- Да, я из Лондона.
   - Разрешите спросить, какое у вас ко мне дело?
   - Я к  вам  от  Джона,  -  ответил  незнакомец,  делая  многозначительное
ударение на имени.
   - У вас есть поручение ко мне?
   - Да.
   Наступило молчание. Голтспер ждал, что незнакомец сообщит ему то, что ему
поручено.
   - Прежде чем передать вам это поручение, - сказал незнакомец, - я  должен
услышать от вас слова, которые позволят мне убедиться,  что  вы  именно  тот
самый человек, которому оно предназначено.
   - Джон, пославший вас ко  мне,  -  это  тот,  кто  мужественно  отказался
платить корабельную подать.
   - Этого достаточно, - ответил посланный  и,  достав  из  кармана  камзола
письмо, без дальнейших колебаний вручил его Голтсперу.
   Адреса на письме не было, но, когда кавалер вскрыл его и поднес к  лампе,
он увидел наверху страницы нечто похожее на адрес, написанный шифром.
   Письмо было написано по-английски и гласило следующее:

   "Капитан кирасиров, по имени Скэрти, во главе неукомплектованного  отряда
отправился в ваши края.  Полагают,  что  ему  поручено  провести  набор  для
пополнения войск. Он будет квартировать со своим отрядом у  сэра  Мармадьюка
Уэда. Но все это вы узнаете сами, до того как к вам прибудет наш  посланный.
Обстоятельства складываются благоприятно. Сэр Мармадьюк, наверно,  не  будет
больше держаться в стороне. Найдите предлог повидать его  и  удостовериться,
какое действие произвела на него монаршая милость. Постарайтесь сделать все,
что возможно, не подвергая себя опасности, дабы провалить набор новобранцев.
Соберите друзей на обычном месте в ночь на двадцатое. Приедут Пим, Мартен  <
Мартен Генри (1602 - 1680) - видный индепендент,  один  из  наиболее  ранних
английских республиканцев, участник суда, вынесшего смертный приговор  Карлу
I. После восстановления монархии приговорен к пожизненному заключению.> и  я
и, быть может, молодой Генри Вен < Вен Генри  (1613  -  1662)  -  выдающийся
деятель английской буржуазной  революции,  один  из  лидеров  индепендентов.
Много  работал  над  созданием  революционной  армии.  После  восстановления
монархии был осужден и казнен.>. Если вам удастся привлечь сэра  Мармадьюка,
это будет большой козырь в кашей игре. Позаботьтесь, чтобы приглашения  были
разосланы тайно и через верные руки. У  вас  остается  очень  мало  времени.
Действуйте  осторожно:  этот  капитан  кирасиров  приближен  ко   двору   и,
несомненно, имеет и другие поручения, кроме вербовки солдат.  Наблюдайте  за
ним, но избегайте попадаться ему на глаза. Мой посланный  должен  тотчас  же
вернуться  обратно;  накормите  его  коня  и  отпустите  немедленно.  Можете
положиться на этого человека. Он пострадал ради дела, как вы и  сами  можете
убедиться, заглянув под поля его шляпы. Не сочтите за оскорбление,  если  он
не захочет снять ее в вашем присутствии. Такая уж у него  привычка.  Он  сам
назовет вам свое имя, которое по вполне понятным причинам не должно называть
здесь. Работа на пользу благого дела подвигается вперед".

   На этом послание заканчивалось. Подписи не оказалось, но в этом не было и
нужды, ибо, хотя  письмо  и  не  написано  рукой  великого  патриота,  Генри
Голтспер не сомневался, что оно  им  продиктовано.  Это  не  первое  письмо,
которое Голтспер получил от Гемпдена.
   Прочитав письмо, Голтспер  окинул  внимательным  взглядом  его  подателя,
стараясь разглядеть лицо, скрытое полями шляпы.
   Он ничего не заметил; во всяком случае, ничего такого, что помогло бы ему
разгадать неясный намек в письме. Одно только было  странно:  поля  шляпы  с
обеих сторон были опущены и закреплены под подбородком кожаным ремешком, как
будто у человека болели уши и он хотел укрыть их от ночного холода.
   Приезжий заметил беглый испытующий взгляд кавалера и сказал ему с угрюмой
усмешкой:
   - Вам кажется странным и, может быть, даже невежливым, что  я  так  низко
нахлобучиваю на уши свою шляпу? Это вошло у меня в привычку не так давно. Вы
сразу поймете почему, если я сниму шляпу; но, может быть, вы поймете и  так,
если я вам назову свое имя. Я - Уильям Принн < Принн Уильям (1600 - 1669)  -
пуританин, адвокат и  публицист.  Он  выпустил  в  1633  году  трактат  "Бич
актеров", содержавший страстное  осуждение  театра.  Трактат  был  направлен
против английского короля Карла I и его жены  -  больших  любителей  театра.
