Я
покараулю, пока ты оседлаешь лошадей.
     Пока негр седлал лошадей и укладывал наши вещи,  я  быстро
зарядил ружье и встал за ствол дерева, пристально вглядываясь в
ту  сторону,  откуда  могли  стрелять. Нечего и говорить, что я
ждал с волнением и страхом. Покушение на мою жизнь  говорило  о
том,  что  против меня ведет борьбу смертельный враг, кто бы он
ни был. Предположение негра, что стрелял Желтый Джек,  казалось
мне  просто  нелепым,  и  я  посмеялся  над  ним. Ведь я своими
глазами видел, как мулат погиб ужасной смертью. Чтобы  поверить
в  появление  его призрака или его самого, мне нужны были более
веские доказательства, нежели свидетельство Джека.  Когда  негр
увидел  неизвестного  врага  в  этой  угрюмой лесной чаще, едва
освещенной  солнцем,  фантазия  у  него  разыгралась,   и   ему
почудилось,  что  стреляет  Желтый  Джек.  Но выстрел-то не был
фантазией! И почему именно в эту минуту я видел во сне  мулата?
И   почему  такой  сон?  Мне  пригрезилось  то  же  самое,  что
почудилось негру. Мороз пробежал у меня по коже и кровь застыла
в жилах, когда я подумал об этом  странном  совпадении.  В  нем
таилось нечто ужасное и столь дьявольски вероятное, что я начал
склоняться   к  мысли,  что  в  торжественных  уверениях  негра
действительно была какая-то доля правды. Чем больше размышлял я
обо всем этом, тем скорее готов был поверить в то, что  сначала
показалось мне абсолютно неправдоподобным.
     Почему  например,  индейцу  без  всякого  видимого  повода
вздумалось  бы  избрать  меня  своей  мишенью?  Правда,   между
индейцами  и  белыми  отношения  были  враждебные,  но война-то
все-таки не началась.  До  этого  дело  пока  не  дошло.  Совет
старейшин  еще не собирался, он был назначен на следующий день.
Пока решения его не станут известны,  вряд  ли  с  какой-нибудь
стороны  начнутся  враждебные  действия.  Это могло бы серьезно
повлиять  на  будущие  решения  совета.  Индейцы  были  так  же
заинтересованы в сохранении мира, как и их противники, и даже в
гораздо  большей степени. Они не могли не знать, что неуместная
и несвоевременная демонстрация такого рода отнюдь не пойдет  им
на   пользу.   Наоборот,  это  могло  бы  оказаться  подходящим
предлогом для партии сторонников переселения. Мог ли индеец при
таких условиях посягать на мою жизнь?
     А если целился не индеец, то кто же  тогда  пытался  убить
меня  и  почему?  Я  не припоминал ни одного случая, когда бы я
кого-нибудь обидел настолько, что это могло бы вызвать  ко  мне
смертельную  ненависть.  Вдруг  мне  пришли  на  память  пьяные
погонщики быков. Какое было им дело до  договоров  или  решений
совещания?  Лошадь,  седло, ружье, любая безделушка могли иметь
для  них  большее  значение,   чем   судьба   целого   племени.
По-видимому,  оба  они  были  настоящими  бандитами.  Грабители
встречаются и среди индейцев, так же как среди белых.
     Но нет, это не погонщики. Они  не  видели  нас,  когда  мы
проезжали  мимо,  а  если  даже  и видели, то вряд ли могли так
быстро добраться сюда. Мы скакали на лошадях, а они шли  пешком
и, значит, не могли догнать нас.
     Что  касается  Спенса  и Уильямса, которые ехали верхом и,
судя по рассказам Джека, были негодяями, то ведь  они  тоже  не
видели нас. Кроме того, они не могли отлучиться от стада.
     Aга!  Наконец  мне  показалось,  что  я  нашел объяснение.
Наверно, в меня выстрелил какой-нибудь беглый раб,  поклявшийся
вечно  мстить  белым  и изливший свою ненависть на первого, кто
попался ему  на  пути.  Может  быть,  это  был  мулат,  имевший
некоторое  сходство  с  Желтым Джеком (все люди с желтым цветом
кожи, как и негры, очень похожи друг на друга). Вероятно, это и
ввело в заблуждение моего спутника. На том я пока и успокоился.
     Между тем у Джека уже все  было  готово.  Оставив  попытки
разгадать  эту  тайну,  мы  вскочили  на  лошадей  и поскакали.
