тьев лионии. Моя рана  начала  затягиваться,  боль
проходила. Волки время от времени навещали меня, но, видя мой длинный нож  и
чувствуя, что я еще жив, они держались на почтительном расстоянии.
   На четвертый день я направился к ручью. Я уже в состоянии  был  опираться
на обе руки и на одно колено. Пройдя полпути,  я  вдруг  остановился.  Кровь
застыла в моих жилах: это был скелет, но не мужчины... и, следовательно...
   Здесь голос рудокопа, прерванный рыданиями,  не  позволил  ему  закончить
начатую фразу. Все слушатели, не  исключая  и  суровых  охотников,  плакали,
тронутые рассказом. Сделав усилие над собой, Мак-Найт продолжал:
   - Я видел, что она была зарыта в землю, что меня удивило, так как я знал,
что индейцы это сделать не могли. Я сомневался в том, что это  было  сделано
вами. После этого печального открытия я стал идти  по  следу,  но  нигде  не
нашел вашей повозки и решил, что вы были в нашем лагере. Я напрасно старался
найти дорогу, по которой вы следовали. Позвольте  мне  возвратиться  к  тому
моменту, когда я нашел останки моей бедной жены.
   Волки вытащили ее труп из могилы. Я везде искал какой-нибудь  след  моего
ребенка. Собственными руками я копался  в  мягкой  земле  и  среди  листьев,
которыми вы покрыли тело, но нигде я не нашел следа ребенка. Я отправился  в
лагерь. Он представлял ту же картину, какую вы описали; ее дополняли  только
хищные птицы, пожиравшие трупы наших спутников. Волков уже  не  было.  Я  не
знал, что думать о моей маленькой Луизе.
   В одной из повозок я  нашел  коробку  с  провизией,  уцелевшую  благодаря
беспорядочному бегству индейцев.  В  ней  я,  между  прочим,  нашел  кофе  и
несколько фунтов сушеного мяса. Это было счастливое для меня  открытие,  так
как я мог питаться кофе и мясом до  тех  пор,  пока  не  соберу  достаточное
количество плодов пиньона.
   Так прошел целый месяц. Ночью  я  спал  в  повозке,  а  днем  отправлялся
собирать пиньоны. Я почти не боялся нападения индейцев, так  как  эта  часть
страны не была населена никаким племенем.
   Как только я оказался в силах выкопать яму, я похоронил  останки  жены  и
решил удалиться из этих гибельных мест.
   Я находился на расстоянии приблизительно ста шестидесяти миль  от  границ
Новой Мексики. Но пешком пройти такое расстояние по пустыне так  же  трудно,
как пройти через океан. Но я решил попытать счастье. Я начал шить себе мешок
для того, чтобы наполнить его  жареными  пиньонами;  это  была  единственная
пища, которую я мог взять с собою.
   В это время я услышал около себя шум. Оцепенев от страха, я поднял глаза.
Но какова была моя радость, когда я узнал, что тот, кого  я  так  испугался,
был мул, он медленными шагами шел по направлению к стану!
   Животное не заметило меня, и я боялся внезапным своим появлением обратить
его в бегство. Поэтому я  решил  сразу  поймать  его  врасплох.  Я  полез  в
повозку, где, как я узнал, находился аркан. Я взял его и  устроил  засаду  в
таком месте, мимо которого мул не мог не пройти. Он пришел как  раз  к  тому
месту, где я его поджидал. Его шея  мигом  очутилась  в  петле  аркана,  еще
мгновение, и животное было уже крепко привязано к  дышлу  повозки.  Это  был
один из наших мулов, он  ускользнул  из  рук  индейцев  и  несколько  недель
блуждал по всей местности. Если бы я его не поймал, он, может быть, вернулся
бы в Сен-Луи. В несколько дней мне удалось изготовить  себе  седло  и  узду.
Затем, сев на мула с мешком жареных шишек, я направился в  Санта-Фе.  Спустя
неделю я прибыл туда без всяких приключений,  а  оттуда  продолжал  путь  до
самого рудника.
   История моей дальнейшей жизни для вас не представляет интереса.  То  была
жизнь человека, разочаровавшегося во всем, потерявшего все, что он любил. Но
вы, Рольф, только что дали мне новую жизнь, возвратили  мне  мою  дочь,  мою
дорогую Луизу!
   Рудокоп закончил свой рассказ, и  наш  хозяин,  предложив  нам  наполнить
чашки вином и набить трубки, стал продолжать свой.

