о и  нескольких
секунд,   как   Карлос   ответил  дону  Хуану,  возвысив  голос
настолько, чтобы его услышали и все остальные.  Его  ответ  был
приказом:
     - Все  до  одного  -  вперед  через заросли! Высуньтесь из
кустов, но чтобы  видны  были  только  головы,  плечи  и  луки.
Испустите  боевой клич! Тут же поворачивайте назад и рассейтесь
во все стороны! За мной!
     Наскоро отдав эти распоряжения, Карлос ринулся в заросли и
вскоре вынырнул у опушки.  Почти  одновременно,  вытянувшись  в
неровную  линию, показались тагносы; с одной стороны их охранял
дон Хуан, с другой - Антонио. Размахивая  над  головой  луками,
они  испустили  воинственный боевой клич, словно и в самом деле
были дикими индейцами.
     Даже на небольшом  расстоянии  лишь  наметанный  глаз  мог
заметить,  что  это индейцы - тагносы, а не дикие воины. Головы
почти у всех  были  обнажены,  длинные  волосы  развевались  на
ветру;  по  внешнему  виду  они и впрямь мало чем отличались от
своих соплеменников из прерий.  У  всех  были  луки  -  оружие,
которым  и  до сих пор пользуются мирные индейцы, если уже дело
доходит до боя, и их боевой клич звучал не  менее  грозно,  чем
клич   некоторых  племен,  называемых  обычно  "воинственными",
"дикими".  Многие  из  спутников  Карлоса  еще  не  так   давно
принимали участие в сражениях. Многие лишь совсем недавно стали
мирными тружениками.
     Их  появление  произвело  именно  тот  эффект,  на какой и
рассчитывал  охотник  на  бизонов.   Солдаты   неслись   вперед
беспорядочными   кучками,  некоторые  были  уже  на  расстоянии
трехсот шагов от зарослей; теперь от неожиданности они  осадили
лошадей.  Передние  тотчас  повернули  бы  обратно,  если бы не
увидели, что новый большой отряд улан выезжает из крепости.
     Преследователи  растерялись.  Они  были  уверены,  что   в
зарослях  дикие  индейцы  и  что их там несметное множество. Их
уверенность подкреплялась событиями последнего времени
-     ведь солдаты верили, что  все  эти  дни  они  как  раз  и
гонялись  за  дикарями. И вот теперь те сами напали на них! Вот
почему уланы остановились на равнине, ожидая подкрепления.
     Карлос предвидел такое действие своей уловки. Он  приказал
своим  товарищам без шума отойти назад, под прикрытие кустов; и
вскоре все они собрались в том самом месте, где недавно  стояли
в засаде.
     Теперь  их повел через заросли Антонио - только не к Утесу
загубленной девушки, а тропой, которая вела к  другому  подъему
на  плоскогорье. Когда они, отъехав на добрые три мили от своей
засады, пробирались  среди  скал  наверх,  издали  они  увидели
заросли и раскинувшуюся позади долину. На открытом пространстве
перед  зарослями  все еще разъезжали храбрые солдаты; они так и
не решились проникнуть в чащу, где, как они думали,  притаились
свирепые дикари.
     Карлос  и  его  спутники  поднялись  на плоскогорье, круто
повернули  на  север  и  направились  к  ущелью,  которое  было
примерно  в  десяти  милях  отсюда; однако, пока они пересекали
прерию, позади не показался ни один преследователь.
     Ущелье тянулось на восток и  выходило  к  нижнему  течению
Пекоса.  Это  было  русло  потока, наполнявшееся водой только в
дождливую пору, а теперь совсем пересохшее. Дно устилала мелкая
галька, на которой почти нельзя различить следов:  лошади  лишь
смещают  камешки,  не  оставляя знаков, которые может прочитать
следопыт. Здесь старые отпечатки невозможно отличить от новых.
     Карлос и его спутники спустились в  ущелье;  они  проехали
миль  пять-шесть  вниз  по  пересохшему руслу и сделали привал.
Привал был нужен Карлосу для того, чтобы рассказать  остальным,
как  им  действовать  дальше;  у  него  был  план,  который  он
тщательно продумал за последние час-два.
