Конечно,
оно не смогло бы удержать двоих, теперь, сидя на нем, я это ясно понял.
     Еще более тронула меня благородная  доверчивость  Коффена,  когда  он
протянул мне свое копье:
     - Возьмите его  и  гребите  все  прямо,  на  солнце.  Думаю,  корабль
находится где-то в той стороне.
     Он был тысячу раз прав, доверив мне копье, я  скорее  пронзил  бы  им
свое сердце, чем посягнул на его жизнь.
     Некоторое время я плыл в указанном направлении, все время стараясь не
оставить товарища далеко позади, потом уступил ему место и поплыл сам.  Мы
несколько раз менялись так местами. Все  время  наши  взгляды  исследовали
горизонт. Тот, кто сидел на обломке, играл роль  впередсмотрящего.  И  Бог
смилостивился над нами и вознаградил нас за наше теплое отношение  друг  к
другу.
     В ту минуту на бревне сидел я и следил за поверхностью моря. И  вдруг
мне показалось красное пятнышко не более носового платка - это  развевался
красный флаг,  водруженный  нами  на  теле  кашалота.  Никогда  не  забуду
выражение лица моего товарища, когда я  закричал  слабым  голосом  ура.  Я
тотчас бросился в воду и уступил Коффену его копье и бревно.
     - Да! - в восторге подтвердил он. - Да, конечно, это  наш  значок!  У
нас есть шанс на спасение! Капитан  Дринкуотер  не  такой  человек,  чтобы
забыть, что Лидж Коффен совершил  с  ним  двенадцать  экспедиций!  Люди  с
"Летучего облака" знают, в каком направлении увлек нас кашалот. Дринкуотер
обшарит все уголки океана!
     У нас  теперь  была  только  одна  цель  -  достигнуть  кашалота.  Мы
напрягали все остатки сил, чтобы плыть и грести.
     Наконец  мы  достигли  его.  Коффен  глубоко  вонзил  копье  в   тело
животного. Мы воспользовались древком и с  его  помощью  вскарабкались  на
кита. Очутившись в безопасности, мы упали в изнеможении, более похожие  на
трупы, чеи на живых людей.
     Придя в себя, мы начали обдумывать наше положение. По правде сказать,
мы не могли считать себя спасенными,  а  только  обрели  надежду.  Немного
передохнув и набравшись силя, мы вскарабкались до самой шеи кита, до  того
места, где стоял наш флаг. Но какая неожиданность! Трое из наших товарищей
уже были там! Весь экипаж шлюпки был налицо, не хватало лишь  Билла.  Наши
удивленные  возгласы  вывели  из  оцепенения  обессиленных  матросов,   мы
искренне приветствовали друг друга.
     Их одиссея  походила  на  нашу,  они  немногим  раньше  добрались  до
кашалота. Один из них торжественно произнес:
     - Вот мы и все в сборе, нет только Билла. Никто не видел его?
     Не мне было отвечать на этот вопрос. Я поднял глаза на Лиджа Коффена.
наши взгляды встретились. Его взор красноречиво говорил: храните тайну.
     - Я думаю, он утонул, - уклончиво произнес Коффен. - С нами случилось
бы то же, если бы не подвернулся обломок лодки, который помог продержаться
на воде так долго.
     Наши радостные излияния скоро перешли в  меланхолию,  и  мы  серьезно
задались вопросом, что  нас  ожидает.  Что  мы  выиграли,  взобравшись  на
кашалота? Немного отдыха, некоторую отсрочку, какую иногда дают осужденным
на смерть, без малейшей надежды на помилование. Если судно  или  лодки  не
придут нам на помощь, мы безусловно погибнем.
     Каковы шансы на помощь? Рассудок заставлял признать,  что  они  очень
слабы. Помощь могла прийти только от "Летучего облака", потому что шлюпки,
потеряв нас из виду, должны были вернуться к судну. Мы были  уверены,  что
наши товарищи приложат все силы, чтобы отыскать нас. Но  к  чему  приведут
эти усилия? Разве мы не затерялись в пустыне Тихого океана, величайшего на
всем земном шаре? Остров в двадцать тысяч  квадратных  миль  показался  бы
простой точкой на его безграничной поверхности.  Что  же  представляло,  в
таком  случае,  тело  кашалота,  к   бокам   которого   прилепилось   пять
человеческих фигур, словно раковины к борту броненосца? Судно могло пройти
в миле от нас и не заметить ничего. Все зависело от состояния погоды и  от
большей или меньшей прозрачности воздуха.