IX. Затерянные в пустыне

   Да,  друзья  мои,  нашим  глазам  представилось  ужасное   зрелище:   эти
ожесточенные  волки,  эти  разъяренные  собаки,  эта  мертвая  мать  и  этот
испуганный ребенок, издающий душераздирающие крики!  При  нашем  приближении
волки убежали, а собаки стали издавать радостный  лай.  Собаки  были  сильно
изодраны, кровь сочилась из многочисленных ран. Когда я  остановился,  чтобы
поднять маленькую Луизу, она продолжала крепко обнимать шею матери и кричала
изо всех сил: "Мама, проснись!". Ее матери, увы, не суждено было проснуться.
Получив смертельный удар, она побежала в лес в  сопровождении  своих  верных
собак, но далеко уйти не смогла.
   Оставив Куджо охранять тело, я вернулся с ребенком к моей повозке. Как ее
ни напугало сражение между волками и собаками, она, однако, кричала, чтобы я
ее отнес обратно к матери, и старалась вырваться из моих рук.
   Рассказ Рольфа снова был прерван рыданиями  Мак-Найта:  этот  решительный
человек,  храбрый,  как  лев,  не  мог  сдержаться,  слушая  эти   печальные
подробности. Дети Рольфа также плакали, только маленькая  брюнетка  казалась
менее всех взволнованной. Быть  может,  страшная  сцена  в  первые  годы  ее
детства наложила на ее характер  печать  той  спокойной  твердости,  которая
отличала ее впоследствии.
   - Я передал ребенка моей жене, - продолжал Рольф после короткой паузы.  -
Очутившись в сообществе маленькой Марии, которая была почти одних лет с нею,
Луиза перестала плакать и скоро заснула на руках своей новой матери. Я  взял
из повозки лопату и отправился копать  яму.  С  помощью  Куджо  я  торопился
предать земле тело, думая, что, может быть, недалек тот час, когда  мы  сами
будем нуждаться в том, чтобы нам оказана была эта печальная услуга...
   Исполнив тяжелую обязанность, мы вернулись к повозке. Быков я  спрятал  в
чаще. Поручив жену  и  детей  воле  Господней,  я  взял  на  плечо  ружье  и
отправился в путь, чтобы посмотреть, оставили ли  индейцы  эти  места,  и  в
каком направлении они ушли. Я имел намерение направиться в Новую Мексику, но
нужно было выбрать дорогу, где мы не столкнулись бы с индейцами.
   Я прошел лесом мили три, карабкаясь  по  скалам.  Здесь  набрел  на  след
индейцев: он терялся вдали на открытой равнине, в западном направлении.  Их,
должно быть, было много, и все были  верхом,  как  на  это  указывали  следы
лошадиных копыт. Тогда я решил два или три дня идти в южном  направлении,  а
затем повернуть на запад. Я был уверен,  что  таким  образом  я  еще  больше
удалюсь от  индейцев  и  достигну,  как  я  того  хотел,  восточного  склона
Скалистых гор. Мои спутники говорили,  что,  кроме  прохода  близ  Санта-Фе,
через эти горы есть еще один проход, южнее первого; я хотел дойти  до  этого
прохода, хотя нас отделяло от него расстояние, на мой взгляд, в триста миль.
Занятый этими планами, я вернулся на то место, где я оставил свою  маленькую
группу.
   Была  уже  ночь,  когда  я  подошел  к  повозке.  Мария  и  дети   сильно
беспокоились, что меня долго нет. Но я принес добрую весть: индейцы ушли.
   Вначале я думал провести ночь там, где мы тогда находились. Но показалась
луна, а в сторону юга тянулась легко проходимая равнина, и  я  подумал,  что
лучше, если мы будем ехать всю ночь и сможем удалиться  от  этого  кровавого
ночлега хотя бы на двадцать миль. Мое мнение было одобрено  всеми.  В  самом
деле, все рвались из этих мест, и если бы мы  остались  здесь  на  ночь,  то
никто не сомкнул бы глаз. Поэтому мы решили отправиться в путь.
   Мы наполнили  все  наши  кувшины  водой,  зная,  что  вода  -  это  самое
необходимое в пустыне как для человека, так и для животных.
   Мы вывели быков, сели на лошадей и двинулись вперед. Старались  держаться
южного направления. Я время от времени смотрел на Полярную  звезду,  которая
находится в хвосте Малой Медведицы. Ее  нетрудно  узнать:  для  этого  стоит
мысленно провести линию между двумя крайними звездами Большой Медведицы, эта
линия пройдет и через Полярную звезду. Я постоянно  следил  за  этой  точкой
неба. Каждый раз, когда мы из-за неровностей местности сворачивали с дороги,
я глазами искал маленькую звезду, и она служила нам путеводной.
