тяжелее. Во всем городе оказался всего один  дом,
выстроенный  на  единственном  неболотистом  месте.  Почти  вся   местность,
предназначенная  для  города,  была   затоплена,   а   незатопленная   часть
представляла болото, покрытое деревьями и камышом!
   Ни театров, ни судебных учреждений - ничего и близко здесь  не  было.  Да
еще была плотина, воздвигнутая для того,  чтобы  обезопасить  от  наводнения
единственный в городе дом. Это была  дешевая  гостиница,  в  которой,  кроме
грубых моряков, никто не останавливался.
   Поселив семейство в гостинице, я отправился искать  свои  владения.  Свой
"городской участок" я нашел в болотистой местности, где  я  стоял  почти  по
колено в грязи. Что касается фермы, то для того, чтобы попасть к ней,  нужно
было взять лодку. Я объезжал ее на лодке, не имея возможности ступить на нее
ногой.  После  этого  осмотра  я,  разбитый  и  разочарованный,  вернулся  в
гостиницу.
   С первым пароходом я отправился в Сен-Луи. Свой участок и ферму я  продал
за ничтожную сумму.
   Мне незачем говорить вам о том, как я был  огорчен.  При  таких  неудачах
болезненно сжималось у меня сердце, когда я думал о судьбе моей молодой жены
и наших детей! Мне оставалось только проклинать Америку  и  американцев,  но
что толку из этого? Это, впрочем,  было  бы  так  же  несправедливо,  как  и
безнравственно. Правда, два раза я был жестоко обманут, но разве  не  то  же
самое случилось со мной в моей родной стране? Разве не так же  поступали  со
мной в Англии те, кто превратил дружбу со мной в  прибыльное  занятие?  Меня
дважды обворовали в Америке, но главная причина моих неудач - это отсутствие
здравого смысла. Я был бы так же обманут, покупая лошадь в  Теттерзалле  или
чан в магазине на улице Пикадилли, если бы не способен был  определить  цену
той и другого.

VII. Караван

   - Когда я с семьей прибыл в Сен-Луи, у меня было не более пятисот фунтов,
и, если бы я сидел, сложа руки, то в скором времени израсходовал бы все свои
деньги.
   Тем временем я познакомился с одним молодым  шотландцем,  поселившимся  в
той гостинице, где я остановился. Как и я, он был чужой в Сен-Луи, как и  я,
он был из "старой родины". Мы скоро сошлись  и,  вполне  естественно,  стали
посвящать друг друга в свои  дела.  Я  ему  рассказал  о  своих  неудачах  в
Виргинии и Каире, и, как мне казалось, внушил ему к  себе  симпатию.  Он,  в
свою очередь, рассказывал мне подробности из своей прошлой жизни и  посвятил
меня в свои планы на будущее. Он несколько лет работал  в  одном  из  медных
рудников, в центральной части Великой Американской пустыни в  Ивовых  горах,
Los Mimbros, к западу от реки Рио Гранде Дель-Норте.
   Удивительный народ эти шотландцы. Они составляют лишь маленькую нацию, но
их влияние простирается на  все  точки  земного  шара.  Их  можно  встретить
повсюду, везде  они  занимают  видное  положение,  всегда  преуспевая,  они,
однако, никогда не теряют привязанности к родной земле.
   Мой шотландец из Сен-Луи предпринял поездку в Соединенные Штаты, и теперь
возвращался на медный рудник через  Сен-Луи  и  Санта-Фе.  Его  сопровождала
жена, молодая и красивая мексиканка, и  единственный  ребенок.  Он  поджидал
маленький караван из испанцев, который должен был  в  очень  скором  времени
отправиться в Новую Мексику. Он решил продолжать путь с испанцами для  того,
чтобы обезопасить себя от нападений индейцев.
   Узнав о моем положении, он посоветовал мне  поехать  с  ним  и  предложил
доходное место на руднике, где он был директором.
   После стольких неудач в  Соединенных  Штатах  я  с  радостью  принял  его
предложение. Я стал готовиться в дорогу.  Оставшиеся  деньги  позволили  мне
устроиться даже с некоторым комфортом. Для жены и детей я  купил  повозку  и
две пары здоровых быков, а также необходимые съестные припасы на дорогу. Мне
незачем было нанимать ямщика, так как верный Куджо был с нами, а я знал, что
лучшего ямщика нам не найти. Для себя я купил ружье  и  все  принадлежности,
необходимые для продолжительного путешествия по пустыне. Мои сыновья, Генрих
и Франк, тоже имели маленькие ружья, купленные еще в Виргинии.
