держаться под прикрытием кита. Очень
странно, что они не заметили кита. Можно подумать, что...
     Он вдруг прервал сам себя и какое-то время молчал, а когда  заговорил
снова, тон его был иной:
     - Я думаю, что нас увидели. Или я ничего не понимаю  в  их  действиях
или... Взгляните, Греммель.
     - Это не случайность, сударь, - ответил вполголоса старый китолов.  -
Конечно, они заметили этот спокойный островок моря,  а  также  и  кита,  и
шлюпку. Они маневрируют, чтобы убедиться в том, что видят.
     С каким нетерпением наблюдали мы за  малейшими  изменениями  в  курсе
"Гайлендера"! С  каким  сердцебиением  увидели  мы,  что  на  бизань-мачте
разворачивается парус! Если до этого у нас и были сомнения, то теперь  они
рассеялись: судно стало к нам носом.
     -Ура!
     Это ура было очень негромким, потому что мы были истощены усталостью,
но я не думаю, чтобы когда-либо в минуты отчаяния люди кричали радостнее.
     - Нас увидели, товарищи! - уверенно воскликнул наш молодой  командир.
- Мы спасены, если шотландец сумеет подойти к  нам.  У  него  превосходный
экипаж, истинное наслаждение видеть его работу!
     Мы  охотно   согласились,   что   зрелище   великолепно.   Прекрасное
трехмачтовое судно  то  величественно  вздымалось  на  гребень  волны,  то
опускалось, точно в долину, с каждым таким шагом приближаясь к нам. Теперь
мы были уверены в спасении, и каждый новый маневр судна вызывал у нас крик
радости. Мы были преисполнены восхищением действиями этих людей, спешивших
нам на помощь с опасностью для собственных жизней: при таком  бурном  море
каждое точное движение судна давалось экипажу с трудом.
     Свершилось! Наши испытания подходили  к  концу,  трехмачтовый  гигант
подошел к лодке. Нам ловко бросили канат. Мы ухватились за него,  готовясь
обрубить  веревку,  соединяющую  нас  с  китом.  Но  пристать  к  судну  с
подветренной стороны - дело трудное, требующее величайшей осторожности,  и
прежде, чем мы хорошенько уцепились за канат, он вырвался, и  его  тут  же
отнесло.
     Экипаж толпился у борта. Эти загорелые бородатые люди смотрели на нас
с выражением симпатии, они протягивали к  нам  руки,  ловя  момент,  чтобы
помочь перебраться на корабль. Иногда борт  вздымало  над  нами  футов  на
двадцать, а минуту спустя он приближался к нам  настолько,  что  мы  могли
протянуть друг другу руки, но расстояние  было  еще  слишком  значительно,
чтобы они могли перетянуть нас к себе. Вытянув шеи,  напрягая  зрение,  мы
ждали удобного момента. Наконец судно стало совсем близко, и  мы  услышали
ободряющие слова:
     - Внимание! Взбирайтесь!
     Маневр был исполнен с такой  точностью,  что  все  в  одно  мгновение
вспрыгнули на борт судна. Все, кроме меня.Поспешив, я оступился и  полетел
через скамейку. Однако уже спустя несколько секунд мне  бросили  полдюжины
веревок с булинем на концах. Я ухватился за одну, обвязал себя вокруг тела
и сделал знак рукой. В следующий момент я уже находился на борту, в полной
безопасности. Меня спасли, но еще минута - и было бы поздно. В  это  время
корабль бортом ударил шлюпку, она затрещала  и  наполнилась  водой.  Когда
корабль поднялся, натянутая веревка оборвалась,  как  нитка,  и  маленькая
лодка, которая так долго и мужественно боролась с взбесившимся морем, была
отброшена с такой силой, что разбилась о волны в щепки. При  этом  у  нас,
стольким обязанным ей, сжалось сердце, как будто она была живым существом,
отданным нами в жертву яростной волне.
     Спустя шесть недель после того, как "Гайлендер" стал на якорь в бухте
Гонолулу, мы заметили корабль, огибающий мыс Диамант, и тотчас же узнали в
нем "Летучее облако". Поздней ночью по шуму  цепей  мы  поняли,  что  наше
судно стало на якорь и место ее стоянки недалеко от  "Гайлендера".  Тотчас
бравый капитан шотландца предоставил нам лодку, и, не теряя ни минуты,  мы
направились прямо к нашему родному кораблю.
     - Эй,лодка! - окликнул вахтенный офицер. - Кто вы?
