орлов  там  не  было.
Поэтому  войска  получили  распоряжение  двигаться  в  глубоком
молчании по тайным тропинкам.
     За день до  этого  наша  экспедиция  могла  бы  показаться
многим  просто развлекательной прогулкой, где нам не грозила ни
малейшая опасность. Но весть о разгроме отряда Дэйда  произвела
на  солдат  чуть ли не магическое впечатление. С одной стороны,
она разъярила их, с другой -- заставила насторожиться. В первый
раз в жизни они начали смотреть на индейцев с чувством уважения
и даже страха. Значит, индейцы  умели  сражаться  и  уничтожать
врага.  Это  чувство  укрепилось,  когда еще прибыли вестники с
места гибели Дэйда, рассказавшие нам  новые  подробности  этого
кровавого  события.  И  поэтому  теперь солдаты не без опасения
вступали в  самое  сердце  страны,  занятой  неприятелем.  Даже
отчаянные  добровольцы не нарушали строевого порядка, и солдаты
молча двигались вперед.
     К полудню мы достигли берегов Амазуры. Чтобы проникнуть  в
район  обширной сети лагун и болот, надо было перебраться через
реку. Проводники пытались найти брод, но  никак  не  могли  его
отыскать.  Река  текла  перед  нами широкая, черная и глубокая.
Переправиться через  нее  вплавь,  даже  на  лошадях,  не  было
никакой возможности.
     Не  изменили  ли нам проводники? Нет, этого не могло быть!
Хотя  проводники  были  индейцами,   но   они   доказали   свою
преданность  белым. Кроме того, они уже были опорочены в глазах
своих соплеменников и обречены на  смерть  устами  собственного
народа. Наше поражение для них было бы равносильно гибели.
     Как  выяснилось  впоследствии,  наши  подозрения  не имели
оснований: измены тут не было. Проводники сами сбились с  пути.
И  это  оказалось  счастьем  для  нас.  Не  будь этой ошибки, с
войском генерала Клинча могла бы повториться  та  же  трагедия,
которая  произошла  с  отрядом  майора  Дэйда,  только  в более
широких масштабах.
     Если бы мы нашли брод, который был в двух  милях  ниже  по
течению,  то  мы  как  раз  наткнулись  бы  на  засаду, искусно
устроенную молодым вождем. Он превосходно знал тактику  лесного
боя.  Слух  о том, что индейцы отправились в дальний поход, был
просто  военной  хитростью,  прелюдией  к  ряду  стратегических
маневров, задуманных Оцеолой.
     В это время индейцы находились там, куда мы должны были бы
прийти,  если бы проводники не сбились с дороги. Индейцы заняли
обе стороны брода. Воины притаились в траве, как змеи,  и  были
готовы  ринуться  на  нас  в  тот момент, когда мы подошли бы к
переправе. Большое счастье для войск  генерала  Клинча,  что  у
него оказались такие негодные проводники!
     Генерал  не  знал  этих  обстоятельств. Если бы он получил
сообщение об опасной близости  врага,  то,  вероятно,  стал  бы
действовать  иначе. Теперь последовал приказ остановиться. Было
решено переправиться через реку в этом месте.
     В тростниках нашлось несколько старых  лодок  и  индейских
челноков.   На  них  легко  могли  переправиться  пехотинцы,  а
кавалеристы должны были переплыть реку на лошадях.
     Были сколочены плоты из бревен, и началась переправа. Этот
маневр мы провели довольно ловко, так что менее чем  через  час
половина солдат была уже на том берегу. Я находился в их числе,
но не радовался нашим удачам. Мне было тяжело принимать участие
в  избиении  беззащитных  женщин  и  детей.  И  я  почувствовал
настоящее облегчение, чуть ли  не  радость,  когда  услышал  из
глубины  леса военный клич семинолов: "Ио-хо-эхи!" Вслед за тем
загремели ружейные залпы,  пули  засвистели  в  воздухе,  ломая
ветки  на  ближних  деревьях.  Мы  увидели,  что  нас  осаждают
многочисленные войска индейцев.
     Часть  отряда,  успевшая  переправиться,  укрылась   между
большими  деревьями  на  берегу  реки,  и  поэтому  первый залп
индейцев не  причинил  нам  особого  вреда.  Все  же  некоторые
солдаты упали, а остальным угрожала серьезная опасность.
