Он  уже готовился пришпорить коня и ринуться в схватку, но
на поле боя вдруг все переменилось, и он остался на месте. Пане
отступали!
     Многие из них поворачивали коней  и  без  оглядки  скакали
прочь.
     И  тут,  глядя  вниз, Карлос увидел, что три воина пане во
весь опор скачут прямо к тому  месту,  где  он  стоял.  Большая
часть  отряда  еще  сражалась или рассыпалась по прерии, но эти
трое, отрезанные от всех остальных, неслись прямо на него.
     Охотник отъехал за деревья, и  три  всадника,  не  замечая
его, подскакали совсем близко.
     В  эту минуту у них за спиной раздался боевой клич вако, и
Карлос увидел, что их  настигают  два  всадника  вако.  Беглецы
оглянулись  и,  увидев,  что  противников  только  двое,  вновь
повернули коней и кинулись в бой.
     При первой же атаке один из преследователей  был  убит,  и
второй,  в  котором  Карлос  узнал вождя вако, оказался лицом к
лицу с тремя врагами.
     Казалось, где-то рядом щелкнул бич -  это  Карлос  спустил
курок,  и  один  из  пане свалился с коня. Двое других, не зная
откуда раздался выстрел, продолжали теснить  вражеского  вождя;
однако,  подпустив  их  ближе, он кинулся на одного из врагов и
томагавком раскроил ему череп. Но конь понес вождя  дальше,  и,
прежде  чем  он  успел  повернуть,  третий пане, искусный воин,
настиг его и вонзил ему  в  спину  длинное  копье;  оно  прошло
насквозь,  острие  наконечника  выступило на груди. С последним
смертным криком благородный индеец упал с коня наземь.
     Но в то же мгновение пал  и  его  враг.  Стрела,  пущенная
Карлосом,  не  успела спасти вождя, зато отомстила за него. Она
пронзила пане в тот миг, когда он  вонзал  копье,  и,  все  еще
сжимая  рукоять,  он  свалился  на  землю одновременно со своей
жертвой.
     Страшен был вид этих  двух  тел,  распростертых  рядом  на
траве,  но Карлос не стал рассматривать их. На другом краю поля
все еще яростно сражались, и, пришпорив коня, Карлос поскакал в
самую гущу схватки.
     Однако  пане  уже  потеряли  многих   лучших   воинов   и,
охваченные  ужасом, обратились в бегство. Карлос гнался за ними
вместе с победоносными отрядами вако и то  и  дело  стрелял  из
ружья   по   отступающим   грабителям.   Потом,  опасаясь,  что
какая-нибудь  случайная   группа   может   наскочить   на   его
собственный лагерь, он бросил погоню и поскакал туда.
     На  стоянке  все  оказалось  благополучно. Антонио и пеоны
укрывались за  повозками,  готовые  отразить  любое  нападение.
Случалось,  отбившиеся от своих индейцы проезжали мимо, но они,
видно, были слишком напуганы, и  не  до  того  им  было,  чтобы
нападать на охотников.
     Убедившись,  что  тут все в порядке, Карлос снова повернул
коня и помчался назад, на поле недавнего боя.

     Глава XVI

     Приближаясь к тому  месту,  где  пал  вождь  вако,  Карлос
услышал многоголосый хор, певший погребальную песнь.
     Подъехав еще ближе, он увидел воинов, которые, спешившись,
тесным  кольцом  обступили  труп.  То  было тело павшего вождя.
Другие, те, кто дольше гнался за врагом, только  съезжались,  и
каждый, входя в круг, затягивал ту же мрачную песнь.
     Охотник  тоже  спешился  и  подошел  к  самому кругу. Одни
встречали его удивленными взглядами,  но  другие,  те,  которые
знали, что он помогал им во время боя, подходили и обменивались
с  ним  рукопожатием.  Потом  один старый воин, взяв Карлоса за
руку, ввел его в круг и молча указал на застывшие черты вождя -
он словно сообщал охотнику, что их вождь погиб.
     Ни он, ни кто-либо другой из воинов не знал, что и  Карлос
как-то участвовал в случившемся. Никто из оставшихся в живых не
был  свидетелем  схватки,  в  которой пал вождь. Со всех сторон
поляну обступили высокие деревья, и с прерии она не была видна,
а во время этой смертельной схватки бой шел далеко отсюда.  Вот
почему  старик  думал,  что  сообщает Карлосу новость, и тот не
произнес ни слова.