"Звездная палата" присудила  Принна  к  пожизненному  заключению,  штрафу  и
исключению из адвокатского сословия. Принн был выставлен у позорного столба,
и ему отрезали уши.>.
   - Принн! - вскричал кавалер, бросаясь к нему, и,  схватив  пуританина  за
руку, горячо сжал ее обеими руками. - Я счастлив и горд видеть вас под своей
кровлей и рад оказать вам гостеприимство...
   - Генри Голтсперу нет нужды говорить о своих чувствах Уильяму  Принну,  -
сказал безухий  пуританин,  прерывая  кавалера.  -  Друг  угнетенных  хорошо
известен всем, кто пострадал, в том числе  и  мне.  Благодарю  вас  за  ваше
радушие, которым я могу воспользоваться лишь на  несколько  минут.  Затем  я
должен проститься с вами и ехать. Дело Господне не терпит промедления. Жатва
скоро созреет, и жнецам надлежит приготовить свои серпы.
   Голтспер хорошо понимал, что в такое тревожное время  нельзя  тратить  ни
минуты на пустые разговоры. Еще раз  распорядившись  позаботиться  о  лошади
приезжего, - что охотно взял на себя бывший разбойник, - он приказал  Ориоли
подать гостю ужин.
   И проголодавшийся пуританин, хотя он и  в  самом  деле  очень  торопился,
отдал ему должное, в то время как Голтспер, усевшись за стол, поспешно писал
ответ на оставленное ему послание.
   Он также не надписал на нем ни адреса, ни имени адресата и не  подписался
под ним, так как это могло повредить и ему и тому, кому оно предназначалось.
Наибольшей  опасностью  оно  грозило  человеку,   который   брал   на   себя
обязательство доставить его. Но  верный  ревнитель  свободы  вероисповедания
нимало не страшился опасности - преданность великому делу,  пылавшая  в  его
доблестном сердце, делала его недоступным жалким опасениям и страху.  Наспех
поужинав, он снова  вскочил  в  седло,  сдержанно,  по-дружески  пожал  руку
Голтсперу и, простившись с ним, быстро и бесшумно помчался прочь.

Глава 24
ТРИ КУРЬЕРА

   Едва конь пуританина скрылся  из  виду,  проскакав  по  усыпанной  песком
дорожке, Голтспер призвал к себе Грегори Гарта.
   Гарт  за  это  время  уже  успел  воспользоваться   предоставленной   ему
возможностью и обильно подкрепился, о чем  свидетельствовал  стоявший  перед
ним окорок, которым только что ужинал приезжий. Изрядно обнажившаяся  кость,
с которой была срезана мякоть, красноречиво показывала,  что  Гарт  поужинал
досыта, и кружка крепкого эля, которым он запил этот добрый  кусок  оленины,
весьма подняла его настроение. А так как он до этого хорошо выспался, вполне
вознаградив себя за отсутствие  сна  в  прошлую  ночь,  то  теперь,  по  его
собственному выражению, был готов на  все:  "Хоть  в  орлянку  играть,  хоть
врагов убивать".
   Его бодрое настроение оказалось весьма кстати, так как Голтсперу пришлось
прибегнуть к его услугам, хотя и не для таких кровожадных целей.
   - Гарт! - сказал кавалер, когда его старый слуга вошел в комнату. - Я уже
говорил тебе, что ты скоро понадобишься для доброго дела. Оно призывает тебя
сейчас.
   - Я, мастер Генри, готов на все! Только прикажите! И хоть я на своем веку
ничьей жизни не загубил, но ежели вы скажете слово...
   - Постыдись, Грегори! Что за ужасные мысли! Время ли сейчас  говорить  об
убийстве, когда... - Тут  Голтспер  запнулся.  -  Ну,  не  в  этом  дело,  -
продолжал он, - сейчас я дам тебе совсем мирное поручение.
   - Все, что вам угодно, мастер Генри. Для вас  я  готов  хоть  пуританином
стать, сейчас же пойду проповедовать, ежели на то ваша добрая  воля!  Я  тут
обменялся словечком-другим с этим человеком, пока вы писали ответ, и он  так
хорошо объяснил мне, как надо  толковать  Священное  писание.  По-моему,  он
правильно говорит, хотя это и не совсем сходится  с  тем,  что  говорит  его
преподобие господин Лауд и его римские попы.