     До сих пор  никто  из  них,  кроме  него  самого,  не  был
скомпрометирован, и он вовсе не хотел, чтобы это случилось. Это
могло  ему только повредить. Дон Хуан и Антонио не показывались
из  зарослей,  а  темные  лица  остальных,  промелькнувших   на
мгновение  за  кустами куманики, испуганные солдаты, конечно не
могли узнать. Поэтому, если дон Хуан и его пеоны вернутся домой
незамеченными, для них все может окончиться  благополучно.  Это
вполне  возможно.  Снаряжая  свой  отряд,  Карлос  действовал с
большой осторожностью. Они выехали в тот ранний час, когда люди
еще спят, и никто их не видел. А до  того  как  распространился
слух  о  происшествии  в крепости, никто в долине не знал даже,
что охотник на  бизонов  возвратился.  Никто  не  видел,  когда
разгружали  его мулов, и пас их теперь один из пеонов далеко от
ранчо. Таким образом, если бы солдаты  до  завтрашнего  дня  не
появились  в  долине,  дон Хуан и его пеоны успели бы вернуться
ночью домой и приняться за свои повседневные дела, не  возбудив
ничьих подозрений. Разумеется, Робладо будет там утром, но вряд
станет  противиться  его  сватовству.  В ту ночь сладостны были
за ними, а эта дорога ведет в сторону, почти противоположную от
дома дона Хуана. Солдатам Робладо понадобится по  крайней  мере
целый  день,  чтобы следовать по всем ее извилинам. И, конечно,
преследователи все равно не узнают, куда направились  Карлос  и
его люди после привала, так как его новый план хоть кого собьет
с толку.
     В  общем,  было  решено,  что  дон  Хуан со своими пеонами
возвратится домой; обратно на ранчо уйдут и пеоны Карлоса;  они
покроют  дом  новой  крышей  -  только это и нужно было сделать
после пожара, так как стены уцелели, - и останутся там,  словно
ничего  не  случилось.  Не  призовут  же  их  к  ответу за дела
хозяина!
     О том же, где укроется теперь сам Карлос, не должен  знать
никто,  кроме  одного-двух  верных  друзей. Он, конечно, сумеет
найти себе пристанище. И в открытой  прерии  и  в  какой-нибудь
пещере  в горах он все равно что дома. Он обойдется и без крыши
над головой. Звездное небо ему милее, чем раззолоченный потолок
какого-нибудь дворца.
     Тагносам велели хранить тайну. Обошлись без клятв. Тагносы
-     люди не из  болтливых,  к  тому  же  они  знали,  что  их
собственная  безопасность,  а может быть, и жизнь зависит от их
молчания.
     Наконец обо всем уговорились, но  Карлос  и  его  спутники
задержались  на  привале почти до захода солнца. Потом все сели
на коней и мулов и снова поскакали вниз по руслу.
     Когда они отъехали  примерно  с  милю,  один  из  тагносов
выбрался  по  склону из ущелья и направился через прерию к югу.
Он должен был  возвратиться  в  долину  тропинкой,  ведущей  на
окраину Сан-Ильдефонсо. Этой тропки он достигнет только к ночи,
и,  конечно,  вряд  ли  кто-нибудь  встретится ему: ведь вокруг
рыщут "дикие" индейцы!
     Немного спустя из ущелья выбрался второй тагнос и поехал в
том же направлении, что и первый. Затем их  примеру  последовал
еще один, потом еще и еще... и наконец в ущелье остались только
дон  Хуан,  Антонио  и Карлос. Тагносам велели добираться домой
разными  дорогами,   а   более   сметливых   направили   самыми
запутанными  тропками.  И  вряд  ли в крепости нашелся бы такой
солдат, который мог бы их выследить.
     Карлос и два его спутника покинули ущелье последними, тоже
повернули вправо и въехали в долину СанИльдефонсо у  самого  ее
конца. Было уже совсем темно, но все трое хорошо знали дорогу и
к полуночи достигли дома молодого скотовода.
     Они  не  решились  подъехать  к дому, не произведя сначала
разведки. Но оказалось, что все спокойно и солдаты здесь еще не
появлялись.
     Карлос поспешно обнял мать, рассказал о том, что произошло
за день, дал кое-какие наставления  дону  Хуану  и,  вскочив  в
седло, простился с ними.
     За  ним  следовал  Антонио  с мулом, навьюченным съестными
припасами.  Они  выехали  из  долины  и  направились  к   Льяно
Эстакадо.

     Глава XXXIX

     На  следующий  день опять произошло событие, взволновавшее
жителей  Сан-Ильдефонсо,  и  без  того   взбудораженных   рядом
необычайных происшествий.
