вновь  смог  действовать  и
рассуждать спокойно.
     Трудно  описать,  что испытывает человек, внезапно вырванный из объятий
смерти. Избежать опасности --  совсем  другое  дело,  потому  что  в  редких
случаях  в  опасности отсутствует хотя бы маленькая надежда на благополучный
исход. Но здесь, после того  как  смерть  казалась  неизбежной,  переход  от
отчаяния  к  радости, к безбрежному счастью бывает так резок, что доводит до
потрясения. Люди иногда умирают или сходят с ума от счастья.
     Но я не умер, не сошел с ума, хотя, глядя со стороны на мое  поведение,
после  того  как  я  вскрыл  ящик с галетами, можно было предположить, что я
сумасшедший.
     Первое, что привело меня в чувство, было открытие,  что  вода  бьет  из
бочки  сильной  струей.  Отверстие  оказалось  открытым. Это сильно огорчило
меня, даже внушило ужас. Я не знал, давно ли уходит вода,-- шум морских волн
заглушал все другие звуки, а тем временем вода, возможно, лилась  на  пол  и
уходила под доски. Может быть, это началось с тех пор, как я в последний раз
пил.  Не  помню,  заткнул  ли  я  тогда  отверстие  тряпкой,--  уж  очень  я
волновался. Вероятно,  потеряно  попусту  уже  порядочно  воды.  Меня  снова
охватило беспокойство.
     Еще  час  назад я не очень испугался бы такой потери. Я был уверен, что
воды хватит на все время, пока не иссякнет пища, то есть пока я буду жив. Но
теперь я думал по-другому: теперь сроки моей жизни удлинились. Возможно, мне
придется пить  из  этой  бочки  несколько  месяцев  и  при  этом  оставаться
замурованным.  Каждая  капля  жидкости будет дорога. Если случится, что вода
иссякнет до того, как корабль войдет в порт, то  мне  снова  будет  угрожать
смерть от жажды. Понятно, почему я так испугался, увидев, что вода вытекает.
Я моментально заткнул отверстие пальцем, затем тряпкой. Потом я снова взялся
за изготовление настоящей деревянной втулки.
     Без  особого  труда  я отколол от крышки ящика подходящую щепку. Мягкий
материал поддался острому лезвию моего ножа и скоро превратился в коническую
втулку, которая точно подошла к размерам отверстия.
     Славный моряк! Как я благословлял тебя за твой подарок!
     Я бранил себя за небрежность и жалел, что пробил отверстие так низко. В
свое время, однако, это было понятно: я  заботился  только  о  том,  как  бы
скорее утолить жажду.
     Хорошо,  что  я  вовремя  заметил  этот  фонтан  воды.  Если  бы  бочка
опорожнилась до уровня отверстия, остатка хватило бы на неделю, не больше.
     Как ни старался я установить размеры утечки, я ничего не мог придумать.
Я стучал по бочке ножом, думая догадаться по звуку, много ли осталось  воды.
Но потрескивание шпангоутов и шум волн сильно мешали мне. Звук был гулкий, а
это означало большую потерю. Такое предположение было далеко не из приятных.
Чувство  тревоги  все  росло. К счастью, отверстие было маленькое, не больше
пальца, которым я его затыкал. Только  за  большой  промежуток  времени  при
такой  тоненькой  струе могло уйти много воды. Я тщетно старался припомнить,
когда в последний раз пил, но напрасно.
     Долго  я  раздумывал,  изобретая  метод,  которым  легче  всего   можно
определить  оставшееся  в  бочке  количество  воды.  Я слышал, что пивовары,
бондари и таможенные надзиратели в доках определяют  количество  жидкости  в
бочке, не прибегая к измерениям, но не знал, как это делается, и очень жалел
об этом.
     У меня был план, и план неплохой, но не было подходящего инструмента. Я
знал,  что  уровень  воды в бочке можно определить, если ввести в нее трубку
или кишку.
     Будь у меня хоть какой-нибудь шланг, я бы вставил  его  в  отверстие  и
таким образом определил высоту воды в бочке,
     Но  где  достать  шланг  или  кишку? Конечно, я не мог раздобыть ничего
подобного, и от этой идеи пришлось отказаться.
     Тут я придумал новый план и немедленно приступил к его осуществлению. Я
даже удивился, как не додумался до него раньше,--  до  того  он  был  прост.