     А в эти минуты все было против  нас.  Нас  мочил  ливень,  над  морем
поднимался туман. Вокруг же  не  было  ничего,  кроме  волнующегося  моря,
прекрасный голубой цвет которого перешел в печальный и однообразный серый.
     Настала рождественская ночь. Какой  она  была  для  пяти  несчастных,
которые считали себя  покинутыми  Богом  и  людьми!  Разбитые  усталостью,
умирая от голода и жажды, с душой, полной смертельной  тоски,  мы  уже  не
вспоминали и не грезили о радостях Рождества  и  о  пиршестве,  в  котором
могли бы принять участие. Мы были  слишком  заняты  настоящим,  мрачным  и
зловещим, и будущим, еще более зловещим и еще более мрачным.
     Солнце  зашло.  Несмотря  на  мучительный  голод,  никто  не  решился
оторвать кусок сырого мяса от горы, которая была под нами, и положить  его
в рот.



           5. СПАСЕНИЕ. - ПОЛЯРНЫЙ БАССЕЙН. - ПАРИ ПО ПОВОДУ КИТА

     Мы спали. Во всяком случае, я спал глубоким сном. Природа брала свое.
Физическая усталость дала нам несколько часов душевного отдыха  и  полного
забвения. Когда я проснулся,  мои  товарищи  уже  были  на  ногах.  Коффен
взобрался на самую возвышенную точку. Он пристально всматривался в океан.
     - Ничего, - сказал он наконец. - Я не вижу ни корабля, ни лодок.
     Когда он сошел вниз, его лицо выражало отчаяние. Мы по очереди  стали
наблюдать за морем. Мы делали это не потому, что питали надежды, а  просто
потому, что бездействие томило нас и  каждый  собственными  глазами  хотел
убедиться, что от надежд пора отказаться.
     Мы умирали от голода и все-таки не могли решиться попробовать  сырого
кашалота. Вся душа возмущалась против этого. Если бы мы еще могли развести
огонь и сварить его...
     Нас начинала жестоко мучить жажда. Уже накануне  мы  томились  ею,  а
теперь она стала невыносимой. Наше положение усугублялось тем, что  утром,
в день Рождества, мы выпили двойную порцию  рому,  а  ром,  как  известно,
имеет свойство возбуждать, а не утолять жажду.
     Вчера ливень принес некоторую свежесть, ночью  ветерок  обвевал  наши
разгоряченные головы, поэтому мы смогли немного поспать. Но в первый  день
Рождества солнце поднялось над ровным и спокойным морем, на  котором  едва
можно было заметить лишь медленное и слабое колыхание. За час  до  полудня
солнце уже жгло как огонь. Лучи отражались в  воде,  и  море  походило  на
расплавленное стекло.
     Эта мертвая тишь и зной мучили наши тела и тревожили душу. Даже  если
бы на корабле знали, где мы находимся, судно не смогло бы  в  такой  штиль
сдвинуться с места.
     Некоторые мои товарищи, дошедшие до отчаяния,  попробовали  подносить
куски мяса кашалота к губам. Но это ничуть не помогло им.  Мясо  кашалота,
имеющее в себе массу соли, только усиливало жажду.
     - О милосердный Боже, когда же кончатся наши страдания!
     Сколько  раз  раздавались  эти   вопли   отчаяния!   Иногда   к   ним
примешивались проклятья морю, солнцу и даже чайкам, чьи  белые  крылья  мы
принимали за далекие паруса. Время от времени слышался крик:
     - Парус!
     Но тот, кто испускал этот  вопль,  тут  же  сознавал  свою  ошибку  и
посылал проклятья какой-нибудь невинной морской птице, невольно обманувшей
его.
     Когда этот крик надежды раздался в очередной раз, мы едва обратили на
него внимание, до такой степени тяжело было разочаровываться. Но  на  этот
раз магические слова произнес Лидж Коффен. И все-таки мы не сразу поверили
своему счастью. Подняв головы, мы заметили, что начинается легкий ветерок.
Это обстоятельство победило нашу недоверчивость. Мы  все  вскарабкались  к
флагу. Поднявшись на  цыпочки,  мы  смотрели  по  направлению,  указанному
Коффеном.
