! Ступай к своему племени.
Это мои пленники! Твой вождь не имеет права... К черту!  Нечего
тебе мешаться в мои дела!.. Разожгите костер!
     -- Ямасси!  -- воскликнула Хадж-Ева, обращаясь к индейцам.
-- Не слушайте его! А не то страшитесь мести  Уикомэ!  Его  дух
разгневается  и  покарает  вас. Куда бы вы ни пошли, читта-мико
будет всюду  преследовать  вас!  Шум  его  хвоста  будет  вечно
звучать  у  вас  в ушах! Он будет кусать вас за пятки, когда вы
будете в лесу... Скажи, король змей, правду ли я говорю?
     Говоря это, Хадж-Ева взяла гремучую змею в руки и  держала
так, что все могли ее видеть. Змея зашипела и зашумела хвостом,
издавая резкий звук: "скирр".
     Кто  мог  сомневаться  в  том,  что это был утвердительный
ответ? Кто хотите, только  не  ямасси.  Скованные  ужасом,  они
застыли под взглядом могущественной колдуньи.
     -- А  вы, черные беглецы и изменники, у которых нет бога и
которые  не  боятся  Уикомэ,  только  посмейте  снова   разжечь
костер!..   Посмейте   только  подбросить  в  огонь  хоть  одну
хворостинку, и вы сами очутитесь  на  месте  пленников!  Сейчас
здесь появится тот, кто сильнее вашего желтого чудовища, -- ваш
вождь!.. Вот он, Восходящее Солнце! Он идет! Он уже близко!
     Она  умолкла,  и  в ту же минуту из леса донесся лошадиный
топот. Сотни голосов слились в одном крике:
     -- Оцеола! Оцеола!
     Этот возглас был целительным бальзамом  для  моего  слуха.
Почти спасенный, я снова начал бояться, что это окажется только
короткой  отсрочкой  казни.  Наше избавление от смерти было еще
далеко не решенным делом: нас  защищали  лишь  слабые  женщины.
Мулат  вместе со своими свирепыми приспешниками вряд ли уступил
бы их требованиям. На их угрозы и мольбы не  обратили  бы  даже
внимания  -- снова зажгли бы костры и довели бы казнь до конца.
По всей вероятности, так и случилось  бы,  не  подоспей  Оцеола
вовремя.
     Его  появление  и звук его голоса сразу ободрили меня. Под
защитой Оцеолы нам нечего было больше бояться. Внутренний голос
подсказал мне, что явился наш избавитель.
     Вскоре его намерения  стали  ясны.  Он  остановился  прямо
против  нас, сошел со своего великолепного черного коня, так же
богато убранного, как и  он  сам,  и,  бросив  поводья  первому
попавшемуся   воину,   подошел   ко   мне.   Его   осанка  была
величественна, его наряд -- живописен и  красочен.  И  снова  я
увидел,  на  этот  раз  по  праву украшавшие гордую голову, три
страусовых пера, которые так часто обманывали мое воображение.
     Подойдя к нам, Оцеола остановился и пристально взглянул на
нас. Он мог бы улыбнуться, видя нас в таком нелепом  положении,
но  в  его  лице  не  было и тени легкомыслия. Наоборот, он был
серьезен, и  в  его  глазах  светилось  сострадание.  Мне  даже
показалось, что он опечален.
     Несколько  минут  он  стоял  неподвижно  и  безмолвно.  Он
переводил взгляд с меня на  моего  товарища,  как  бы  стараясь
различить  нас.  Это  было нелегко: дым, пот и зола сделали нас
похожими друг на друга. Нас трудно было узнать.
     В эту минуту Маюми тихо приблизилась  к  Оцеоле  и  что-то
шепнула   ему  на  ухо.  Затем  она  снова  вернулась  ко  мне,
опустилась на колени и коснулась  моих  висков  своими  нежными
руками.
     Никто  не слыхал слов Маюми, кроме молодого вождя. На него
они произвели магическое действие: он  весь  преобразился.  Его
глаза   гневно   сверкнули,  и  печальный  взор  уступил  место
яростному взгляду. Обратившись к желтому  вождю,  он  прошептал
одно слово:
     -- Дьявол!
     Затем  он  несколько  секунд  молча  и  в  упор смотрел на
мулата, как будто желая испепелить его  своим  взглядом.  Мулат
старался  отвести  глаза от этого пристального взгляда, дрожал,
как лист, и молчал.
     -- Дьявол и негодяй! --  продолжал  Оцеола,  не  меняя  ни
тона,  ни  позы.  --  Вот как ты выполнил мое приказание? Разве
этих людей я велел тебе взять в плен? Подлый  изменник  и  раб!
