щийся в Калифорнию, без толку палит во всякого зверя, попадающегося на дороге, в том числе и в волка. Стада буйволов тоже постоянно окружены волчьими стаями, которые при случае набрасываются на отсталых и ослабевших. Иногда раненый буйвол становится добычей волков, но предварительно он, конечно, перебьет многих из них.
     Обыкновенно, проезжая по прериям, путешественник не видит вокруг себя ни одного волка. Но выстрелите из ружья - и словно по мановению волшебного жезла двадцать или тридцать волков мгновенно выскочат из своих убежищ, в надежде разделить с вами вашу добычу. Ночью они ?развлекают? путника ужасными концертами, в которых тянущий за душу вой перемежается с собачьим лаем. Вот почему некоторые естествоиспытатели называют этих животных лающими волками. При всей своей свирепости они принадлежат к трусливейшим созданиям в мире и только в случае крайнего голода позволяют себе зимой нападать на одинокого или заблудившегося путешественника, а потому охотники и приберегают свои заряды для более опасных противников. Однако старый Мика составлял исключение из этого правила: как только какой-нибудь волк неосторожно приближался к нашему каравану, Мика сейчас же прицеливался, и волк платил жизнью за свою дерзость. Мы однажды спросили старого охотника, сколько волков уложил он на своем веку. Вместо ответа Мика вытащил из своей сумки небольшую палочку и предложил нам сосчитать находившиеся на ней зарубки.
     - Так вы, значит, убили сто сорок пять волков? - воскликнули мы не без некоторого удивления.
     - Да, - отвечал Мика, тихо хихикая, - я убил сто сорок пять дюжин волков, ибо имею обыкновение делать на моей палочке одну зарубку только тогда, когда расправлюсь с целой дюжиной этих животных.
     При всей кажущейся невероятности этого числа, никто из нас и не думал сомневаться в правдивости слов старого охотника, которому незачем было нас обманывать.

Глава XXX

ОХОТА НА ТАПИРА

     Однажды после ужина наш друг англичанин рассказал нам кое-что о тапире. Кто хотя бы однажды видел на картинке изображение этого животного, тот никогда не забудет его морды, вытянутой наподобие хобота, его шеи с жесткой гривой и его неуклюжего свиноподобного тела. Взрослый тапир весит немногим меньше быка средней величины. Зубы этого животного расположены как у лошади, но только ноги оканчиваются не копытами, а тремя или четырьмя пальцами. Тапир покрыт такой же толстой кожей, как и гиппопотам. На ней растет очень скудная шерсть, за исключением шеи и хвоста. Верхняя челюсть тапира гораздо длиннее нижней, очень подвижна и имеет для тапира почти такое же значение, как хобот для слона. Хотя тапир и принадлежит к самым крупным четвероногим Южной Америки, но ученые еще мало знакомы с ним, частью потому, что он очень пуглив, а главным образом потому, что тапир живет далеко за пределами цивилизованных стран. Родиной его считается тропическая полоса Южной Америки, и он никогда не удаляется от рек и болотистых местностей, ибо проводит свою жизнь частью на суше, частью в воде, где отлично плавает и ныряет.
     Целый день тапир спит или лежит где-нибудь в укромном и тенистом уголке тропического леса. С наступлением ночи покидает он свое убежище и направляется к реке всегда по одной и той же им самим протоптанной дорожке. До самого рассвета он находится в воде и ищет себе пищу, которая главным образом состоит из водяных растений. При случае ест он также молодые побеги и фрукты некоторых лесных деревьев. Тапир, подобно свинье, очень любит валяться в болоте, с той лишь разницей, что после столь приятного занятия тапир всякий раз бросается в чистую воду и старательно обмывает свое неуклюжее тело. Тапир так же силен, как и пуглив, а потому при нападении почти всегда ищет спасения в бегстве, хотя мог бы причинить нападающему немало вреда своими мощными челюстями. Южно-американские индейцы усердно охотятся на тапира, но мясо его жестко и имеет неприятный вкус, так что даже неприхотливые индейцы пренебрегают им, предпочитая питаться мясом обезьян, попугаев и черепах. Зато кожа тапира ценится очень высоко, благодаря своей толщине. Туземцы применяют ее для щитов, сандалий и других предметов домашнего обихода. Но убить тапира не так-то просто: нырнув в воду, он легко спасается от преследования. Индейцы Южной Америки начинают смотреть с уважением на молодого охотника, которому удалось убить тапира, такой юноша в их глазах сразу превращается во взрослого мужчину, который имеет право гордиться своим подвигом.
     На тапира охотятся с ружьем или с луком, иногда пускаются в дело трубки, из которых сжатым воздухом или простым выдуванием выбрасываются отравленные стрелы. Местопребывание тапира легко найти, благодаря протоптанной им дорожке. Охотнику остается только сесть в засаде где-нибудь поблизости от этой дорожки, ибо известно, что, направляясь к реке и возвращаясь оттуда, тапир никогда не меняет направления. На этом пути вырывают иногда глубокие ямы и прикрывают их ветками и пальмовыми листьями. Самое сложное, конечно, разыскать эту дорожку. Но если она найдена, то индейцы устраивают целую облаву на тапира и выходят на охоту всем племенем, не исключая женщин и детей.

