чал  с  шумом  и  треском  пробиваться
сквозь кусты, ломая их, словно слон. В руках его была обнаженная сабля.
   — Скверное дело, — сказал он, геройскими шагами обойдя бассейн. —  И  это
всё? — Продолжал он, показывая на труп каймана. — А я-то надеялся, что у нас
будет стычка с мексиканцами!..
   — Нет, майор, — отозвался я, стараясь сохранять  серьезность.  —  Нам,  к
сожалению, не так повезло.
   — Не сомневаюсь, однако, — лукаво  заметил  Клейли,  —  что  они  недолго
заставят себя ждать. Ведь до врагов донеслась наша стрельба!
   Весь облик майора сразу резко изменился.  Сабля  медленно  опустилась,  и
толстые красные щеки снова покрылись белыми и синими пятнами.
   — Как вы думаете, капитан, не слишком  ли  мы  углубились  в  эту  подлую
страну? Никаких мулов здесь нет. Могу вас  заверить,  здесь  нет  ни  одного
мула! Не лучше ли нам вернуться в лагерь?
   Не успел я ответить,  как  наше  внимание  привлек  внезапно  появившийся
человек. Майор едва не упал в обморок. Человек бежал по откосу прямо на нас.
   — Клянусь честью, это гверильяс — мексиканский партизан! —  с  притворным
ужасом воскликнул Клейли,  показывая  на  красный  пояс,  стягивающий  талию
незнакомца.
   Майор оглянулся кругом, ища, куда бы ему спрятаться в случае  стычки.  Он
уже пробирался бочком к тому месту, где барьер был повыше, когда  незнакомец
бросился к нему  и,  обняв  его  обеими  руками,  разразился  целым  потоком
испанских фраз, в которых чаще всего слышалось слово gracias (благодарю).
   — Что он хочет сказать всей этой «грацией»? — вскричал  майор,  вырываясь
из рук мексиканца.
   Но тот не слушал его. Увидев  мою  мокрую  одежду,  он  бросил  майора  и
обрушил все свои восторги и gracias на меня.
   — Сеньор капитан, — говорил он по-испански, тиская меня, как  медведь,  —
примите мою благодарность! Ах, сеньор! Вы спасли  моих  детей.  Как  могу  я
выразить вам свою признательность?!
   Дальше  последовал  настоящий   букет   пышных   и   патетических   фраз,
свойственных испанскому языку. В заключение незнакомец  предложил  мне  свой
дом со всем, что в нем заключалось.
   В ответ на это любезное предложение я с поклоном извинился,  ибо  с  моей
мокрой одежды вода ручьями стекала на мексиканца.
   Только теперь я разглядел его. Он оказался высоким, худощавым  и  бледным
стариком с умным, типично  испанским  лицом.  Волосы  у  него  были  коротко
подстрижены и совершенно белые, а усы — черные, с еле заметной проседью. Под
черными, как агат, бровями блестели живые глаза.  Одет  он  был  в  короткий
белый жакет тончайшего полотна, с таким же жилетом и брюками, затянутыми  по
талии ярко-красным шелковым поясом. На ногах — зеленые сафьяновые ботинки, а
на голове — широкополая соломенная шляпа.
   Хотя такой костюм характерен для Латинской Америки, но всем своим видом и
манерами старик напоминал настоящего европейского испанца.
   В ответ на излияния старика я на лучшем  своем  испанском  языке  выразил
сожаление по поводу страха, пережитого его дочерьми.
   Мексиканец поглядел на меня с изумлением.
   — Как, сеньор капитан? Судя по вашему выговору, вы иностранец?..
   — Иностранец? То есть вы хотите сказать — в Мексике?
   — Да, сеньор. Разве это не так?
   — Ну, конечно, — ответил я с улыбкой, в свою очередь недоумевая.
   — А давно вы служите в армии, сеньор капитан?
   — Нет, совсем недавно.
   — Как вам понравилась Мексика, сеньор?
