и  этом  было
произнесено его собственное имя.
     Ну,  а раз ни один из этих звуков не вывел его из оцепенения, то теперь
он и подавно мог продолжать свой сон как ни в чем не бывало, не  видя  и  не
слыша,   что  творилось  вокруг.  Ведь  матрос  плыл  молча,  крики  девочки
удалялись, становясь все тише и тише, а Вильям, теперь единственный  спутник
Снежка, был слишком поглощен происходящим--он не только кричать, но и дышать
боялся.
     Да,  в  эти  мучительные  мгновения, переживаемые катамаранцами, Снежку
спалось так уютно и крепко, словно он растянулся на койке в  своем  камбузе,
укачиваемый неторопливым ходом доброго парусника.
     Вильям  даже  не  подумал  о  том,  чтобы разбудить его, потому что, по
правде сказать, он не совсем еще пришел в себя. Голова его так и  гудела  от
пережитого  потрясения.  На корму он бросился и вскочил на бочку, совершенно
не отдавая себе отчета в том, что делает... И  драма,  развязки  которой  он
ожидал  с  таким  глубоким беспокойством, так приковала его к себе, что он и
думать забыл о Снежке и о том, что его надо разбудить.
     Молчание длилось недолго. Впрочем, для актеров и зрителя этой волнующей
драмы оно могло показаться и долгим. Нарушил  его  радостный  крик  Вильяма,
короткое  и бурное "ура" -- матрос достиг желанной цели! Вот он приподнимает
Лали и, поддерживая ее одной рукой, другой гребет в сторону плота.

Глава XXIX. СПАСЕНА!

     -- Вот так Бен! Ура! Он спас ее!..
     Возможно, что жесты, сопровождавшие этот взрыв восторга, были настолько
бурными, что бочка качнулась и выскользнула у Вильяма  из-под  ног,  или  же
истинная  причина  происшедшего  заключалась  в  том, что его нервы чересчур
ослабели после столь долгого и сильного напряжения, но, как бы то  ни  было,
при  последнем  крике  "ура"  Вильям  потерял  равновесие и полетел с бочки,
свалившись прямо на мирно спавшего повара.
     Очевидно, чувство осязания у спящего было  более  тонким,  чем  чувство
слуха, и негр наконец проснулся.
     -- Что  за  чертовщина!  --закричал  он,  вскочив  на колени и стараясь
выбраться из-под Вильяма, свалившегося ему на спину.-- Что за черт?  Что  за
шум?  Кто  это  кричал  "ура"?..  Ты  кричал, Вильям? Мне приснилось, кто-то
крикнул "ура"... Что, разве ты увидел корабль?.. Нет? А где же масса Брас  и
где наша маленькая девочка? Ой!..
     Вопросы  следовали  друг  за  другом  с такой быстротой, что мальчик не
успевал ответить ни на один из них. Но последнее восклицание Снежка  сказало
о том, что вряд ли это было нужно.
     Окинув  плот  быстрым  и  пристальным взглядом и увидев, что на нем нет
Бена, а главное, нет его дорогой Лали, негр остолбенел от удивления и ужаса.
     Он взглянул на воду. Как все люди, много плававшие по  океану,  он,  по
издавна выработавшейся у него привычке, сразу же посмотрел за корму: упавший
за  борт  всегда  окажется  за  кормой идущего под парусом судна. И негр был
прав. Он тут же заметил Бена Браса, или, вернее,  только  его  голову,  чуть
возвышавшуюся  над  волнами.  А  рядом  с  ней виднелась маленькая головка с
черными локонами и крошечная ручка, доверчиво обнимавшая матроса за плечо.
     Снежок мигом понял все. Вильям мог ничего не объяснять. Ему стало ясно,
что произошло, пока он спал. Он не понял лишь причину происшедшего и даже не
заподозрил, что несчастье случилось по его собственному  нерадению.  Но  все
равно  беспокойство,  испытываемое им, от этого нисколько не уменьшилось. Да
что там беспокойство... он ощущал ужасную тревогу!
     Это чувство возникло не сразу. Сначала, когда он  увидел,  что  девочку
поддерживает  такой  прекрасный  пловец,  как  его  старый  товарищ,  он  не
сомневался в конечном исходе происшествия, настолько не сомневался, что даже
не бросился им  на  помощь,  хотя  в  первую  секунду  именно  так  и  думал
поступить.
     Однако  он  тут же убедился, что опасность, грозящая Лали и ее храброму
спасителю, не миновала.