   После всех приготовлений мы пустились в путь по диким прериям.
   Наш караван был немногочислен; большой караван,  отправляющийся  ежегодно
из Санта-Фе, вышел за несколько недель  до  нас.  Нас  было  около  двадцати
человек, и мы имели всего десять повозок. Почти все мужчины были мексиканцы,
они ездили в Соединенные Штаты по  поручению  губернатора  из  Санта-Фе  для
покупки нескольких артиллерийских  орудий  и  везли  с  собой  пушку  и  две
бронзовые мортиры с лафетами и артиллерийскими повозками.
   Мне незачем, друзья мои, рассказывать вам все наши приключения  во  время
путешествия по обширным равнинам и большим  рекам,  которые  встречаются  по
дороге от Сен-Луи до Санта-Фе. В прериях мы  встретили  племя  павни,  а  на
берегах Арканзаса небольшое племя чиен, но жаловаться  на  них  я  не  могу.
Спустя два месяца,  мы  свернули  с  дороги,  по  которой  следуют  торговые
караваны, и направились к реке Канаде. Мы перешли через нее,  и  стали  идти
вдоль правого берега.
   Сразу стало ясно, что мы попали в местность, трудно проходимую  и  полную
опасностей. Мы подвигались вперед очень медленно.
   В одном месте сломалось дышло моей повозки. Куджо  и  я  отвязали  быков,
сняли с них веревки и стали чинить повозку. Наши спутники успели уйти вперед
на значительное расстояние. Мой друг, молодой шотландец, прискакал к  нам  и
выразил  желание  остаться  с  нами.  Но  я  отказался  от   его   любезного
предложения, уверив, что нам нетрудно будет догнать их,  когда  они  сделают
остановку на ночь. Здесь  часто  случается,  что  одна  повозка  отстает  от
других. Если за ночь не успеет догнать,  то  на  следующее  утро  отправляют
кого-нибудь, чтобы узнать причину ее опоздания. Зная, что Куджо очень ловкий
плотник, я нисколько не сомневался в том, что  мы  успеем  присоединиться  к
нашей группе еще до наступления ночи. Убедившись в этом,  молодой  шотландец
оставил нас и вернулся к собственным повозкам.
   Через час мы с Куджо с  помощью  гвоздей  и  веревок  починили  дышло  и,
погоняя быков, поехали по следам наших спутников. Едва  мы  успели  проехать
одну милю, как  свалился  обод  одного  колеса,  ссохшегося  из-за  страшной
сухости. К нашему счастью,  мы  сразу  остановили  повозку  и  подперли  ее.
Вначале у  меня  появилась  мысль  поскакать  вперед  и  позвать  на  помощь
кого-нибудь из наших спутников. Но я им причинил  уже  достаточно  хлопот  в
дороге. Мексиканцы  не  раз  выражали  недовольство  мной  и  несколько  раз
отказывались помочь мне. Правда, я мог обратиться к молодому шотландцу, но я
предпочел не быть обязанным никому.
   Куджо и я, не теряя времени, усердно принялись  за  работу.  Моя  дорогая
Мария, получившая очень хорошее воспитание,  но  умеющая  приспособиться  ко
всяким обстоятельствам, ободряла нас своей веселостью.  Она  все  развлекала
нас  разговорами  о  Каире,  о  нашей  "подводной"  ферме.  Людей,  внезапно
очутившихся в затруднительном положении, ничто так не ободряет, как мысль  о
том, что могло бы быть и хуже.
   Наш труд увенчался успехом:  нам  удалось  исправить  колесо  и  привести
повозку в надлежащий вид. Но солнце стало уже клониться к  западу.  Не  зная
дороги, мы не могли продолжать наше путешествие ночью. К счастью, вода  была
поблизости и мы решили ждать до следующего дня.
   Мы встали до зари. Умывшись и позавтракав, отправились в путь  по  следам
каравана. Мы удивлялись тому, что ни один из наших спутников не  вернулся  к
нам ночью, и ежеминутно надеялись встретить кого-нибудь из них. Но мы  ехали
до полудня, не встретив никого. Перед  нами  расстилалась  дикая  страна  со
скалистыми холмами и несколькими деревцами, разбросанными по долинам.