Некоторое время мы неслись во  весь  опор.  Дорога  шла  редким
лесом,  где  все  было хорошо видно впереди и позади нас, но ни
белый, ни черный, ни красный, ни желтый враг  не  появлялся  ни
перед  нами,  ни  с  тыла.  Мы  не  встретили  ни одного живого
существа, пока не добрались до форта Кинг. Мы  въехали  в  форт
как раз в ту минуту, когда солнце скрылось за темными вершинами
леса на горизонте.

     Глава XXVI. ПОГРАНИЧНЫЙ ФОРТ

     Слово  "форт"  вызывает  у  нас  представление о массивной
постройке с выступами и амбразурами(32), бастионами и зубчатыми
стенами, валами, казематами и гласисом(33) -- одним  словом,  о
мощном укреплении. Испанцы действительно строили такие форты во
Флориде   и   в  других  местах.  Многие  из  этих  фортов  еще
существуют, а развалины остальных свидетельствуют о  величии  и
славе  тех  времен,  когда  флаг  с изображением леопарда гордо
развевался над их стенами. Но между  колониальной  архитектурой
испанцев  и других европейских народов есть большое различие. В
Америке испанцы строили свои укрепления, не обращая внимания на
труды  и  денежные  затраты,  как  будто  они  думали,  что  их
владычество   будет  продолжаться  вечно.  Им  и  в  голову  не
приходило,  что  во   Флориде   их   господство   будет   столь
кратковременным и что им скоро предстоит изгнание.
     В конце концов, эти огромные крепости сослужили им хорошую
службу.  Без  них смуглые ямасси, а потом победоносные семинолы
уже  давно  вытеснили  бы  испанцев  с  цветущего  полуострова,
задолго  до  того,  как  индейцев  передали  под  власть другой
страны(34).
     У Соединенных Штатов во Флориде есть свои большие каменные
крепости, но упоминаемые в  истории  пограничных  войн  "форты"
совсем  не похожи на них. Эти постройки как бы гигантской цепью
опоясывают всю  территорию  Соединенных  Штатов.  Здесь  мы  не
увидим   зубчатых  стен,  высеченных  в  скалах,  дорогостоящих
казематов  и  ненужных  архитектурных  украшений.  Это  большей
частью  грубые  временные  деревянные  постройки, которые стоят
дешево  и  которые   не   жаль   покинуть,   когда   в   период
стремительного отступления линия границы все время изменяется.
     Чтобы создать надежную защиту против враждебно настроенных
индейцев,   надлежит  действовать  следующим  образом:  найдите
несколько сотен деревьев, срубите их и  распилите  на  балки  в
восемнадцать  футов длиной, расщепите их посередине, установите
четырехугольниками вплотную одна  к  другой,  плоской  стороной
внутрь,  сколотите  их поперечными досками вместе, заострите их
верхние концы, устройте  бойницы  на  высоте  восьми  футов  от
земли,  под  бойницами  установите  леса  и  подмостки, снаружи
выройте ров, постройте на противоположных углах бастионы  и  на
них  разместите  ваши  пушки,  навесьте  крепкие ворота -- и вы
построите пограничный форт!
     Это может быть треугольник, или четырехугольник, или любой
другой   многоугольник,   который   наилучшим   образом   будет
соответствовать условиям данной местности.
     Далее  вам нужны помещения для солдат и запасов провианта.
Внутри ограды постройте  крепкие  блокгаузы;  если  угодно,  на
углах  у  них  тоже  возведите  бойницы  -- на тот случай, если
наружная ограда будет взята  приступом.  Когда  все  это  будет
закончено, можете считать, что форт готов.
     Сосны  --  наилучший  строительный  материал.  Их  высокие
стволы без ветвей легко срубить и  распилить  на  балки  нужной
длины.  Но во Флориде есть порода деревьев, еще более пригодная
для постройки форта, -- это тыквенная пальма. Плотная древесина
ее не так легко раскалывается  от  обстрела,  и  пули  попросту
застревают в ней. Из таких деревьев и был построен форт Кинг.