Глава XXXI

ПОЯВЛЕНИЕ БУЙВОЛОВ

     Наконец настал желанный день охоты на буйволов, и мне первому посчастливилось не только увидеть, но и убить пару этих животных. Но это было сопряжено для меня со значительной опасностью. В последние дни нашего путешествия мы разбились на небольшие группы по два или по три человека, которые отправлялись на охоту в разные стороны. Таким образом мы могли исследовать прерии на значительном пространстве, и шансы на встречу с буйволами сильно увеличивались. Иногда некоторые из нас и в одиночку отправлялись побродить вокруг лагеря. Однажды под вечер, накормив коня, я покинул нашу сто янку, чтобы поискать какой-нибудь дичи к ужину. Я ехал по плоскогорью, и вскоре наш лагерь исчез у меня из виду за небольшой возвышенностью. Однако я не обратил на это никакого внимания, так как во многих местах показались свежие следы буйволов, и все мои мысли направлены были к тому, чтобы добраться до них. Дальше в глаза мне бросилось одно место, где земля была изрыта, точно здесь паслось стадо свиней, но я догадался, что тут происходила битва двух буйволов за обладание буйволихой. Я уже отъехал от лагеря довольно далеко, как вдруг до слуха моего долетел рев буйвола, и в то же время послышались резкие удары, как будто бы два твердых предмета сталкивались между собой. Пришпорив коня, я поднялся на гребень соседней возвышенности и с радостью увидел двух буйволов, которые сводили свои счеты, награждая друг друга жестокими ударами. Осмотрев ружье и уверенный в быстроте ног своего коня, я смело приблизился к этим свирепым дуэлянтам. Завидев меня, они на время прекратили свою битву и бросились бежать, но при этом не выказывали большого страха и поминутно оборачивались ко мне с грозным ревом, как бы давая мне понять, что присутствие мое здесь является совершенно неуместным.
     Не обращая внимания на эти угрозы, я прицелился на скаку и так удачно выстрелил в одного из буйволов, что он после непродолжительных мучений свалился на землю и испустил дух. Другой буйвол, боясь разделить участь своего товарища, поспешно скрылся за соседними холмами. Я его не преследовал, так как конь мой устал после дневного переезда, а решил заняться убитым буйволом. Шагах в двадцати от него рос небольшой хлопчатник, к стволу которого было очень удобно привязать коня при помощи лассо, что я и сделал, а потом, вынув нож, собирался выпотрошить буйвола. Но мне не пришлось этим заняться, так как за спиной у меня послышался грозный рев, и я очутился почти лицом к лицу со вторым буйволом, который вернулся с явным намерением потребовать у меня отчета в убийстве его товарища и недавнего противника. Я собирался выстрелить в непрошеного гостя, но он, услышав храп моего испуганного коня, бросился с явным намерением распороть ему брюхо своими страшными рогами. Не дожидаясь этого удовольствия, конь рванулся, так что распустился узел, которым лассо было привязано к недоуздку, и исчез из виду с быстротой ветра. Тогда буйвол перенес на меня всю тяжесть своего гнева. Я попытался усмирить его свинцовой пилюлей, но прием оказался недостаточным: зверь, слегка раненый, сделался еще свирепее и готовился поднять меня на рога, так что мне оставалось только искать спасения в бегстве.