   Мы ехали, то попадая в выбоины, то подымаясь на песчаные наносы, то опять
быстро катили по  ровной  сухой  равнине,  ибо  мы  находились  в  пустынной
местности.
   Желая избежать встречи с дикарями, наш маленький отряд  за  ночь  проехал
немалое расстояние: с наступлением утра мы, как и планировали, были  уже  на
расстоянии двадцати миль от того страшного места.
   Уже совершенно потерялись из виду суровые холмы: это указывало на то, что
мы отъехали сравнительно далеко, многие из этих холмов были довольно высоки.
Их вершины терялись на горизонте, и мы знали, что даже  если  бы  индейцы  и
вернулись в лагерь, то они не могли бы заметить нас на равнине.  Мы  боялись
только того, чтобы они не заметили наших следов и не  пустились  за  нами  в
погоню. Поэтому мы с наступлением утра не остановились, а продолжали путь до
самого полудня. Но нужен был отдых. Наши быки и лошади страшно устали  и  не
могли двинуться дальше.
   Но в этом месте не было ни  воды,  ни  травы.  Кругом  росла  лишь  дикая
полынь.
   Печальная это была для нас остановка. Жара все более и более мучила наших
бедных животных.  Мы  не  могли  дать  им  ни  капли  воды,  поскольку  сами
испытывали страшную жажду, а количество жидкости все уменьшалось.
   Задолго до наступления ночи мы возобновили наш путь в  надежде  встретить
какой-нибудь ручеек или источник. До заката солнца мы продвинулись к югу еще
на десять миль, но нигде не заметили признаков присутствия воды. Кругом была
бесплодная равнина, со всех сторон очерченная горизонтом. Ни  одного  холма,
ни одной скалы, ни одного дикого животного, - ничего такого, что нарушало бы
однообразие этой обширной равнины. Мы были еще в худшем положении, чем  если
бы очутились на оставленном среди океана корабле.
   Мы начали беспокоиться  и  пали  духом.  Возвращаться  обратно  не  имело
смысла, мы могли не найти оставленного нами ручья. Мы надеялись найти  воду,
продвигаясь вперед, и ободренные этой надеждой ехали всю следующую ночь.
   С самого утра я смотрел на горизонт и не заметил никаких  возвышенностей.
Я грустно ехал на своей лошади рядом с быками, наблюдая  за  ними.  Вдруг  я
услышал голос. Это был голос  Франка,  который,  стоя  на  передке  повозки,
смотрел вперед.
   - Папа, папа! - сказал он, - посмотри на это маленькое белое облако!
   Я повернулся к сыну; он смотрел на юго-восток, и я обратил туда  же  свой
взор. Я издал крик радости. То, что  Франк  принял  за  белое  облако,  была
снежная вершина горы. Я раньше заметил бы ее, если бы смотрел в ту  сторону,
но я все время смотрел на юго-запад.
   Где снег, там и вода. Не сказав ни слова, я подал Куджо знак вести  быков
прямо к горе. Нужно было свернуть с дороги, по которой мы хотели ехать.
   До горы было не меньше тридцати миль. Если бы мы не ехали ночью, она была
бы еще дальше от нас. Вопрос был в том, в силах  ли  наши  быки  пройти  еще
столько? Они уже спотыкались на каждом шагу, и если бы они околели,  то  что
бы мы делали без них? Я думал, что у горы берет  начало  какая-нибудь  река,
питаемая горными снегами. Вдруг мы увидим реку  раньше,  чем  приблизимся  к
горе? Но равнина как раз спускалась в этом направлении, следовательно,  если
гора дает начало какой-нибудь реке, то она находится  по  ту  сторону  горы.
Чтобы в  этом  убедиться,  нужно  взобраться  на  гору.  Скрепя  сердце,  мы
отправились дальше.
   Около полудня быки были уже  в  полном  изнеможении.  Один  из  них  упал
мертвым; мы оставили ею на месте. Три других  не  в  состоянии  были  дальше
двигаться. Чтобы облегчить телегу, мы оставили все то, что не нужно было для
непосредственного употребления, но и после этого бедные  животные  с  трудом
везли повозку и двигались, как улитки.