   Подвигаясь вперед, мы услышали со  стороны  гор  шум,  похожий  на  взрыв
бомбы.  Мы  знали,  что  у  наших  спутников  есть  бомбы  с  гранатами.  Не
подверглись ли наши товарищи нападению индейцев? Не  пришлось  ли  направить
пушку на дикарей? Но мы услышали всего один удар, а при  стрельбе  из  пушки
получается два удара. Не взорвалась ли одна из бомб?  Это,  казалось,  более
правдоподобным. Мы остановились, прислушиваясь,  не  услышим  ли  еще  шума.
Прошло полчаса, но ничего нового слышно не было. Тогда мы снова пустились  в
путь,  меньше  всего  беспокоясь  по  поводу   грохота.   Нас   смущало   то
обстоятельство, что никто из наших спутников не едет  нам  навстречу,  чтобы
справиться о нашей судьбе. Мы ехали  по  следам  повозок.  Видели,  что  они
накануне совершили большой переезд, так как солнце клонилось уже  к  закату,
когда мы достигли возвышенности, однако еще далеко  от  того  места,  где  в
прошлую ночь остановились наши спутники.  Наконец  мы  прибыли  туда.  Какое
ужасное зрелище! Кровь стынет в жилах при одном  воспоминании  об  этом.  Мы
увидели повозки и разбросанный по земле багаж. На земле лежали  тела  людей,
волки с воем сдирали с трупов кожу, отбивая их друг у  друга.  Некоторые  из
животных, тянувших повозки, тоже были распростерты на земле.
   Очевидно, наши спутники подверглись  нападению  и  были  перебиты  шайкой
диких индейцев. Мы повернули бы обратно, но  было  уже  слишком  поздно.  Мы
очутились среди лагеря, сами того  не  заметив.  Если  бы  дикари  были  еще
поблизости, то всякая попытка к отступлению была бы бесполезна. Но  судя  по
тому опустошению, которое уже успели произвести волки, индейцы  ушли  оттуда
сравнительно давно.
   Я оставил жену у телеги, где  остались  и  Генрих  с  Франком  со  своими
маленькими ружьями,  а  мы  с  Куджо  отправились  осматривать  место  этого
кровавого сражения. Мы прогнали волков от их ужасной  добычи.  Наклонившись,
мы узнали трупы наших несчастных спутников; но они были до того изуродованы,
что невозможно было отличить их друг от друга. Они  все  были  скальпированы
индейцами. Караван наш не был торговым, поэтому у него было немного товаров,
но индейцы унесли все, что казалось им более или менее ценным. Но тяжелые  и
громоздкие предметы валялись по земле.  У  нас  не  вызывало  сомнения,  что
индейцы обратились в  беспорядочное  бегство.  Может  быть,  они  испугались
взрыва бомбы и, не понимая ее страшного действия, приняли ее  за  проявление
всемогущества Великого Духа.
   Я глядел во все стороны, желая найти моего друга, молодого шотландца,  но
я не мог опознать его. Я искал его жену, которая, за исключением Марии, была
единственной  женщиной  в  караване,  но  и  ее  я  нигде  не  видел.  Куджо
предположил, что дикари увели ее живой. В это время мы услышали страшный лай
собак и вой волков. Шум доносился из чащи, находившейся недалеко от  лагеря.
Мы знали, что шотландец увез с собой из Сен-Луи двух больших собак. До  нас,
без  сомнения,  доносился  их  лай.  Мы  побежали  по  направлению  к  чаще.
Приближаясь к тому месту, откуда доносился  шум,  мы  увидели  двух  больших
окровавленных  собак;  они  лаяли  с  ожесточением  и   не   давали   волкам
приблизиться к какому-то черному предмету, лежавшему среди листьев. Это было
тело женщины. Прелестный  ребенок,  плотно  прижавшись  к  ее  шее,  издавал
страшный крик. Мы увидели, что женщина мертва и...
   Здесь рассказ нашего гостя был внезапно прерван. Путешествовавший  вместе
с нами рудокоп Мак-Найт, который сильно волновался во  все  время  рассказа,
вдруг поднялся и закричал:
   - О Боже мой! Моя жена... моя бедная жена! Ах! Рольф! Рольф! Разве вы  не
узнаете меня?
   - Мак-Найт! - воскликнул изумленный Рольф. - Мак-Найт! Это  действительно
вы!
   - Моя жена! Моя бедная жена! - продолжал в отчаянии рудокоп.  -  Я  знал,
что они ее убили! Я позже видел останки ее трупа... Но мой ребенок! О Рольф,
что сталось с моей девочкой!
   - Она здесь, - сказал наш хозяин, указывая на маленькую брюнетку.
   Мак-Найт подскочил к маленькой Луизе и стал покрывать ее поцелуями.