     Я неплохо бегаю, но тем не менее чувствовал, что буйвол догоняет меня. Вдруг я вижу, что дорогу мне пересекает глубокий и достаточно широкий ров. Времени на раздумья у меня не было, и вот я напрягаю все свои усилия, делаю отчаянный прыжок и чувствую себя в безопасности на противоположной стороне рва. Мой противник не посмел последовать моему примеру, остановился на краю рва и, опустив голову, злобно смотрел на меня огненными глазами, яростно стегая хвостом свои крутые бока. Бросив быстрый взгляд направо и налево, я с досадой увидел, что опасность для меня не миновала, так как с обоих концов ров постепенно возвышался и, наконец, совершенно сливался с равниной, на которой мы находились с моим противником. Он тоже заметил это, быстро помчался в обход, перебрался на мою сторону и с удвоенной яростью устремился на меня. Делать нечего, пришлось несколько отступить от рва, разбежаться, - и вот я опять на той стороне, которую только что покинул мой преследователь. Он несколько озадачен таким оборотом дела, и я решил воспользоваться случаем, чтобы зарядить ружье, но к великому ужасу заметил, что пороховница моя осталась около убитого буйвола, когда я снял с себя все свое вооружение, чтобы налегке выпотрошить добычу. Бежать туда не было никакой возможности, так как буйвол догнал бы меня с первых же шагов. Он и не думал отказываться от мести, снова бросился в обход и заставил меня опять прыгать через ров. Это становилось несносным и крайне утомительным. Чудовищные прыжки требовали необыкновенного напряжения сил, и я, того и гляди, мог промахнуться, полететь на дно рва и разбиться об острые камни, находившиеся там. Раненый буйвол заставил меня сделать около дюжины отчаянных прыжков, но, наконец, я потерял терпение и со всех ног бросился бежать к ближайшему дереву, им оказался тот хлопчатник, от которого только что оторвался мой конь. Эта смелая попытка едва не стоила мне жизни, ибо не успел я ухватиться за нижние ветки хлопчатника, как буйвол со всего разбега ударился лбом о его ствол и чуть было не сбросил меня на земл
ю. После больших усилий мне кое-как удалось усесться на ветках этого спасительного дерева.
     На некоторое время положение мое значительно улучшилось, если не считать страшной жажды, для утоления которой я, кажется, готов был снова рисковать своей жизнью. Буйвол не выказывал ни малейшего желания удалиться и оставить меня в покое. Напротив того, он разгуливал под деревом, как бдительный часовой, время от времени издавая глубокий рев, хорошо известный охотникам и напоминающий хрюканье испуганной свиньи. Эта осада могла продолжаться всю ночь, может быть, весь завтрашний день! Если бы мои товарищи и отправились отыскивать меня, то едва ли преуспели бы в своем предприятии в виду надвигающейся темной ночи. Я был вполне уверен, что мой конь благополучно добежал до нашего лагеря и своим неожиданным появлением несколько встревожил моих товарищей; но попробуйте в потемках разыскать конские следы на бесконечной прерии, на которой еще недавно другие конные охотники оставили подобные многочисленные следы! А тем временем ночью может пойти сильный дождь, после которого уже, конечно, не будет никакой возможности разыскать меня на обширной прерии. Что тогда станется со мной, если буйвол не откажется от своих кровавых намерений и будет продолжать осаду с упорством, свойственным этим животным? Мои мрачные мысли были прерваны странным поведением буйвола, который усердно топтал ногами мое лассо; оно лежало под тем деревом, на котором я сидел, и одним концом все еще было прикреплено к его стволу, после того как другой конец этого лассо отвязался от уздечки моего коня. Счастливая мысль пришла мне в голову; надо только было позаботиться о том, чтобы привести ее в исполнение.
