аком они тогда находились, сегодня
наступил бы их последний день--"Катамаран", может быть, и не пошел  ко  дну,
но  развалился  бы  на куски, и никто из экипажа не остался бы в живых после
такой катастрофы.
     Как бы то ни было, и плот  и  команда  выдержали  бурю.  Перед  заходом
солнца  ветер  стих,  сменившись легким бризом. Тропическое море мало-помалу
вернулось к своему обычному состоянию -- наступило затишье.  И  "Катамаран",
снова  распустив  свой  широкий парус, устремился с попутным ветром вперед в
лучах золотого светила, медленно спускавшегося к западному краю безоблачного
неба.

Глава LXXXIX. ДУШЕРАЗДИРАЮЩИЙ КРИК

     Ночь оказалась приятнее дня. Ветер больше не был им  врагом.  Сменивший
его  бриз  благоприятствовал  скитальцам  больше,  чем полный штиль, так как
делал их плот устойчивым против мертвой зыби.
     К полуночи стихла и зыбь. Так как буря  длилась  недолго,  то  волнение
было слабое, да и оно вскоре совсем улеглось.
     Наконец-то  они  могли  подумать  об  отдыхе,  таком  необходимом после
стольких трудов и треволнений. Проглотив несколько кусков невкусной  пищи  и
запив их чаркой разбавленного канарского, все легли спать.
     Ни  сырые  доски,  служившие  постелью,  ни  насквозь промокшая одежда,
облипавшая тело, не помешали им заснуть.
     В более суровом климате им было  бы,  пожалуй,  неуютно.  Но  здесь,  в
тропическом  поясе,  на океане ночью бывает так жарко, что "мокрые простыни"
кажутся не только терпимыми, но порой даже приятными.
     Итак, катамаранцы все до одного улеглись отдыхать.
     Обычно они поступали иначе: по ночам кто-нибудь оставался на  вахте  --
сам  "капитан",  или бывший кок, или же юнга. Само собой разумеется, малышка
Лали была освобождена от этих обязанностей.
     Такая обязательная ночная вахта имела двойной смысл: нужно  было  вести
"Катамаран" по его курсу и в то же время наблюдать за морем, не покажется ли
где парус.
     В  эту  ночь,  если  бы они встали на вахту, им прибавилась бы еще одна
обязанность: не следует забывать, что они все еще не избавились окончательно
от своих недавних преследователей. Те, наверно, также шли под ветром.
     Катамаранцы ни о чем не позабыли. Но хотя эта мысль не  шла  у  них  из
ума,  все  равно  они  не в силах были противиться сну. Пусть плот идет куда
хочет, пусть встречный корабль, если попадется на пути,  неслышно  проплывет
мимо,  пусть даже их нагонит большой плот, если так угодно судьбе,--будь что
будет, ничто не помешает им заснуть глубоким, беспробудным сном.
     И вдруг все разом проснулись -- их поднял на ноги крик, который мог  бы
разбудить  и  мертвеца.  Дикий  вопль пронесся над морем с такими странными,
нечеловеческими интонациями, что,  казалось,  он  мог  возникнуть  только  в
пучине океана. Это был короткий, отрывистый крик, но такой громкий, что даже
Снежок очнулся от оцепенения.
     -- Что  за  чертовщина? -- первый спросил негр, потирая себе уши, чтобы
убедиться, не сделался ли он жертвой иллюзии.
     -- Право, не знаю, -- отозвался  матрос,  тоже  ошеломленный  тем,  что
слышал.
     -- Как будто кто-то тонет, масса Брас?
     -- Похоже,  что  акула  разорвала  человека...  Так мне все это сразу и
вспомнилось.
     -- Ей-богу, ваша правда! Точь-в-точь так кричал напоследок масса Гро!
     -- А все-таки, -- продолжал матрос после минутного раздумья, --  что-то
непонятно.  Не  человек  это  крикнул,  нет,  нет!  В жизни не слыхал, чтобы
человеческая глотка могла издать такой вопль.
     -- А ведь большой плот не близко. Как вы  вышибли  багор  тогда,  мы  и
пустились  наутек.  Такой  взяли  старт,  что куда уж тем с "Пандоры"! Им не
удалось подойти хоть чуточку ближе -- ей-ей, не вру! Нет,  оттуда  крика  не
услышишь...
     -- А  вы  поглядите-ка  вон  туда!  Там  что-то  виднеется! -- вскричал
Вильям, вмешавшись в разговор.
     -- Да где же? Что там такое?--спросил матрос.