     Не подумал и Вильям об этой опасности, когда кричал "ура", выражая свою
радость. Он видел, что  матрос  подобрал  девочку,  и,  безгранично  веря  в
мужество  и ловкость их защитника, не сомневался в том, что тот доберется до
"Катамарана" вместе со своей нетяжелой ношей. Вне себя от радости,  юнга  не
принял  в  соображение  одного обстоятельства: "Катамаран" шел под парусом с
такой скоростью, что даже самый быстрый пловец -- один, без всякой ноши -- и
то не догнал бы его. В такую горячую  минуту  не  обратил  внимания  на  это
печальное  обстоятельство  не  только  юнга,  но  даже  Снежок, а ведь, надо
сказать, Снежок был не только хороший кок, но опытный мореход. Однако  почти
тут же негр увидел опасность и понял, в чем она заключалась. Быстро встав на
корточки  около кормовой бочки, он схватил конец рулевого весла, который сам
же раньше выпустил из рук с такой преступной небрежностью, и,  хотя  ему  до
сих пор и в голову не приходило, что сам он был всему причиной, принялся изо
всех сил спасать положение.
     Сильные  руки  негра  заставили  "Катамаран" повернуться против ветра и
таким образом приблизиться к пловцу. Но  наш  рулевой  увидел  вдруг  нечто,
отчего  бросил  весло так внезапно, словно руку его разбил паралич или конец
весла превратился в раскаленное железо.
     Одно было ясно: причиной был не паралич. Его рука, выпустившая весло --
правая рука,-- потянулась к левому бедру, где на поясе у него висел в ножнах
длинный нож. Он схватился за рукоятку, но не для того, чтобы его вытащить, а
чтобы убедиться, на месте ли он.
     Мгновение -- и рука отдернулась. Негр был уже  на  ногах.  О  весле  он
больше не думал и, подбежав к краю плота, прыгнул в воду.

Глава XXX. МОЛОТ-РЫБА

     Поведение  негра,  бросившего  рулевое весло и прыгнувшего в воду, было
некоторое время непонятно Вильяму. Зачем Снежок сделал это? Разве матрос  не
мог  один  доплыть с девочкой до плота? Ведь он без труда поддерживал ее. Да
и, кроме того,  Снежок  был  бы  гораздо  полезнее,  оставаясь  на  плоту  и
продолжая управлять им. Стоило бы ему постоять у руля еще несколько минут --
и  пловец оказался бы рядом с "Катамараном". Ну, а теперь, когда он выпустил
весло, плот снова развернулся и, встав носом  по  ветру,  стал  удаляться  в
противоположную от матроса сторону.
     Однако этого тревожного обстоятельства Вильям даже не заметил, а если и
заметил, то спустя мгновение уже забыл о нем.
     Всего  несколько секунд следил он за негром. Неприятные мысли теснились
у него в голове: почему негр, перед тем как прыгнуть, схватился за  рукоятку
ножа,  чуть-чуть  его  вытащил  и снова сунул обратно? Мгновенное подозрение
промелькнуло в голове у мальчика. Зачем негру понадобился  нож,  если  целью
его  было спасение пловца? Уж не пришла ли ему в голову дьявольская мысль --
уменьшить число тех, которые нуждаются в пище и воде?
     Правда, это подозрение возникло лишь на секунду  и,  возникнув,  тотчас
вызвало в юноше глубокое раскаяние. Как мог он так дурно подумать о Снежке?
     Раскаяние пришло мгновенно, потому что взгляд его упал на...
     Только  теперь  странный  поступок  негра  стал  ему  понятен -- не для
убийства плыл Снежок к Бену Брасу, а для спасения!
     Только от кого  спасать?  Неужели  действительно  была  опасность,  что
матрос утонет и он нуждался в помощи для себя и девочки?
     Но Вильям уже не спрашивал себя об этом. Зачем догадки и предположения?
Опасность,  угрожавшая  его  покровителю,  предстала  пред ним во всей своей
ужасающей  реальности.  Этот  плоский  темный  диск  с  серповидной  выемкой
посередине,  который быстро скользил, пеня воду, не мог быть ничем иным, как
спинным плавником акулы. И Вильям понял, какая грозит им опасность.
     Ведь это та самая акула, которую он и крошка  Лали  спокойно  наблюдали
совсем недавно, опаснейшая молот-рыба. Сквозь прозрачную воду вырисовывалась
ее  молотообразная  голова  и  зловеще  светящиеся, навыкате глаза. Страшное
зрелище!