     Однако  Карлос  по  всему  видел,  что  отважные  воины  в
замешательстве:  на  земле  лежат пять убитых индейцев - и не у
одного не снят скальп! Что это может означать? Убиты  были  три
пане и двое вако - вождь и еще один воин. Не могли же они убить
друг  друга  и пасть все разом, в одну и ту же минуту? Нет, так
не могло быть. Пане и один из вако лежали поодаль, трое  других
- рядом, как их застигла смерть: вождь, пронзенный копьем, и за
ним  его убийца пане, так и не выпустивший из рук оружия. Вождь
все еще сжимал окровавленный томагавк, а зияющая рана в  черепе
второго   пане  показывала,  куда  этот  томагавк  опустился  в
последний раз.
     Смысл  этой  картины  был  ясен  индейцам,  тут   еще   не
скрывалось  ничего таинственного. Но кто убил убийцу их вождя -
вот чего они не могли понять. Пять  воинов  полегли  здесь,  но
должен  быть  кто-то  еще,  кто  участвовал  в этой смертельной
схватке и остался жив.
     Будь это пане, разве сбежал бы он, не унеся с собою скальп
вождя вако? Ведь такой трофей прославил бы его на всю жизнь!  А
если это был вако, так кто же он и куда исчез?
     Эти  вопросы передавались из уст в уста, и никто не мог на
них ответить. Но некоторые воины еще продолжали погоню  -  быть
может,  они  что-нибудь  знают  ?  А пока они не вернулись, над
павшим вождем вновь зазвучала погребальная песня.
     Наконец все смельчаки собрались  и  встали  вокруг  вождя.
Один  из  старых  воинов  выступил вперед и дал знак, что хочет
говорить. Воцарилась мертвая тишина, и он начал:
     - Вако! Мы  должны  бы  радоваться,  но  в  сердцах  наших
печаль.  Победа наша омрачена великой бедой. Мы потеряли нашего
отца, нашего брата! Наш славный, наш любимый вождь погиб.  Горе
нам!  Смерть  настигла  его в час торжества, в ту самую минуту,
когда могучая рука его раскроила череп  врага.  В  сердцах  его
воинов печаль, и долго еще она будет жить в сердцах его народа!
Вако!  Наш вождь отомщен. Убийца лежит у его ног - смертоносная
стрела пронзила его и обагрилась его кровью. Кто из вас поразил
врага?
     И  он  помедлил,  словно  ожидая  ответа.  Но   никто   не
отозвался.
     - Вако! - продолжал он. Наш любимый вождь пал, и в сердцах
наших  печаль.  Но нам радостно знать, что он отомщен. Вот он -
ненавистный убийца, с него еще не сняли скальп. Кто тот храбрый
воин, что заслужил трофей? Пусть выйдет вперед и возьмет его!
     Снова он умолк - и снова никто ни словом, ни движением  не
отозвался на его призыв.
     Вместе со всеми молчал и Карлос. Он не понимал речи воина,
ибо тот  говорил  на  языке  вако, которого охотник не знал. Он
догадывался, что воин говорит о павшем вожде и о его врагах, но
точный смысл сказанного был ему неизвестен.
     - Братья! - снова начал старый воин. - Храбрый скромен, он
молчит о своих подвигах. Лишь храбрый воин  мог  свершить  это.
Пусть  же  храбрец  признается,  пусть не боится говорить! Вако
будут благодарны воину, который отомстил за смерть их  любимого
вождя.
     И  опять  стало  тихо,  и лишь голос оратора вновь нарушил
молчание.
     - Братья воины! - горячо продолжал он, возвысив голос. - Я
сказал, что вако будут благодарны. Слушайте  же,  что  я  скажу
теперь!
     Все жестами показали готовность слушать.
     - Есть  у нас обычай - выбирать вождя из храбрейших воинов
нашего племени. Я предлагаю избрать его сейчас же, избрать  его
здесь  -  здесь,  на  поле,  обагренном кровью павшего вождя. Я
предлагаю: пусть нашим новым вождем станет  тот,  кто  совершил
этот подвиг. - И он показал на убитого пане.
     - Я за того, кто отомстил убийце вождя! - раздался голос.
     - И я! - крикнул еще кто-то.
     - И я! И я! - один за другим восклицали воины.
     - Тогда  торжественно  поклянемся,  что тот, кому по праву
принадлежит этот трофей, - оратор  указал  на  скальп  пане,  -
будет вождем народа вако!
     - Торжественно  клянемся!  - в один голос вскричали воины,
стоявшие в кругу, и каждый при этом приложил руку к сердцу.