     - Потерпевшие крушение с "Летучего облака", - ответил мистер Рэнсом.
     - Слава богу! - отозвался голос капитана Дринкуотера.
     И вслед за этим показался сам капитан.
     - Возможно ли? Рэнсом, это вы?
     - Да, да, я!..
     - А другие? Все ли с вами?
     - Все, капитан! Они со мной в лодке!
     - Слава богу! - взволнованным голосом повторил капитан.
     Может быть, в эти минуты он вспомнил о другой лодке, разбитой  китом,
экипаж которой  спасся  за  исключением  бедного  Билла,  так  таинственно
исчезнувшего. Вероятно, те же воспоминания пробудились и  в  душе  мистера
Коффена, потому что мы услышали его голос, благоговейно произнесший:
     - Аминь!
     Мы сейчас же оказались  на  палубе,  среди  товарищей,  плясавших  от
радости. После нашего рассказа они, в  свою  очередь,  передали  нам,  что
произошло с "Летучим облаком" со времени  нашего  исчезновения.  Несколько
дней они крутились вокруг того места, надеясь найти  нас,  вопреки  всякой
надежде, пока не потеряли ее окончательно и не  оставили  розыски,  думая,
что наша лодка не смогла противостоять буре.
     Мы были счастливы еще раз убедиться, какой  благородный  и  достойный
человек капитан Дринкуотер. У  него  на  глазах  стояли  слезы,  когда  он
приветствовал нас, обнимая по очереди. Вероятно, никто из нас  никогда  не
позабудет этого, так же, как и божьего милосердия, чья  рука  так  чудесно
спасла нашу жизнь.



                            13. СЕНЬОР САЛЬВАДОР

     Товарищи рассказали, что они убили кита, и  он  оказался  тем  самым,
который так быстро тащил нас за собою,  что  заставил  обрубить  канат.  С
гарпуном мистера Рэнсома в боку, волоча за собой канат в  несколько  сотен
брассов, старое чудовище вернулось к кораблю, когда началась буря, и  было
захвачено лодкой мистера Коффена.
     Груз "Летучего облака" был пополнен, и корабль направился домой. Если
он  и  зашел  в  Гонолулу,  то  с  единственной  целью  узнать  у  моряков
остановившихся там китоловных судов, не миеют ли они каких-нибудь сведений
о нас. В глубине души каждый надеялся  получить  какое-нибудь  известие  о
нас. Тем живее была радость встречи.
     По возвращении в Нью-Бедфорд капитан Дринкуотер разделил  между  нами
прибыли компании, каждый заработал очень хорошо. На этот раз  я  не  забыл
своих обязанностей по отношению к матери. Только теперь я узнал,  что  она
больна, и, к счастью, мог помочь ей.
     Теперь  у  меня  было  больше  оснований  продолжать  избранную  мною
карьеру, а у матери - меньше возражений против нее. Она не протестовала  и
против моего нового отъезда.  Я  стал  мужчиной.  Она,  по-видимому,  даже
гордилась мною. В конце концов, она чувствовала себя  счастливой,  что  ее
бродяга вернулся к ней, чего она уже не ожидала.
     Она, всегда гордившаяся тем, что была женой морского  офицера,  может
быть, и ощущала себя  несколько  униженной,  что  стала  матерью  простого
матроса. Но если это так и было, то я имел  счастливую  возможность  перед
отъездом сообщить ей новость, способную пролить бальзам на  ее  раны.  Эта
новость содержалась в письме из Нью-Бедфорда:
     "Дорогой Мэси, в настоящее  время  я  снаряжаю  "Облако"  для  нового
похода на китов. На этот раз я хочу попытать  счастья  в  Атлантическом  и
Индийском океанах. Итак,  если  вы  сохранили  свое  увлечение  охотой  на
левиафана и если чувствуете прежнюю привязанность  к  старому  кораблю,  я
могу предложить вам место. Я набрал себе  в  экипаж  всех,  кроме  второго
офицера. Если вы хотите быть вторым офицером, место вас  ждет.  Оно  будет
свободно  до  получения  вашего  ответа.   Сердечно   преданный   вам   Р.
Дринкуотер".
     "P.S. Коффен на этот раз не идет со мною.  Босток  с  "Дерзкой  Сары"
сделал ему предложение.Но я надеюсь, или, вернее, я думаю, что его уход не
станет поводом к тому, чтобы ушли и вы. Р.Д.".
