здуху, как вымпела...
   Теперь он скакал прямо на кораль. Несколько солдат подбежало к частоколу,
чтобы схватить его за узду, когда он прибежит, но Геркулес, завидев в ограде
старого друга — коня «дока», громко заржал и, напрягши  в  отчаянном  усилии
все свои мускулы, перескочил к нам через забор.
   Крик торжества пронесся по коралю.
   — Двухмесячное жалованье за вашего коня, майор! — воскликнул Клейли.
   — Вот конь — так конь: на вес золота стоит заплатить! — кричал Чэйн.
   Со всех сторон на Геркулеса сыпались похвалы.
   А его преследователи, не  смея  приблизиться  к  частоколу,  с  сердитыми
жестами отъехали обратно к своим товарищам.
 
   Глава XX
   ЗА ПОМОЩЬЮ
 
   Я размышлял о нашем положении, которое казалось чрезвычайно серьезным. Мы
сидели за частоколом в открытом поле, в десяти милях от лагеря, и  не  имели
ни малейшей возможности пробиться. Я знал, что противники наши не  осмелятся
подскакать на выстрел, так  что  обороняться  было  не  трудно.  Но  как  же
выбраться из кораля?  Как  миновать  открытое  место?  Пятьдесят  пехотинцев
против двухсот вооруженных пиками кавалеристов — и  ни  одного  кустика,  за
которым солдат мог  бы  хоть  как-нибудь  прикрыться  от  длинного  копья  и
подкованных железных копыт!..
   От ближайшего холма нас отделяли километра два, а от него до опушки  леса
— столько же. Если  бы  нам  удалось  отчаянным  напором  пробиться  на  это
возвышение, то дойти до леса мы, безусловно, могли, на холме  же  неприятель
имел полную возможность окружить нас со всех сторон и окончательно отрезать.
Сейчас гверильясы стояли примерно в четырехстах метрах от кораля. Они  были,
видимо, уверены, что поймали нас  в  западню;  многие  из  них  спешились  и
стреножили своих мустангов арканами. Было ясно, что они решились  взять  нас
измором.
   В довершение несчастья оказалось, что в корале не  было  ни  капли  воды.
День стоял жаркий, и после боя всем так захотелось пить,  что  манерки  наши
немедленно опустели.
   Взвешивая в уме всю опасность  положения,  я  увидел  Линкольна,  который
приблизился ко мне.
   — В чем дело, сержант? — спросил я.
   — Разрешите, капитан, взять двух-трех  ребят  и  сходить  за  немцем.  Мы
доберемся до него раньше этих разбойников.
   — Конечно. Но ведь это  очень  опасно.  Труп  лежит  довольно  далеко  от
частокола.
   — Ну, не думаю,  чтобы  эти  молодцы  сунулись,  —  они  и  так  довольно
получили. Мы побежим быстро, а ребята могут прикрыть нас огнем.
   — Что же, отлично. Ступайте!
   Линкольн вернулся к роте и, выбрав  четырех  самых  энергичных  и  смелых
солдат, пошел вместе с ними к выходу.
   Я приказал всем  прочим  собраться  у  частокола  и  в  случае  нападения
прикрыть своих огнем. Однако нападения  не  последовало,  Когда  Линкольн  с
товарищами побежал к трупу, мексиканцы зашевелились, но, видя, что  помешать
смельчакам они все равно не могут, благоразумно предпочли  не  соваться  под
наши пули.
   Тело немца было  принесено  в  кораль  и  погребено  со  всеми  воинскими
почестями, хотя все мы понимали, что не пройдет и нескольких часов, как  его
выроют из могилы и бросят на растерзание коршунам. Но с кем из нас не  могло
через час-другой случиться то же самое?..
   — Джентльмены! — сказал я, собрав офицеров. — Кто из вас может предложить
какой-нибудь способ, чтобы вырваться отсюда?