     Действительно, там можно было видеть белое пятно, и это  пятно  ни  в
коем случае нельзя было принять за крыло  чайки.  Это  был  парус,  парус,
надуваемый ветром.  Скоро  судно  подошло  ближе,  и  мы  узнали  "Летучее
облако".
     Тогда из наших  уст,  вернее,  из  наших  сердец,  вырвались  горячие
восклицания признательности Господу, чья воля спасла нас от смерти. Мы  не
думали больше о долгих муках,  которые  перенесли,  все  было  забыто.  По
установке парусов и направлению хода судна мы убедились, что нас заметили,
а если не нас,  то,  по  крайней  мере,  красный  флаг,  развевающийся  на
кашалоте. Было совершенно невероятно, чтобы его не  заметили  в  подзорную
трубу.
     Скоро мы различили нос корабля, то  опускающийся,  то  поднимающийся,
его фок, надуваемый ветром. "Летучее облако" шло прямо на нас.
     В одном кабельтове от нас судно остановилось  и  спустило  три  самые
большие лодки. За нами достаточно было  послать  всего  одну.  Но  капитан
Дринкуотер  никогда  не  забывал  дела.   Я   уверен,   даже   чрезвычайно
обрадованный тем, что нашел своих людей, он не  забыл  и  о  том,  что  мы
сидели, по меньшей мере, на сотне тонн великолепного жира.
     Что касается нас, то в наших головах было нечто иное, чем  кашалот  с
его тоннами жира. Мы бросились в первую же причалившую лодку.
     Не без труда забрались мы на борт "Летучего облака" и, когда  наконец
очутились на его палубе, едва стояли на ногах.
     - Где Билл? - спросил капитан, окинув нас быстрым  взором  и  увидев,
что одного из шестерых пропавших меж нами нет.
     - Утонул, - ответил старший офицер.
     Отвечая, он пристально глянул на меня, и я опять прочел в его  взоре:
храните тайну!
     Я хранил ее, пока он был жив. Мог ли я поступить иначе, когда сам был
обязан ему жизнью?
     Кашалот-самка был потерян для нас так же безвозвратно, как разбитая в
щепы лодка. Но так  как  старый  самец  действительно  дал  нам  сто  тонн
отличного жира, наши трюмы были полны.
     В этом сезоне нам больше нечего было делать  в  Тихом  океане,  и  мы
направились в Нью-Бедфорд, куда и прибыли благополучно.
     Вместо года  мое  плавание  продолжалось  более  двух  лет,  как  это
обыкновенно случается. Можно было ожидать, что  я  навсегда  излечился  от
страсти если не к морю, то к охоте на китов. Но я не  знал  ничего  лучше.
Воспоминание о  моем  приключении  -  или  злоключении,  как  вам  угодно,
-возбуждало во мне приятное волнение и подстрекало начать все сначала. Без
сомнения, я видел смерть совсем близко, но я чувствовал сильное влечение к
таким драматическим событиям. Одним словом,  я  решил  снова  наняться  на
"Летучее облако".
     У меня уже были опыт и знания настоящего китолова, и на  этот  раз  я
мог предлагать свои услуги не как робкий  новичок.  Я  даже  мог  выбирать
между судами, отходящими в Атлантический океан, Тихий или Индийский. Но  я
остался верен своему знамени, или, вернее, своим товарищам. Кроме того,  я
искренне привязался к капитану Дринкуотеру: это  был  прекрасный  человек,
несмотря на некоторые неприятные привычки. Если  оставить  в  стороне  его
пристрастие к спиртному, он был уважаемый член  общества,  хороший  моряк,
смелый как лев и чрезвычайно великодушный.
     К старшему офицеру я не питал  подобной  искренней  симпатии,  но  во
всяком случае и он внушал  мне  дружеское  расположение  и,  если  хотите,
чувство благодарности. Воспоминание о трагическом конце Билла было  не  из
приятных, но я не мог забыть, что человек, сказавший мне:"Помните  Билла!"
- спас мне жизнь, рискуя своей. Я был уверен,  что  при  необходимости  он
снова будет готов оказать мне такую же услугу.
     У меня была еще одна причина предпочесть  "Летучее  облако".  Капитан
Дринкуотер на этот раз решил оставить в покое кашалотов и начать  кампанию
против китов, известных под названием "bowhead" /круглоголовые/. Это самый
большой из известных видов. Говорят, что они в изобилии водятся в полярном
бассейне,  в  той  части  Ледовитого  океана,  которая  начинается   после
Берингова пролива. Что касается китов с плоской головой, то они водятся  в
широтах более южных.