   - Подожди, Гарт, - нетерпеливо сказал Голтспер. -  Поручение,  которое  я
дам тебе, не имеет ничего общего с религией.  Мне  нужен  посланец,  который
хорошо знает здешние края, и в особенности усадьбы здешних  дворян,  которым
мне надо разослать письма. Сколько времени ты жил в Бэкингемшире?
   - Да я, мастер Генри, давно уж  живу  в  этих  краях.  Ну,  так  примерно
последние десять лет я большую часть времени обретался здесь - должно  быть,
с той самой поры, как я оставил свою службу у вас, но только я,  видите  ли,
никогда не жил подолгу на одном месте.  Здоровье-то  у  меня,  знаете,  было
неважное, и я время от времени нуждался в перемене воздуха.
   - Но топография этих мест тебе, наверно, известна?
   - Не пойму, что это вы такое говорите!  Что  за  тупография  такая?  Экое
мудреное слово! Ежели вы хотите сказать - дороги,  так  я  их  все  вдоль  и
поперек исходил и знаю их, верно, не  хуже  того,  кто  их  проложил,  а  уж
особенно те, что проходят между здешними местами и Оксфордом.
   - Отлично! Вот туда-то мне и надо послать верного человека. У  меня  есть
кого послать на север и юг графства, но нет никого, кто бы  знал  дороги  на
Оксфорд. Вот тут-то ты и пригодишься. Если ты хорошо знаешь эти места,  тебе
должны быть известны и усадьбы, расположенные  в  той  стороне,  -  владения
здешних дворян.
   - Д-да, - протянул задумчиво Грегори. - Слыхал я про усадьбы, и  они  про
меня слыхали.
   - Так вот, можешь ты отвезти письма достопочтенному господину Г. Л., сэру
К. Ф., молодому М., сыну лорда  С.,  господину  Р.  М.  из  Чэвели  Парка  и
господину Дж. К., судье из Хай Уайткомба?
   Разумеется, Голтспер, обращаясь к своему  бывшему  слуге,  называл  имена
полностью.
   - Ну что ж, - отвечал Гарт, - я, конечно, смогу вручить письма всем  этим
господам, если я буду доставлять их в том самом порядке, как вы их называли.
Но вот если я начну с того, чем вы кончили, то мне тут же придется  кончить,
едва только я начну.
   - Что такое? Я тебя не понимаю, Грегори!
   - Да ведь это очень просто, мастер Генри.  Коли  я  отвезу  письмо  этому
старому зубру судье из Хай Уайткомба, вряд ли я привезу от него ответ, и уж,
во всяком случае, мне не придется доставлять письма никому больше.
   - Да почему? Что ты такое городишь, Гарт?
   - Да, видите ли, я малость повздорил  с  господином  судьей,  было  такое
дело, так ежели он меня теперь увидит, он, пожалуй, это припомнит и  упрячет
меня под замок. Я ваши письма сперва свезу, всем  другим,  а  ему  -  самому
последнему. Но только, мастер Генри, я не ручаюсь, удастся ли  мне  привезти
вам ответ.
   -  В  таком  случае,  отставим  его,  -  сказал  Голтспер,   отказавшись,
по-видимому, от мысли связаться с уайткомбским судьей. - Ну, а  к  остальным
ты можешь безопасно идти, не так ли?
   Грегори кивнул.
   - Так отправляйся сейчас же! Ах, я и забыл, - тебе ведь нужна лошадь!
   - Нет, - хитро улыбаясь, ответил разбойник. - Лошадь у меня есть.
   - Ах! Да! Та самая, которую ты...
   Голтспер запнулся, не решаясь произнести слово, просившееся ему на язык.
   - Ну да... - протянул разбойник. - Этот конь был на службе у короля,  так
почему бы ему теперь не послужить народу? Ведь я догадываюсь, мастер  Генри,
что это, наверно, и есть то поручение, с которым вы меня посылаете?
   - Ты не ошибся! - с жаром подтвердил Голтспер.
   - Я рад этому! - с воодушевлением воскликнул Гарт. - Пишите ваши  письма,
мастер Генри, и я доставлю их, кому бы они ни предназначались, будь это даже
тюремщик из Ньюгейта!
   Голтспер, довольный таким пламенным  усердием  своего  бывшего  слуги,  с
улыбкой сел за стол и принялся писать письма.
   Не прошло и часа, как разбойник, преобразившись в почтальона, вскочил  на
лошадь, украденную им у королевского курьера, и поскакал по большой  дороге,
соединявшей Лондон с университетским городом.