   — Наш единственный шанс — принять их здесь, — отвечал Клейли.  —  Четверо
на одного...
   — Других возможностей  нет,  капитан!  —  поддержал  его  Окс  и  покачал
головой.
   — Но они вовсе не собираются драться с нами. Они хотят взять нас измором.
Поглядите,  они  треножат  коней.  Ведь  если  мы  попробуем  вылезть  из-за
частокола, они с легкостью перехватят нас.
   — А не могли бы мы построиться в каре и таким образом перейти поле?
   — Что за каре из пятидесяти человек? Да еще против двухсот кавалеристов с
пиками и лассо! Они сметут нас первым же натиском. Единственная наша надежда
— продержаться, пока в лагере не обеспокоятся и не пошлют отряд на выручку.
   — А почему бы нам не послать за этим отрядом? —  спросил  майор.  У  него
никто, в сущности, не спрашивал совета, но опасность удвоила его  умственные
способности. — Почему бы не послать за двумя-тремя полками?
   — Кого же вы пошлете, майор? — возразил Клейли, которому это  предложение
показалось просто смешным. — Разве у вас в кармане спрятан почтовый голубь?
   — Как кого?! Да мой Геркулес зайца обгоняет на  бегу!  Посадите  на  него
кого-нибудь из ребят, и я вам ручаюсь, что он через час будет в лагере.
   — Вы совершенно правы, майор! — сказал  я.  —  Благодарю  вас  за  совет.
Только бы он добрался до лесу!.. Ужасно противно, но  это  наш  единственный
шанс!
   Последнюю фразу я пробормотал про себя.
   — Что ж здесь противного, капитан? — осведомился майор, который подслушал
мою воркотню.
   — Вы все равно не поймете моих соображений, майор...
   Я думал о том, как стыдно попасться в  ловушку,  да  еще  при  первой  же
самостоятельной вылазке из лагеря.
   — Кто согласен отвезти письмо в лагерь? — крикнул я солдатам.
   Человек двадцать сразу выскочило вперед.
   — А кто из вас хорошо запомнил дорогу? Ведь придется скакать галопом.
   Француз Рауль выступил еще на один шаг и взял под козырек.
   — Я, капитан, знаю дорогу короче — на Мата-Кордера.
   — Ах, так! Вы знаете местность? Ну, вы и поедете.
   Я вспомнил, что этот человек поступил в наш отряд на Сакрифисиосе, сейчас
же после десанта. Он жил в этих местах еще до нашей высадки и  отлично  знал
их.
   — А верхом вы хорошо ездите? — спросил я.
   — Я пять лет служил в кавалерии...
   — Отлично! Но надеетесь ли вы проскочить мимо них? Ведь они  стоят  почти
на вашем пути.
   — Да ведь я, капитан, поеду не в ту сторону, откуда мы вышли на луг.  Мне
надо будет взять влево от этого холмика...
   — Это, конечно, дает вам лишний козырь. Но смотрите, не  останавливайтесь
ни на секунду, а то они непременно перехватят вас!..
   — Ну, с этим рыжим жеребцом я их не боюсь, капитан!
   — Ружье оставьте здесь. Возьмите мои пистолеты. Ах,  нет,  в  кобурах  на
седле уже есть пистолеты. Посмотрите, заряжены ли  они.  Шпоры...  так!  Эту
тяжелую штуку снимите с седла. Плащ тоже бросьте: никакого лишнего груза вам
не надо. Когда подъедете к лагерю, оставьте коня  в  чапаррале.  А  вот  это
передайте полковнику К.
   И я написал на клочке бумаги:
 
   «Дорогой полковник! Двухсот человек будет довольно. Нельзя ли собрать  их
незаметно? Если можно, то все будет хорошо, а если кто-нибудь узнает...
 
   Ваш Г. Г.»
 
   Передавая бумажку Раулю, я прошептал ему на ухо:
   — Полковнику К. в собственные руки. Частным  образом,  Рауль.  Понимаете?