     Мы должны были поднять  паруса,  лишь  только  капитан  продаст  груз
спермацета и "Летучее облако" будет вновь покрашено и отремонтировано.
     Читатель полагает, может быть, что я воспользовался этой  передышкой,
чтобы исполнить свои сыновние обязанности, повидать мать, попросить у  нее
прощения за горе, причиненное моим бегством из дому? Увы, в  таком  случае
он слишком хорошего мнения обо  мне.  Я  ограничился  письмом,  в  котором
сообщил, что еще жив и  готовлюсь  отправиться  в  новое  плавание.  Я  не
исполнил свой долг еще и потому, что "Летучее облако" ушло скорее,  чем  я
думал. Позднее, кстати сказать, я  узнал,  что  мать  примирилась  с  моим
выбором. Она была если не в полном смысле бедна, то почти бедна и не могла
сердиться на то, что хотя бы один из ее сыновей в  состоянии  зарабатывать
себе пропитание, даже рискуя  жизнью  в  опасных  приключениях.  Уходя  во
второе плавание, я не знал о состоянии ее дел.
     До сих пор для меня слово "океан" было  связано  с  представлением  о
пространстве неизмеримом  и  бездонном.  Но  я  должен  был  умерить  свои
фантазии, когда поближе познакомился с частью Ледовитого океана, лежащей в
западном полушарии. Когда мы прошли Берингов пролив,  мы  увидели,  что  и
океан здесь похож на широкий пролив,  где  можно  бросить  якорь  в  любом
месте. Когда нет сильного ветра, его поверхность гладка  и  спокойна.  Она
похожа  на  поверхность  озера.   Что   касается   глубины,   даже   самой
значительной, то ее смешно и сравнивать с глубиной других океанов. Во всем
Ледовитом океане нет места, где лот не достал бы дна на  глубине  тридцати
морских саженей.
     Еще недавно географы знали очень мало о море, которое  начинается  за
Беринговым проливом. Сведения, оставленные беднягами, открывшими это море,
неполны и недостаточны. В продолжение долгого времени они не пополнялись и
не проверялись. Короткие плавания  Кука,  Коцебу,  Бичея  в  общих  чертах
ознакомили нас с полярным бассейном. Для того,  чтобы  мир  получил  более
точные и подробные сведения об этих далеких краях, должна  была  вмешаться
корысть, и она вмешалась, и дело загорелось, как  только  стало  известно,
что этот океан таит целые сокроаища в виде китового жира.
     В 1948 году капитан Ройс, владелец судна"Superior", вернулся  в  Тей,
порт своего отправления, с ценным грузом - реальным доказательством  того,
что охота на китов около берегов Гренландии может быть так же успешна, как
на западе Американского континента, как в  Баффиновом  заливе  и  северной
части Атлантического океана.  Китоловы  сейчас  же  обогнули  мыс  Горн  и
поднялись в моря,  омывающие  северозападные  берега  Америки  и  северные
берега Азии. Можно насчитать  немало  предпринимателей,  составивших  себе
значительное состояние именно тогда.
     В один прекрасный день в  середине  июля  "Летучее  облако",  миновав
острова  Диомеда,  бросило  якорь  на  широте  Северовосточного   мыса   в
нескольких милях от берега. Мы стояли не одни. Еще с дюжину судов,  как  и
мы, пришли охотиться на круглоголовых.
     Море было совершенно спокойно в тот момент, когда мы бросили якорь, и
оставалось таким всю ночь, если  только  можно  было  назвать  это  ночью:
Полярный круг начинается с Берингова пролива,  и  солнечный  диск  в  июле
исчезает за горизонтом лишь наполовину. Даже в полночь нет полной темноты.
Это скорее прозрачные сумерки. Нет надобности ни  в  лампе,  ни  в  свече,
чтобы читать книгу или газету, напечатанную обыкновенным шрифтом. В  любую
минуту суток, таким образом, можно выследить китов и охотиться на них.
     С нашей стоянки был виден на западе арктический  берег,  печальный  и
пустынный. Трудно представить себе что-либо более меланхолическое и  менее
привлекательное. Насколько мог охватить  взор,  простирались  массы  льда.
Подобно ледяной реке они двигались вдоль берега. Мы не боялись их,  потому
что ни одна из этих льдин ни по своей тяжести, ни  по  размерам  не  могла
угрожать судну, так солидно построенному, как "Летучее облако".