     У меня была при себе толстая запасная проволока, и я, согнув ее, сделал крючок вроде того, какие применяются в удочках для ловли рыбы. Будь теперь у меня веревка или длинный ремень, я мог бы свободно поднять с земли лассо, которое было привязано к дереву почти у самых его корней. Нужда изобретательна, и я, достав нож, начал вырезать из моей кожаной куртки тонкие ремни. Связав их вместе и прикрепив крючок к одному из концов полученного таким образом длинного ремня, я получил возможность поднять с земли валявшееся лассо. Теперь я был почти уверен, что мне удастся выбраться из того неприятного положения, в которое я так неожиданно попал. В крепости лассо я нисколько не сомневался, так как оно было сделано из замечательно прочной кожи, но здесь речь шла о жизни или смерти, а потому я со всевозможной тщательностью сделал на свободном конце лассо живую петлю. Оставалось только набросить эту петлю на буйвола, и таким образом помешать ему гнаться за мной, когда я слезу с дерева. Криками и угрожающими жестами мне удалось привлечь буйвола под самое дерево и, улучив подходящую минуту, я быстро набросил петлю, которая ловко обхватила шею моего свирепого неприятеля.
     Почувствовав на себе лассо, буйвол начал бешено рваться и бегать вокруг дерева с налившимися кровью глазами. Но лассо оказалось вполне надежным, так что я мог теперь свободно подумать о возвращении домой. Когда бешено прыгавший буйвол удалился от дерева на всю длину лассо, я быстро соскочил на землю и побежал в ту сторону, где находилась моя пороховница и остальное имущество. Я потратил только одно мгновение на то, чтобы поднять ружье, брошенное мной под деревом, и потом я долго бежал, не смея оглянуться на моего страшного врага. Понемногу я набрался смелости и, повернув на ходу голову, увидел, что лассо было сильно натянуто, и что петля до того стянула горло бившемуся буйволу, что он высунул язык и начинал уже задыхаться. При виде этого мне пришло в голову, что недурно было бы принести в лагерь пару буйволовых языков, а потому я зарядил ружье и выстрелил буйволу в грудь. Он только слегка вздрогнул и повалился на землю. В виду моей усталости, мне не хотелось обременять себя тяжелой ношей, а потому из всей своей добычи я взял только языки, повесил их на ствол своего ружья, вскинул его на плечо и отправился разыскивать дорогу в наш лагерь. Тем временем на небе показалась луна, и мне нетрудно было отыскать след моего коня. Но я не прошел еще и половины того пути, который отделял меня от нашей стоянки, как наткнулся на своих товарищей. Увидев моего коня, возвратившегося в лагерь, они сильно обеспокоились и теперь разыскивали меня, крича время от времени и стреляя из ружей. Успокоившись, наиболее лакомые до свежего мяса направились к буйволам, чтобы вырезать из них лучшие куски. К полуночи все собрались вокруг веселого костра, и за сочным жарким я рассказал товарищам все подробности моего приключения.