Следовало  ни  больше ни меньше, как проделать другую дыру повыше, потом еще
одну... и так далее, пока  вода  не  перестанет  течь.  Самая  верхняя  дыра
покажет мне уровень жидкости. Таким образом я узнаю то, что мне нужно.
     Если  первая  дыра  придется  слишком  низко,  я  заткну ее втулкой и с
остальными буду поступать так же.
     Конечно, предстояло основательно поработать, но другого выхода не было.
Кстати, работа меня развлечет, и я  не  буду  тосковать,  сидя  без  дела  в
темноте.  Я  уже  готов  был  приступить к работе, когда мне пришло в голову
просверлить  сначала  отверстие  в  другой  бочке,  стоявшей  в  конце  моей
крошечной  каморки.  Если  и  вторая  тоже  окажется  с  водой,  то  я  могу
успокоиться -- двух таких бочек хватит на самое длинное путешествие.
     Без промедления я повернулся ко второй бочке и стал просверливать в ней
отверстие. Я не волновался, как раньше, потому  что  жизнь  моя  не  так  уж
зависела от результата этой работы. И все же я был сильно разочарован, когда
из нового отверстия брызнула не вода, а чистейшее бренди.
     Снова я вернулся к первой бочке. Теперь мне необходимо было определить,
сколько   в   ней   воды,  потому  что  от  этого  зависело  мое  дальнейшее
существование.
     Нащупав клепку в середине бочки, я поступил так же, как в  первый  раз.
Через  час  или около того последний тонкий слой дерева начал подаваться под
кончиком моего ножа. Я волновался сильно, но все-таки не так, как  в  первый
раз.  Тогда это было делом жизни и смерти, притом немедленной смерти. Теперь
непосредственной опасности не было, но все же будущее оставалось туманным. Я
не мог не нервничать, не мог и удержаться от радостного  восклицания,  когда
по  лезвию  ножа  полилась струйка воды. Я закупорил дырочку и стал сверлить
следующую клепку, повыше.
     И эта клепка подалась через некоторое время, и я  был  вознагражден  за
терпеливый труд тем, что пальцы мои снова стали мокрыми.
     Еще выше -- тот же результат.
     Еще  выше  -- здесь уже не было воды. Не важно: последняя дырка была на
самом верху бочки.  В  предыдущей  дырочке  еще  была  вода,  следовательно,
уровень ее находился между двумя последними дырками. Значит, бочка наполнена
больше чем на три четверти. Слава Богу! Этого хватит на несколько месяцев.
     Вполне удовлетворенный этим результатом, я уселся и съел галету с таким
удовольствием,  словно  это были черепаховый суп и оленье жаркое за столом у
лордмэра.
-==Глава XXVIII. ПЕРЕХОЖУ НА СТРОГИЙ РАЦИОН==-
     Я был всем доволен, и  ничто  теперь  не  причиняло  мне  беспокойства.
Перспектива  просидеть шесть месяцев взаперти, может быть, была бы неприятна
при других обстоятельствах, но теперь,  испытав  ужасный  страх  мучительной
смерти,  я относился к ней спокойно. Я решил терпеливо перенести свое долгое
заключение.
     Шесть месяцев предстояло мне провести в унылой тюрьме, шесть месяцев --
никак не меньше! Вряд ли меня освободят раньше, чем  через  полгода.  Долгий
срок  --  долгий и трудный даже для пленного или преступника, трудный даже в
светлой  комнате  с  постелью,  очагом  и  хорошо  приготовленной  пищей,  в
ежедневной  беседе  с  людьми,  когда  постоянно  слышишь звуки человеческих
голосов. Даже при всех этих преимуществах находиться взаперти шесть  месяцев
-- тяжелое испытание!
     Насколько  же мучительнее мое заключение -- в узкой норе, где я не могу
ни стоять в полный рост, ни лежать вытянувшись, где  нет  ни  подстилки,  ни
огня,  ни  света,  где  я  дышу затхлым воздухом, валяюсь на жестких дубовых
досках, питаюсь хлебом  и  водой  --  самой  грубой  пищей,  которую  только
способен  есть  человек!  И так без малейших перемен, не слыша ничего, кроме
беспрестанного  поскрипывания  шпангоутов  и  монотонного  плеска  океанской
волны,--   шесть  месяцев  такого  существования  не  могли,  конечно,  быть
радостной перспективой, способной утешить человека.