   Голтспер после его отъезда позвал к себе своего слугу-индейца.
   - Ориоли, - спросил кавалер, - как ты думаешь, найдешь ты дорогу к хижине
Дика Дэнси, лесника, который здесь часто бывает? Ты ведь, кажется, был в его
вигваме?
   Индеец знаком дал утвердительный ответ.
   - Значит, ты знаешь дорогу? Месяц еще не зашел. Я  думаю,  тебе  нетрудно
будет разыскать его жилье, хотя настоящей тропинки туда нет.
   Ориоли в ответ только презрительно скривил губы, словно говоря:  "Неужели
бледнолицый думает, что я, подобно людям его расы, такой глупец, что собьюсь
с дороги в лесу?"
   - Отлично, мой краснокожий друг! - продолжал кавалер шутливо. -  Я  вижу,
ты найдешь дорогу к Дэнси. Но мне нужно, чтобы ты отправился еще  дальше.  В
том же направлении, в полумиле от  него,  стоит  другая  хижина,  где  живет
другой лесник. Ты его тоже видел здесь - такой молодой человек,  белобрысый,
со светлыми бровями.
   Ориоли подтвердил, что он видел  этого  человека.  Но  в  глазах  индейца
промелькнуло выражение, свидетельствовавшее о его неприязни к  вышеописанной
личности.
   - Так вот, - продолжал кавалер, не  подавая  виду,  что  он  заметил  это
выражение, - я хочу, чтобы Дэнси и этот белобрысый паренек - оба  пришли  ко
мне как можно скорее. Ты сначала ступай к Дэнси, а если тебе  самому  трудно
будет  отыскать  второго,  Дэнси  пойдет  с  тобой.  Скажи  им,  чтобы   они
приготовились к двухдневному путешествию...  Как  жаль,  что  ты  не  можешь
говорить, бедняжка! Но ничего: Дэнси поймет твои знаки.
   Индеец то ли не слышал, то ли сделал вид, что не  слышит  это  изъявление
сочувствия; он бесшумно скользнул к двери и тотчас же исчез, словно призрак.
   - В ночь на двадцатое... -  задумчиво  промолвил  Генри  Голтспер,  снова
подходя к столу с пером в руке. - Немного времени мне остается!  Дик  и  его
будущий зять тотчас же должны отправиться в путь. Не знаю, вполне  ли  можно
доверять этому Уэлфорду, хотя старый охотник  и  доверяет  ему.  Мне  всегда
внушали подозрение белесые брови. Как-то раз я  поймал  в  его  серо-зеленых
глазах выражение, которое мне не понравилось. И сегодня, когда  я  вступился
за его нареченную, я заметил, что он глядит на меня не очень-то  благодарным
взглядом. Может быть, он приревновал,  что  его  возлюбленная  поднесла  мне
цветы? Ах, если бы он знал, как мало меня трогает это подношение в сравнении
с тем, другим даром! Если бы он только знал, как я страдаю... может быть, он
не смотрел бы на меня так угрюмо! В конце концов, он довольно грубый  малый,
совершенно недостойный этой дикой  лесной  птички,  Бет  Дэнси.  У  нее  вид
настоящей орлицы, и ее возлюбленный должен быть орлом, достойным  ее.  Может
быть, я и мог  бы  дать  повод  к  ревности  этому  грубияну,  если  бы  его
черноволосая красавица не терялась в сиянии ослепительных золотых лучей. Ах,
Марион, Марион! В твоем присутствии - да  и  без  тебя  -  все  другие  лица
кажутся мне бесцветными. И красотки и дурнушки - для меня все  они  на  одно
лицо!.. Но надо же  поторопиться,  -  спохватился  он,  отрываясь  от  своих
мыслей. - Ведь я должен приготовить дюжину писем к приходу моих посланных, а
я не такой уж бойкий писец. Хорошо, что это просто  приглашения:  достаточно
каждому черкнуть одно слово.
   Голтспер быстро придвинул стул к столу и занялся письмами.
   Он писал, не отрываясь, до тех пор, пока на  столе  не  выросла  пачка  в
десять-двенадцать писем; он тут же запечатал их и надписал имена  адресатов,
которые все принадлежали к местному дворянству.
   - Кажется, все, - пробормотал он, еще раз просматривая имена. - Вместе  с
теми, кого вызовет Гарт, это составит внушительный отряд верных приверженцев
дела, ревнителей свободы Англии.
   В то время как он предавался этим размышлениям, в комнате  бесшумно,  как
тень, появился индеец.
   Он жестами сообщил хозяину, что оба человека, за которыми  его  посылали,
пришли вместе с ним и ждут на дворе.