   — О, я ведь ее пока что почти совсем не видел.
   — Да? Но сколько же времени вы находитесь здесь?
   — Три дня. Мы высадились девятого...
   — Неужели!.. Всего три дня — и уже служите в нашей  армии?  —  проговорил
испанец, и на лице его отразилось самое неподдельное удивление.
   Похоже было, что со мной говорит сумасшедший.
   — Вы позволите спросить вас,  какова  ваша  национальность?  —  продолжал
старый джентльмен.
   — Национальность? Разумеется, американец...
   — Американец?!
   —  Un  Americano!  (Американец!)  —  подтвердил  я.  (Мы  ведь   говорили
по-испански.)
   — Y son esos Americanos? (И они тоже американцы?) — залопотал  мой  новый
знакомый.
   — Si, senor! (Да, сеньор!)
   — Каррамба! — вскричал старик, подскочив на  месте.  Глаза  его  чуть  не
вылезли из орбит...
   — То есть, строго говоря, не вполне американцы, — добавил я. — Среди  нас
есть ирландцы, французы, немцы, шведы, швейцарцы. Однако вы  можете  считать
нас всех американцами...
   Но старик не слушал моих объяснений. Опомнившись от первого изумления, он
повернулся и, махнув рукой, скрылся за деревьями, прокричав мне  «Esperate!»
(Погодите!) Солдаты, толпившиеся у  бассейна,  громко  расхохотались.  Я  не
пытался унять их. Испуг старика рассмешил и меня, а  разговор,  завязавшийся
между солдатами, показался мне очень забавным. Я ясно различал  слова,  хотя
стоял поодаль.
   — Не слишком-то гостеприимен этот мексиканец,  —  презрительно  проворчал
Линкольн.
   — Капитан спас ему таких славных девчонок, — поддержал Чэйн. —  Следовало
предложить хоть стакан вина.
   — Наверно, у него в доме нет ни  капли.  Похоже,  что  место  «сухое»,  —
заметил другой ирландец.
   — Во всяком случае, клетка славная, — возразил Чэйн, —  и  птички  в  ней
недурные. Я даже вспомнил Типперари... Но там у нас было чего выпить!  Целые
реки настоящего рома.
   — Боюсь, что этот малый — грили, — прошептал другой солдат,  чистокровный
янки из Южных Штатов.
   — Что такое? — спросил ирландец.
   — Как что? Грили — мексиканец, черт бы его побрал!
   — Ну, еще бы! Ведь ты видел его красный пояс?
   — Уж не капитанский ли это пояс? — продолжал янки. — Бьюсь об заклад,  он
капитан, а, возможно, и полковник...
   — А что такое он прокричал, убегая?
   — Не разобрал я. Что-то насчет пиратов...
   — Какие мы пираты? Сам он пират! Вот возьмем да поставим его к этой самой
размалеванной стенке...
   — Сначала этот старик так и лез целоваться. Какая муха его укусила?
   — Рауль говорит, будто он обещал  подарить  капитану  свой  дом  со  всей
обстановкой.
   — Ух, мать честная! И с девчонками в придачу?
   — Понятное дело!
   — Черт возьми! Будь я на месте капитана, я поймал бы его на слове.
   — Это фарфор, — заметил один из солдат, указывая на барьер.
   — Нет, не фарфор...
   — Ну, так глазурь.
   — Нет, и не глазурь!
   — Так что же это такое?
   — Просто крашеный камень, дурак ты этакий!
   — Хорош камень! Говорю тебе, это — фарфор!
   — А ты попробуй штыком...
   — Трах, трах, трах, — услыхал  я  и,  повернувшись,  увидел,  что  солдат
колотит прикладом по фарфоровому барьеру.
   — Перестань! — закричал я на него.
   Остряк Чэйн не преминул по этому  поводу  пошутить.  Хоть  он  и  говорил
вполголоса, но я услыхал его замечание:
   — Капитан тебе тут ничего не позволит ломать и портить: ведь он завладеет
всем этим добром, когда женится на одной из этих красоток... А вот и старик!