     Наши  войска  дали  ответный  залп, индейцы снова ответили
нам, и солдаты не остались в долгу, то ведя непрерывный  огонь,
то  давая беспорядочные залпы или отдельные выстрелы. Иногда мы
совсем прекращали стрельбу.
     В течение некоторого времени ни одна из сторон не  понесла
серьезного  ущерба. Однако было ясно, что индейцы, укрывшиеся в
перелеске, заняли более выгодную позицию и окружают нас. Мы  не
могли  тронуться с места, пока не переправится как можно больше
наших солдат, и только  тогда  собирались  перейти  в  штыковую
атаку, чтобы заставить противника принять открытый бой.
     Итак,  переправа  продолжалась под защитой нашего огня. Но
скоро положение ухудшилось. Как раз против нашей позиции в реку
врезалась  узкая  отмель,  образуя  небольшой  полуостров.   Он
находился  ниже  береговой отмели, кроме той своей оконечности,
где образовался маленький островок. Этот островок  густо  порос
вечнозелеными деревьями -- пальмами, дубами и магнолиями.
     С  нашей стороны было бы весьма благоразумно захватить его
во  время  переправы,  но  генерал  упустил   из   виду   такую
возможность.  Индейцы  сразу  это  сообразили, и, прежде чем мы
спохватились, они  уже  перемахнули  через  перешеек  и  заняли
островок.   Последствия   этого   искусного  маневра  сказались
незамедлительно.    Индейцы    начали    обстреливать    лодки,
переправлявшиеся  через  реку. Лодки сносило течением вниз, как
раз напротив  лесистого  островка.  Из  зеленой  тени  деревьев
непрерывно  струился синеватый огненный дымок, а свинцовые пули
делали свою разрушительную работу. Люди  падали  с  плотов  или
тяжело  опрокидывались  через  борта  лодок  в  воду  раненые и
мертвые.  А  частый  огонь  наших  мушкетов,  направленный   на
островок,   никак   не   мог  выбить  дерзких  врагов,  которые
притаились в густой листве.
     Там было не очень много индейцев. Когда  они  перебирались
туда   по   перешейку,   мы  могли  их  всех  пересчитать.  Но,
по-видимому, это были лучшие воины и самые меткие  стрелки:  ни
один  их  выстрел  не пропадал даром. Это был момент наивысшего
напряжения боя. В других местах  схватка  шла  с  более  равным
соотношением сил. Обе стороны дрались под прикрытием деревьев и
не  несли  больших  потерь.  Но  засевшие  на острове несколько
индейцев причиняли нам больший урон,  чем  все  остальные  силы
неприятеля.
     Единственным  средством  заставить  индейцев  отступить  с
островка была штыковая атака.
     Таков  был  замысел  генерала.  Это  казалось  безнадежным
предприятием.   Тот,   кто  решился  бы  двинуться  вперед  под
убийственным огнем скрытого противника, безусловно  подверг  бы
свою жизнь серьезному риску.
     К  моему  удивлению,  выполнить  этот долг предназначалось
мне. Признаюсь, я никогда не проявлял особой храбрости или пыла
во  время  сражения.  Но  приказ  исходил  непосредственно   от
генерала,  и  действовать  надо было немедленно. Я приготовился
выполнить его, хотя и без особого энтузиазма.
     При  мне   находилось   несколько   человек,   вооруженных
винтовками.  Их  было  не больше, чем индейцев. Вместе с ними я
направился к полуострову.
     Я сознавал, что иду на  верную  смерть.  Вероятно,  то  же
самое чувствовали и солдаты, которые шли со мной. Но, даже зная
это,  мы не могли отступить. Глаза всех были устремлены на нас:
мы должны идти вперед и победить или умереть!
     Через  несколько  секунд  мы  были  уже  на  перешейке   и
стремительно двинулись к острову.
     Мы  надеялись,  что  индейцы  не заметят нас и нам удастся
обойти их.
     Напрасная  надежда!  Враги  с  самого  начала  внимательно
следили  за  нашим  маневром  и,  зарядив винтовки, были готовы
встретить нас.
     Едва  сознавая  всю   опасность   своего   положения,   мы
продолжали  идти  вперед  и  наконец  оказались  на  расстоянии
двадцати ярдов от рощи.
     Вдруг из-за деревьев взвился  голубой  дымок  и  мелькнуло
красное  пламя.  Над  головой  у  меня просвистели пули. Позади
раздались крики и стоны. Я оглянулся  и  увидел,  что  все  мои
товарищи упали -- мертвые или умирающие.