Глава XXXII

БИЗОН

     Из всех американских животных самым интересным оказывается бизон, неверно называемый буйволом. Огромная величина отдельных животных, обширные стада, какими они водятся, их местопребывание, ценность мяса и кож как для отдельных путников, так и для целых индейских племен, наконец, различные способы охоты на буйвола, - все это сделало из него ценное животное, которым интересуются как профессиональные охотники, так и простые любители естествознания. Кроме того, буйвол является в Америке представителем европейского быка, так как, за исключением мускусного быка, водящегося у северного прибрежья, в Америке нет других туземных пород крупного рогатого скота. Наружность буйвола знакома почти всякому: громадная голова имеет широкий треугольный лоб, на спине расположен большой шаровидный горб, небольшие глаза сильно блестят и смотрят очень умно, короткие рога изогнуты наподобие полумесяца, на шее и на груди масса косматых волос, отчего передняя часть тела кажется непропорционально широкой по сравнению с задней, которая украшена коротким хвостом с большим пучком волос на конце. Кому случалось видеть буйвола где-нибудь в густых зарослях, тот невольно отступал назад, вспоминая льва. Хотя своей фигурой буйвол не похож на европейского зубра, который уже почти совершенно истреблен, но по своей величине очень приближается к нему, и оба эти животные своим весом превосходят обыкновенного быка. Взрослый буйвол имеет в ширину шесть футов и весит до сорока пудов.
     Мясо этого животного отличается сочностью и своим вкусом часто превосходит говядину хорошо выкормленного скота, а что касается буйволовых языков, то знатоки ставят их несравненно выше бычьих; особенно высоко ценятся также жирные куски между первыми ребрами и мозг, заключающийся в костях задних конечностей.
     Буйволы некогда водились на всем пространстве между Скалистыми горами и Миссисипи, но теперь надвигающаяся цивилизация значительно стеснила вольное житье громадных буйволиных стад. Первых цивилизованных наблюдателей поражала необыкновенная многочисленность стад, которые занимали пространство в несколько миль. Там, где эти животные проходили своими бесконечными рядами, образовывались широкие дороги, которые размывались дождем и превращались в овраги, ведшие обычно к воде. Многие путешественники спасались от верной смерти, наткнувшись в безводных прериях на подобные овраги. Не менее замечательна привычка буйволов кататься по земле, таким образом они охлаждаются и избавляются от несносных паразитов. Скотоводы ставят обыкновенно столбы, о которые их скот мог бы ?чухаться?, но в прериях нет ничего подобного, нет даже деревьев, о которые животные могли бы потереться. Так нередко можно видеть, как буйволы, повалившись на спину и упершись в землю горбом и плечами, в продолжение нескольких часов вертятся на одном месте, вырывая нечто вроде круглой арены маленького цирка. В прериях, где водятся буйволы, такие арены встречаются на каждом шагу, часто они зарастают травой или наполняются водой.
     Буйволы иногда предпринимают далекие странствования, которые, однако же, не носят определенного направления и главным образом обуславливаются недостатком пищи. Во время подобных переселений буйволы двигаются быстрой рысью, и ничто не в состоянии остановить их, - даже широкие реки с болотистыми берегами, из которых тысячи животных не в состоянии выбраться и гибнут голодной смертью или становятся добычей волков и других хищников. Подобные события являются настоящим праздником для охотников и индейцев, которые на берегах болотистых рек без всякого труда заготовляют себе мяса на долгое время. Буйволы водятся так далеко от цивилизованных стран, что белым охотникам нечасто приходится стрелять в этих животных. Что же касается индейцев, то они постоянно охотятся на буйволов с копьем и стрелами. Это занятие сопряжено, однако же, с большой опасностью, и к раненому буйволу опасно приближаться даже и на лошади. Охотник, выбитый из седла, имеет мало шансов на спасение, ибо буйвол догоняет пешего человека, подхватывает его на рога, топчет своими тяжелыми копытами. Подобные случаи, к сожалению, чрезвычайно часты.
     Тем не менее число буйволов с каждым годом уменьшается, ибо охота на этих животных хорошо оплачивается, и кожевенные заводы охотно покупают косматые буйволовые шкуры, из которых потом выделываются всем известные одеяла, служащие для покрытия ног в экипажах и санях. Но от белых охотников буйволам не так достается, как от индейцев, целые племена которых живут и одеваются на счет этих животных. Буйволов спасет, может быть, цивилизация, способствующая исчезновению бродячих племен, живущих охотой; правда, с увеличением населения сотни тысяч десятин будут заняты под хлебопашество, но в Америке долго еще будут существовать обширные пустыни, в которых буйволы смогут размножаться и жить на воле.

Глава ХХХIII

ПО СЛЕДАМ БУЙВОЛОВ

     На другой день мы за завтраком опять поели свежего мяса, вырезанною из убитых мной буйволов, и отправились на охоту, полные самы