     Представьте  себе подобный укрепленный форт и населите его
несколькими сотнями солдат; одни из  них  в  полинялых  голубых
мундирах  с  грязными  белыми  отворотами (пехота), другие -- в
темно-синих мундирах с красными кантами (артиллерия), третьи --
в темно-зеленых мундирах  (карабинеры),  некоторые  облечены  в
более  эффектные мундиры желтых оттенков (драгуны). Представьте
себе, как эти неряшливо одетые солдаты слоняются по  форту  или
стоят  группами  в  неуклюжих позах; и лишь у немногих опрятный
вид: ремни  начищены  белой  глиной,  штыки  примкнуты  --  это
часовые  на посту. Среди них бродят неряшливо одетые женщины --
их жены и прачки, в их числе несколько смуглых скво(35), тут же
пронзительно  визжат  младенцы.   Иногда   торопливо   проходят
офицеры,  которых легко узнать по темно-синим тужуркам. А рядом
джентльмены  в  штатском  --  это  приезжие  или  вольнонаемные
служащие  форта.  Далее  следует  менее  благородная публика --
маркитанты(36),   торговцы    быками,    погонщики,    мясники,
проводники,  охотники, игроки или просто бродяги и бездельники.
Кое-где мелькают слуги  --  негры  и  дружественно  настроенные
индейцы.   Наконец,   вы   можете   натолкнуться   на   важного
правительственного агента...  Вообразите,  что  над  всем  этим
развевается  американский флаг -- белые звезды на голубом поле,
-- и перед вами предстанет картина,  которую  я  увидел,  когда
въехал в ворота форта Кинг.

     x x x

     За  последнее  время  я  отвык от верховой езды, и поездка
очень утомила меня. Хотя я и слышал сигнал побудки, но так  как
еще  не приступил к своим служебным обязанностям, то не обратил
на него никакого внимания и проспал.  Вторично  меня  разбудили
доносившиеся  в  открытое  окно  звуки труб и барабанный бой. Я
узнал мелодию парадного марша и сразу вскочил с постели. В  это
время вошел Джек помочь мне одеться.
     -- Смотрите-ка,  масса Джордж! -- воскликнул он, показывая
на окно. -- Кажется, собрались семинолы со всей  Флориды!  Вуф,
сколько их тут!
     Я выглянул в окно. Зрелище было живописное и внушительное.
Внутри   ограды  форта  со  всех  сторон  сбегались  солдаты  и
строились в роты,  готовясь  к  параду.  Теперь  все  они  были
аккуратно  одеты  и  в своих наглухо застегнутых мундирах, лихо
сдвинутых  набок  шапках,  с  начищенными  до  снежной  белизны
ремнями,  с  винтовками,  штыками  и пуговицами, сверкавшими на
солнце, представляли собой великолепное зрелище  военной  мощи.
Среди   солдат  расхаживали  офицеры  в  роскошных  мундирах  и
блистающих  эполетах.   Поодаль   стоял   генерал,   окруженный
офицерами  штаба.  Их  можно  было  отличить по черным шляпам с
красными и  белыми  петушиными  перьями.  Тут  же  находился  и
уполномоченный в чине генерала, одетый в полную парадную форму.
     Весь  этот  парад  был  рассчитан  на то, чтобы произвести
впечатление на индейцев. Кроме военных, здесь присутствовало  и
несколько  штатских  в  хороших  костюмах.  Это  были окрестные
плантаторы; среди них я увидел Ринггольдов -- отца и  сына.  Но
за оградой форта зрелище было куда живописнее.
     На обширной равнине, которая простиралась на несколько сот
ярдов перед фортом, небольшими группами расположились индейские
воины  в  своем  великолепном  военном  одеянии. Все они были в
головных уборах из перьев и украшены  татуировкой.  Хотя  в  их
военном  облачении и чувствовался некий общий стиль, но все они
были одеты по-разному. На одних -- охотничьи рубашки,  штаны  и
мокасины  из  оленьей  кожи, богато расшитые бахромой, бусами и
блестками. На других -- одеяния из пестрого  ситца,  полосатого
или  цветного,  и суконные штаны -- синие, зеленые или красные,
застегнутые ниже колена; концы украшенных бусами гетр,  вышитых
блестками  и  мишурой,  свисали  с ног. Вампумы(37) самой яркой
расцветки охватывали талии, за них были заткнуты длинные  ножи,
томагавки,  а  у  некоторых  и  пистолеты,  сверкавшие  богатой
серебряной оправой, -- все это предметы, доставшиеся индейцам в
наследство от испанцев. Иные вместо  пояса  обмотали  испанский
шарф  из  алого  шелка, и его обшитые бахромой концы спускались
спереди,  придавая  особое  изящество   костюму.   Не   меньшее
разнообразие  представляли  и головные уборы: на некоторых были
диадемы из пестрых перьев, на других -- похожие на каски  шапки
из  меха  черной  белки,  рыси  или енота. При этом морда зверя
часто  самым  фантастическим  образом  красовалась  над   лицом
индейца.  У  многих  головы  были  украшены широкими лентами из
вышитой ткани, из которых торчали  перья  грифа  или  тончайшая
паутина  журавлиных  перьев.  Кое-кто  из  воинов  был  украшен
перьями самой большой птицы Африки -- страуса.