     Около  полудня  через город в крепость возвращались уланы,
посланные на поиски  убийцы  -  так  теперь  называли  Карлоса.
Никаких  следов  его они не нашли, но в предгорьях натолкнулись
на большой отряд  воинственных  индейцев.  Произошла  отчаянная
схватка,  было убито много индейцев, но, как обычно, оставшиеся
в живых ухитрились унести трупы товарищей, вот  почему  солдаты
возвратились  без  их  скальпов.  Однако  они захватили гораздо
более  существенный  трофей  -  молодую   девушку,   родом   из
Сан-Ильдефонсо,  которую  они  вызволили  из  рук индейцев. Как
полагает капитан Робладо, доблестный начальник экспедиции,  это
та самая девушка, которая была похищена несколько дней назад из
ранчо в дальнем конце долины.
     Капитан  и  несколько  человек, находившихся при спасенной
пленнице, остались на площади, остальные вернулись в крепость.
     У Робладо были свои  причины  избрать  именно  этот  путь,
вовсе  не  самый короткий, и задержаться в городе. Прежде всего
он хотел сдать свою подопечную местным  властям.  Затем  пускай
все  горожане своими глазами увидят, что это он ее привез: ведь
она -  живое  доказательство  того,  какой  великий  подвиг  он
совершил.  И наконец, для него это удобный случай покрасоваться
перед неким балконом.
     Капитан осуществил все три  своих  намерения,  но  не  все
вышло  так,  как  ему  хотелось.  Не умолкала труба, возвещая о
прибытии солдат, спасенная пленница  находилась  среди  них  на
виду,  и  конь  капитана  Робладо - не без помощи острых шпор -
гарцевал самым невероятным образом, но все понапрасну: Каталина
на балкон не вышла. Ее не видно было среди конторщиков и  слуг,
и, когда гордый победитель отъехал от балкона, торжество на его
лице сменилось угрюмым разочарованием.
     Через  несколько  минут он спешился перед Домом капитула и
передал девушку с рук на руки алькальду и другим отцам  города.
Эта   церемония   сопровождалась  цветистой  речью,  в  которой
приводились   некоторые   потрясающие   подробности    спасения
пленницы,  выражено было сочувствие ее родителям, к т о б ы о н
и н и б ы л и, а под конец оратор высказал  предположение,  что
несчастная  жертва,  наверно,  и есть та самая девушка, которую
похитили индейцы несколько дней назад.
     Все  это  выглядело  как  нельзя  более  правдоподобно   и
убедительно.  Робладо,  сдав  свою подопечную алькальду, сел на
коня и отъехал, сопровождаемый  бурей  восторгов;  отцы  города
провожали  его громкими славословиями, жители - рукоплесканиями
и криками "viva".
     - Да вознаградит вас Бог, капитан!  -  доносилось  до  его
слуха, когда он выбирался из толпы.
     Проницательный  наблюдатель заметил бы в этот миг странное
выражение, промелькнувшее в уголках глаз Робладо,  -  иронию  и
вместе  с  тем  сильное  желание  рассмеяться. И действительно,
доблестный капитан едва не  расхохотался  в  лицо  восторженной
толпе. Он сдерживался лишь потому, что хотел насладиться шуткой
вместе с комендантом - к нему он теперь спешил.
     Но вернемся к пленнице.
     Обступившая    ее    толпа   жаждет   удовлетворить   свое
любопытство.  Как  ни  удивительно,  но  именно   это   чувство
преобладает.  Сочувствия  почти  незаметно,  хотя  при подобных
обстоятельствах его следовало бы ожидать. Лишь  очень  немногие
произносят:  "Бедняжка!  ",  и  эти  немногие - преимущественно
бедные темнокожие туземки.
     Хорошо одетые лавочники - испанские переселенцы и  креолы,
мужчины  и  женщины,  - смотрят на девушку равнодушным взглядом
или с любопытством зевак, жадных до чужой беды.
     Такое равнодушие к чужому  страданию  вовсе  несвойственно
народу Новой Мексики - вернее, женщинам этой страны,
-     ибо  если  мужчины  там  и  жестоки,  то  женщины добры и
отзывчивы.
     Поведение их могло бы показаться странным, однако в данном
случае для этого были  основания.  Они  знали,  кто  такая  эта
спасенная  девушка, знали, что она сестра охотника на бизонов -
сестра Карлоса-убийцы! Это и заглушало в них лучшие чувства.
     Карлос навлек на себя всеобщее негодование. Местные жители
называли его не иначе, как злодеем, разбойником, неблагодарным.