     -- Вон там! -- ответил  юнга,  указывая  вправо.  --  Примерно  в  трех
кабельтовых от нас на воде. Какой-то черный предмет, вроде лодки.
     -- Лодка!  Разрази  меня  гром!  Да,  теперь и я вижу. И правда она! Да
только откуда ей взяться здесь, посреди Атлантического океана?
     -- Правильно, лодка! -- вставил Снежок. -- Могу сказать наверное.
     -- Похоже, что так, -- сказал матрос, вглядевшись еще  пристальнее.  --
Да, это лодка!.. Вот, вот, теперь еще лучше видно... Эге, в ней кто-то есть!
Я  вижу  только  одного: торчит посередине, будто мачта. Пожалуй, тот самый,
что крикнул сейчас, если то не был сам дьявол. Нет, что ни говори, люди  так
не кричат!..
     Словно  в  подтверждение  последних слов матроса, крик снова повторился
точь-в-точь, как прежде. Правда, сейчас, когда они уже очнулись ото сна,  он
произвел на них несколько иное впечатление.
     Несомненно,  это был голос человека -- ничем иным он не мог быть даже в
этой обстановке, -- но человека, в котором угасла последняя искра разума.
     Пожалуй, команда "Катамарана" еще оставалась бы в недоумении,  если  бы
все  ограничилось  только этим вторично раздавшимся криком. Однако тотчас же
полились какие-то речи --  бессвязные,  но  все  же  членораздельные,  затем
раздался  взрыв  хохота,  какой  можно  услышать только в коридорах дома для
сумасшедших.
     Все как один стояли, слушали и дивились.
     Ночь была безлунная, темная, но уже близился рассвет.  Заря  окрашивала
розоватыми тонами небо. В сером полусвете раннего утра, слабые лучи которого
играли  на поверхности воды, можно было отчетливо разглядеть любой предмет и
на значительном расстоянии.
     Действительно  вдали  виднелось  нечто  вроде  лодки,  посреди  которой
маячила  человеческая  фигура.  Да,  это  лодка и кто-то в ней стоит. Оттуда
несутся эти восклицания, этот хохот, к  которым  они  прислушиваются.  Какое
может быть сомнение--там сумасшедший!
     Но  безумец  он  или  нет,  зачем бежать от него? Здесь, на плоту, двое
сильных мужчин, которые не побоялись бы встретиться с помешанным где  угодно
-- пусть даже посреди океана. Heт, эта встреча им не страшна. Как только они
воочию убедились, что увидели лодку и человека в ней, сразу же скомандовали:
"Лево руля!"--и направили плот прямо к шлюпке.
     Минут  через десять после того, как наши путешественники изменили курс,
они ясно увидели свою цель. Стоило им только всмотреться  повнимательнее,  и
за  несколько  секунд  их  любопытство было удовлетворено вполне. Теперь они
поняли, что собой представляет  это  странное  суденышко  и  его  еще  более
странный экипаж!
     Перед  ними  была  гичка  с  невольничьего  судна,  и посреди нее стоял
капитан злосчастного погибшего корабля.

Глава ХС. БЕЗУМЕЦ ПОСРЕДИ ОКЕАНА

     Теперь уже катамаранцам незачем было строить какие-либо  предположения:
ни таинственный предмет на воде, напоминавший лодку, ни человеческая фигура,
там  видневшаяся, не были больше загадкой. Тайна рассеялась, когда и гичка и
человек в ней были опознаны.
     Единственное, что их еще смущало, -- почему  в  лодке  оказался  только
один человек вместо шести?
     Там  должно  быть  шестеро.  Ведь  именно  столько  спаслось  в гичке с
горящего судна: еще пять, кроме того, кто сейчас находится в ней  и  в  ком,
как  ни  странно  он  изменился, все еще можно узнать капитана невольничьего
судна.
     А  где  же  те,  которых  не  хватает:  помощник  капитана,  плотник  и
матросы--все,  кто сбежал вместе с ним? Может быть, они лежат на дне лодки и
потому их не видно с  "Катамарана"?  Или  все  они  погибли  в  какой-нибудь
страшной катастрофе и только этот один остался в живых?
     Гичка  сидела  в  воде  неглубоко.  Верхний край фальшборта заслонял от
катамаранцев  все,  что  там  происходило.  Если   они   хотели   что-нибудь
разглядеть, надо было подойти поближе, а на это они не решались.
     В  самом деле, как только наши путешественники узнали лодку и человека,
они тотчас же спустили  парус  и  легли  в  дрейф,  работая  веслами,  чтобы
держаться подальше.