VIII. Рассказ рудокопа

   Что произошло после  этого,  не  поддается  описанию.  Вся  семья  Рольфа
поднялась и со слезами на глазах  окружила  маленькую  Луизу,  понимая,  что
придется расстаться с ней навсегда. Эта  новость,  действительно,  огорошила
детей, когда они узнали, что Луиза не  сестра  им.  Они  всегда  считали  ее
сестрой, а Генрих, любимицей которого она была, называл ее "моя  смугленькая
сестра", тогда как меньшую называл "беленькой Марией".
   Посередине стояла маленькая брюнетка, взволнованная, но более  спокойная,
чем все остальные, она, по-видимому, умела владеть собой.
   Купцы и охотники поднялись для того, чтобы поздравить  Мак-Найта  с  этой
счастливой встречей. Они также пожимали руку  нашего  хозяина  и  его  жены.
Куджо прыгал, хлестал пантер и волков и был несказанно рад, и даже  животные
завыли от радости. Наш хозяин отправился  в  другую  комнату  и  вернулся  с
сосудом из бурой  глины.  На  столе  между  тем  были  расставлены  чашки  и
наполнены какой-то красной жидкостью. Мы выпили напиток и  поняли,  что  это
вино! Вино в пустыне! Это было превосходное вино, и хозяин сообщил нам,  что
оно приготовлено домашним способом из дикого винограда, в изобилии растущего
в долине.
   Когда мы опорожнили чашки и заняли наши места, Рольф  попросил  Мак-Найта
рассказать, каким образом он ускользнул из рук индейцев в ту страшную ночь.
   - Тяжело мне об этом вспоминать, - начал Мак-Найт, - после того,  как  вы
отказались от моих услуг, я поскакал  дальше  и  присоединился  к  каравану.
Дорога, как вы помните, становилась отлогой и ровной, и так как остановиться
на ночлег можно было только у подошвы  какой-нибудь  горы,  то  мы  шли  без
остановки. Когда солнце стало уже клониться к  закату,  мы  достигли  берега
ручья, где вы видели повозки. Мы остановились здесь для ночлега. Я вас  ждал
не ранее часа или двух, полагая, что  раньше  вам  не  удастся  приспособить
дышло. Мы развели огонь для того, чтобы приготовить ужин.  После  ужина  все
расселись вокруг костра и стали вести оживленную беседу. Так  как  мы  и  не
предполагали, что в окрестностях могут быть индейцы, то не  приняли  никаких
мер предосторожности. Когда стало уже поздно, я начал беспокоиться  за  вас,
опасаясь, что вы ночью не могли видеть наши следы. Я оставил жену и  ребенка
у костра, а сам взобрался на возвышенность, которая находилась  против  того
места, откуда вы должны были приехать, но из-за  темноты  я  ничего  не  мог
разобрать. Я какое-то время прислушивался, надеясь услышать стук  колес  или
же ваш голос. Вдруг я услышал продолжительный вой и с  ужасом  повернулся  в
сторону нашего ночлега. Я понял, что это за вой: это был  воинственный  крик
диких арапаго. Я заметил индейцев, тени которых выделялись при свете костра.
Я услышал душераздирающие стоны и крики, плач и мольбы  о  помощи,  и  среди
всех этих ужасов явственно различил голос моей жены, произносившей мое имя.
   Не колеблясь ни минуты, я быстро спустился с горы и бросился в свалку.  У
меня не было никакого оружия, кроме большого ножа. Я начал рубить направо  и
налево, и оторвался от резни лишь для того, чтобы найти свою жену.  Я  искал
ее среди повозок во всех углах,  крича:  "Луиза!  Луиза!"  Но  ответа  я  не
получил, мне не суждено было больше видеть ее. Я опять очутился лицом к лицу
с дикарями и продолжал сражаться с отчаянием. Большая часть  моих  товарищей
была перебита. Копьем меня ранили в бедро. Я упал на месте, увлекая за собой
индейца, и прежде, чем он успел вырваться, я ударил его своим ножом  и  убил
насмерть.
   Я с трудом поднялся на ноги. Сражение у костра  уже  прекратилось.  Здесь
лежали изуродованные тела моих товарищей. Я  был  уверен,  что  мои  жена  и
ребенок тоже убиты. Я поспешил убраться отсюда и скрылся в кустах. Не  успел
пройти трехсот шагов, как в изнеможении упал на землю, я страшно ослабел  от
потери крови и боли, которую причиняла мне рана. Когда я пришел в  себя,  то
снова побрел дальше. Едва я взобрался на скалы, как в очередной раз  потерял
сознание. Я находился на краю пропасти, на дне которой  я  заметил  довольно
глубокую расщелину. У мене еще хватило сил добраться до нее, и я спрятался в
этом своеобразном естественном погребе,  но  едва  я  вошел  туда,  я  снова
лишился чувств.