     В это время из чащи леса до меня донесся голос:
     -- Вернитесь,  Рэндольф!  Вернитесь!  Символ,  который  вы
носите на груди, спас вас. Но мои воины в ярости, кровь  в  них
так и кипит! Не искушайте их! Вернитесь! Назад! Назад!

     Глава LXVIII. ПОБЕДА, ЗАКОНЧИВШАЯСЯ ОТСТУПЛЕНИЕМ

     Я  не  видел  человека, который говорил это, густая листва
полностью скрывала его. Но я сразу узнал голос: это был Оцеола.
     Не могу даже передать, что я почувствовал в эту минуту,  и
не  помню,  как  я поступил. В моем уме царили хаос и смятение,
удивление было смешано со страхом. Я помню только, что еще  раз
оглянулся  на  своих товарищей и заметил, что не все они убиты.
Одни лежали неподвижно, но другие шевелились и стонали. Значит,
они еще были живы!
     С великой радостью я увидел,  что  некоторые  поднялись  и
спешили скрыться, а другие пытались ползти на четвереньках.
     Из рощи продолжали стрелять, и я, застыв в нерешительности
на месте,  видел,  как  двое или трое упали на траву, сраженные
роковой пулей.
     Среди раненых,  лежавших  у  моих  ног,  был  один  юноша,
которого  я хорошо знал. Пуля пробила ему обе ноги, и он был не
в силах двинуться. Он умолял меня помочь ему, и это вывело меня
из оцепенения. Я вспомнил, что когда-то этот юноша  оказал  мне
большую  услугу.  Почти  машинально я наклонился, схватил его и
потащил. Стараясь выбраться с перешейка, я полз со своей  ношей
так  быстро,  как мне позволяли силы. Я остановился передохнуть
только тогда, когда огонь индейских ружей уже не был опасен для
меня.
     Меня встретил взвод  солдат,  высланный  для  того,  чтобы
прикрыть наше отступление. Я оставил раненого товарища на руках
солдат, а сам поспешил с печальным донесением к генералу.
     Мне  не пришлось ничего докладывать. За нашим продвижением
наблюдали, и весь отряд знал о постигшей нас  неудаче.  Генерал
не  сказал  ни  слова  и без всяких объяснений отправил меня на
другой фланг.
     Все порицали генерала за его необдуманный приказ захватить
остров столь ничтожными силами. За мной же укрепилась репутация
храброго офицера.
     Перестрелка  продолжалась  еще  около   часа.   Это   были
отдельные  стычки  в  болотах  и  между  деревьями.  Ни нам, ни
индейцам не удалось добиться здесь реального преимущества.  Обе
стороны   по-прежнему  занимали  захваченные  вначале  позиции.
Однако впереди весь лес удерживали за собой индейцы.  Отступить
-- значило  погубить  весь  отряд,  ибо  был только один путь к
отступлению: обратная переправа через реку. Но нам пришлось  бы
переправляться  под  неприятельским огнем. Оставаться дальше на
нашей позиции было тоже опасно. Мы не могли ничего предпринять,
ибо, по существу, были  осаждены  на  берегу  реки.  Мы  тщетно
пытались выбить индейцев из рощи. Потерпев неудачу один раз, мы
не  могли  рискнуть  на вторую подобную же попытку. Это было бы
гибельно,  но  оставаться  на  том  же  месте  было  не   менее
рискованно.  У  войск  было  с  собой  очень мало провианта, он
подходил к концу, и голод уже давал себя знать. С каждым  часом
наше положение ухудшалось.
     Мы  убедились,  что враг окружил нас. Около нас полукругом
толпились индейцы, причем каждый воин стоял за деревом, которое
его защищало. Мы  образовали  оборонительную  линию,  такую  же
мощную,  как  линия  укрепленных  траншей. Прорваться через эту
линию без большой потери людей не представлялось возможным.
     Теперь  было  видно,  что  число  наших   врагов   заметно
увеличилось.  Особый клич, знакомый старым солдатам, возвещал о
прибытии все  новых  и  новых  отрядов  индейцев.  Мы  начинали
опасаться,  что  теряем  превосходство  в силах, что нас вскоре
одолеют. Всех охватило мрачное отчаяние.