     Берег в это время еще не был окружен ледяным поясом,  между  сушей  и
плавучими льдинами сохранялось значительное  пространство.  В  этой  части
Ледовитого океана льдины, с которыми приходится воевать мореплавателю,  не
представляют собою ледяных гор, а поднимаются  над  поверхностью  лишь  на
несколько футов. Они менее опасны, чем льды Гренландии или  антарктических
морей, где встречаются ледяные горы высотою до двухсот футов.  Объясняется
это довольно просто: предполагают, что  ледяные  горы  образуются  из  тех
ледяных масс, которые проходят в море через огромные скалистые ущелья,  но
в море их разбивают  волны,  а  в  окрестностях  Берингова  пролива  земля
плоска, там нет ни гор, ни скал, ни ледников, следовательно, не может быть
и настоящих ледяных громад. Даже если допустить, что  там  могли  бы  быть
ледяные горы, они не могли бы  плыть,  так  как  море  здесь  недостаточно
глубоко. Попадаются льдины высотой двадцать или  тридцать  футов,  но  они
стоят на дне и не могут сдвинуться.
     Первую ночь экипаж был на страже, и лодки были готовы на тот  случай,
если бы мы заметили кита. Мы видели, что и другие  китобои  поступили  так
же. Но кита не было.
     Капитан Дринкуотер не был  человеком,  способным  бездействовать.  Он
приказал поднять якорь, поставить паруса и держать курс на запад, полагая,
что в этом направлении мы встретим китов.
     Другие суда тоже подняли якоря, и все пустились в разные стороны.
     Пользуясь легким попутным ветром, мы прошли в море  около  двенадцати
миль. Капитан спустился в каюту, чтобы отдохнуть.
     Когда он  снова  появился  на  мостике,  то  принялся  ходить  вокруг
кабестана, потирая  руки,  как  будто  попутный  ветер  заставлял  быстрее
обращаться кровь в его жилах. Потом приказал подавать завтрак и, с веселым
лицом обратясь к помощнику, произнес:
     - Ну,  мистер  Коффен,  вот  мы,  наконец,  в  великолепном  полярном
бассейне, где нас ждет такая чудесная охота. Что вы скажете на это?
     - Пока немного, - довольно резко ответил бывалый  моряк.  -  Жиру  мы
здесь еще не видели.
     - Будьте покойны, в жире у нас недостатка не  будет.  Какое  пари  вы
хотите, что сегодня вечером мы загарпуним кита?
     - Ну, - ответил старший офицер, - не стоит держать пари  "против",  я
предпочел бы держать "за", но почти уверен, что  проиграю.  Думаю,  мы  не
найдем здесь ничего значительного, и, чтобы встретить кита,  нам  придется
двинуться на север.
     - Как бы не так! -  торжествующим  тоном  ответил  капитан.  -  Ну-ка
взгляните туда! Кит от нас как раз на расстоянии выстрела. Хотя, по правде
сказать, он не той породы, которую я предпочитаю.
     С этими словами он указал своему собеседнику на finback, которого уже
с полчаса плавал невдалеке от судна, но никто не обращал на  него  особого
внимания, потому что этот род китов наиболее труден для охоты  и  гоняться
за ним не стоит труда. Китоловы  его  глубоко  презирают,  он  же,  словно
нарочно, всюду попадается на глаза в этой части океана.
     - Этот не может считаться китом, - спокойно возразил старший  офицер.
- Если бы вы пустились за ним, вы все равно проиграли бы пари, заключи  мы
его.
     - Отлично, мистер Коффен. Мы загарпуним до наступления  ночи  кое-что
получше finback. Я готов держать пари. А вы?
     - Я? Мне безразлично, - ответил старший офицер.
     - На что держим пари?
     - На бутылку шампанского и ящик лучших гаванн.
     - Идет!
     Старые моряки, слышавшие разговор,  отлично  знали,  что  уверенность
капитана не имеет прочного основания, он спорил, просто надеясь на случай,
потому что нет кита, скорость и повадки которого были бы  так  неожиданны,
непредсказуемы и капризны,  как  у  круглоголового  кита.  Ни  один  самый
опытный китолов не мог бы предсказать наверняка, как он появится, откуда и
куда уйдет. Сегодня их покажется так много, что хватит  каждому  судну  из
целой флотилии, а завтра уже  не  видно  ни  одного.  И  никто  не  сумеет
сказать, есть ли шанс