Частным образом...
   Полковник К. был мой друг, и я знал, что он не откажется послать отряд на
выручку, не разглашая подробностей.
   — Понимаю, капитан!
   — Ну, так живо! Садитесь и гоните.
   Француз ловко вскочил в седло  и,  пришпорив  коня,  вылетел  стрелою  из
ворот.
   Первые метров триста он  летел  прямо  на  гверильясов,  которые  стояли,
опершись на седла, или валялись на травке.  Видя,  что  к  ним  приближается
одинокий всадник, лишь немногие из них сдвинулись с места. Они  думали,  что
это наш парламентер едет договариваться об условиях сдачи.
   И вдруг француз резко свернул с пути и помчался по кривой, огибая врага.
   Только теперь мексиканцы поняли хитрость и с  криком  вскочили  в  седла.
Некоторые стали стрелять из мушкетов, другие, раскручивая лассо, бросились в
погоню. А в это время Рауль уже  повернул  Геркулеса  к  высокой  роще,  где
начиналась тропинка. Все дело было в том, чтобы  добраться  до  леса:  среди
деревьев лассо преследователей были безопасны.
   Мы, затаив дыхание, следили за скачкой. От ее исхода зависела наша жизнь.
Нас отделяла от Рауля целая толпа гверильясов, так что мы  видели  лишь  его
зеленую куртку да рыжий круп Геркулеса. Потом мы заметили, как  над  головой
Рауля завертелись лассо, услышали выстрелы... Один раз нам даже  показалось,
что товарищ наш вылетел из седла. Но в следующую секунду  мы  вновь  увидели
его живым и здоровым — он огибал рощицу, стоявшую среди луга. Потом он опять
исчез из глаз... Наступила  минута  ужасного,  напряженного  ожидания:  холм
заслонял от нас и преследователей и преследуемого. Все взгляды  устремлялись
к той точке, где исчез наш всадник. Но вот Линкольн, взобравшийся  на  крышу
ранчо, закричал:
   — Он цел, капитан! Мексиканцы возвращаются без него!
   Линкольн  был  прав.  Не  прошло  и  минуты,  как  гверильясы   с   самым
разочарованным видом медленно вернулись из-за холма.
 
   Глава XXI
   ДАЛЬНОБОЙНОЕ РУЖЬЕ
 
   Бегство Рауля  и  Геркулеса  произвело  на  неприятеля  почти  магическое
действие.  Его   неподвижность   исчезла   бесследно.   Лагерь   гверильясов
зашевелился и зажужжал, как осиное гнездо. Всадники скакали  по  равнине  во
все стороны и завывали, как индейцы на тропе войны.
   Я думал, что они окружат кораль, но они этого не сделали. Они знали,  что
убежать мы не можем, но теперь поняли и то, что продержать нас в  осаде  три
дня и заморить голодом и жаждой не удастся. Вместо трех  дней  у  неприятеля
было  теперь  не  больше  трех  часов.  Чтобы  доскакать  до  лагеря,  Раулю
требовалось не больше часа, а еще через два часа нам  на  выручку  подоспеет
пехотный или кавалерийский отряд.
   В ту сторону, куда скрылся Рауль, поскакал  патруль  разведчиков,  а  все
прочие бросились в лес по другую сторону луга.  Все  это  было  проделано  с
огромной быстротой...
   Мы с Клейли взлезли на крышу  ранчо,  чтобы  оттуда  проследить  движения
врага и, если возможно, проникнуть в его  намерения.  Несколько  времени  мы
стояли молча и вглядывались в  маневры  гверильясов.  Возбужденные  бегством
Рауля, они скакали взад и вперед по лугу.
   — Великолепно! — воскликнул лейтенант, восхищенный прекрасной посадкой  и
кавалерийскими достоинствами врагов. —  Все  эти  молодцы,  капитан,  так  и
просятся...