     - Довольно! - сказал старый воин. -  Вождь  племени  вако,
отзовись! Объявись своему народу!
     Наступила мертвая тишина. Каждый воин пытливо всматривался
в лица  остальных,  все  сердца  бились, готовые приветствовать
нового вождя.
     Карлос, не представлявший, какая честь ожидает его,  стоял
немного  поодаль  и с интересом наблюдал за своими краснокожими
друзьями. Он и не догадывался, о чем взывал старый воин. Однако
рядом  оказался  индеец,  знавший  по-испански,  и  он  наконец
объяснил Карлосу, чего ждут воины. Едва Карлос собрался сделать
свое  скромное признание, как один из воинов, стоявших в кругу,
воскликнул:
     - Чего нам  еще  ждать?  Если  скромность  связывает  язык
воина, пусть заговорит его оружие. Смотрите, его стрела все еще
в  теле  убийцы.  Она  меченая.  Быть может, она скажет нам имя
воина?
     - Верно! - воскликнул старый воин. - Спросим стрелу!
     И, шагнув вперед, он вытащил стрелу из тела пане и  высоко
поднял ее.
     Все  взгляды  устремились  на  наконечник стрелы, и тотчас
раздался  единодушный  крик  изумления:   наконечник   оказался
железным! Ни у одного вако никогда не было такого.
     И   сейчас   же  все  глаза,  вопрошающие  и  восхищенные,
обратились к Карлосу, охотнику на бизонов. Все поняли, что  это
его  рука  послала  смертоносную  стрелу; а коекто заметил, что
третий пане пал от ружейной пули,  и  громко  объявил  о  своем
открытии. Это окончательно убедило их.
     Да,   сомнений   быть  не  могло:  за  их  вождя  отомстил
бледнолицый!

     Глава XVII

     Карлос, который теперь уже знал, о чем допытывались воины,
выступил вперед и  с  помощью  того  индейца,  который  говорил
немного по-испански, коротко рассказал, как погиб вождь и какое
участие в этой смертельной схватке принимал он сам.
     В  ответ раздался гул одобрения, и самые пылкие из молодых
воинов кинулись к охотнику, стали пожимать ему  руку  и  горячо
благодарить.  Почти  все  уже  знали,  что  именно  Карлосу они
обязаны своим спасением. Ведь выстрел из ружья,  раздавшийся  в
ночи,  предостерег  вако.  Не  будь его, пане застали бы лагерь
врасплох, и как знать, чем тогда бы кончился этот день?  Именно
потому,  что  выстрел  был услышан, пане встретили такой отпор,
какого  никак  не  ожидали;  он-то  и  погубил  их  и  заставил
уцелевших бесславно отступить.
     Когда  вако увидели, что охотник сражается на их стороне и
убивает их врагов, сердца их  преисполнились  благодарности;  а
теперь,  поняв,  что  бледнолицый  воин  еще  и  отомстил за их
любимого вождя, они дали волю своим чувствам, и несколько минут
воздух дрожал от восторженных криков.
     Когда волнение немного  улеглось,  вперед  снова  выступил
старый  воин.  Все  относились к нему с величайшим почтением и,
как видно, всегда прислушивались к его словам. На сей  раз  его
речь была обращена к Карлосу.
     - Белый  воин! - сказал он. - Я говорил с храбрыми воинами
племени вако. Все они понимают, что многим обязаны тебе,  и  их
благодарность нельзя выразить словами. Тебе объяснили, о чем мы
тут  только  что  совещались.  Здесь,  перед  лицом павшего, мы
поклялись, что тот, кто отомстил за него, станет нашим  вождем.
Тогда  мы  не  думали,  что этот храбрый воин - наш белый брат.
Теперь мы это знаем, но разве из-за этого  мы  нарушим  клятву,
изменим  своему  слову?  Нет!  Мы не можем и помыслить об этом.
Слушай: снова торжественно повторяем мы свою клятву!
     - Повторяем клятву! - эхом отозвался круг  воинов,  и  при
этом каждый торжественно приложил руку к сердцу.
     - Белый  воин!  - продолжал оратор. - Наше слово священно.