     Но я не унывал. Я был так рад избавлению от смерти, что не заботился  о
том,  как  буду  жить  в ближайшее время, хотя и предвидел, как измучит меня
тягостное заточение.
     Я был преисполнен  радости  и  веры  в  будущее.  Не  то  чтобы  я  был
счастлив,--  нет, просто меня радовало количество имевшихся у меня средств к
существованию. Однако я решил точно измерить свои запасы пищи и питья, чтобы
определить, хватит ли  их  до  конца  путешествия.  Надо  было  сделать  это
безотлагательно.
     До  сих пор у меня не было никаких опасений на этот счет. Такой большой
ящик с галетами и такой неиссякаемый источник воды  --да  я  их  никогда  не
истреблю!  Так  я  думал сначала, но, немного поразмыслив, стал сомневаться.
Капля долбит камень, и самая большая цистерна с водой  может  истощиться  за
длительный  промежуток  времени.  А  шесть месяцев -- это долгий срок: почти
двести дней. Очень долгий срок!
     Чтобы положить  конец  всем  сомнениям,  я  решил,  как  сказано  выше,
измерить запасы еды и питья. Это явно было благоразумным поступком. Если еды
и  питья вдоволь, я больше не стану сомневаться, а если, наоборот, окажется,
что их не так уж много, то надо будет принять  единственную  возможную  меру
предосторожности и перейти на сокращенный рацион.
     Когда  я  вспоминаю  теперь  все  эти  события,  я поражаюсь, насколько
благоразумен я был в столь раннем возрасте.  Удивительно,  как  осторожно  и
предусмотрительно  может  вести себя ребенок, когда его поступками руководит
инстинкт самосохранения.
     Я немедленно приступил к  расчетам.  Я  положил  на  путешествие  шесть
месяцев,  то  есть сто восемьдесят три дня. Неделю, которая прошла с момента
отплытия, я не принимал во внимание, так как  боялся  преуменьшить  истинный
срок  плавания. Но мог ли я быть уверенным, что за эти шесть месяцев корабль
придет в порт и будет разгружен? Мог ли я быть уверен относительно этих  ста
восьмидесяти трех дней?
     Нет,  не  мог.  Я  далеко  не  был  уверен  в  этом. Я знал, что обычно
путешествие в Перу занимает шесть месяцев, но не  знал,  составляют  ли  эти
шесть  месяцев  среднюю  продолжительность плавания или это кратчайший срок.
Ведь могут быть задержки в плавании  из-за  штилей  в  тропических  широтах,
из-за бурь вблизи мыса Горн, знаменитого среди моряков неустойчивостью своих
ветров;   могут  встретиться  и  другие  препятствия,  и  тогда  путешествие
продлится дольше ожидаемого срока.
     Полный таких опасений, я  начал  изучать  свои  запасы.  Было  нетрудно
определить,  на  сколько  мне хватит пищи: для этого стоило лишь пересчитать
галеты и установить их количество. Судя по их величине, мне достаточно  было
двух  штук  в  день,  хотя,  конечно, от этого не растолстеешь. Даже одной в
день, даже меньше одной хватит, чтобы поддержать жизнь.  Я  решил  есть  как
можно меньше.
     Скоро  я узнал и точное количество галет. Ящик, по моим подсчетам, имел
около ярда в длину и два фута в ширину, а в вышину -- около одного фута. Это
был неглубокий ящик, поставленный боком. Зная точные размеры ящика, я мог бы
подсчитать галеты, не вынимая  их  оттуда.  Каждая  из  них  была  диаметром
немного  меньше  шести  дюймов,  а  толщиной в среднем в три четверти дюйма.
Таким образом, в ящике должно было  находиться  ровно  тридцать  две  дюжины
галет.
     Но,  в  сущности, перебрать галеты поштучно было для меня не работой, а
развлечением. Я вынул их из ящика и  разложил  дюжинами.  Там  действительно
оказалось  тридцать  две  дюжины,  но восьми штук не хватало. Однако я легко
догадался, куда делись эти восемь штук.
     Тридцать две дюжины -- это триста восемьдесят  четыре  галеты.  Я  съел
восемь, значит, осталось ровно триста семьдесят шесть. Считая по две штуки в
день,  этого  хватит на сто восемьдесят восемь дней. Правда, сто восемьдесят
восемь дней -- это больше, чем шесть месяцев, но я не  был  уверен,  что  мы
проплаваем именно шесть месяцев, и поэтому пришел к выводу, что надо перейти
на сокращенный рацион и съедать меньше двух галет в день.