   — А? Что там такое?.. — вдруг закричал он, поворачиваясь и  показывая  на
лес.
   Я оглянулся. В том месте, где из-за деревьев выходила дорога на Меделлин,
стояло облако пыли, Казалось, что его поднимал небольшой отряд.  Солнце  как
раз садилось, а облачко пыли было от нас на западе, и сквозь его  золотистый
туман я смутно различал неизвестный блестящий предмет.  Гверильясы  натянули
поводья и, оставив коней, жадно глядели в ту же сторону, что и мы.
   Ветерок отнес пыль в сторону,  и  я  заметил  десять—двенадцать  силуэтов
вокруг какого-то крупного предмета, сверкавшего под солнечными  лучами,  как
золото. В то же время гверильясы разразились угрожающими криками.
   — Cenobio! Cenobio! Los canones! (Сенобио, Сенобио! Пушки!)  —  расслышал
я.
   Клейли вопросительно взглянул на меня.
   — Совершенно верно, Клейли! Честное слово, придется понюхать и это...
   — Что они там кричат?
   — Глядите сами... Ну?
   — Медное орудие, черт меня побери!.. Шестифунтовая каронада!
   — Мы имеем дело с гверильей, Сенобио, а это  настоящая  маленькая  армия.
Теперь нам не поможет ни частокол, ни холм.
   — Что же нам делать? — спросил лейтенант.
   — Умереть с оружием в руках. Без боя мы не сдадимся, чем скорее  наступит
развязка, тем лучше.
   Я соскочил с крыши и велел трубачу играть сбор.
   Звонкие ноты рожка прорезали воздух, и солдаты собрались передо мной.
   — Храбрые товарищи! — закричал я. — У врагов есть  крупное  преимущество.
Они привезли пушку, и боюсь, что  этот  частокол  окажется  довольно  слабым
прикрытием. Если нас будут выбивать отсюда, давайте отстаивать наш кораль до
последнего дыхания. А если нас разобьют то помните: каждый  должен  драться,
пока его не убьют!..
   Решительное «ура» было ответом на эту краткую речь.
   — Но сначала мы еще посмотрим, каково они  стреляют,  —  продолжал  я.  —
Пушка у них легкая, и всех нас сразу не перебьет. При  выстрелах  сейчас  же
ложитесь! Кто лежит на земле ничком, того труднее ранить. Может быть,  мы  и
продержимся, пока наши придут  на  выручку.  Во  всяком  случае,  попытаться
надо...
   Новое «ура» прокатилось по фронту.
   — Это ужасно, капитан! — прошептал майор.
   — Что тут  ужасного?  —  спросил  я.  Этот  трус  внушал  мне  величайшее
презрение.
   — Ах, это... эта история... это такая...
   — Майор! Вспомните, что вы солдат!..
   — Помню! Дурак я, что не подал в отставку перед  тем,  как  началась  эта
проклятая война! Ведь собирался...
   — Ну, не бойтесь, — сказал я, невольно улыбаясь откровенности  майора.  —
Через месяц вы будете пить вино в Хьюлетте. Вот, спрячьтесь за  это  бревно.
Это единственное безопасное место во всем корале.
   — Вы думаете, капитан, оно действительно выдержит снаряд?
   — Хоть из тяжелого орудия. Ну, ребята, держитесь! Готовьтесь к бою!
   Мексиканцы  подвезли  свою  шестифунтовую  пушку  на  пятьсот  ярдов   от
частокола, и группа артиллеристов неторопливо устанавливала ее на лафет.
   В это время я снова услышал голос майора.
   — Боже мой, капитан! Зачем вы подпускаете их так близко?
   — А как мне их не пустить? — удивился я.
   — Да мое ружье бьет гораздо дальше. Я думаю, их можно бы отогнать.
   — Вы бредите, майор, — отвечал я. — Пуля не  долетит  до  них  на  двести
метров. Вот  если  бы  они  действительно  подошли  на  выстрел,  мы  бы  им
показали!..