Смотри, он тащит какую-то бумагу! Так и есть,  хочет  расписаться,  что  все
дарит капитану!..
   Я захохотал и, оглянувшись, заметил старика, торопливо возвращавшегося  к
нам. В руках он держал большой лист пергамента.
   — В чем дело, сеньор? — спросил я.
   — No soy Mexicano  —  soy  Espanol!  (Я  не  мексиканец,  а  испанец!)  —
неожиданно заявил старик.
   Взглянув вскользь на документ, я увидел, что  это  подписанный  испанским
консулом в Вера-Круце  паспорт  на  имя  испанского  подданного  дона  Косме
Розалес, родившегося в Испании.
   — Это совершенно лишнее, сеньор Розалес! — сказал я, возвращая бумагу.  —
Те обстоятельства, при которых произошла наша  встреча,  обеспечили  бы  вам
самое лучшее отношение с нашей стороны, будь вы даже  мексиканцем.  Ведь  мы
воюем не с мирными жителями, а с солдатами.
   — Es verdad! (Конечно!) Но вы совсем вымокли, сеньор! Не голодны ли вы?
   Я не мог отрицать ни того, ни другого.
   — Вам следует отдохнуть, сеньоры! Не зайдете ли вы в мой дом?..
   — Позвольте, сеньор, представить вам майора Блоссома, лейтенанта Клейли и
лейтенанта Окса. Дон Косме Розалес, джентльмены!
   Офицеры раскланялись со стариком. Майор сразу воспрянул духом.
   — Vamonos, caballeros! (Пожалуйте, кабальеро!)  —  и  мы  последовали  за
стариком, который обещал накормить обедом и солдат.
   Через несколько минут мы приблизились к дому, оказавшемуся той бамбуковой
клеткой, о которой я уже упоминал.
 
   Глава XII
   МЕКСИКАНСКИЙ ОБЕД
 
   — Прошу вас, сеньоры, — сказал дон Косме, отдергивая занавеску.
   — Ого! — воскликнул майор, пораженный видом комнаты.
   — Садитесь, джентльмены! Ja vuelvo... (Я сию минуту.)
   И с этими словами дом Косме исчез за дверкой в задней стене.  Дверка  эта
была совершенно скрыта плетеным тростниковым экраном.
   — Честное слово, здесь очень мило! — шепнул Клейли.
   — Очень мило, — подтвердил майор.
   — Правильнее было бы сказать — великолепно...
   — Великолепно! — снова, как эхо, откликнулся майор.
   — Столы и стулья розового дерева, — перечислял Клейли,  —  арфа,  гитара,
рояль, диваны, оттоманки, ковры по колено... Фью!
   Я, не обращая внимания на мебель, беспокойно оглядывал комнату.
   — Ха-ха, капитан, чем вы так встревожены? — спросил Клейли.
   — Ничем.
   — А, понимаю! Вы говорили о девицах — о нимфах бассейна. Но куда  же  они
запропастились?
   — Вот именно — куда?
   —  Девицы?  Что  за  девицы?  —  удивился  майор,  еще  не  знавший  всех
подробностей моего приключения в бассейне.
   Но тут послышался голос дона Косме:
   — Пепе, Рамон, Франсиско! Подавайте обед! Anda! Anda! (Живо!)
   — Где кричит этот старик? — не без тревоги в голосе спросил  майор.  —  Я
ничего не вижу...
   Мы тоже ничего не видели. Встав со стульев, мы подошли к задней стене.
   В доме, по-видимому, была всего одна комната — та  самая,  в  которой  мы
находились. Единственным пунктом, недоступным отсюда  для  наблюдения,  была
маленькая веранда, куда вышел дон Косме. Но она была слишком мала, чтобы  на
ней помещалось столько народу, сколько созывал наш хозяин.
