южных берегах Миссисипи.
   Однако самой редкой  и  драгоценной  птицы,  белоголового  орла,  в  моей
коллекции  еще  не  хватало.  Несколько  раз  мне  случалось   видеть   этих
величественных птиц, когда они парили на недосягаемой высоте или, ловя рыбу,
летали вдоль берегов реки. Но, как большая  часть  членов  семейства  хищных
птиц, белоголовые орлы боялись человека, и к ним очень трудно  было  подойти
на расстояние выстрела.  Мы  узнали,  что  они  водятся  на  одном  острове,
расположенном по реке милях в пятидесяти ниже плантации. Весной  там  видели
гнездо, а несколько позже - молодых орлят.
   Когда  эти  птицы  устраивают  где-нибудь  гнездо,   то   к   ним   легче
приблизиться. Зная это, я и решил нанести им визит.
   На этот раз мне пришлось пойти без мистера Вудлея, а с одним  его  негром
по имени Джек. Мы с ним уже не раз  ходили  на  охоту,  когда  хозяин  бывал
занят, и я мог оценить охотничью опытность и сноровку в управлении челноком,
которую проявлял Джек.
   Негр хорошо знал остров, хотя ни разу не приставал к нему. Меня  удивило,
что он, видимо, не особенно был рад туда ехать. Нам надо  было  плыть  около
двух часов по реке, а на возвращение требовалось еще больше времени, так как
течение было здесь очень быстрым. Я думал,  что  это  и  смущает  Джека,  и,
надеясь, что его нежелание плыть пройдет, когда мы отчалим, я пошел с ним  к
его челноку.

Глава VIII
БЕЛОГОЛОВЫЙ ОРЕЛ

   Мы отправились сразу после восхода солнца  и,  как  мне  сказал  уже  мой
провожатый, попали в очень быстрое течение, ближе  к  острову  становившееся
даже опасным.
   К берегу пристать было почти невозможно - мешали корни  и  водовороты.  К
счастью, мы заметили поваленное дерево, которое было наполовину погружено  в
воду. К нему мы и пристали и крепко привязали челнок.
   Ухватившись за ствол, я выскочил на берег.
   Не знаю почему, мне казалось, что гнездо должно быть неподалеку и я скоро
его найду.
   Так как негр, видимо, не собирался выходить на берег  и  помогать  мне  в
моих поисках, я согласился на его предложение  постеречь  челнок  и  оставил
его.
   Правда,  его  поведение  было  для  меня  несколько  странным,  но  я  не
настаивал. Остров, казалось, был невелик, и я легко мог пройти его  вдоль  и
поперек. Если птицы здесь есть, я непременно их увижу или услышу, и мне было
даже удобнее идти одному, так как Джек, не очень-то  умелый  охотник,  легко
мог бы их напугать.
   Но я вскоре убедился, что пройти весь остров было  гораздо  труднее,  чем
мне думалось поначалу. Громадные кипарисы, переплетенные  лианами,  а  также
целый лес мелких кустарников сильно затрудняли движение. Кроме того,  густая
листва задерживала солнечные лучи, и, хотя солнце взошло  не  более  четырех
часов  назад,  казалось,  что  вот-вот  наступит  ночь.  Ветви  были   также
переплетены лианами и испанским мхом и образовывали вместе с  листвой  почти
сплошной навес.
   Я даже понемногу стал отчаиваться, что не найду орлов, так как не видел и
самого солнца.
   Я уже почти решил вернуться назад, как вдруг неподалеку увидел луч света,
пробивавшийся  сквозь  густую  растительность,  в  которой  я  находился.  Я
подумал, что дошел до  противоположного  берега  острова  и,  думая  в  этом
убедиться, пошел на свет.
   Это оказалась всего лишь небольшая поляна, образовавшаяся вокруг мертвого
дерева, лишенного листьев, что и позволяло солнечным лучам  освещать  землю,
проходя меж высохшими ветвями.  Это  дерево,  громадный  лиродендрон,  было,
по-видимому, разбито молнией. Кормившиеся долгие годы его корой паразиты  во
множестве ползали кругом. Громадные побелевшие ветви тянулись  к  небу,  как
скелеты. Верхушка была  обожжена,  но  все  же  возвышалась  над  остальными
деревьями. В ее расщелине я заметил кучу  ветвей,  по-видимому,  от  другого
дерева. Присмотревшись, я  обнаружил,  что  эти  ветки  крепко  сплетены,  и
догадался, что это и было гнездо, которое я искал.