     А  что,  если  за  этим  ящиком  стоит  еще  один  ящик с галетами? Это
обеспечило бы меня провизией на самый большой срок. Что, если так? Почему бы
и нет? Вполне может быть! При нагрузке судна считаются не с сортом  товаров,
но  исключительно  с  их весом и формой упаковки, а потому самые разнородные
предметы оказываются рядом благодаря  размерам  ящика,  тюка  или  бочки,  в
которую они заключены.
     Я  знал  об  этом,  но  отчего  не  предположить,  что  два  совершенно
одинаковых ящика галет стоят рядом?
     Но как убедиться в этом? Я не мог пробраться за ящик, даже пустой.
     Я уже говорил, что он плотно закупорил то  небольшое  отверстие,  через
которое  я  пролез  в  трюм. Я не мог ни взобраться на ящик, ни подлезть под
него. "Вот что,-- воскликнул я, неожиданно сообразив:  --  я  пролезу  через
него!"
     Это   было  вполне  выполнимо.  Доска,  которую  я  оторвал  и  которая
составляла часть крышки, оставила дыру -- я мог свободно пролезть в нее.
     Верх ящика был обращен как раз ко мне, и, всунув в него голову и плечи,
я могу пробить отверстие в его дне. И тогда я увижу,  стоит  ли  там  второй
ящик с галетами.
     Я  не  стал  медлить  с приведением своего плана в исполнение: расширил
отверстие, пролез в него и пустил в ход нож. Мягкое  дерево  легко  уступало
клинку,  но,  поработав немного, я сообразил, что следует действовать совсем
по-другому. Дело в  том,  что  доски  днища  держались  только  на  гвоздях.
Несколькими ударами молотка можно было вышибить их без труда. У меня не было
молотка,  но  я  заменил его не менее крепким орудием -- каблуками. Я лег на
спину и стал так колотить ногами по днищу, что одна из досок отошла, хотя  и
не совсем -- ее держало что-то твердое, стоящее позади ящика.
     Затем  я  вернулся в прежнее положение и проверил то, что сделал. Да, я
сорвал доску с гвоздей, но она  еще  держалась  и  мешала  мне  узнать,  что
находится за ней.
     Я  напряг  все  силы,  надавил на нее и рванул в сторону, а потом вниз,
пока не открылось отверстие, достаточное,  чтобы  просунуть  руки.  Да,  там
стоял  ящик  --  большой, грубо сколоченный, похожий на тот, через который я
только что пробрался. Но надо было  еще  определить  его  содержимое.  Снова
собрал  я  все силы и привел доску в горизонтальное положение так, чтобы она
больше не мешала мне. Другой ящик отстоял от первого не больше  чем  на  два
дюйма. Я устремился к нему со своим ножом и скоро пробил ящик.
     Увы! Надежда найти галеты разлетелась, как дым. В ящике лежала какая-то
шерстяная  ткань  --  не  то  сукно,  не  то  одеяла,--  притом  так  плотно
упакованная, что твердостью напоминала кусок дерева. Там не  было  галет,  и
мне   оставалось   довольствоваться  сокращенным  пайком  и  по  возможности
растягивать дольше тот запас, который был в моем распоряжении.
-==Глава XXIX. ЕМКОСТЬ БОЧКИ==-
     Следующим моим делом было уложить галеты обратно в ящик  --  вне  ящика
они создавали большое неудобство, занимая больше половины всего помещения. У
меня  едва хватало места, чтобы повернуться, поэтому я поспешил положить все
галеты на прежнее место. Мне пришлось сложить их правильными рядами,  но  не
горизонтально,  как они лежали раньше, а вертикально, потому что ящик теперь
стоял на боку, и я придал галетам такое положение, в какое их  укладывают  в
пекарнях.  Конечно,  это  не имело особого значения, потому что они занимали
столько же места, лежали они плоско или стояли на ребре. В этом я  убедился,
когда  уложил  тридцать  одну дюжину и четыре штуки. Ящик был снова полон, и
еще оставалось небольшое пустое  пространство  в  углу;  этого  пространства
хватило бы ровно на восемь съеденных мною галет.