Каков негодяй! Убить славного лейтенанта, любимца всей  округи!
И  что могло его толкнуть на это? Наверно, ссора из-за пустяков
или ревность! В самом деле, что толкнуло его на это? Какая иная
причина могла быть у этого дьявола, этого белоголового еретика,
если не жажда крови? Неблагодарный негодяй! Покушаться на жизнь
доблестного коменданта,  того  самого  коменданта,  который  не
жалел  сил  и  трудов,  стараясь  вырвать  сестру убийцы из рук
дикарей-индейцев!
     И наконец комендант добился своего. Подумать  только:  вот
она   здесь,   она  возвратилась  домой,  живая  и  невредимая,
благодаря коменданту. Ведь это  он  послал  своего  капитана  и
солдат  разыскивать  ее - сестру человека, который чуть не убил
его. Дьявол! Убийца! Разбойник! Они  рады  бы  увидеть  его  на
виселице.  Добрый  католик  никогда  бы так не поступил, только
грешник, еретик, кровожадный американец мог это сделать! Уж  он
получит по заслугам, когда его поймают!
     Такие чувства волновали всех жителей долины за исключением
бедных  рабов  -  порабощенных индейцев - и нескольких креолов.
Впрочем, и они не одобряли поступков Карлоса, хотя в них  силен
был мятежный дух и они всем сердцем ненавидели испанский режим.
     Неудивительно,  что  при  таком  отношении  к  охотнику на
бизонов несчастная  девушка,  его  сестра,  вызывала  так  мало
сочувствия.
     Никто не сомневался в том, что освобожденная пленница
-     его  сестра,  хотя  лишь немногие из присутствующих знали
их. Ее брат, такой  знаменитый  теперь,  до  праздника  святого
Иоанна был почти неизвестен горожанам. Он редко бывал в городе,
а  его  сестра  еще  реже,  и только очень немногие из стоявших
здесь видели ее прежде. Но  сходство  было  несомненное.  Такие
прелестные  золотые  волосы, белоснежную кожу, яркий румянец на
щеках редко увидишь  в  Северной  Мексике,  хотя  где-нибудь  в
другой  части  света  они  никого  не  удивят. А в объявлениях,
расклеенных по стенам, описывались именно эти приметы "убийцы".
Разумеется, это его сестра. К тому же здесь были люди, видевшие
Роситу  на  празднике,  где  ее  красота  вызвала   не   только
восхищение, но и зависть.
     Росита  была,  как всегда, прекрасна, только румянец на ее
щеках поблек и какое-то странное, дикое выражение появилось  во
взоре. На обращенные к ней вопросы она либо не отвечала совсем,
либо  что-то невнятно бормотала. Она сидела молча: лишь порой у
нее  вырывались   какие-то   бессвязные,   странные   возгласы;
несколько раз она повторила слова "индейцы" и "дикари".
     - Она  помешалась,  -  говорили  люди  друг  другу.  -  Ей
кажется, что она все еще у дикарей.
     Возможно, что так оно и  было.  Конечно,  ее  окружали  не
друзья.
     Алькальд  спросил,  нет  ли среди присутствующих ее родных
или знакомых, кому он мог бы ее доверить.
     Из толпы вышла какая-то простая  девушка,  которая  только
что  здесь появилась: она знает бедняжку; она позаботится о ней
и проводит домой.
     Вместе с этой девушкой была индианка,  вернее  -  метиска,
по-видимому,  ее мать. Они увели спасенную пленницу. Вскоре все
разошлись по домам и занялись своими обычными делами.
     Росита и спутницы свернули  в  узкую  улочку,  прорезавшую
предместье,  где  ютилась  беднота,  миновали ее и оказались за
пределами города. Затем, пройдя несколько сот ярдов  по  глухой
тропинке  в зарослях, они вышли к небольшому заброшенному ранчо
и там скрылись. А через  несколько  минут  к  дверям  подъехала
повозка, запряженная волами, которыми правил пеон.
     Девушка  вышла  из дому, ведя Роситу за руку, и обе сели в
повозку.
     Они уселись на охапку сена, брошенную на  дно  повозки,  и
пеон  погнал  волов.  Выехав  из  зарослей, повозка покатила по
большой дороге, ведущей к последним фермам на краю долины.
     Девушка  смотрела  на  Роситу  жалостливым  взглядом;  она
помогала  ей  поудобнее  устроиться,  чтобы та как можно меньше
страдала от тряски;  она  подбадривала  ее  ласковыми  словами,
однако  говорила  с  нею не как с подругой или старой знакомой.