Кто  разрешил  тебе  эту  огненную  пытку?  Кто научил тебя? Уж
конечно,  не  семинолы.  Ты   и   твои   негодяи   действовали,
прикрывшись их именем. Ты опозорил имя семинолов! Клянусь духом
Уикомэ,  мне  следовало бы поставить тебя на место тех, кого ты
здесь мучил, и сжечь тебя так, чтобы осталась одна зола!  Но  я
дал  себе слово никогда никого не пытать. Убирайся прочь с моих
глаз!.. Впрочем, нет, стой! Ты еще можешь мне понадобиться...
     И, закончив свою речь этими неожиданными словами,  молодой
вождь снова повернулся ко мне.
     Мулат  не  произнес  ни  слова, но в его глазах можно было
ясно прочесть желание отомстить. Мне показалось, что он смотрит
на  своих  свирепых  приспешников,  как  будто   приглашая   их
вмешаться.  Но  они  знали,  что Оцеола пришел не один: из леса
доносился конский топот. Очевидно,  там,  недалеко,  находились
воины Оцеолы. Стоило ему крикнуть: "Ио-хо-эхи!" -- и они пришли
бы к нему на помощь, прежде чем смолкнет эхо.
     Вероятно,  сообразив  все  это,  желтый вождь молчал. Одно
слово, сказанное в это мгновение, могло бы погубить его.
     Мрачный, нахмуренный, он оставался безмолвным.
     -- Освободить их! -- приказал Оцеола, обращаясь  к  бывшим
могильщикам.  --  Да  смотрите  действуйте лопатами осторожнее!
Боюсь, что я прибыл чуть ли не  в  последний  момент!..  Я  был
далеко,  Рэндольф,  -- обратился он ко мне, -- но когда узнал о
том, что произошло, я мчался, как ветер. Вы тяжело ранены?
     Я пытался  поблагодарить  его  и  уверить,  что  рана  моя
неопасна,  но  голос  у  меня  так ослабел и охрип, что был еле
слышен. Чья-то сострадательная рука подала мне  прохладительное
питье;  я почувствовал прилив сил, отдышался и скоро мог начать
говорить.
     Нас быстро откопали. Наконец-то мы снова были  свободны  и
стояли на земле!
     Первым моим движением было броситься к сестре. Но, к моему
удивлению, Оцеола удержал меня.
     -- Потерпите!  --  сказал  он. -- Потерпите немного. Маюми
пойдет и скажет ей, что вы вне опасности... Смотрите,  она  уже
знает  это...  Маюми, пойди к мисс Рэндольф и подтверди, что ее
брату уже больше ничего не грозит.  Сейчас  он  придет  к  ней.
Пусть  она подождет его еще минуту... Иди же, сестра, и успокой
ее! -- Затем он обратился ко мне и шепотом добавил: -- Ее  туда
нарочно посадили. Пойдемте, я покажу вам одну вещь, которая вас
очень  удивит.  Нельзя  терять  ни минуты! Я слышу сигналы моих
разведчиков. Еще минута -- и будет уже поздно! Идем же! Идем!
     Не  возражая,  я  последовал  за  вождем,  который  быстро
направился  к  лесу.  Он  вошел  в  лес, но не стал углубляться
дальше, а остановился под прикрытием густой листвы, обратившись
лицом туда, где мы только что стояли.

     Глава XCIV. СМЕРТЬ АРЕНСА РИНГГОЛЬДА

     Я не имел ни малейшего представления о намерениях вождя  и
о том, какое зрелище меня ожидало.
     Сгорая от нетерпения, я спросил его об этом.
     -- Новый  способ добывать себе возлюбленную, -- ответил он
с улыбкой.
     -- Но кто влюбленный? И кто предмет его страсти?
     -- Терпение, Рэндольф, и вы все  увидите.  О,  это  редкое
зрелище,  самый  забавный и запутанный фарс!.. Он был бы просто
смешон, если бы в  него  не  была  вплетена  трагедия.  Вы  все
увидите.  Только  благодаря  верному  другу  я  узнал об этом и
сейчас сам увижу все это собственными глазами.  И  тем,  что  я
здесь,  и  тем,  что  мне  удалось спасти вас (теперь это стало
ясно!), и, более того, спасением чести вашей сестры вы  обязаны
Хадж-Еве!
     -- Благородная женщина!
     -- Тсс!  Они близко. Я слышу топот копыт. Раз, два, три...
Да, это, должно быть, они. Взгляните-ка туда!
     Я  взглянул  в  указанном  направлении.  Небольшая  группа
всадников  выехала  из лесу и стремительным галопом понеслась к
поляне. Пришпорив  лошадей,  они  с  громкими  криками  мчались
вскачь  прямо  в  середину  лагеря.  Домчавшись  до  него,  они
разрядили  свои  пистолеты  в  воздух  и,  продолжая   кричать,
поскакали к противоположной стороне поляны.