   Может быть, для восстановления сил им достаточно было отдохнуть  хотя  бы
час, но я не мог решиться на это. Сердце надрывалось при виде страданий моих
детей. Мария и мальчики мужественно переносили страдания. Я не  мог  сказать
им ни одного слова утешения, потому как знал, что от горы еще отделяет  миль
пятнадцать. Я думал даже поскакать  вперед  на  лошади  и  привезти  воды  в
кувшинах, но моя лошадь не выдерживала уже моей тяжести, и  я  вынужден  был
слезть и вести ее за узду. Куджо шел рядом с  быками.  Вскоре  упал  мертвым
второй бык, и у нас осталось всего два.
   В этот момент на равнине показалось несколько пучков  зелени;  наибольший
их них не превышал размеров пчелиного улья. Они походили  на  многочисленную
группу больших ежей; со всех сторон торчали их  игольчатые  кончики.  Увидев
их, я отпустил лошадь и, вынув  нож,  пустился  бежать  изо  всех  сил.  Мои
спутники вначале подумали, что я сошел с ума. Но я знал, что делаю: я  сразу
узнал, что перед нами кактусы.
   Я в одно мгновение сорвал иглы с некоторых из них. Моя  маленькая  группа
была  поражена  при  виде  этих  сочных  растений  темно-зеленого  цвета   с
вытекавшей  из  надрезов  прозрачной  жидкостью.  Толстые  шары  кактусов  я
разрезал на куски, которые  мы  с  жадностью  жевали.  Несколько  кусков  мы
бросили лошади и быкам,  а  собаки  лизали  жидкость  там,  где  мы  срезали
растения.
   Проехав еще немного, мы остановились для того, чтобы дать отдых быкам.  К
несчастью, это облегчение пришло  для  одного  из  них  слишком  поздно.  Он
напрягал свои последние силы; когда мы намеревались  отправиться  далее,  то
нашли его распростертым на земле и неспособным подняться. Пришлось  оставить
его, запрячь на его место лошадь и двигаться далее. Мы надеялись  найти  еще
одну заросль кактусов, но их нигде не видно было, и  наши  страдания  вскоре
возобновились.
   В восьми милях от конца нашего пути пал последний бык; лошадь больше не в
силах была тащить повозку; нужно было оставить  повозку  и  продолжать  путь
пешком или же погибнуть на месте.
   Я взял из повозки топор,  оловянный  горшок  и  оставшийся  у  нас  кусок
сушеной говядины, Луизу и ружье. Куджо взял топор и маленькую  Марию.  Жена,
Франк и Генрих тоже взяли кое-что  в  руки.  С  этим  багажом  мы  двинулись
дальше.
   Мне нечего рассказывать вам об этом новом  нашем  путешествии.  Мы  очень
скоро прошли эти восемь миль. Находясь недалеко от горы, мы явственно  могли
видеть глубокие темные долины, прорезывавшие ее бока, и различать на дне  их
серебристую полосу, которую мы  признали  за  пенящуюся  воду,  падающую  на
скалы. Этот вид вдохнул в нас новую энергию, и, спустя час, мы были  уже  на
берегу ручья, прозрачного, как кристалл. Нам осталось  благодарить  Небо  за
наше спасение.

X. Армадилл

   Мы молились Богу за то, что он привел нас на берег  этого  ручья.  Утолив
жажду, мы стали осматриваться. Перед нами  был  небольшой  поток.  Небольшое
расстояние он  протекал  по  равнине,  затем  поворачивал  на  юго-восток  и
соединялся с остальными ручейками. Все эти ручейки  впадают  в  одно  русло,
образуя широкую реку.
   Теперь мы знали, что от жажды не умрем; но у нас не было  никаких  надежд
на то, что нам удастся найти здесь какую бы то ни было пищу. Перед нами была
голая и скалистая гора. Тут и там торчали лишь невзрачные  кедры.  Зелень  и
ивы, ограничивавшие  берега  маленьких  ручьев,  правда,  ласкали  глаз  при
страшной бесплодности пустыни, но для людей, ищущих пищи,  утешения  в  этом
было мало. Если бы пустыня простиралась во все стороны от горы, на  север  и
юг, запад и восток, то здесь была бы наша последняя остановка,  и  мы  могли
умереть, если не от жажды,  то  от  голода,  что  для  нас  было  совершенно
безразлично.
   Это больше всего беспокоило нас, потому что мы весь день ничего  не  ели.
Все вспомнили про оставшийся у нас кусок говядины.
   - Я ее сварю и приготовлю суп, - сказала Мария. - Это будет самое  лучшее
для детей.