   Пока я смотрел, запрокинув голову, раздался странный звук. Он  был  похож
на лязг резца скульптора о мрамор или даже на  смех  вырвавшегося  из  своей
клетки безумного. Эхо тотчас же подхватило этот звук,  и  остров  как  будто
сразу населился демонами. Но шум не испугал меня. Я знал  его  причину:  это
кричали белоголовые орлы. Я едва успел зарядить ружье, как четыре  громадные
птицы, закрыв своими темными крыльями свет, появились у меня над головой.
   Я ждал, не спустятся  ли  они  к  гнезду,  чтобы  можно  было  выстрелить
наверняка, но они не спускались, и я, боясь, что они улетят, решил стрелять.
По-видимому, они заметили меня, и их крик послужил сигналом тревоги. Что  бы
я дал теперь, если бы со мной был карабин, заряженный крупной дробью!  Но  у
меня было одноствольное охотничье ружье, заряженное пулей.  Орлы  продолжали
кружиться вокруг разбитого дерева. Из них только у двоих были белые хвосты и
головы.  Двое  других  были  темного  цвета.  Это  были  молодые,   еще   не
по-настоящему оперившиеся детеныши.
   Я выбрал  из  первых  двух  того,  который  был  побольше,  прицелился  и
выстрелил.
   Птица, раненная в крыло, упала к моим ногам, но я не успел  схватить  ее;
крича и хлопая здоровым крылом, она бросилась в чащу. Я  побежал  за  ней  и
только ярдов за сто от того места, где она  упала,  догнал  и  прикончил  ее
ударом приклада. Это была самка.
   Три других орла улетели, пронзительно крича на весь остров.

Глава IX
ОСТРОВ ДЬЯВОЛА

   Гордый своим трофеем, я взвалил его на спину и собирался уже вернуться  к
Джеку. Но не прошел и нескольких шагов, как понял, что заблудился. Преследуя
раненную птицу, я потерял из виду сухое дерево и очутился снова в  полутьме.
Я стал искать свои следы. В спокойном  состоянии  я  мог  бы  найти  их,  но
мудрено было оставаться спокойным, когда колючки так  и  втыкались  со  всех
сторон в мое тело. Предполагая, что остров имеет  в  поперечнике  не  больше
трех-четырех миль, я решил идти напрямик в каком-нибудь направлении и  выйти
таким образом к берегу, а там, уже идя вдоль берега, дойти  до  того  места,
где остался Джек.
   Я пошел прямо и, как ожидал, вскоре увидел свет. Потом показалось небо, а
через несколько шагов - и вода. Но, подойдя поближе, я увидел,  что  это  не
река, а болото  или,  вернее,  лагуна.  Затем  я  увидел  канал,  следуя  по
которому, я мог выйти к реке. Чтобы не обходить потом кругом весь остров,  я
вернулся назад и пошел по другому берегу канала. Идя вдоль лагуны, я обратил
внимание на какой-то челнок, который принял сначала за ствол дерева. Он  был
привязан  к  высокому  кипарису,  до  половины  закрытому   росшими   вокруг
латаниями. Сначала я подумал, что на острове есть еще какой-то охотник,  но,
рассмотрев  привязь,  сделанную  из  дикого  винограда,  понял,  что  челнок
привязали несколько месяцев тому  назад.  Вероятно,  это  было  какое-нибудь
негодное, гнилое, брошенное или забытое судно.
   В раздумье я рассматривал берега этого  небольшого  заливчика  и  заметил
другие следы пребывания здесь человека, хотя и  не  свежие.  В  одном  месте
земля была несколько утрамбована, как будто здесь часто приставали к берегу,
вокруг валялись куски грубого полотна, применяемого для упаковки  хлопка,  в
другом месте лежала куча золы.
   Следы в таком уединенном месте очень меня заинтересовали, и  я  несколько
минут их рассматривал, раздумывая, кто бы мог здесь быть.
   Однако, так и не решив этого вопроса, я вынужден был  продолжать  идти  к
своему челноку. Я снова стал продираться сквозь чащу  и,  дойдя  до  берега,
окликнул Джека. Он отозвался. Я пошел  на  голос  и  вскоре  был  уже  возле
челнока.
   - Мой очень доволен, масса, что вы вернулись целы и невредимы,  -  сказал
негр на своем ломаном языке, когда я сел в челнок.
   - А разве что-то могло случиться? - спросил я, удивленный его тоном и той
поспешностью, с которой он отчалил от берега.