     Сделали  они это под влиянием какого-то инстинктивного страха. Ведь те,
кто спасся на гичке, ни на грош не лучше, чем  люди  с  большого  плота:  на
невольничьем  судне  командиры были такими же подонками, как и большая часть
матросов. Зная это, катамаранцы колебались--не  опасно  ли  подойти  близко?
Если в лодке все еще оставалось шестеро, да вдобавок без пищи и без воды, то
они  ни  на минуту не задумаются ограбить "Катамаран", так же как собирались
те, другие, с большого плота. Пощады здесь не жди. А раз помощи не получишь,
то лучше держаться от них подальше.
     Мысли эти стремительно пронеслись в уме у Бена Браса, и он не  замедлил
сообщить их своим спутникам.
     Но были ли те пятеро все еще в гичке?
     Может быть, они лежат на дне? Впрочем, едва ли они спят. Да и как можно
заснуть под эти вопли и стоны? Ведь капитан все еще продолжает кричать, лишь
время от времени делая передышку.
     -- Гром  и  молния!  --  пробормотал Снежок.--Уж, верно, в лодке никого
нет, кроме старого капитана. Да и от него самого осталась одна только шкура:
ума-то он уже давно решился. Он буйный!
     -- Пожалуй, ты прав, Снежок, -- согласился матрос. -- Из всех только он
один и остался. Видишь, как гичка высоко поднялась над  водой?  Может  быть,
кроме капитана, там и есть кто, но не больше одного, двух. Бояться нечего --
можно  подойти  поближе.  Давай  повернем  и  как-нибудь  пристанем к борту.
Согласен?
     -- Да я не прочь, масса Брас... право, не прочь. Раз  вы  так  думаете,
так  чего нам бояться? Я ведь такой -- готов и на риск пойти. Если кто там и
есть еще кроме нашего капитана, все равно им с нами не справиться.  Мы  двое
стоим не меньше четверых, уж не говорю о нашем Вильме!
     -- Почти  наверняка,  --  отвечал  матрос, все еще колеблясь, -- он там
один. Лучше всего подойдем вплотную и захватим лодку. Пожалуй, придется  нам
с  ним  повозиться,  если  он  и  вправду  спятил; а ведет себя он так, что,
видать, совсем рехнулся. Ну да ничего, авось  как-нибудь  справимся!..  Лево
руля!.. И давай разберемся хорошенько, что там такое творится!
     Снежок  взялся за рулевое весло и, повинуясь приказу своего "капитана",
снова повел "Катамаран" к дрейфующей гичке, матрос же и Вильям стали грести.
     Трудно сказать, заметил ли человек в гичке плот. Скорее всего,  это  не
дошло до его сознания. Страшные вопли и бессвязные речи, казалось, ни к кому
не были обращены. То был лишь дикий бред помешанного.
     Все  еще  царил  серый  предрассветный  сумрак, и над водой поднимались
легкие испарения. Правда, катамаранцы даже сквозь дымку тумана узнали  гичку
и  капитана  "Пандоры",  но удалось им это потому, что все происшествия были
слишком свежи в их памяти. И лодка и человек в ней  виднелись  лишь  смутно.
Возможно,  капитан  их  не  заметил  и  до  сих  пор  не  догадывается об их
присутствии.
     Пока они приближались, с каждым  мгновением  становилось  все  светлее.
Теперь  их,  несомненно,  уже  увидели,  так  как  человек в гичке продолжал
вопить, выкрикивая бессмысленные слова: "Эй, парус! Корабль, эй! Что это  за
судно?  Стой,  будьте  вы  прокляты!  Стой,  чертовы  олухи,  а  не то я вас
потоплю!"
     Так  беспорядочно  выкрикивал  он  отрывистые   фразы,   перемежая   их
пронзительными  воплями  и  сопровождая  свою  речь возбужденными и нелепыми
жестами. Все это могло бы  вызвать  смех,  если  бы  не  производило  такого
гнетущего впечатления.
     Свидетели этой сцены уже не сомневались: бывший капитан "Пандоры" сошел
с ума.
     Приближаться  к  нему  опасно,  -- это понимали и катамаранцы. Поэтому,
подойдя к лодке на полкабельтова, они перестали  грести,  решив  вступить  в
переговоры  и  посмотреть,  не  удастся  ли  успокоить помешанного разумными
словами.