     И  вот  мальчик  остался  единственным   свидетелем   этой   волнующей,
потрясающей сцены, а участниками ее оказались Снежок, молот-рыба, Бен Брас и
девочка, которую он спасал.
     Еще  в  тот  момент,  когда  Вильям  понял, зачем негр бросился в воду,
действующие лица разыгрывающейся трагедии  расположились  как  бы  на  углах
огромного  равнобедренного  треугольника, причем Снежок и акула находились в
углах у основания, а Бен со своей ношей -- в углу при вершине. Эта последняя
точка оставалась почти неподвижной, а две другие двигались по направлению  к
ней: человек и акула состязались в скорости.
     Вот  как  все  это  произошло: ушей чудовища, плывшего до этого впереди
"Катамарана", достиг всплеск упавшей в воду Лали и более тяжелый и еще более
громкий всплеск тела матроса,  прыгнувшего  с  плота.  Молот-рыба  с  хищным
инстинктом,  характерным  для  всей  породы  акул,  мгновенно  повернулась и
поплыла, заходя за  корму  плота,  где,  как  она  чуяла,  неминуемо  должно
оказаться то, что упало за борт,-- будь то предмет или человек.
     И   вот,  когда  хищник  подбирался  таким  образом  к  кормовой  струе
"Катамарана", Снежок, заметив веерообразный плавник и направление, в котором
он двигался, разгадал его намерение.
     Но едва только Снежок бросился в воду, акула,  отклонившись  от  своего
первоначального  направления,  поплыла  в  сторону негра -- по-видимому, она
решила переменить объект нападения. Однако, то ли негр  пришелся  ей  не  по
вкусу, то ли она была испугана его храбростью -- он плыл прямо ей навстречу,
-- что  бы  там  ни  было,  она  метнулась  назад, поплыв по прежнему курсу,
навстречу Бену.
     Разумеется, матрос, плывя  с  девочкой,  почти  потерявшей  сознание  и
стеснявшей  его  движения, вряд ли мог защититься от нападения акулы, да еще
такой акулы, как молот-рыба. Снежок знал это,  и  именно  это  побудило  его
броситься на помощь.
     Что же касается самого негра, то трудно было найти в водах океана более
опасного  для  акулы  противника.  Плавать  он умел, как рыба, а нырять, как
морская утка. Не раз он встречался лицом к лицу с акулой в ее родной стихии,
не раз выходил победителем из такой встречи. Не за себя он боялся, выходя на
этот поединок, а за тех, кого собирался спасать.
     Уже в самом начале акула была ближе к Бену: она начала движение раньше.
Но хотя им нужно было преодолеть почти равные расстояния, Снежок  знал,  что
его соперник, превосходя по скорости, придет к цели первым.
     Эта мысль приводила его в жгучее беспокойство, почти отчаяние.
     Он  неистово  бил  по  воде  руками  и  ногами,  громко кричал и вообще
всячески старался отвлечь внимание акулы на себя.
     Однако ни его шумные движения, ни крики  не  принесли  никакой  пользы:
хитрое  животное  не  обращало  на  них внимания. Ее темный спинной плавник,
словно парус под сильным ветром, несся навстречу  более  доступным  для  нее
жертвам.
     Стороны   равнобедренного   треугольника  становились  неравными  очень
медленно, но верно. Теперь это был уже косой треугольник, и Снежок с  каждой
секундой все яснее видел это.
     -- Ах,   бедняжка   Лали!   --  кричал  он  голосом,  прерывавшимся  от
волнения.-- Ой! Масса Бен, ради всех святых, берите же  вправо  --  слышите,
вправо!  --  а  я  заплыву между вами и этой свирепой тварью! Впра-а-а-во!..
Так, правильно. Вы только продержитесь, Бен! Только бы успеть доплыть,  а  я
уж расправлюсь с этой тушей!
     Указание  Снежка  возымело  действие.  До  сих  пор  матрос  не замечал
опасности, единственной мыслью его было  догнать  плот.  О  каком  нападении
акулы  мог он думать! Он даже не заметил приближения молот-рыбы. Дело в том,
что плавник акулы был хорошо виден со стороны "Катамарана", то  есть  сбоку,
но  его  трудно было заметить, глядя на него спереди. Неудивительно поэтому,
что жертвы, на которых акула готовила нападение, не замечали ее приближения.