Для воина нет выше чести той, какую мы предлагаем  тебе.  Честь
эта  по  плечу  лишь  настоящему  воину. Слабый, будь он даже и
потомком славного вождя, никогда еще не правил отважным народом
вако. Мы не боимся предложить эту честь тебе.  Мы  будем  рады,
если ты примешь ее. Чужестранец! Мы будем гордиться своим белым
вождем,  ибо  хоть ты и белый, но настоящий воин! Мы знаем тебя
лучше, чем ты думаешь. Мы слыхали о тебе  от  наших  союзников,
команчей,  -  мы  слыхали  о  Карлосе,  охотнике на бизонов. Мы
знаем: ты великий воин, но мы знаем также, что  в  своем  краю,
среди  белых людей, ты - ничто. Прости нас за прямоту, но разве
это неправда ? Мы презираем твой народ: ведь  твои  собратья  -
или  тираны, или рабы. Обо всем этом мы узнали от наших братьев
команчей, и они нам еще многое поведали о тебе. Мы  знаем,  кто
ты.  Мы  узнали тебя, когда ты появился здесь, и были рады тебя
увидеть.  Мы  торговали  с  тобой  как  с  другом.  Теперь   мы
приветствуем  тебя  как  брата, и мы говорим тебе: если никакие
узы не связывают тебя с твоим неблагодарным  народом,  войди  в
семью  народа,  благодарность  которого  неизменна. Оставайся с
нами, будь нашим вождем!
     Когда старик закончил, раздалось как бы многократное  эхо:
то  воины,  стоявшие  в  кругу,  один  за  другим повторили его
последние слова, и потом наступила мертвая тишина.
     Карлос был так удивлен, что не  сразу  мог  ответить.  Его
удивила   не   только   необычайная   честь,   так  своеобразно
предложенная ему, - его поразило то,  как  хорошо  старый  воин
осведомлен  о его жизни. Он и в самом деле торговал с команчами
и поддерживал с ними дружеские отношения, кое-кто из  них  даже
наведывался  в  Сан-Ильдефонсо.  Но  не  странно ли, что дикари
разобрались в истинном положении дел? А ведь это истина:  среди
своего  народа  Карлос  как бы отверженный... Однако сейчас ему
некогда было  раздумывать  над  тем,  как  это  все  странно  и
необычайно: воины ждали ответа.
     Что же отвечать? Отверженному, лишенному надежд, ему вдруг
показалось, что это предложение следует принять. У себя дома он
немногим  лучше  раба,  а  здесь  он будет править - единодушно
избранный господин и повелитель.
     Хотя вако и называют дикарями, но они воины,  у  них  есть
сердце,  они  человечны, и они настоящие люди. Они уже доказали
это. Мать и сестра разделят его судьбу, но Каталина... Мысль  о
Каталине оборвала все его сомнения, больше он уже не думал.
     - Великодушные  воины!  -  заговорил  он. - Всем сердцем я
чувствую, как велика честь, которую вы оказали мне. Я хотел  бы
высказать,  как  глубоко  я вам благодарен, но у меня нет таких
слов. Поэтому я отвечу вам коротко и откровенно. Да, правда,  в
своем  краю  я  не  в чести, я бедняк из бедняков, но есть узы,
связывающие меня с родными местами, - это сердечные узы, и  они
вынуждают меня вернуться. Я все сказал, воины вако!
     - Довольно!  -  произнес  старый воин. - Довольно, храбрый
чужестранец! Мы не станем допытываться, почему  ты  так  решил.
Если ты и не будешь нашим вождем, ты останешься нашим другом. У
нас  есть еще одна возможность хоть немного отблагодарить тебя.
Ты  пострадал  от  наших  врагов,  лишился   того,   что   тебе
принадлежало,  но мы нашли твоих мулов, и они опять твои. И еще
просим тебя: наш кров и наше угощенье просты, но останься у нас
на несколько дней, будь нашим гостем. Согласен?
     - Останься! - эхом повторили воины.
     И Карлос тотчас принял приглашение.

     Неделю спустя около пятидесяти вьючных мулов,  нагруженных
бизоньими  шкурами  и  вяленым  мясом,  с  трудом  поднялись по
восточному  склону  Льяно  Эстакадо  и  направились  по   этому
пустынному  плоскогорью  на  северо-запад. Погонщик, сидящий на
одном  из  мулов,  был  метис.  Быки,  погоняемые  краснокожими
пеонами,  тащили  вслед  за  мулами  три  повозки;  колеса  так
отчаянно скрипели, что пугали  даже  койотов,  которые  крались
следом,  прячась в зарослях акации. Впереди гарцевал всадник на
великолепном вороном коне;  то  и  дело  он  оборачивался  и  с
удовлетворением смотрел назад, на отличный табун мулов. Это был
Карлос.