Ясно было, что эта девушка никогда раньше не видела Роситу.
     Когда они проезжали по глухому участку дороги, примерно  в
миле от города, позади показался быстро скачущий всадник. Через
несколько  минут  он  уже  нагнал  их. Под всадником красовался
великолепный мустанг; сразу видно было, что этого коня  берегут
и холят - он был резвый и игривый, а бока его так и лоснились.
     Всадник  подъехал  к  повозке  и велел пеону остановиться;
мелодичный голос сразу же выдал во всаднике женщину,  а  нежные
щеки,  шелковистые волосы и тонкие черты лица свидетельствовали
о том, что  это  настоящая  сеньорита.  Неудивительно,  что  на
расстоянии  ее  можно  было  принять  за мужчину: на плечи было
накинуто простое серапе, широкие  поля  сомбреро  почти  совсем
скрыли черные блестящие волосы, и сидела она в седле по-мужски,
как заправский наездник-мексиканец.
     - Это   вы,   сеньорита?   -  удивленно  и  вместе  с  тем
почтительно сказала девушка в повозке.
     - А ты не узнала меня, Хосефа?
     - Нет, сеньорита. Ох, горе мне! Где же вас  узнать,  когда
вы так нарядились?
     - А как нарядилась? Самый обыкновенный костюм!
     - Конечно,  сеньорита, только не для такой важной сеньоры,
как вы!
     - Да, видно, меня никак нельзя узнать  в  этом  наряде.  Я
встретила  нескольких  знакомых,  и  они  мне не поклонились! -
Всадница засмеялась. - Бедняжка!..
-     продолжала она, вдруг изменив тон и сочувственно глядя на
спутницу Хосефы.  -  Сколько  ей  пришлось  выстрадать!  Бедная
девочка!  Боюсь,  что  мне  сказали  правду.  Святая  дева! Как
похожа...
     Сеньорита не договорила. Позабыв о  присутствии  Хосефы  и
пеона, она высказала вслух свои мысли. Последние слова невольно
сорвались с ее уст.
     Спохватившись, она испытующе посмотрела на них обоих. Пеон
был занят волами, зато лицо девушки загорелось любопытством.
     - На кого похожа, сеньорита? - спросила она простодушно.
     - На  одного  моего  знакомого.  Это  не  имеет  значения,
Хосефа. - Сеньорита поднесла палец к губам  и  многозначительно
посмотрела в сторону пеона.
     Хосефа,  которая  знала  ее тайну и догадывалась, кто этот
знакомый, промолчала.
     Сеньорита подъехала ближе к повозке со стороны, где сидела
Хосефа, и, наклонившись к ней, прошептала:
     - Оставайся там до утра, все равно ты не успеешь вернуться
засветло. Останься - может быть, ты чтонибудь услышишь. Приходи
пораньше, но не домой, а к заутрене. Смотри, не опоздай. Я буду
в церкви. Постарайся увидеться с Антонио. Отдай ему вот это.  -
Алмаз  на  золотом  кольце  сверкнул  на  мгновение  в  пальцах
сеньориты, и тотчас Хосефа зажала его в руке. - Скажи ему,  для
кого,  а кто послал - это ему незачем знать. Вот тебе деньги на
расходы и еще немного, чтобы дать ей. Нет, лучше дай ее матери,
если только она согласится принять.
     На колени Хосефы упал кошелек.
     - Разузнай  что-нибудь.  Разузнай,  милая   Хосефа!..   До
свидания! До свидания!
     Последние  слова  сеньорита  произнесла второпях; повернув
своего лоснящегося мустанга, она поскакала обратно к городу.
     Она  могла  не  сомневаться,  что  Хосефа   последует   ее
наставлениям остаться там до утра - девушка была не меньше, чем
сама сеньорита, заинтересована в этой поездке.
     Хорошенькая Хосефа была невестой метиса Антонио, и удалось
бы ей  увидеть его или нет, она не собиралась торопиться домой.
Если она увилит его, тем приятнее будет задержаться  на  ранчо;
если же нет, она задержится в надежде на встречу.
     Простая повозка, казалось, вдруг превратилась в прекрасный
экипаж с рессорами и бархатными подушками - Хосефа слышала, что
есть  такие,  хотя  никогда  их  не  видела: ведь в руках у нее
кошелек, полный монет,