     Слова  "я  думаю",  подчеркнутые  капитаном  Дринкуотером,   возымели
действие, на которое он, несомненно, и  рассчитывал.Они  побудили  принять
предлагаемый мне пост. Я тщетно старался возбудить в себе симпатию к Лиджу
Коффену, но это было для меня невозможно. Он так  и  представлялся  мне  с
гарпуном в руке,  угрожающе  занесенным  над  моей  головой,  и  с  криком
"Помните Билла!" на устах.
     Естественно,  я  написал  капитану  Дринкуотеру,  что  принимаю   его
предложение, и выразил ему свою признательномть, а через  день  отправился
вслед за своим письмом и снова поднялся на борт "Летучего облака".
     Но я уже не  был  простым  матросом.  Я  имел  право  расхаживать  по
шканцам, облеченный властью командира.
     Я нашел на судне некоторые перемены. Не один Лидж Коффен оставил его.
Ушел третий офицер Гровер и с ним  много  старых  матросов.  Их  уход  был
вызван не каким-либо недовольством, в них просто говорила  жажда  перемен,
свойственная морякам вообще и китоловам в особенности.
     Кончив наши приготовления, мы отплыли в  Атлантический  океан,  чтобы
кратчайшим путем пройти в Индийский. Мы рассчитывали пополнить свой груз в
Атлантике на обратном пути,  если  успех  не  будет  нам  сопутствовать  в
Индийском океане.
     Остановившись у Кейптауна, чтобы возобновить запасы провизии и  воды,
мы узнали, что большие киты были замечены у берегов Африки, в частности  у
берегов Мадагаскара. Этого для нас было достаточно,  чтобы  изменить  свои
планы и отказаться от  намерения  достигнуть  земли  Кергелена,  известной
также под именем Острова Отчаяния.
     Местом  своей  первой  разведки  мы  избрали  Мозамбикский  пролив  и
немедленно отправились туда в надежде встретить китов.  Но  скоро  поняли,
что все разговоры о китах, водящихся у берегов Африки, имели целью  ввести
нас в заблуждение. Китоловы из Кейптауна прямо направились в Кергелен и не
хотели, чтобы мы, иностранцы, оспаривали у них добычу.
     Удрученные обманом, жертвой которого мы сделались, а также неудачей в
Мозамбикском проливе, мы решили немедленно выйти  из  него  и  последовать
нашему первоначальному намерению. Но так как нам было необходимо запастись
провиантом, мы зашли в один  из  африканских  портов,  где  была  довольно
убогая португальская колония.
     Капитан решил лично побывать на берегу, чтобы, прежде чем вести судно
в рейс, узнать, найдем ли мы там то, что ищем. Я сопровождал его в  лодке,
и мы полагали, что все дело будет покончено в час или два.
     Как мало мы были знакомы со всеми мучениями португальской дипломатии!
Во всяком случае, мы получили урок, более чувствительный, чем  ожидали,  и
менее  приятный,  чем   надеялись.   В   этом   глухом   уголке   владений
португальского короля административная рутина процветала  так  же  хорошо,
как в самом Лиссабоне. Ни одна сделка не могла быть заключена без  санкции
властей, а таможенные власти являли собою целую тучу болтливых чиновников,
которые фланированли круглый день, как будто им нечего было делать.  Из-за
их бездельничанья капитан потерял день, фактически ничего не сделав.
     Я оставил при лодке  только  одного  матроса,  а  остальным  позволил
размять ноги на суше и сам  последовал  их  примеру.  Мы  несколько  часов
гуляли по берегу, угощаясь апельсинами и другими  тропическими  плодами  и
изучая  тот   особый   вид   людей,   который   известен   под   названием
португальцев-эфиопов.
     Задолго до ночи, насытившись этими плодами и зрелищем, мы вернулись в
лодку и принялись поджидать капитана. Он пришел только в сумерки,  и  лишь
для того, чтобы сообщить, что не окончил своих дел и рассчитывает провести
ночь на берегу.
     - Отведите лодку, Мэси, - сказал он мне, - и проследите за тем, чтобы
корабль был готов завтра утром рано отправиться в путь. Я  нанял  лоцмана,
чтобы он провел наше судно на рейд, возьмите его с собою. Вот он.
     С этими словами он представил мне человека, семенившего за  ним.  Это
был темнокожий метис. Его шляпа была  широка,  как  раскрытый  зонтик.  Он
носил звучное имя сеньора Сальвадора.