     Теперь  я  точно  знал, сколько провизии лежит у меня в "кладовой". При
норме около двух галет в день  я  смогу  продержаться  немного  более  шести
месяцев.  Это  будет  не  слишком  роскошная  жизнь, но я решил съедать даже
меньше -- у меня не было уверенности в том, что  мои  лишения  не  продлятся
больше  шести  месяцев.  Я твердо решил, что ограничусь в любом случае двумя
штуками в день, а в те дни, когда мне легче будет переносить голод,  я  буду
экономить  по четверти, или по половине, или даже по целой галете. При такой
экономии я смогу протянуть гораздо дольше.
     Решив таким образом вопрос о пище,  следовало  выяснить,  сколько  воды
могу  я выпивать в день. Сначала мне это казалось непосильной задачей. Каким
способом измерить остаток воды в бочке? Это  была  старая  винная  бочка  --
такие  употребляются на судах для перевозки пресной воды для команды,-- но я
ведь не знал,  какую  жидкость  она  содержала  раньше,  и  поэтому  не  мог
определить  на  глаз  емкость бочки. Знай я емкость, я мог бы приблизительно
определить, сколько я выпил и сколько еще осталось. Особая точность здесь не
требовалась.
     Я хорошо помнил "таблицу мер  жидкостей",  и  недаром  это  была  самая
трудная  из  таблиц для заучивания наизусть. Немало я получил в школе розог,
пока научился повторять ее с начала до конца. Наконец я  вытвердил  ее  так,
что мог произнести всю без запинки...
     Я  знал,  что  винные  бочки бывают самых различных размеров, смотря по
сорту вина, которое в них налито. Я знал, что спиртные  напитки  --  бренди,
виски, ром, джин, а также вина -- херес, портвейн, мадера, канарское, малага
и  другие  сорта  --  перевозятся  в бочках разной емкости, но обычно винная
бочка содержит около сотни  галлонов.  Я  даже  вспомнил,  сколько  галлонов
обычно  полагается  на  каждый  сорт,  так как наш школьный учитель, великий
любитель статистики, очень подробно обучал нас мерам жидкостей.  Если  бы  я
только знал, какое вино раньше возили в этой бочке, я бы моментально сказал,
сколько она вмещает. Мне показалось, что от бочки пахнет хересом.
     Я  вынул  затычку  и  попробовал  воду  на  вкус.  Раньше  я и не думал
разбираться в ее вкусе. Как будто это херес, но может быть и мадера,  а  тут
уж  разница в несколько галлонов -- очень важный момент при подсчете. Нет, я
не мог  положиться  на  собственное  суждение  и  сделать  его  основой  для
подсчета. Надо было придумать что-нибудь другое.
     К  счастью,  наш  школьный  учитель  обучил  нас  еще и другим правилам
измерения емкости.
     Я всегда удивлялся тому, что в  школах  простые,  но  полезные  научные
факты  остаются  в  стороне,  в  то время как бедным мальчикам вколачивают в
головы бесполезные и  нелепые  стишки.  Без  всякого  колебания  скажу,  что
обыкновенные  таблицы  мер,  которые  можно выучить за неделю, имеют гораздо
большую ценность для человека -- даже для всего человечества,-- чем отличное
знание мертвых языков. Греческий и  латынь  --  вот  истинные  преграды  для
развития наук!
     Итак,  я  уже  сказал,  что  наш  старый  учитель передал нам некоторые
сведения, касающиеся измерений, и, к счастью, они остались у меня в памяти.
     Я знал объем куба, параллелепипеда, пирамиды, шара, цилиндра  и  конуса
-- последнее было мне теперь нужнее всего.
     Я  знал,  что  бочка  --  это два конуса, то есть два конуса, усеченных
параллельно основаниям, которые расположены одно против другого.  Зная,  как
измерить обыкновенный конус, я, конечно, знал, как измерить и усеченный.
     Чтобы  вычислить  емкость  бочки,  нужно  знать ее высоту (или половину
высоты), длину окружности ее основания  и  длину  окружности  самой  широкой
части.  Зная  все  это,  я мог сказать, сколько в нее войдет воды,-- другими
словами, я мог сосчитать, сколько она содержит кубических  дюймов  жидкости.
Узнав эту цифру, мне оставалось разделить ее на шестьдесят девять с чем-то и
получить  число  кварт[33],  а  затем  простым делением на четыре превратить
кварты в галлоны, если мне понадобится вычислить емкость в галлонах.
     Значит, необходимо  найти  три  основные  величины,  и  тогда  я  сумею
определить  емкость  бочки.  Но  в  этом-то и заключалась вся тр