     Во время перестрелки мы увидели, что  многие  из  индейцев
были  вооружены  винтовками  и  мушкетами.  На  некоторых  были
военные мундиры. Особенно бросался  в  глаза  наряд  одного  из
главных  вождей.  С  его  плеч  ниспадал большой шелковый флаг,
наподобие   тех   плащей,   которые   носили   испанцы   времен
конкистадоров(76).  Были  ясно  видны  красные и белые полосы с
голубым звездным полем в углу. Взоры всех солдат устремились на
флаг.  В   этом   фантастическом   одеянии,   столь   вызывающе
подчеркнутом, все узнали любимый флаг нашей родины.
     Это была выразительная примета. Однако она не смутила нас.
Откуда  у индейцев взялись винтовки, мушкеты и флаг, было легко
объяснить -- это трофеи битвы с Дэйдом. Все мы смотрели на  эти
вещи с горьким, но бессильным негодованием. Однако час отмщения
за ужасную судьбу товарищей еще не пробил.
     Весьма  вероятно, что и нас постигла бы та же участь, если
бы мы еще  задержались  на  этом  месте.  Но  вдруг  одному  из
офицеров,  старому участнику войн под предводительством Хикори,
хорошо знакомому с тактикой индейского  боя,  пришла  в  голову
блестящая идея. Он предложил план отступления, и генерал принял
этот план.
     По  совету  офицера,  добровольцы,  еще не переправившиеся
через реку, должны были сделать вид, что  собираются  совершить
переправу  несколько выше по течению реки. Это был превосходный
стратегический маневр.  Если  бы  подобный  план  осуществился,
враги  очутились бы между двух огней, а нам удалось бы прорвать
их ряды и положить конец окружению.
     Этот   замысел   удался.   Индейцы,   введенные   нами   в
заблуждение,  кинулись вверх по реке, чтобы помешать переправе.
Наши осажденные войска  умело  воспользовались  этим  и  быстро
переправились  на  безопасный  берег. Коварный враг был слишком
осторожен, чтобы пуститься за нами  в  погоню.  Так  окончилась
битва при Уитлакутчи.
     Немедленно  был  созван совет, и все пришли к единодушному
решению: не теряя времени, вернуться в форт Кинг. Мы  выступили
в  поход  и  вскоре  без  дальнейших приключений возвратились в
форт.

     Глава LXIX. ЕЩЕ ОДНО СРАЖЕНИЕ НА БОЛОТЕ

     После этой битвы в настроении отряда  произошла  перемена.
Безудержное  хвастовство  исчезло,  и  стало  не  так уж трудно
сдерживать порывы солдат, рвавшихся  в  бой.  Никто  теперь  не
изъявлял  особого  желания  повторить  попытку  перебраться  на
другой берег  Уитлакутчи.  Таким  образом,  индейское  "гнездо"
решили не тревожить до прибытия новых подкреплений. Добровольцы
были обескуражены, лагерная жизнь их уже утомила. А неожиданное
сопротивление индейцев охладило их пыл. Никто не думал, что оно
может  оказаться  таким  беззаветно  дерзким  и  сопровождаться
кровопролитием. Неприятеля же, на которого до сих пор  смотрели
с  пренебрежением, хотя его тактика возбуждала сильную ярость и
желание отомстить, -- этого неприятеля теперь стали  уважать  и
бояться.
     В  битве  при Уитлакутчи армия Соединенных Штатов потеряла
около ста человек.  Полагали,  что  семинолы  потеряли  гораздо
больше.  Но  это  были  только  предположения. Никто никогда не
видал убитых семинолов. Впрочем, уверяли, что индейцы во  время
боя уносили своих раненых и мертвецов.
     Нет  сомнения,  что  в битве при Уитлакутчи и некоторым из
наших врагов пришлось "грызть землю". Но, во всяком случае,  их
потери  были куда менее значительны, чем наши. Несмотря на это,
историки объявили это  сражение  великой  "победой".  Донесение
главнокомандующего  все  еще  хранится  в архивах -- любопытный
образец  военной  литературы.   В   этом   документе   поименно
перечислены   все   офицеры   и   каждый   охарактеризован  как
несравненный герой. Редкий памятник тщеславия и хвастовства!
     Если честно  говорить,  то  краснокожие  нас  основательно
потрепали.  Уныние  армии  смешивалось  с  чувством подавленной
ярости.  Клинч,  старый,  добрый  генерал,   которого   военные
историки  величали  "другом  солдат",  теперь  уже  не считался
великим полководцем. Его слава померкла. Если Оцеола  и  затаил
против  него  злобу,  то  отныне  он  мог  считать  себя вполне
удовлетворенным и оставить старого ветерана в покое. Клинч  был
еще жив, но его военная слава умерла.