     Капитан  отдал  мне  свои  распоряжения  и  настоятельно  посоветовал
поторопиться,  пока  виднеются  судовые  огни,  потому  что  небо   начало
угрожающе затягиваться с подветренной стороны.
     Я и сам это видел, а сеньор Сальвадор - не хуже меня. Он  заторопился
вместе с нами. Наивно полагая, что умеет говорить  по-английски,  он  счел
необходимым показать нам это знание:
     - Дурной погод приходит, смотрит вниз.
     Старый матрос,  который  владел  португальским  так  же,  как  тот  -
английским, тоже захотел похвастаться своим лингвистическим талантом:
     - Дует, вы думаете? Ветер много, не так ли?
     - Ветер нет, нет, немного, - с великолепным апломбом ответил  лоцман,
- больше... вода.
     - Вода! Если только это, пусть хоть дождь идет, - ответил  матрос,  -
мы не соль и не сахар. Посмотрите на корабельные  огни,  господин  Большая
шляпа, нам недалеко.
     - Да,да, моя знает. Вы ходит вперед.
     Во время этого изящного диалога мы быстро двигались  среди  спокойных
волн, рассекая их сильными, верными ударами весел.
     Скоро шлюпка начала "танцевать": стало ясно, что мы вышли из бухты  в
открытое море. Наступила ночь, казавшаяся еще мрачнее, так  как  все  небо
было покрыто тучами. Крупные редкие капли дождя падали на нас и предвещали
настоящий тропический ливень. Я напрасно напрягал зрение и глядел  во  все
стороны: корабельных огней не было видно нигде. Мы были уже далеко в море.
     Лоцман  сидел  рядом,  на  корме.  На   лице   его   было   выражение
озабоченности, почти тревоги. Очевидно, что-то ему сильно не нравилось.
     - Что вы думаете об этом, сеньор Сальвадор? - спросил я.
     _ Что мы лучше воротиться землю, - таков был его ответ.
     - Нет, это невозможно, сеньор. Мы даже еще не попытались как  следует
поискать свой корабль. Нехорошо так падать духом. Ребята, - обратился я  к
матросам, - я знаю, где судно. Мы на правильном пути. Идите вперед,  и  мы
скоро встретим огни.
     Но все было напрасно: огни "Летучего облака" не появлялись. Мы прошли
милю - ничего! Ни малейшего проблеска света в ночи.
     Я приказал людям перестать грести и  лучше  смотреть  во  все  глаза.
Потом я приказал поднять фонарь, чтобы привлечь внимание к нашей лодке, но
ничей сигнал не ответил на наш.
     Волны росли, кроме того, нам угрожал ливень, порывы ветра вздымали  и
пенили море.
     И когда благоразумный сеньор Сальвадор снова посоветовал вернуться на
сушу, я недолго спорил. Да и не имел на  это  права.  Нанятый  в  качестве
лоцмана, он брал на себя ответственность за все, что случится с  нами,  мы
должны были повиноваться ему. Кроме того, понимал я, любой офицер, увидев,
что начинается буря, поищет где-нибудь у берегов  укромную  стоянку.  Даже
если  бы  мы  знали,  где  находится  "Летучее  облако",  было  бы  верхом
неблагоразумия искать его в такую погоду на нашей скорлупке.
     Эти размышления заставили меня крикнуть:
     - Поворачивай!



                   14. ФАНДАНГО. - ЗАПОДОЗРЕННЫЙ ЛОЦМАН

     Повернув назад, мы оказались  в  такой  же  неопределенности,  как  и
раньше.  В  этом  направлении  тоже  не  было  никакого  проблеска,  чтобы
сориентироваться по нему. Покинув порт, мы обогнули группу  скал,  которые
теперь скрывали  от  нас  городок  с  его  тремя  или  четырьмя  скверными
фонарями. Нам оставалось в темноте искать дорогу.
     "Большая шляпа" теперь был нам нужнее и полезнее, чем тогда, когда мы
шли в открытое море, потому что он, по-видимому, в мельчайших подробностях
знал берега. Во всяком случае,  не  имея  возможности  что-либо  видеть  в
темноте, он все же руководил нашими  маневрами  и  по  справедливости  мог
гордиться более своим слухом, чем зрением. Однако то, что слышали все  мы,
внушало беспокойство. Море ревело и билось о берега,  белая  линия  прибоя
обозначила место, где разбивалаись волны. Эта линия была видна в темноте.