И только при  виде  Снежка,  прыгнувшего  с  "Катамарана"  и  плывущего  ему
навстречу,  у  матроса  мелькнуло  подозрение:  акула!  В то же мгновение он
вспомнил, что Вильям спрашивал его об этом животном,  а  он  кратко  ответил
ему, что оно называется молот-рыбой.
     Теперь только Бен понял, что их настигает акула. Однако откуда ждать ее
нападения,  он  не  знал,  пока  не  услышал  предупреждающих криков Снежка:
"Берите же вправо!"
     Матрос был  слишком  высокого  мнения  об  опыте  бывшего  кока,  чтобы
пренебречь его советом, и, как только услышал этот крик, повернул вправо так
быстро,  как  только  может  это  сделать  пловец с одной свободной рукой. К
счастью, этого было достаточно, и вскоре соотношение всех пловцов изменилось
-- вместо треугольника они образовали теперь прямую линию:  на  одном  конце
был матрос, на другом акула, а посередине Снежок.

Глава XXXI. ЛИЦОМ К ЛИЦУ

     Из-за  такой  церемены  в  расположении  пловцов  акула  потеряла  свои
преимущества. Противником ее был уже не обессиленный  обремененный  ношей  и
безоружный матрос -- да если бы даже и имелось оружие, все равно руки у него
были  заняты,--  нет,  теперь ей предстояло схватиться с вооруженным длинным
ножом, бодрым, полным сил противником, который с  детства  привык  к  водной
стихии  и чувствовал себя в воде, может быть, не хуже самой акулы. Во всяком
случае, негр мог спокойно продержаться на воде в течение  нескольких  часов,
да и под водой не меньше, чем любое животное, дышащее воздухом.
     Но Снежок вовсе не собирался погружаться глубоко в воду.
     Ну уж нет, ни на дюйм! Наоборот, чем ближе к поверхности, тем лучше.
     Он отлично понимал, что под водой-то его и подстерегала опасность.
     Как  вы  уже  знаете, ему не один раз приходилось вступать в поединок с
акулой в ее родной стихии. Правда, ему больше доводилось  иметь  дело  не  с
молот-рыбой,  а  с  белой  акулой, однако он знал кое-что и о повадках этого
вида акул.
     Дело в том, что молот-рыба и другие особи этого  вида  нападают  только
тогда,  когда их жертва находится под ними. В противном случае им приходится
перевернуться на спину или на бок, и тем круче, чем ближе к поверхности воды
лежит их добыча. Если  же  она  совсем  на  поверхности,  то  акула  в  силу
своеобразного расположения рта и строения челюсти выгибается брюхом наружу.
     Это  обстоятельство  хорошо  известно всякому, кто провел свою жизнь на
море, и особенно тем, кому не раз приходилось вступать в поединок с акулой.
     Например, ловцы жемчуга в Красном море нисколько  не  боятся  нападения
акулы. Оружием защиты у них служит простая палка, заостренная с обеих сторон
и для крепости обожженная в огне. Называют они ее "эстака".
     Имея  при  себе это простое оружие -- его носят в петле на поясе,-- они
не боятся нырять за жемчугом, хотя в эти места  и  наведываются  акулы.  Как
только  прожорливый  хищник  бросается  на них, ловцы, дождавшись, когда тот
проделает свое водное сальто, выгнувшись брюхом наружу  и  откроет  огромную
пасть,  ловко  суют  эстаку  в пасть хищника, и ему остается только убраться
восвояси с разинутой пастью или же закрыть ее, себе на  погибель.  Однако  в
эти  воды  заходят  и  другие  акулы, с которыми не так-то легко справиться.
Называются они "тинтореры", и ловцы жемчуга  опасаются  их  не  меньше,  чем
моряки -- обыкновенных акул.
     Молот-рыба  --  свирепый  хищник,  и  ее  боятся больше, чем какую-либо
другую акулу.  Несомненно,  однако,  этот  страх  наполовину  вызывается  ее
ужасной внешностью.
     Снежок  знал, что животное не может причинить ему вреда, предварительно
не приняв своей обычной позы вполоборота, и  поэтому  приблизился  к  ней  с
намерением  держаться на самой поверхности, не давая животному очутиться над
ним.
     Итак, поединок был теперь неизбежен.