   - О, на этом острове нечисто!
   - Как нечисто?
   - Не знаю, масса, не знаю. Но говорят, что ночью там видели дьявола.  Мне
самому это говорили рабы массы Брадлея. Его плантации  недалеко  отсюда,  по
другую сторону только, но никто из его негров сюда не ходит.
   - Так как же они это знают?
   - Не знаю, масса, не знаю. Никто  не  решается  ходить  на  этот  остров.
Только это уж точно, что дьявол часто здесь высаживается.
   Теперь я понял, почему мой черный спутник ехал со мной с такой неохотой.
   Я не мог не посмеяться над его суеверием и стал упрекать его,  почему  он
не сказал мне этого раньше, ведь я  мог  получше  осмотреть  это  любопытное
владение дьявола.
   Потом я подумал о криках орлов,  о  царствующей  на  острове  темноте,  о
лагуне и челноке, привязанном на берегу; мне вспомнились  эти  переплетенные
лианами и испанским мхом ветви, и  я  перестал  удивляться  суеверию  бедных
негров соседних плантаций и страху моего спутника.
   Мрачный вид этого места мог  легко  внушить  ужас  суеверным  по  природе
неграм. Но, очевидно, брошенный  челнок  и  другие  особенности,  которые  я
заметил, могли бы при более тщательном осмотре подсказать мне,  кто  же  тот
демон, который, по мнению Джека  и  его  знакомых  с  Брадлеевой  плантации,
избрал это место под свою резиденцию.

Глава Х
ПЛАНТАЦИЯ НА ОСТРОВЕ ДЬЯВОЛА

   По поводу плантации Ната Брадлея Джек оказался словоохотливее и в течение
нашего долгого плавания успел мне порассказать  много  любопытного  об  этом
человеке.
   Жилище Ната Брадлея  было  расположено  на  большом  острове,  образуемом
Миссисипи и ее прежним руслом. Река эта часто меняет русло; оба ее берега, в
особенности правый, изрыты бочагами, заливами, лагунами, каналами.  Вода  то
исчезает из них, то появляется снова, то роет новые, как будто  по  капризу,
но так или иначе покинутое русло или лагуна всегда превращаются  в  тинистое
стоячее болото.
   На таком-то острове и поселился  Нат  Брадлей.  Одно,  впрочем,  удивляло
моего спутника: как мог этот человек, приехав с двумя или  тремя  рабами,  в
короткий срок раздобыть для покупки стольких, что их оказалось больше, чем у
сквайра Вудлея в Тенесси. Он скупал рабов везде,  где  они  продавались.  Он
скупал даже таких негров, которых по непригодности к работе никто  не  хотел
покупать. Но он умел их держать в руках, и с его плантации негры никогда  не
убегали. Иногда они уходили оттуда на ночь, но утром всегда возвращались.
   Однако они легко могли укрыться где-нибудь в  окрестностях,  и  никто  не
подумал бы выдать их господину. Очевидно, тут была какая-то загадка.
   Эти сведения очень заинтересовали меня, так как дополняли те,  которые  я
собрал раньше; но мне еще интереснее  было  узнать,  какого  рода  отношения
существовали между Натом Брадлеем и Генри Вудлеем. Я  видел,  что  они  были
близкие друзья, но мне хотелось знать, почему они дружны, так как я  не  мог
понять связи между такими различными людьми.
   Я уже настолько узнал здешние нравы, что  мне  было  известно,  как  мало
придается  здесь  значения  нравственности  того  или  другого   плантатора.
Колонисты, поселившиеся на древней земле чокталов,  были  далеко  не  рыцари
вроде Баярда, человека без страха и упрека. Без страха-то  они,  пожалуй,  и
были, но их безупречность была,  во  всяком  случае,  сомнительна.  Для  них
богатства и умения искусно владеть револьвером было  вполне  достаточно  для
того, чтобы признать человека достойным уважения.  А  Нат  Брадлей  был  как
будто  создан  для  того,  чтобы  блистать  в  обществе  Винсбурга   и   его
окрестностей.
   Винсбург - это город, которым за несколько лет перед описываемым временем
завладела  банда,  состоявшая  из  негодяев  всевозможных   национальностей.
Некоторое время на улицах города царил какой-то нескончаемый  и  безобразный
кавардак. Обывателям приходилось весьма плохо.