     x x x

     Когда  был  назначен  новый  главнокомандующий, надежды на
победу возродились.  Это  был  генерал  Гейнс,  также  один  из
ветеранов,   получивший   этот   чин   в  порядке  старшинства.
Собственно говоря, он даже не был назначен  правительством.  Но
так  как  Флорида  представляла  собой  часть  подчиненного ему
округа,  он  решил   добровольно   принять   командование   над
расположенными  там  войсками.  Подобно своему предшественнику,
Гейнс надеялся увенчать себя лаврами. Но, так же как и  Клинчу,
ему пришлось испытать горькое разочарование.
     Наш  корпус,  укрепленный  новыми  войсками  из Луизианы и
других штатов, был немедленно отправлен в  поход.  Было  решено
произвести новое нападение на индейское "гнездо".
     Мы   достигли   берегов   Амазуры,   но   форсировать  эту
заколдованную реку нам опять не удалось. Она оказалась  роковой
и  для  нашей  славы и для наших жизней. На этот раз ее перешли
индейцы.
     Почти на том же самом месте, где и в первый раз --  с  той
только разницей, что теперь это произошло ниже по течению реки,
-- мы  подверглись  атаке  краснокожих воинов. После нескольких
часов ожесточенной  схватки  мы  вынуждены  были  отвести  наши
гордые   батальоны   под  защиту  специального  укрепления.  Мы
просидели в осаде девять дней, едва  осмеливаясь  высунуть  нос
из-за  ограды.  Голодная  смерть  уже  не издали смотрела нам в
глаза, она подошла к нам вплотную. Если  бы  не  лошади,  мясом
которых  мы питались все это время, то половина армии из лагеря
"Изард" погибла бы от голода.
     Нам принес спасение большой отряд, своевременно  посланный
генералом  Клинчем,  который  все  еще командовал бригадой. Наш
бывший  генерал  выступил  из  форта  Кинг,   и   ему   удалось
приблизиться  к  неприятелю  с  тыла.  Застав  его врасплох, он
выручил нас из опасного положения.
     День нашего освобождения ознаменовался еще одним  событием
-- перемирием весьма оригинального свойства.
     Ранним  утром, когда еще чуть светало, нас издали окликнул
чей-то голос:
     -- Эй вы там! Хэлло!
     Голос  раздавался  из  лагеря  врага.  Поскольку  мы  были
окружены, иначе и быть не могло.
     Призыв повторился, и мы ответили. Мы узнали громовой голос
негра  Абрама,  черного вождя, некогда исполнявшего обязанности
переводчика на совете.
     -- Что вам нужно? -- приказал спросить наш командир.
     -- Мы хотим разговаривать, -- последовал ответ.
     -- О чем?
     -- Мы хотим прекратить битву.
     Предложение было столь же неожиданное, сколь  и  приятное.
Но что оно могло означать? Неужели индейцы голодали так же, как
и  мы?  Или  они  устали  от  военных действий? Это было весьма
вероятно, ибо по какой другой причине могли  они  так  внезапно
предложить  перемирие?  Индейцы  еще до сих пор не потерпели ни
одного поражения -- наоборот,  они  оказались  победителями  во
всех предыдущих боях.
     Правда,  была  еще  одна  причина.  С  минуты на минуту мы
ожидали прибытия бригады Клинча. До нас уже доходили слухи, что
Клинч близко. С его помощью мы могли не только прорвать  осаду,
но  и перейти в атаку против индейцев и, вероятно, даже нанести
им поражение. Может быть, они узнали  о  приближении  Клинча  и
спешили  заключить  перемирие  до того момента, когда мы станем
достаточно сильны, чтобы разбить их в открытом бою?
     Предложение   начать   переговоры   было   принято   нашим
командующим,  который теперь надеялся нанести решающий удар. Он
опасался только одного:  что  противник  отступит,  прежде  чем
Клинч  сумеет добраться до места сражения. А перемирие заставит
индейцев задержаться на поле боя. Таким образом, мы без  всяких
колебаний ответили Абраму, что не возражаем против переговоров.
     Встреча парламентеров была назначена сразу после рассвета.
Обе стороны выслали по три представителя.
     Перед