     Все индейцы были вооружены длинными охотничьими ружьями; у
каждого на ремне, перекинутом через плечо, висели рог с порохом
и патронташ. Лук и стрелы были только у юношей, которые  пришли
сюда вместе со взрослыми.
     Дальше  виднелись  палатки, раскиданные по опушке леса, --
там индейцы разбили свой лагерь.  Развевавшиеся  над  палатками
флаги  обозначали  различные  племена, которым принадлежали эти
палатки. Женщины в длинных платьях бродили между  палатками,  а
их темнокожие младенцы возились в траве.
     Я  увидел  индейцев, когда они уже собрались перед оградой
форта. Одни стояли небольшими группами и разговаривали,  другие
переходили  от  группы  к  группе  и, видимо, советовались. Мне
бросилась в глаза горделивая осанка этих людей. Я любовался  их
свободными и смелыми движениями, столь не похожими на скованную
поступь  вымуштрованного  солдата. Сравнение было явно в пользу
индейцев. Когда я смотрел на стоявших плечом к  плечу,  нога  к
ноге  солдат,  как  бы застывших в строю, а затем на украшенных
перьями индейских воинов, гордо шагавших по своей родной земле,
я не мог отделаться от мысли, что мы сумеем победить их  только
благодаря своему численному превосходству.
     Меня  подняли  бы  на  смех, если бы я вздумал высказыватъ
подобные мысли. Это противоречило опыту, основанному,  впрочем,
главным  образом  на  хвастливых  легендах  о подвигах белых на
границе. До сих пор индейцы всегда уступали белым, но разве они
уступали потому, что белые превосходили их силой и  храбростью?
Нет, неравенство заключалось в численности и еще чаще в оружии.
В  этом  таился  секрет нашего превосходства. В самом деле, как
можно защищаться стрелами, пущенными из лука,  от  смертоносных
пуль,   вылетающих  из  винтовки?  Но  теперь  это  неравенство
исчезло, теперь у индейцев было  огнестрельное  оружие,  и  они
владели им так же искусно, как и белые.
     Индейцы   расположились  полукругом  перед  фортом.  Вожди
уселись впереди на траву, за ними заняли места младшие вожди  и
наиболее прославленные воины, а еще дальше стояли все остальные
представители  племен.  Даже  женщины  и  дети подошли поближе,
столпились  и  молча,  но  со  жгучим  интересом   следили   за
движениями мужчин.
     Индейцы были необычно серьезны и молчаливы. Вообще говоря,
это не  соответствовало  их характеру, так как семинолы любят и
посмеяться и поболтать. Даже беззаботные негры вряд ли могут по
веселости сравниться с ними. Но теперь они держали себя  иначе.
Вожди, воины и женщины, даже ребята, забывшие свои игры, -- все
выглядели   необыкновенно   торжественно.  Да  это  и  понятно:
предстояло не обычное собрание,  где  обсуждались  повседневные
дела,  а совет, на котором решалась их судьба, решалось то, что
было для них дороже всего  на  свете,  --  совет,  который  мог
навеки разлучить их с родной землей. Неудивительно, что сегодня
они не были такими жизнерадостными, как обычно.
     Однако  нельзя  сказать,  что  у  всех  был  мрачный  вид.
Некоторые вожди смотрели на дело иначе и  не  возражали  против
переселения. Это были подкупленные и развращенные белыми вожди,
изменники  своему племени и своей нации. Их оказалось немало, и
они  представляли  собой  определенную   силу.   Некоторых   из
могущественных  вождей  удалось  уговорить,  и  они согласились
предать права своего  народа.  Но  семинолы  подозревали  их  в
измене,   поэтому-то   и   были   так  озабочены  представители
противоположной партии. Не будь раскола  среди  вождей,  партия
патриотов  легко  могла  бы восторжествовать и добиться решения
вопроса  в  интересах  народа.  Но  теперь  патриоты  опасались
отступничества предателей.