   За  домом,  под  оливами,  стояли  две  небольшие   постройки,   но   они
просвечивались  насквозь,  а  мы  в  них  ничего  не  заметили.  За  оливами
открывался лужок метров в сто шириной,  а  дальше  шли  мескито  и  краснели
листья алоэ — начинался лес.
   Мы не понимали, куда девались девушки и откуда к  нам  доносились  крики:
«Пепе, Рамон, Франсиско!»
   Но тут послышались колокольчики и голос дона Косме:
   — Не желаете ли каких-нибудь любимых блюд, сеньоры?
   — Нет, спасибо, — ответил кто-то из нас.
   — Черт меня побери! — воскликнул майор. — Похоже, что, стоит ему  топнуть
ногой или позвонить  в  звонок,  и  прямо  из-под  земли  появится  все  что
угодно... Ага, что я вам говорил?
   Последние слова были вызваны появлением пяти  или  шести  отлично  одетых
слуг, которые внесли в комнату подносы с тарелками и графинами. Они вошли  с
переднего входа, но откуда же они взялись? Несомненно, что  не  из  рощи,  а
иначе мы видели бы их по пути к дому.
   Майор произнес нечто совершенно непечатное и шепотом прибавил:
   — Это какой-то мексиканский Аладдин!
   Признаюсь, я был удивлен не меньше его. А между тем слуги всё  входили  и
выходили. Не прошло и получаса, как стол положительно затрещал под  тяжестью
роскошного обеда. Это — не фигуральное выражение. На столе красовались литые
серебряные блюда, большие серебряные кувшины, графины и даже золотые кубки.
   — Senores, vamos a coner! (Пожалуйте обедать, сеньоры!) —  пригласил  дон
Косме, любезно указывая нам на стулья. — Боюсь только, что  вам  не  слишком
понравится мое угощение. Кухня моя чисто мексиканская.
   Назвать обед плохим значило бы  противоречить  истине  и  квартирмейстеру
американской армии майору Джорджу Блоссому, который впоследствии  утверждал,
что такого великолепного обеда он в жизни своей не едал.
   Обед начался с черепахового супа.
   — Может быть, джентльмены  предпочли  бы  суп  жюльен  или  вермишель?  —
спрашивал хозяин.
   — Нет, благодарю вас, суп очень хорош, — ответил я за всех, так  как  мне
поневоле пришлось стать переводчиком.
   — Попробуйте взять к нему немного агвакате — он придает особый вкус.
   Слуга поднес  продолговатый  темно-оливковый  плод  величиною  с  большую
грушу.
   — Спросите его капитан, как это едят? — попросил майор.
   — Ах, простите, сеньоры! Я забыл, что вы не знаете наших кушаний...  Надо
просто снять кожицу и нарезать — вот так!
   Мы попробовали, но суп от этого не улучшился. Для нашего  северного  нёба
агвакате оказалось почти нестерпимым.
   На второе подали отличную рыбу.
   Затем последовало множество других яств.  Из  них  многие  были  для  нас
новинкой, но все оказались весьма вкусными и острыми.
   Майор пробовал решительно все, желая узнать, какое из  этих  удивительных
мексиканских кушаний окажется самым вкусным. Он утверждал, что  впоследствии
извлечет пользу из своего опыта.
   Хозяин с особым удовольствием потчевал  майора,  все  время  величая  его
«сеньором полковником».
   — Не хотите ли пучеро, сеньор полковник?
   — Благодарю вас, сэр, — бурчал майор и отведывал пучеро.
   — Позвольте положить вам ложку моле!
   — С удовольствием, дон Косме!
   И моле исчезало в широкой майорской глотке.
   — Попробуйте немножко чиле-реллено...
   — Очень благодарен, — отвечал майор.  —  Ах,  черт  возьми,  жжется,  как
огонь! Ой, ой!
   — Pica! Pica! (Жжет!) — бормотал дон Косме, показывая на горло и улыбаясь
гримасам майора. — Запейте, сеньор, стаканом красного... Или,  еще  лучше...