   Я пролежал в бесчувственном состоянии несколько  часов.  Когда  пришел  в
себя, солнце уже освещало мое убежище. Я был очень слаб и  еле  в  состоянии
был двигаться. Вид раны поразил меня. Она не была перевязана, но  кровь  уже
остановилась; я сорвал с себя рубашку и, как  мог,  сделал  себе  перевязку.
Потом, подойдя к отверстию расщелины, стал внимательно  прислушиваться.  Мне
казалось, что я слышу голоса индейцев. Шум продолжался один  или  два  часа.
Вдруг страшный грохот потряс скалы:  очевидно,  взорвалась  бомба.  Затем  я
услышал крики ужаса и топот скачущих лошадей. После этого воцарилась тишина.
Я догадался, что индейцы покинули это место, но не мог  понять,  почему  они
убегали в таком смятении. Позже я узнал,  в  чем  дело.  Ваши  предположения
оказались верными. Они  бросили  бомбу  в  огонь,  и  она  взорвалась,  убив
нескольких дикарей.  Они  сочли  это  за  проявление  гнева  Великого  Духа.
Поэтому, захватив с собой то, что они считали наиболее ценным, они  сели  на
лошадей и покинули эти места. С наступлением  ночи  мне  показалось,  что  я
опять слышу шум со стороны поля, и я подумал, что индейцы вернулись.
   Когда совсем стемнело, я попытался отправиться далее, но был не в  силах.
Необходимо было терпеть всю ночь, страдая от боли и слушая вой  волков.  Это
была страшная ночь.
   С наступлением утра я уже не слышал никакого шума. У входа в мою пещеру я
увидел дерево, хорошо знакомое нашим рудокопам. Это  один  из  видов  сосны,
мексиканцы называют его "пиньоном". Его конусообразные  плоды  служат  пищей
тысячам  дикарей,  кочующим  по  Великой  пустыне,  от  Скалистых   гор   до
Калифорнии. Если бы я  мог  добраться  до  дерева,  я,  вероятно,  нашел  бы
несколько его плодов на земле. Это заставило меня выйти из пещеры. Мне нужно
было пройти всего двадцать шагов, но я был так слаб, а  рана  причиняла  мне
такие боли, что я потратил на это больше получаса. К моей  великой  радости,
вся земля была усеяна плодами. Я съел несколько и утолил свой голод.
   Но меня мучило другое: я умирал от жажды. Разве я в силах  был  дойти  до
стана? С другой стороны, расположение пропасти указывало на то, что ближе не
найти воды. Нужно было либо идти в стан, либо умереть. Я предпринял короткое
путешествие в триста шагов, не будучи уверен в том, что дойду до конца. Едва
я успел пройти шесть шагов, как мое внимание привлек пучок белых цветов. Это
были цветы щавелевого дерева, лионии, вид которой несказанно обрадовал меня.
Я сел под деревом, и, схватив одну из нижних  веток,  сорвал  с  нее  мягкие
лучистые  листья,  которые  стал  жевать  с  жадностью.  За  первой   веткой
последовали вторая, третья и так далее. Наконец, моя жажда была утолена, и я
заснул в освежающей тени лионии.
   Когда я  проснулся,  я  почувствовал  в  себе  силы  и  сильный  аппетит.
Лихорадка понемногу проходила, я должен  приписать  это  действие  щавелевым
листьям: сок  щавеля  не  только  утоляет  жажду,  но  служит  и  прекрасным
средством от лихорадки. Я собрал громадное количество листьев, связал  их  и
вернулся к пиньону. Листья я взял с собой, так как  до  следующего  утра  не
имел возможности собирать их. Это было трудное путешествие, так  как  каждый
шаг причинял мне невыразимые страдания.
   Я провел ночь под пиньоном. На следующее  утро,  позавтракав  плодами,  я
отправился к щавелю, захватив с собой несколько плодов. Там я  пробыл  целый
день, а потом опять вернулся к пиньону с пучком щавелевых листьев.
   Таким образом, я в продолжении четырех суток жил то  под  одним,  то  под
другим  деревом  и  питался  исключительно  их  плодами.  Лихорадка  прошла,
благодаря употреблению лис