     Дождь уже лил как из ведра, ослепляя нас. Мы моментально промокли  до
костей, что, собственно, не очень беспокоило нас  по  причине  тропической
жары. Нас  больше  тревожил  глухой  рев  волн  и  тяготила  необходимость
вычерпывать воду из лодки, иначе она наполнилась бы в  несколько  минут  и
пошла ко дну.
     Мы уже  начали  изнемогать,  когда  заметили  на  берегу  свет.  Этот
тусклый, слабый огонек пробивался из крохотного оконца.
     - Это мой дом! - воскликнул сеньор  Сальвадор,  лишь  только  заметил
его. - Гребите туда, все прямо!
     Я не спрашивал себя, бллагоразумно ли мы поступаем.  "Большая  шляпа"
был портовым лоцманом и должен был знать, куда ведет. Я  приказал  править
на огонек.
     Двенадцать взмахов весел - и мы  оказались  в  водовороте  вспененных
волн. Вероятно, в этом месте они разбивались о какую-то подводную преграду
и с такой силой, что  мы  вот-вот  погибнем,  если  не  вырвемся  из  этой
западни.
     - Назад! - крикнул я так громко, как только мог.
     Гребцы подчинились, и скоро мы были вне опасности. Тогда я повернулся
к лоцману, чтобы спросить у него объяснений, но лоцман...исчез! Место, где
он только что сидел, было пусто.
     В глубокой тьме он легко мог  перейти  на  другое  место,  поэтому  я
спросил у матросов, где наш проводник. Все ответили,  что  его  нет  среди
них, и были удивлены не меньше меня этим таинственным исчезновением.
     Мы все были опечалены случившимся, потому  что  думали,  что  бедняга
упал через борт и погиб в водовороте.  Сильный  толчок  при  повороте  мог
заставить потерять равновесие. Мне было особенно тяжело, так как я  считал
себя виновником его гибели.
     Каково же было наше  удивление,  когда  из  темноты  раздался  голос,
совсем не похожий на голос человека отчаявшегося, скорее наоборот, он  был
весел:
     - Доброй ночи, сеньоры! Вы обогнуть скалы и вы  увидеть  огни  порта!
Еще полмили - вы безопасность! Доброй ночи!
     Не было никакого сомнения в том, что это кричал сеньор Сальвадор, как
не было никакого сомнения и в том, что сам он уже стоял на твердой  земле.
Но как он добрался до нее, как преодолел бурную полоску моря?
     Это оставалось для нас настоящей загадкой. Мы  могли  сделать  только
одно предположение: он очень хорошо был знаком с  берегом,  особенно  близ
своего дома, и знал, каким путем миновать водоворот, избегнув опасности.
     Как бы то ни было, какие причины заставили его покинуть  лодку,  даже
не  предупредив  нас  об  этом?  Какая  ему  в  том  была  выгода?  Однако
раздумывать об этом было некогда. Самым важным сейчас было обогнуть  скалы
и добраться до безопасного места. Мы последовали указаниям лоцмана.
     Гребцы удвоили свои усилия и, наконец, к  величайшему  удивлению,  мы
увидели портовые огни, вернее, их проблески, потому  что  дождевая  завеса
плясала перед глазами. Ориентируясь на эти огни, мы  подошли  к  пристани,
привязали лодку, сошли на берег и отправились искать крова.
     Мокрые, как крысы с утонувшего корабля, мы добрались до  города.  Но,
так как уже миновала полночь, все двери  были  заперты  и,  вероятно,  все
обыватели спали .
     Проходя мимо одной лачуги, выстроенной из какой-то глиняной грязи, мы
заметили, что ее обитатели явно не спали. Лучи света проникали через узкие
окна без рам. Слышался шум голосов, раздавались звуки банджо или  бандолу.
Не предполагая найти что-либо приличнее, мы решили войти в это  помещение,
отнюдь не для того, чтобы  наслаждаться  музыкой,  а  чтобы  укрыться  под
кровлей и обсушиться, если там случайно найдется очаг.
     Мы  постучали.  Дверь  открыл  негр   гигинтского   роста,   типичный
мозамбикский негр. Он спросил на своем жаргоне, что нам надо.  Прежде  чем
мы успели  ответить,  рядом  с  этим  негром  появился  другой.  Можно  ли
вообразить наше изумление, когда в этом  другом  мы  узнали  лоцмана,  так
бессовестно покинувшего нас! Однако одет он был уже по-праздничному.
     - А, сеньоры! - произнес он, растягивая рот  до  ушей.  -  Здесь  моя
пришел до вас. Счастлив видеть! Пожалуйста, в