Пепе! «Иоганисбергер» уже остыл? Подай его сюда!  Быть  может,  сеньоры,  вы
предпочитаете шампанское?
   — Благодарю вас, дон Косме, не беспокойтесь, пожалуйста!
   — Какое же это беспокойство, капитан?  Рамон,  подайте  шампанское.  Вот,
сеньор полковник, отведайте guisado de pato (рагу из утки).
   — Спасибо, — заявил майор. — Вы очень любезны. Черт бы побрал эту  штуку!
Так и жжется...
   — Как вы думаете, понимает он по-английски? — на ухо спросил меня Клейли.
   — Думаю, что нет, — отвечал я.
   — Ну так мне хочется сказать во весь голос, что этот старик — чудеснейший
джентльмен. А вы что скажете, майор? Ведь правда, хорошо бы, если б  он  жил
поближе к нашему лагерю!..
   — Хорошо бы, чтоб поближе к  лагерю  находилась  его  кухня,  —  ответил,
подмигнув, майор.
   — Сеньор полковник, позвольте...
   — Что прикажете, сеньор?
   — Pasteles de Moctezuma.
   — Конечно, конечно!.. По правде сказать, ребята, я и сам не понимаю,  что
за штуковину ем, но на вкус это неплохо.
   — Сеньор полковник, позвольте положить вам кусочек гуаны.
   — Гуаны? — изумился майор.
   — Si, senor! (Да, сеньор!) — отвечал дон Косме, держа кусок на вилке.
   — Гуана? Как, по-вашему, ребята, неужели это та самая  мерзость,  которую
мы видели на Лобосе2?— Всё на свете возможно.— Ну, так  мне  довольно,  черт
возьми! Не могу я есть всякую  дрянь!  Благодарю  вас,  дорогой  дон  Косме:
кажется я уже кончил свой обед.
   — Советую вам попробовать, уверяю вас, это очень нежно, —  настаивал  дон
Косме.
   — Попробуйте, майор, и скажите нам, каково на вкус! — закричал Клейли.
   —  Вы  как  тот  аптекарь,  который  отравил  собаку,  пробуя   снадобья.
Впрочем... — и майор ругнулся. — Ладно! Судя по тому, как сам хозяин смакует
эту штуку, она должна быть неплоха... Честное слово, это великолепно! Нежно,
как цыпленок!.. Отлично, отлично!
   И майор съел впервые в своей жизни кусок гуаны.
   — Паштет из дроздов, сеньоры! Могу рекомендовать:  эти  птички  теперь  в
самом сезоне.
   — Дрозды, клянусь честью! — воскликнул майор, узнав свое любимое блюдо.
   И в одно мгновение исчезло невероятное количество паштета.
   Наконец слуги убрали блюда, и  на  столе  появился  десерт:  всевозможные
торты, кремы, желе, бланманже и невиданное  количество  самых  разнообразных
фруктов. В больших серебряных вазах лежали и  золотые  апельсины,  и  спелые
ананасы, и бледно-зеленые сладкие лимоны, и сочный виноград, и черимолла,  и
сапоте, и гранадилья, и петахайя, и  туна.  Тут  же  стояли  финики,  винные
ягоды, миндаль, смоквы, бананы и еще какие-то неведомые ягоды. Мы  не  могли
надивиться всему этому, неведомо откуда явившемуся изобилию.
   — Попробуйте кюрассо, джентльмены!  Сеньор  полковник,  позвольте  налить
вам!
   — За ваше здоровье, сэр!
   — Сеньор полковник, может быть, вы хотите стакан Майорки?
   — Благодарю вас.
   — Или, может быть, вы предпочитаете «Педро-Хименес»? У  меня  есть  очень
старый «Педро-Хименес».
   — Все равно, дорогой дон Косме, совершенно все равно!
   — Принеси то и другое, Рамон, да  захвати  бутылки  две  мадеры  (зеленая
печать)!