   В конце концов бандиты были схвачены, но старая закваска так и осталась в
этом краю. Пребывание злодеев сильно отразилось на нравах населения. То, что
рассказывалось про Ната Брадлея, про  его  выходки  и  характер,  никого  не
удивляло и доказывало лишь, что он вполне  достоин  жить  между  колонистами
Миссисипи и водить с ними дружбу.
   Но по своему характеру Генри Вудлей ничуть  не  подходил  Брадлею.  Редко
встречались  люди  более  противоположные,  более  неспособные  подружиться.
Правда, Генри  жил  немного  как  дикарь,  делил  хлеб-соль  с  не  очень-то
цивилизованными людьми, но по натуре  был  он  мягок,  казался  скорее  даже
застенчивым, хотя это и не охотничье качество.
   Я не мог  объяснить  себе,  как  такой  человек  находит  удовольствие  в
обществе Ната Брадлея. Но мне было неудобно беседовать о своем хозяине с его
невольниками. Не будь я особенно заинтересован двумя близкими ему лицами,  я
и не завел бы этого разговора, но любопытство мое было так возбуждено, что я
не удержался от косвенного вопроса.
   - А, кажется, Джек, ты не очень-то любишь Ната Брадлея?
   - Да. И никто из нас, негров, его не любит. Его просто ненавидят все!
   - Ну, а ведь белые его уважают?
   - Не знаю, масса, не знаю.
   - Как не знаешь? Твой господин, например, большой друг Ната Брадлея.
   - Мистер Генри?
   - Да, мистер Генри.
   - Да ведь он со всеми дружен.
   - Правда?
   - Да, он мухи не обидит, комара на собственном  носу  не  убьет.  Вот  на
охоте - до медведей, до пантер - он зол. Охота и собачий лай его возбуждают;
он становится совсем другим человеком, когда у него ружье в руках и он стоит
перед дичью. А так он очень добр.
   - Да, он любит охоту и охотников. Но Нат Брадлей, кажется, и не  охотится
никогда; почему же твой господин его так любит?
   - Кто знает! Может, любит, а может, и нет.
   И после этого уклончивого ответа Джек подналег на весла и некоторое время
хранил молчание.
   Зная, что сын Африки никогда не закончит разговор  так  неопределенно,  я
ждал, когда Джек заговорит сам.
   Ждать пришлось недолго. Взмахнув веслами еще несколько раз, он сказал:
   - Может быть, масса, тут есть и  особые  причины.  Здесь,  как  и  везде,
бывают странные случаи; может быть, один из этих случаев и есть причина...
   Джек, видимо, старался говорить так, чтобы не выдать себя, но и поболтать
ему также хотелось.
   Мне оставалось предоставить его самому себе и только слегка поощрять  его
время от времени.
   - Да, вероятно, это не настоящая дружба. Тут что-нибудь да есть...
   - Под спудом, -  подхватил  Джек.  -  Не  сомневайтесь  в  этом,  сударь;
негры-то это хорошо знают.
   - Тайна какая-нибудь?
   - Да, масса, тайна.
   - Интересно - какая?
   Сердце мое сильно билось, когда я задавал этот вопрос и  ожидал  на  него
ответа. Я думал, что негр сейчас заговорит о Корнелии.
   - Видите ли, масса, - сказал  негр  после  некоторого  размышления,  -  я
думаю, что вы друг масса Генри, и не знаю, почему бы  мне  не  сказать  вам,
какие у него дела с Натом Брадлеем.
   - Я - искренний друг твоего господина, - сказал я серьезным голосом, -  и
ты можешь мне вполне довериться, Джек.
   - Ну вот, масса. Как-то масса Генри и много других охотников  поехали  на
большую охоту. Масса Брадлей тоже там был, - это, кажется, единственный раз,
когда он был на охоте. К концу дня все сели отдохнуть,  выпить  и  закусить.
После закуски стали играть в карты, кажется, по предложению масса Брадлея...
Вы знаете, что масса Генри никогда не играет в карты, а тут он стал  играть,
так как все были навеселе. Сначала играли в пикет, потом во французскую игру
баккара. Все ставили огромные куши. Масса Генри - вы знаете какой он нервный
- ставил больше других и, не умея  играть,  все  время  проигрывал.  Так  он
проиграл двадцать тысяч франков! И знаете, кто все выиграл?
   - Кто?
   - Масса Брадлей. У масса Генри, разумеется, не было такой суммы, - кто же
возьмет с собой на охоту столько денег?
   - Конечно.
   - Ну, он и дал Брадлею расписку на эту сумму. Расписка находится  до  сих
пор у Брадлея, потому что масса Генри  еще  не  заплатил  долга.  Поэтому-то
масса Генри и должен делать вид, что дружен с этим человеком. Вот, масса,  и
объяснение их дружбы.