     Вако  и впрямь оказались щедрым народом. Десятками мулов и
их тяжелой поклажей одарило племя того, кто отомстил за убитого
вождя. Но это еще не все. На груди охотника, в кармане  куртки,
лежал  мешочек  с  редким  сокровищем  -  тоже  дар вако, и они
обещали своему гостю, что не в последний раз вручают ему  такой
подарок.   Что   же   было  в  этом  мешочке?  Монеты,  деньги,
драгоценные камни? Нет, всего  лишь  песок,  но  песок  желтый,
сверкающий. То было золото!

     Глава XVIII

     На   другой  день  после  праздника  в  крепости  был  дан
небольшой обед. Были званы лишь  несколько  холостых  приятелей
коменданта - местные острословы, в том числе и щеголь Эчевариа.
Среди  гостей  были  и священник и отцы миссионеры: оба они все
свое  внимание  отдали  пиршественному  столу  -   любой   брат
францисканец поступил бы также на их месте.
     Компания  отведала  уже немало изделий мексиканской кухни:
говядину, жаркое, перец во всех видах, и обед был в той стадии,
когда мундиры сняты и вино льется рекой
-     и канарио, и херес,  и  педро  дексименес,  и  мадера,  и
бордо;  для  тех,  кто  любил напитки покрепче, тут были фляжки
золотистого каталонского и мараскино. Что и говорить,  неплохим
винным  погребом  обладал  комендант.  Он  был  здесь не только
военным комендантом,  но  и,  как  мы  уже  сказали,  сборщиком
пошлины  -  иными  словами,  исполнял  обязанности  таможни  и,
понятно, то и дело получал небольшие подношения в виде  корзины
шампанского или дюжины бордо.
     Гости  уже  порядком  выпили.  Священник, несмотря на свой
сан, стал таким же человеком, как все; отцы иезуиты забыли  про
власяницы  и  четки,  и  старший из них, отец Хоакин, развлекал
гостей пикантными приключениями, героем которых он был,  прежде
чем  стал  монахом.  Эчевариа  рассказывал анекдоты о Париже, о
гризетках и о своих многочисленных похождениях.
     Испанские офицеры в качестве хозяев были,  разумеется,  не
так    болтливы,    хотя    комендант,    тщеславный,    словно
мальчишка-лейтенант,   впервые   надевший   эполеты,   не   мог
воздержаться  и  снова  и  снова  вспоминал  о  своих несчетных
победах над красавицами Севильи. Он долго стоял с полком в этом
городе апельсиновых рощ и  не  уставал  восхищаться  жемчужиной
Андалусии.
     Робладо    отдавал   предпочтение   красоткам   Гаваны   и
распространялся о той пышной и грубой красоте, какою отличаются
квартеронки. Гарсия сообщил о  своем  пристрастии  к  маленьким
ножкам  жительниц  Гвадалахары, но не старого испанского города
Гвадалахары, а богатой провинции в Мексике, носящей то же  имя.
Он со своей частью квартировал прежде именно там.
     Так  говорили они, грубо и непристойно, о том, что требует
величайшей  деликатности,  -  о  женщинах.   Присутствие   трех
служителей  церкви не сдерживало их. Напротив, оба отца иезуита
и  священник  хвастались  своими  любовными  связями   так   же
непристойно  и  бесстыдно, как другие, ибо все трое были ничуть
не безгрешнее остальной  компании,  собравшейся  за  столом.  В
обычной  обстановке они еще проявили бы некоторую сдержанность,
но здесь, после нескольких бокалов вина, она исчезла бесследно;
они  ничуть  не  стеснялись  в  этой  компании,  и   никто   из
присутствующих,  со  своей  стороны, нимало не благоговел перед
ними. Вся их показная святость и смирение предназначались  лишь
для  наивных  крестьян  и  простодушных  пеонов. А за столом то
один, то другой из святых отцов изредка принимал  благочестивый
вид,  но только шутки ради, чтобы придать остроту и пикантность
рассказу о каком-либо похождении. Общий разговор становился все
беспорядочнее, и вдруг  кто-то  назвал  имя,  заставившее  всех
умолкнуть. То было имя Карлоса, охотника на бизонов.
     Услышав  это  имя,  кое-кто  из присутствующих изменился в
лице.  Робладо  нахмурился;  было  бы  нелегко  разобраться   в
смешении  чувств,  исказивших  черты Вискарры; отцам иезуитам и
священнику   имя   охотника,   видимо,   тоже   не    доставило
удовольствия.
     О Карлосе упомянул не кто иной, как Эчевариа:
     - Клянусь  честью,  такой дерзости я еще не видывал даже в
республиканском Париже! Какой-то