   — Да уверяю вас, капитан, мое ружье бьет вдвое дальше!
   Я взглянул на майора. Мне казалось, что он совсем сошел с ума.
   — Говорю вам, у меня игольчатое ружье, оно бьет на восемьдесят шагов.
   — Быть не может! — воскликнул я, срываясь с места. Теперь  я  вспомнил  о
странной штуке, которую велел Раулю снять с седла Геркулеса. — Да почему  же
вы не сказали мне раньше?!
   И, оглянувшись кругом, я закричал солдатам:
   — Где ружье майора Блоссома?
   — Вот она, майорская флинта! — отозвался сержант  Линкольн.  —  Но  такой
винтовки я никогда не видывал. Она скорее похожа на пушку-недомерок!
   В самом деле, в руках у Линкольна было прусское игольчатое  ружье,  новое
по тому времени изобретение, о котором я все же кое-что уже слыхал.
   — Оно заряжено, майор? — спросил я, беря у Линкольна ружье.
   — Заряжено.
   — Можете вы попасть вон в того молодца? —  спросил  я,  возвращая  оружие
охотнику.
   — Если эта штука бьет так далеко, то могу.
   — Оно бьет без промаха на тысячу метров! — завопил майор.
   — А вы уверены в этом, майор? — спросил я.
   — Безусловно, капитан! Я  купил  это  ружье  у  самого  изобретателя.  Мы
пробовали его в Вашингтоне.  Оно  заряжено  конической  пулей...  Она  доску
пробивает в тысяче метрах.
   — Отлично! Ну, сержант, цельтесь повернее: вы можете спасти нас всех.
   Линкольн, расставив ноги для упора, выбрал в заборе кол, достигавший  ему
как раз по плечо. Затем он тщательно обтер приклад и, поместив тяжелое  дуло
на кол, медленно приложился.
   — Вон того, со снарядом, сержант! — сказал я.
   В это время один из артиллеристов нагибался к дулу орудия, держа в  руках
ядро. Линкольн спустил курок. Раздался выстрел. Артиллерист вскинул руками и
полетел вверх тормашками...
   Гром  выстрела  разнесся  по  всему  лугу.  Крик  изумления  вырвался   у
гверильясов, и в ту же секунду наш кораль загремел радостным «ура».
   — Ловко! — кричали солдаты.
   Линкольн в одну минуту обтер и снова зарядил ружье.
   — Теперь, сержант, вон того — с пальником!
   Пока  охотник  заряжал  ружье,  артиллеристы  несколько   оправились   от
изумления и вкатили в пушку заряд картечи.
   У казенной части орудия стоял высокий артиллерист с пальником и  трубкой.
Он только ждал команды: «Огонь!»
   Но  этой  команды  он  не  дождался...  Линкольн  спустил   курок.   Руки
артиллериста  резко  дернулись,  и  дымящийся  фитиль,  выскользнув  из  его
пальцев, отлетел в сторону.
   Сам артиллерист повернулся кругом и, пройдя  два-три  шага,  свалился  на
руки товарищей.
   — А теперь, капитан, разрешите снять вон ту вонючку!
   — Какую вонючку, сержант?
   — А вон того поганца на вороном коньке...
   Я взглянул и узнал коня и фигуру Дюброска.
   — Конечно! — сказал я, и тут же мне стало как-то неловко на сердце.
   Но не успел  еще  Линкольн  зарядить  ружье,  как  один  из  мексиканцев,
по-видимому, начальник, схватил лежавший  на  земле  фитиль  и,  подбежав  к
орудию, приложил его к затравке.
   — Ложись! — закричал я.
   Ядро с треском пробило тонкий частокол и, просвистел мимо нас, ударило  в
бок одного мула. Несчастное животное с вырванным бедром отчаянно задергалось
и упало...