   - Веди их сюда, - приказал Голтспер, - по одному! Сначала Дэнси, а  когда
Дэнси выйдет, - другого.
   Ориоли мгновенно исчез, и вскоре в прихожей послышались тяжелые шаги.
   В дверь постучали. Голтспер крикнул: "Войдите!" - и  на  пороге  появился
лесоруб и браконьер Дик Дэнси.
   Это был человек исполинского роста, с огромными руками и ногами,  которые
он, казалось, не знал, куда девать; одного взгляда  на  эти  могучие  кулаки
было достаточно, чтобы убедиться, какой  геркулесовой  силой  обладает  этот
великан.
   По его лицу никак нельзя было сказать, что это дурной человек: у него был
открытый, честный взгляд, что несколько противоречило установившейся за  ним
репутации браконьера. Возможно, в то время, как и в  наши  дни,  подстрелить
тайком дичь или заманить фазана в силки не считалось настоящей  кражей;  как
бы то ни было, Дик Дэнси, известный своими подвигами по этой части, во  всех
иных отношениях считался порядочным человеком...
   Во всяком случае, это был человек незаурядный как по своей внешности, так
и по своим моральным качествам. Его мускулистое  тело,  громадная  голова  и
пронзительные темно-карие глаза, зоркие, как у орла, придавали ему не только
внушительный, но и  грозный  вид.  Он  всегда  ходил  в  выцветшем  плисовом
камзоле, в грубых штанах, доходивших  ему  до  половины  икр,  и  в  толстых
шерстяных гетрах, обхватывающих его ноги поверх тяжелых башмаков из дубленой
кожи. На голове он носил круглую шапку из пестрого  собачьего  меха,  из-под
которой во все стороны торчали его длинные волосы.
   Снаряжение, которое он захватил с  собой,  приготовившись  отправиться  в
дальний путь, состояло из кожаной сумы, перекинутой на  ремне  через  правое
плечо. У левого бедра, словно для равновесия, покачивалось что-то вроде меча
- то ли охотничий нож, то ли тесак.  В  руке  он  держал  большую  суковатую
палку.
   - Дэнси, - сказал Голтспер, как только браконьер вошел  в  комнату,  -  у
меня к тебе есть дело. Ты, я знаю, хороший ходок. Надеюсь, ты не  откажешься
стать на два дня моим посланцем?
   - Любое ваше поручение, сударь, - ответил лесник,  неуклюже  кланяясь,  -
сочту за великую честь, а особенно  после  сегодняшнего  происшествия,  или,
вернее сказать, вчерашнего, потому как уже занимается новый день. Моя дочка,
сударь, - я за Бет могу поручиться, - хорошая девушка, хотя, может  статься,
и малость строптивая. Уж она вам так обязана, сударь, так благодарит вас...
   - Полно, Дэнси, я не заслуживаю благодарности твоей дочки. Я  сделал  для
нее только то, что считал своим долгом, и я сделал бы это для каждого,  даже
самого ничтожного человека. Сказать по правде,  твоя  дочь,  пожалуй,  и  не
нуждалась в моем вмешательстве. Она уже нашла себе  достойного  защитника  в
отважном Робине Гуде...
   - Ах,  сударь,  -  прервал  браконьер,  наклоняясь  к  Голтсперу,  словно
собираясь сказать ему что-то по секрету, - ведь вот поди разбери! Его-то она
и не поблагодарила, и бедный малый просто из себя выходит, что она его ни во
что не ставит. Уж как я ее ни уговариваю, чтоб  она  поладила  с  парнем,  -
потому как я считаю: отличный малый, и к Бет, как надо, относится, - да  все
без толку, сударь, ничего не слушает! Вот правильно говорится  в  пословице:
"Кобылу к воде подвести один человек может, а заставить ее пить, коли она не
хочет, не могут и сорок человек".
   - По-моему, друг Дэнси, - спокойно возразил кавалер, - тебе следовало  бы
предоставить твоей дочери самой разбираться в том, чего ей хочется, особенно
в том деле, о котором ты говоришь. Ее чувства верней подскажут ей,  что  для
нее хорошо.
   - Ах, сударь, - вздохнул нежный родитель прекрасной Бетси, - если дать ей
волю делать все, что ей хочется, так она живо себя загубит! Не  то  что  она
плохая девушка, моя Бетси, нет! Она девушка  хорошая,  что  и  говорить.  Да
слишком уж она у меня своевольна, сударь, да притом еще  и  гордячка  -  все
тянется к тем, кто повыше ее. Поэтому она