   - Думаю, ты не ошибаешься,  -  сказал  я.  -  Надеюсь,  что  твой  хозяин
действительно так много должен Брадлею.
   - Как надеетесь? Вы говорили, что вы друг масса Генри. Как же  вы  можете
желать, чтобы он был  действительно  должен  двадцать  тысяч  франков  этому
человеку?
   Джек сказал это с взбешенным видом, но в этом не было  ничего  странного,
так как я отвечал машинально и совсем не  подумал  о  том  ложном  значении,
которое мог придать негр  моему  ответу.  Той  тайной  эгоистической  мысли,
которая вызвала у  меня  это  восклицание,  он  не  мог  угадать.  Однако  я
поторопился его успокоить.
   - Нет, нет, - произнес я важным тоном. -  Я  хотел  только  сказать,  что
очень рад, что между  ними  нет  ничего  более  важного.  Денежная  рана  не
смертельна, да и в конце концов двадцать тысяч франков уж не Бог весть какая
сумма для богатого плантатора.
   - Для богатого плантатора - может быть. Но для масса Генри  это  огромная
сумма. При жизни отца он не сможет ее выплатить. Он не выручает почти ничего
со своей плантации,  он  даже  проживает  больше,  чем  получает.  Ах,  будь
прокляты эти карты! Они годятся только для таких людей, как Нат  Брадлей.  К
счастью, масса Генри с тех пор не играл - и то утешение.
   То, что  мне  рассказал  негр,  возбудило  мое  любопытство  еще  больше.
Несмотря на нежелание показаться ему нескромным,  я  не  мог  перестать  его
спрашивать.
   - А часто бывает мистер Брадлей у твоего господина?
   - Это зависит...
   - От чего?
   - От времени года.
   - Ты хочешь сказать, что он чаще бывает в какое-то одно время года?
   - Да.
   Джек становился уже неразговорчивым. Приходилось допытываться и  выжимать
из него слова.
   - Вероятно, он бывает чаще тогда, когда у него здесь дела?
   - Вероятно. Летом он бывает редко, раз или два за все время. Но  зимой  -
другое дело. Говорят, у масса Брадлея бывает в это время много дел  в  Новом
Орлеане.
   - Но если б у него было много дел, так ему некогда было бы бывать здесь.
   - А он находит время, - сердито заметил негр.
   - Как же и когда?
   - Да, по правде сказать, когда сестра масса Генри здесь, так и он  бывает
- вот что!
   Хотя я  и  был  к  этому  приготовлен,  но  все-таки  это  поразило  меня
настолько, что я  насилу  мог  скрыть  это  от  моего  собеседника.  Немного
справившись с собой, я спросил с беззаботным видом:
   - Он, вероятно, жених мисс Вудлей?
   - Может - да, а может и нет.
   Я счел неосторожным продолжать свои вопросы. Впрочем, мне и самому тяжело
было говорить об этом.
   Да и что для меня была мисс Вудлей? Чувствовал ли  я  к  ней  что-нибудь,
кроме искренней дружбы? К чему мне было вмешиваться в дела, которые меня  не
касались? Корнелия Вудлей - не ребенок. Если она позволила любить себя  этой
подозрительной личности  или  даже  сама  любит  Брадлея  -  к  чему  мне-то
ввязываться? И она и ее братья были мне чужими. Я не имел  права  давать  им
советов, и из их  ласкового  приема  вовсе  не  следовало,  что  они  должны
руководствоваться моим мнением.
   Конечно, мне лучше всего было избежать всякого вмешательства в это  дело,
а для этого оседлать лошадь и уехать.
   Это  несколько  изменило   бы   мою   программу,   но   этого   требовали
обстоятельства. Перспектива увидеться снова с мисс  Вудлей,  такая  приятная
прежде, теперь была для меня тяжела. Обещание, которое я ей  дал,  не  имело
особой важности, и я легко мог его не сдержать, да  и  она  не  должна  была
особо на это обижаться.
   Эти грустные размышления были прерваны восклицаньем моего спутника:
   - Когда говорят о дьяволе, то видят его хвост. Однако  теперь  мы,  может
быть, увидим и ангела.
   - Ангела? Что ты говоришь, Джек?
   - Посмотрите туда: что вы там видите, масса?
   - Пароход.
   - Ну, так вот на этом пароходе и находится ангел. Я уверен, что она там.