   — Клянусь жизнью, этот старик — настоящий колдун!  —  пробормотал  майор,
пришедший в самое безоблачное настроение.
   «Хотел бы я, чтобы он наколдовал нам  что-нибудь,  кроме  этих  проклятых
бутылок», — подумал я, окончательно теряя терпение: девушки всё не выходили.
   — Кофе, сеньоры?
   Слуга внес кофе в чашках севрского фарфора.
   — Вы курите, сеньоры? Не угодно ли гавану? Мне прислал с Кубы один  друг.
Кажется, они очень хороши. Но если  вы  предпочитаете  сигареты,  то  вот  —
настоящие кампешские. Вот и наши местные сигары, как мы их называем. Но их я
бы вам не рекомендовал.
   — Мне гавану, — заявил майор и тут же взял великолепную «регалию».
   Я впал в задумчивость.
   Меня вдруг охватил страх, что мексиканец, при всем своем  гостеприимстве,
отпустит нас, не познакомив  со  своим  семейством,  а  мне  очень  хотелось
поговорить с очаровательными девушками. Особенно не  терпелось  мне  увидеть
брюнетку, чьи манеры произвели на меня глубокое впечатление.
   Мои размышления были прерваны доном Косме, который встал и пригласил  нас
пройти в гостиную к дамам.
   Я вскочил так резко, что чуть не перевернул стол.
   — Что с вами, капитан? — усмехнулся Клейли. — Дон Косме собирается только
представить нас дамам. Вы, надеюсь, не собираетесь убежать?
   — Конечно, нет, — пробормотал я, несколько смущенный своей неловкостью.
   — Он говорит, что  дамы  у  него  в  гостиной,  —  встревоженным  голосом
прошептал майор, — а где эта гостиная, сам черт не знает. Держитесь, ребята!
Пистолеты у вас в порядке?
   — Бросьте, майор! Как вам не стыдно!
 
   Глава XIII
   ПОДЗЕМНЫЙ САЛОН
 
   Тайна гостиной и неизвестно откуда являющихся кушаний  разрешилась  очень
быстро. Лестница, ведущая вниз, сразу объяснила нам все.
   — Позвольте мне проводить вас в мой «погреб», сеньоры! — сказал  испанец.
— Я ведь наполовину подземный житель. В сильную жару и при северном ветре мы
предпочитаем скрываться под землей. Следуйте за мной, пожалуйста!
   И  мы  спустились  вниз,  оставив  наверху  только  Окса,  который  пошел
взглянуть на солдат.
   Лестница привела нас  в  большую  залу.  Пол,  не  покрытый  ковром,  был
мраморный,  прекрасной  мозаичной  работы.  Небесно-голубые  стены  украшены
копиями картин  Мурильо  в  дорогих  и  изящных  рамах.  Комната  освещалась
белоснежными восковыми свечами.
   На блестящих мраморных столиках стояли вазы с цветами. Прекрасная мебель,
канделябры,  жирандоли,  позолоченные  колокольчики  дополняли   обстановку.
Большие зеркала отражали ее со всех сторон,  так  что  зала  казалась  целой
анфиладой великолепно  убранных  комнат.  Но  даже  при  самых  внимательных
поисках мы не могли бы найти в  этой  комнате,  которую  дон  Косме  называл
«аванзалой», ни одной двери.
   Хозяин подошел к одному из зеркал и  слегка  нажал  пружинку.  За  стеной
послышался звон колокольчика, и  в  тот  же  момент  зеркало  повернулось  и
отступило назад, отражая в своем движении множество блестящих вещей,  быстро
пронесшихся у нас перед глазами.
   — Войдите, сеньоры! — пригласил дон Косме, отступая в сторону и  указывая
нам рукою на вход.
   Мы прошли  в  гостиную.  Вкус  и  изящество  убранства  превосходили  все
виденное нами в первых комнатах.
   Пока мы стояли, озираясь по сторонам, дон Косме открыл  боковую  двер