   Бедная моя жена! Я прекрасно видел, что  усталость  страшно  истощила  ее
силы, но она старалась казаться веселой.
   - Да, папа, позвольте мне приготовить суп, суп - очень вкусное  блюдо,  -
прибавил Франк.
   Он старался показать матери, что он полон сил, надеясь этим ободрить ее.
   - Прекрасно, - сказал я. - Куджо, возьми топор, мы нарубим дров на  горе,
я заметил там несколько сосен.
   Мы с Куджо направились к лесу. Пройдя около трехсот шагов, мы очутились в
месте, закрытом со всех сторон скалами, откуда вытекал ручей.
   Когда мы приблизились к деревьям, мы увидели, что это не сосны. Их стволы
и ветви были  усыпаны  длинными  иглами,  наподобие  игл  ежа.  Листья  были
светло-зеленые и блестящие. На  всех  ветвях  во  множестве  висели  длинные
ягоды, похожие на бобы. В ширину они имели приблизительно полтора дюйма, а в
длину некоторые имели не менее двенадцати дюймов.  Они  были  темно-красного
цвета, цвета вина Бордо.
   Я знал, какое перед нами дерево. Я когда-то видел  его.  Это  было  honey
locust (мед кузнечика), колючая акация. Я знал, что об этом дереве идет речь
в писании, в том месте, где говорится о том,  что  святой  Иоанн  Креститель
питался в пустыне "саранчой и диким медом". Потому его  и  называют  "хлебом
святого Иоанна".
   Куджо также понял, что за дерево перед нами. В тот  момент,  когда  глаза
его остановились на этих длинных висячих ягодах, он громко закричал:
   - Господин! Господии Рольф, смотрите! Вот бобы и мед на ужин!
   Мы мигом очутились под ветвями. Я стал собирать спелые плоды, а Куджо тем
временем отправился дальше, чтобы нарубить ветвей растущих здесь сосен.
   Я скоро наполнил лоток и ждал Куджо. Вдруг я услышал радостный крик:
   - Господин Рольф! Идите сюда, посмотрите, что здесь за тварь!
   Я побежал к нему, перепрыгивая со скалы на скалу. Когда я прибежал к тому
месту, где был Куджо, я  увидел  его  склонившимся  над  расщелиной,  откуда
торчал хвост борова.
   - Что это такое, Куджо?
   - Не знаю, господин. Никакой негр  никогда  не  видел  такое  животное  в
Виргинии.
   - Схвати его за хвост и вытащи из норы.
   - Ох, господин! Я пытался это сделать, но не могу. Вот смотрите!
   С этими словами мой спутник схватил хвост и потянул изо всех сил, но  ему
не удалось вытащить животное.
   - Видел ли ты его, когда он юркнул туда?
   - Да, господин, видел, как оно вошло в свою нору.
   - На что же оно похоже?
   - На маленького поросенка.  Я  думаю,  что  это,  наверное,  черепаха  из
Виргинии.
   - О! Тогда это армадилл (броненосец)!
   - Армадилл! Куджо никогда не слыхал про такого зверя.
   Животное, так изумившее моего  спутника,  было  одно  из  тех  любопытных
существ, которые природа создала как бы для придания разнообразия  животному
царству. В Мексике и Южной Америке они известны под именем  армадиллов.  Они
получили  это  название  от  испанского   слова   "armado",   что   означает
"вооруженный", потому что тело их покрыто очень твердой чешуей,  разделенной
на правильные ряды; эти ряды очень похожи на  кольчугу  древних  воинов.  На
голове у них находится своего рода каска,  прикрепленная  связкой  к  другим
частям твердого покрова, это делает сходство с кольчугой еще более полным  и
поразительным. Среди этих животных много разновидностей. Некоторые из них по
величине не уступают большому барану, но, вообще, они значительно меньше. Их
чешуя тоже бывает самой разнообразной формы. У одних сегменты -  квадратные,
у других - шестиугольные, у третьих -  пятиугольные.  Но  они  всегда  имеют
правильную геометрическую форму, как будто они сделаны рукой человека. Это -
безобидные существа, питающиеся травой и цветами. Они  не  очень  ловки,  но
бегают гораздо быстрее, чем можно было бы предположить при виде их  тяжелого
внешнего покрова. При преследовании они иногда свертываются,  подобно  ежам,
принимают форму шара, и если находятся на краю пропасти, то бросаются  вниз,
спасаясь от врага. Чаще  всего  они  убегают