     Акула, хотя  несколько  и  сбитая  с  толку  происшедшим  перемещением,
видимо, все-таки не отказывалась от намерения во что бы то ни стало отведать
человечины.  Двое  белых  от  нее ускользнули, но на этот счет у нее не было
особого предпочтения, и чернокожий Снежок казался ей  не  менее  аппетитным,
чем Бен Брас и маленькая Лали.
     Трудно,  конечно, утверждать, что акула рассуждала именно таким образом
или что она вообще могла рассуждать. Да и времени у нее не  было  для  того,
чтобы рассуждать.
     Когда  Снежок оказался между акулой и намеченными ею жертвами, курчавую
голову негра и молотообразный череп хищника разделяло такое расстояние,  что
между ними нельзя было бы и трех раз уложить гандшпуг.
     Положение  не  из приятных, и всякий другой на месте Снежка не выдержал
бы и поддался бы страху.
     Но не тут-то было! Опытный боец был готов к поединку, действуя с  таким
бесстрашием  и  решительностью,  будто  на нем был амулет, который давал ему
полную уверенность в победе.
     Вильям, стоя  на  корме  "Катамарана",  затаив  дыхание,  наблюдал  все
перипетии  этого  зрелища.  Он  увидел, как негр вытащил нож из ножен, но он
недолго задержался в его руках -- чтобы высвободить и удобнее маневрировать,
избегая своего противника, Снежок взял нож в зубы. В  таком  необычном  виде
предстал он для встречи со свирепым властителем морских глубин.

Глава XXXII. ПО КРУГУ

     Было бы естественно предположить, что акула мгновенно ринется на своего
противника,  движимая  лишь одним желанием: сожрать его как можно скорее. Но
нет! Несмотря на свою прожорливость, характерную вообще для всех видов акул,
этому хищнику свойственна и большая инстинктивная осторожность. Этот морской
тигр, так же как и тигр, обитающий на суше, может чутьем угадать,  легко  ли
достанется ему добыча или противник окажется опасным.
     Должно  быть,  такая  мысль  (если  это  можно  вообще  назвать мыслью)
мелькнула в безобразной голове молот-рыбы: слишком уж решительный вид был  у
Снежка!  Вполне  вероятно, что если бы негр стал удирать от нее, а не поплыл
ей навстречу, то акула тотчас же набросилась бы на него.
     Вдобавок противник был примерно такой же крупный, как она  сама,  да  и
храбр  не  менее,  чем  она.  Возможно также, что две лоцман-рыбы -- обычные
спутники акулы,-- подплыв чуть ли не к самому носу  Снежка  и  осмотрев  его
темное  туловище,  как  хорошие  разведчики,  доложили  своему  хозяину, что
приближаться к намеченной ими добыче нужно с осторожностью.
     Как бы там ни было, акула, по-видимому, сразу обнаружила  в  противнике
нечто  такое,  что  изменило  ее  тактику:  вместо  того  чтобы  безрассудно
броситься на Снежка или хотя бы плыть  с  той  же  скоростью,  с  какой  она
приближалась  к  нему  раньше,  акула, находясь уже на расстоянии нескольких
морских саженей, вдруг стала сбавлять  ход;  ее  бурые  веерообразные,  тихо
колебавшиеся  по  бокам  плавники уже не помогали ей в прежнем стремительном
движении.
     Более того, подплыв к негру почти вплотную, она вдруг подалась  чуть  в
сторону, словно решила напасть на противника с тыла или даже проплыть мимо.
     Интересно,  что  обе  лоцман-рыбы, плывшие по сторонам у самых ее глаз,
казалось, направляли движение акулы.
     Негр  был  явно  сбит  с  толку  этим  неожиданным  маневром.  Он  ждал
мгновенного нападения и сумел бы отразить его; он даже вытащил нож изо рта и
зажал крепко в правой руке, готовясь нанести смертельный удар.
     Нерешительность хищника вызвала и у него некоторое замешательство.
     Ага!..  Снежок  сообразил,  что  хитрая тварь норовит его обойти, чтобы
броситься на беззащитных Бена и Лали за его спиной.
     Как только это подозрение мелькнуло в него в голове,  он  повернулся  в
воде и поплыл наперерез акуле, чтобы, если возможно, перехватить ее.
     Впрочем, теперь уже не имело значения, собирается ли хищник возобновить
свой первоначальный  план нападения на матроса и его ношу или это был просто
маневр, чтобы зайти негру с тыла; так или иначе,  Снежок  выбрал  правильную
тактику. Негр сообразил, что если ловкий противник подберется к нему с тыла,
то ему, так же как матросу с дево