     Оркестр  заиграл  марш,  и  войска  парадным строем прошли
через ворота. Я быстро надел мундир и поспешил присоединиться к
штабу генерала. Через несколько минут мы  уже  стояли  лицом  к
лицу  с вождями индейцев. Войска построились. Впереди них около
знамени стоял генерал,  а  рядом  с  ним  --  правительственный
агент.   Далее   толпились   офицеры   штаба,   письмоводители,
переводчики, а также некоторые  плантаторы  покрупнее.  Тут  же
были  оба  Ринггольда.  Их  из  любезности  пригласили  принять
участие в совете.
     Офицеры обменялись рукопожатием  с  вождями,  трубка  мира
обошла  все  ряды,  и  наконец  совет был торжественно объявлен
открытым.

     Глава XXVII. СОВЕТ

     Первым выступил с речью правительственный агент. Она  была
слишком длинна, чтобы приводить ее во всех подробностях. Прежде
всего   он   призывал   индейцев   мирно  подчиниться  условиям
Оклавахского договора, уступить белым свои  земли  во  Флориде,
переселиться  на  Запад, в Арканзас, в местность, отведенную им
на Уайт Ривер, -- одним словом, согласиться на все  требования,
которые  он  предъявлял индейцам по поручению правительства. Он
прилагал все усилия, убеждая индейцев в  том,  что  переселение
принесет им только пользу, расписывал их новое местожительство,
как  настоящий  земной  рай:  в прериях полно дичи, там водятся
лоси,  антилопы  и  буйволы,  там  реки,   изобилующие   рыбой,
прозрачные как хрусталь, источники, вечно безоблачное небо!
     Если   бы  семинолы  поверили  ему,  то  могли  и  вправду
вообразить, что те благословенные места для охоты, которые,  по
их   религиозным   представлениям,   находятся   на   небе,   в
действительности можно найти и на земле.
     Затем он указал индейцам на те последствия, какие повлечет
их отказ: белые быстро заселят все пограничные зоны, худшие  из
них  будут  вторгаться во владения индейцев. Начнутся стычки, и
польется кровь. Краснокожие будут отвечать  перед  судом  белых
людей,  где,  согласно  закону  клятва индейца не признается, и
поэтому им придется терпеть всякие несправедливости.
     Таковы  были  соображения   господина   правительственного
агента  Уайли  Томпсона, изложенные им на совете в форте Кинг в
апреле 1835 года(38). Я приведу его подлинные слова,  их  стоит
процитировать  как  образец "честной" и "прямой" политики белых
по отношению к индейцам. Вот что он сказал:
     -- Допустим невозможное, а именно, что вам будет разрешено
остаться здесь еще на  несколько  лет.  В  какое  положение  вы
попадете?  Земля  будет  вскоре размежевана, продана и заселена
белыми. Уже теперь туда посланы землемеры. Вскоре вы  подпадете
под   власть   правительственных  законов.  Ваши  законы  будут
отменены, ваши вожди перестанут быть вождями.  Нехорошие  белые
люди  будут  предъявлять  к  вам  денежные иски и свои права на
ваших негров, и дело может дойти даже до обвинений в  убийстве.
Вам  придется  предстать  перед  судом  белых  людей.  Судебные
процессы будут решаться по законам  белых.  Свидетелями  против
вас  будут  выступать  белые.  А  индейцам  не  будет разрешено
выступать в качестве свидетелей. Через несколько лет вы начнете
бедствовать и окажетесь  в  безвыходном  положении.  Вы  будете
доведены  до  ужасающей  нищеты.  А  когда  голод  заставит вас
выпрашивать корку хлеба -- может быть, у того, кто разорил вас,
-- вас обзовут "индейским псом" и выгонят, вышвырнут  вон.  Вот
почему  ваш  Великий  Отец  (!),  чтобы спасти вас от всех этих
страшных бедствий, желает вашего переселения на Запад!
     И такого рода речи произносились  вскоре  после  договора,
заключенного в форте Моултри, который гарантировал семинолам их
право  оставаться  во  Флориде!  Третья  статья  этого договора
гласила: "Соединенные Штаты  возьмут  флоридских  индейцев  под
свою  защиту  и  покровительство  и будут ограждать их от любых
посяг