     -- Капитан! -- закричал моряк, окликнув своего бывшего командира  самым
дружелюбным  тоном.  --  Это  я! Неужели не узнаете? Я -- Бен Брас, матрос с
вашей старой "Пандоры". Мы  все  время  плавали  здесь,  на  этом  маленьком
плотишке, с тех самых пор, как сгорело судно. Я и Снежок...
     Дьявольский  вой вырвался из глотки помешанного и прервал речь матроса,
только что собравшегося вкратце  рассказать  о  своих  злоключениях.  Теперь
катамаранцы  были так близко, что могли ясно видеть выражение лица капитана,
его безумную мимику и дико вращающиеся глаза. Не могло быть сомнений, что он
сошел с ума. Дальнейшие события вскоре доказали это.
     Все время, пока матрос  говорил  с  капитаном,  тот  молчал.  Но,  едва
услышав   слово   "Снежок",   сумасшедший  неожиданно  пришел  в  сильнейшее
возбуждение: страшный крик потряс  воздух,  судорога  исказила  черты  лица,
глаза зажглись таким огнем безумия, что жутко стало глядеть.
     -- Снежок!  --  завопил  он.  --  Ты сказал -- Снежок, назвал имя этого
чертова пса! Давай его сюда!.. Ах, дьявол его  побери!  Это  он  поджег  мой
корабль!..   Где  он?  Пустите  меня  к  нему!  Дайте  задушить  черномазого
собственными руками! Я покажу подлому негру,  как  держать  свечку,  которая
озарит ему дорогу прямо в ад! Снежок!.. Да где же он, где?
     Его  дико  блуждающие  зрачки  внезапно  застыли.  И все видели, как он
уставился на негра, словно отчаянно силясь разглядеть его.
     Пожалуй, Снежок и задрожал бы под этим  взглядом,  да,  к  счастью,  не
успел  его  заметить.  В  тот же миг безумец снова испустил отчаянный вопль,
подскочил на несколько футов вверх и стремительно ринулся в море.
     На одну-две секунды  он  исчез  под  водой.  Затем  снова  вынырнул  на
поверхность и, рассекая волны сильными взмахами, поплыл к "Катамарану".

Глава ХСI. ПОТЕРЯВШИЙ РАЗУМ ПЛОВЕЦ

     Еще несколько мгновений -- и он был уже у самого плота. И как смогли бы
скитальцы  помешать  ему взобраться на "Катамаран", не применив грубой силы?
Пришлось снова  схватиться  за  весла,  и  плот  понесся  в  противоположную
сторону.
     Но  безумец плыл с такой быстротой, что несколько раз едва не ухватился
за борт рукой. Только когда Бен Брас и Снежок стали грести еще быстрее,  они
увидели,  что  сумасшедший  их  не настигнет. Опять началась погоня, которая
пока что разыгрывалась вничью, так как и преследователь и беглецы шли  почти
с  одинаковой  скоростью,  а  если  и  был  небольшой перевес, то на стороне
капитана.
     Трудно сказать, как долго могла бы длиться эта  странная  погоня.  Быть
может,  до  тех  пор, пока не истощились бы силы, которые придавало капитану
безумие, и он бы не утонул, -- ведь несчастный как будто и  думать  забыл  о
том,  чтобы  вернуться  к  себе  на  гичку.  Он  ни  разу  даже не оглянулся
посмотреть, как далеко позади она осталась. Нет, он плыл  только  вперед;  и
взгляд  его  оставался неотступно прикованным к тому, кто, казалось, всецело
завладел его душой, -- к негру. Сумасшедший думал только о нем --  это  было
ясно  из  его речей. Даже в воде он призывал проклятия на голову Снежка; имя
это не сходило с уст безумца, угрозы не прекращались.
     Погоня не могла  затянуться  надолго,  даже  если  бы  продолжалась  до
полного  изнеможения  потерявшего  рассудок пловца. Сверхъестественная сила,
свойственная безумию, не всегда будет поддерживать его --  рано  или  поздно
настанет момент, когда он беспомощно пойдет ко дну.
     Но  рок  судил иначе. Не такой смертью должен был погибнуть несчастный:
его  ждал  иной,  более  страшный,  насильственный  конец.  Сам  он  еще  не
подозревал о нем, а на "Катамаране" уже заметили приближение катастрофы.
     Позади,  на  расстоянии меньше кабельтова, его преследовали два морских
чудовища.  Страшно  было  глядеть  на   этих   тварей--то   были   акулы   с
головой-молотом!  Они  были  отчетливо видны: поднявшись на поверхность, они
плыли за ним, и их  темные  спинные  плавники  торчали  кверху  треугольными
остриями.  Хотя  катамаранцы их прежде не замечали, но, как видно, акулы уже
давно держались около гички, несомненно следуя за ней.