   Другие мулы забегали  по  загородке,  а  потом  сбились  в  один  угол  и
остановились там, дрожа и припадая на задние  ноги.  Гверильясы  разразились
восторженным криком.
   Дюброск, сидя на своем великолепном мустанге,  глядел  прямо  на  кораль,
стараясь угадать результат выстрела.
   — Эх, если б я мог достать его из своего ружья! —  пробормотал  Линкольн,
наводя непривычное ружье майора.
   Раздался выстрел; вороной конь прянул назад, встал на дыбы и свалился  на
спину, придавив седока...
   — Промазал по вонючке! — заскрипел зубами Линкольн,  увидя,  что  всадник
выкарабкивается из-под раненого коня.
   Поднявшись на ноги, Дюброск выскочил  вперед  и  вызывающе  погрозил  нам
кулаком...
   Гверильясы поскакали назад;  артиллеристы  поставили  пушку  на  передки,
отвезли еще метров на триста и там принялись снова устанавливать на лафет.
   Второй снаряд пробил частокол и, ударив в солдата, уложил его на месте.
   — Бейте только по артиллеристам, сержант! Прочих нам бояться нечего.
   Линкольн снова спустил курок. Пуля ударилась в землю перед  самым  жерлом
орудия, но рикошетом попала в одного из канониров и, очевидно, тяжело ранила
его, так как товарищи унесли его на руках.
   Мексиканцы,  перепуганные  невиданной  дальнобойностью  нашей   стрельбы,
отвезли пушку еще метров на двести.
   Третье ядро рикошетом попало в толстое бревно, за которым прятался майор,
но только перепугало его своим ударом в дерево. Линкольн выстрелил еще раз.
   На этот раз он не задел никого, и радостный крик гверильясов показал нам,
что они почувствовали себя в безопасности.
   И еще раз выстрелило игольчатое ружье, но опять безрезультатно.
   — Не доносит, капитан! — сказал Линкольн,  неохотно  опуская  приклад  на
землю.
   — Попробуйте еще разок! Если опять не удастся,  то  побережем  патроны  к
приступу. Цельтесь выше!
   Но и третий выстрел пропал даром.
   — Jankees bobos! Mal adelante! (Дураки янки! Немного подальше!) — донесся
до нас голос какого-то мексиканца.
   Новый снаряд вышиб ружье из рук одного солдата и разнес  вдребезги  сухой
кол.
   — Дайте-ка мне ружье, сержант! — сказал я. — Тут целый километр,  но  эта
дрянь лупит нас, словно в десяти шагах. Я хочу попробовать.
   И я выстрелил. Но пуля опять не долетела до неприятеля, по крайней  мере,
шагов на пятьдесят...
   —  Да,  мы  слишком  много  ждали.  Это  вам  не  двадцатичетырехфунтовое
орудие... Майор, завидую двум вашим вещам — ружью и коню.
   — Это Геркулесу?
   — Конечно.
   — Боже мой, капитан! С ружьем можете делать все, что вам угодно,  а  если
только нам удастся улизнуть от этих чертей, то Геркулес будет...
   В этот момент гверильясы опять разразились криками.
   — La metralla! La metralla! (Гаубица!) — расслышал я.
   Я бросился на крышу и оглядел равнину.  Так  и  есть!..  Несколько  мулов
галопом вывозили из леса гаубицу.  Орудие  было  достаточно  тяжелое,  чтобы
разнести наш частокол в щепы.
   Я с отчаянием оглянулся на товарищей. На секунду мой взгляд задержался на
стаде мулов, сбившихся в углу кораля. Внезапная мысль поразила меня.  Почему
бы нам не сесть на них и не ускакать? Мулов нам вполне хватило бы, а уздечек
и веревок в ранчо было сколько угодно. Я сейчас же соскочил с крыши  и  стал
раздавать приказания.
   — Скорее скорее! Да не шуметь! — кричал я. Солдаты поспешно уздали мулов.
   Через