     Это  были  белые,  что  меня крайне удивило. Но еще больше
меня удивило то, что я их  знал.  По  крайней  мере,  мне  были
знакомы  их  лица...  Эти  люди -- самые отъявленные негодяи из
нашего  поселка.  Но  третий  сюрприз  ожидал  меня,  когда   я
пристальнее  вгляделся  в  их предводителя. Его-то я знал очень
хорошо: это был сам Аренс Ринггольд!
     Не успел я оправиться от третьей неожиданности,  как  меня
уже  ожидала  четвертая.  Негры  и  индейцы ямасси, по-видимому
испугавшись этого нападения, разбежались и попрятались в кусты.
Они громко вопили и, удирая,  тоже  стреляли  из  пистолетов  в
воздух.
     Тайна за тайной! Что все это значило?
     Я  собирался  уже  снова  обратиться  с  вопросом к своему
другу, но заметил, что он занят и, видимо, не хочет, чтобы  его
отвлекали. Он осматривал ружье, как бы проверяя прицел.
     Снова взглянув на поляну, я увидел, что Ринггольд подъехал
к моей  сестре  и  остановился.  Я  слышал, как он назвал ее по
имени и произнес несколько любезных фраз. Он приготовился сойти
с лошади, в то время как  его  спутники  продолжали  с  криками
носиться по поляне и стрелять в воздух.
     -- Его  час пробил, -- произнес Оцеола и бесшумно двинулся
вперед.  --  Давно  уж  он  заслуживает  кары,  и  наконец  она
свершится!
     С этими словами он вышел на открытое место.
     Я  видел,  как  он  поднял ружье. Дуло его было направлено
прямо на Ринггольда. В следующее  мгновение  раздался  выстрел.
Пронзительное  восклицание "Кахакуине!" сорвалось с губ Оцеолы.
Лошадь Ринггольда бросилась в сторону с пустым седлом, а сам он
свалился на траву и начал судорожно биться.
     Среди его спутников раздались крики ужаса.  Не  сказав  ни
слова ни своему раненому предводителю, ни человеку, стрелявшему
в него, они мгновенно скрылись в кустах.
     -- Прицел  был  неточен,  -- холодно заметил Оцеола: -- он
еще жив. Я слишком многое перенес по  вине  этого  негодяя,  но
все-таки  я  пощадил  бы  его,  если  бы не данная мною клятва.
Клятву я должен сдержать! Он умрет!
     С этими словами он  бросился  к  Ринггольду,  который  уже
приподнялся  и  пытался  уползти  в  кусты,  словно еще надеясь
спастись. У  негодяя  вырвался  дикий  вопль  ужаса,  когда  он
увидел,  что  грозный  мститель  настигает его. Последний раз в
жизни я услышал его голос.
     В несколько прыжков Оцеола очутился рядом с  ним.  Длинный
нож  сверкнул в воздухе и опустился с такой быстротой, что едва
можно было различить удар.
     Это был смертельный удар. Ноги Ринггольда  подкосились,  и
он рухнул мертвым на том самом месте, где его настиг Оцеола, --
его застывшее тело так и осталось скорченным.
     -- Это  четвертый и последний из моих врагов, -- промолвил
вождь, возвращаясь  ко  мне.  --  Последний,  кому  я  поклялся
отомстить!
     -- А Скотт? -- спросил я.
     -- Это  третий,  и  он был убит вчера вот этой рукой... До
сих пор, -- продолжал Оцеола после  минутного  молчания,  --  я
сражался,  чтобы  отомстить,  и  я  отомстил. Я удовлетворен, и
теперь... -- Последовала большая пауза.
     -- И теперь? -- машинально переспросил я.
     -- Теперь мне все равно, когда они убьют меня!
     Произнеся эти странные слова, Оцеола опустился на  упавшее
дерево   и  закрыл  лицо  руками.  Я  понял,  что  он  не  ждет
возражений.
     В  голосе  Оцеолы  звучала  грусть,  как  будто   какая-то
глубокая,  неодолимая скорбь таилась в его сердце. С ней нельзя
было совладать, ее нельзя было смягчить словами утешения. Я уже
давно заметил это. В такую минуту лучше всего было оставить его
одного, и я тихо отошел в сторону.
     Через несколько секунд сестра была уже в моих объятиях.  А
рядом  Черный  Джек  утешал  Виолу,  прижимая ее к своей черной
груди.
     Его старого  соперника  нигде  не  было  видно.  Во  время
ложного   нападения   Желтый   Джек  последовал  примеру  своих
подчиненных и скрылся в лесу, и, хотя теперь большая  часть  их
возвратилась в лагерь, желтого вождя и след простыл.
     Его  отсутствие  возбудило  у Оцеолы подозрение. Энергия и
решимость вернулись к нему. Он созвал своих воинов  и  отправил
нескольких  человек на поиски мулата. Но они нигде не нашли его
и прискакали обратно. Один из воинов объяснил, в  чем  дело:  у
Ринггольда  было  пять  спутников, а внимательно всматриваясь в
дорогу, индеец обнаружил следы