     Сейчас они бок о бок неслись вперед, вслед  за  пловцом,  с  совершенно
очевидными  намерениями. Они гнались за ним так же яростно, как он гнался за
"Катамараном".
     Несчастный не видел их и вовсе о них  не  помышлял.  Но  даже  если  бы
капитан их и заметил, он вряд ли сделал бы малейшую попытку спастись. Скорее
всего, они показались бы ему такими же кошмарными видениями, как те, что уже
теснились в его мозгу.
     Так  или  иначе,  ему  не  ускользнуть  от  этих  грозных и разъяренных
чудовищ, которые охотятся за ним, -- разве только вмешаются люди  на  плоту.
Но  если  они и пожелают протянуть ему руку помощи, то для этого потребуется
самое быстрое и умелое вмешательство. И  что  же?  Они  не  только  захотели
спасти его, но страстно устремились на помощь. Сердца катамаранцев дрогнули,
когда  они  увидели этого несчастного помешанного в такой ужасной опасности.
Пусть они страшились его, как самого смертельного врага,-- все-таки это  был
человек, их ближний, который вот-вот должен был стать добычей акул.
     Чем  бы ни грозила эта опасная встреча с буйным помешанным, от которого
можно было ожидать  всего,  --  будь  что  будет!  Они  перестали  грести  и
повернули  обратно  навстречу  пловцу.  Даже  Снежок  изо  всех сил старался
подвести "Катамаран" возможно ближе и поспеть на  выручку  бедняге,  который
стремился к собственной гибели, ослепленный безумной ненавистью.
     Однако  их добрые намерения оказались напрасными--человеку суждено было
погибнуть! Акулы настигли его прежде, чем катамаранцы успели приблизиться  и
сделать  что-нибудь для его спасения. Те, кто так жаждал его спасти, увидели
это и прекратили все старания, оставшись свидетелями трагической катастрофы.
     Все произошло с быстротой  молнии.  Чудовища  подплывали  к  намеченной
жертве  с  обеих  сторон,  и  вот  их  неуклюжие тела очутились рядом с ним.
Сначала ему попалось на глаза одно из них, и так как в этот момент  инстинкт
заговорил в нем сильнее развенчанного разума, несчастный метнулся в сторону.
Но как раз это движение и бросило его во власть другой акулы--та молниеносно
перевернулась на спину и схватила его своей широко разинутой пастью.
     Раздался  страшный  крик,  и  катамаранцы  увидели  только  полтуловища
капитана.
     Несчастный вскрикнул всего лишь раз. Он не успел повторить вопль,  даже
если бы хватило сил, -- вторая акула подхватила изуродованный обрубок тела и
унесла его в безмолвную пучину океана.

Глава ХСII. НА ЛОДКЕ

     Ход назад, к гичке!
     Такое решение, естественно, возникло у команды "Катамарана" после того,
как они  сделались свидетелями ужасной сцены. Оставаться здесь было незачем.
Мгновенно  обагрившиеся  кровью  воды,  где  разыгралась  трагедия,  уже  не
представляли  интереса  для  ее невольных зрителей. И, снова повернув плот к
дрейфующей гичке, они направились к ней  со  всей  быстротой,  какую  давали
плоту весла и вновь поставленный парус.
     Они  уже  не  раздумывали,  есть  ли  в  лодке  люди  и спят ли они или
бодрствуют. После всего,  что  случилось,  трудно  было  представить,  чтобы
кто-нибудь  находился  на  борту.  Наверно,  уже задолго до этого часа гичку
покинули  все,  кроме  одинокого  безумца,  который,  стоя  посередине   ее,
произносил свои бессмысленные речи, обращая их лишь к океану.
     Куда  же  девались остальные? Вот что занимало команду "Катамарана". Но
они так и не смогли найти ответа.
     Оставалось только строить догадки; но ни одна  из  них  не  выдерживала
критики.
     Катамаранцы  знали  о  том,  что  происходило  на  большом плоту, и это
наполняло сердца их отвращением.
     Быть может, и на гичке люди вели себя так  же?  Впрочем,  это  казалось
маловероятным.   Известно   было,   что  лодка  отошла  от  горящего  судна,
нагруженная таким запасом провизии и воды, которого хватило бы  если  не  на
долгое  путешествие,  то,  во  всяком  случае, на много дней. Вильям мог это
подтвердить--он собственными глазами видел,