я! Этот изящный кавалер, из-за которого
здесь все, кажется, сходят с ума, вступился не за вас? Если уж кто и мог  бы
беспокоиться о нем, так, по-моему, это красотка Марианна, она же Бет  Дэнси.
И в самом деле, она, кажется, очень интересуется им. Вы  посмотрите  только,
что она вытворяет, эта скромница! Честное слово, она сейчас бросится к  нему
на шею и задушит его в своих объятиях!
   Марион  словно  полоснуло  ножом,  когда  она  услышала  эти  слова.  Она
мгновенно повернулась и устремила взгляд на море голов, волновавшееся внизу,
вокруг  двух  противников,  которые  рвались  схватиться  друг  с  другом  в
смертельной битве. На площадке уже толпилось много кирасиров, и их  стальные
доспехи, сверкая на солнце, резко выделялись среди скромной одежды поселян.
   Но Марион не замечала их; взгляд  ее  был  прикован  к  небольшой  группе
людей, стоявших на  лужайке.  Там  были  Скэрти  со  своим  корнетом,  Генри
Голтспер, Маленький Джон, монах и среди них красотка Марианна.
   Что ей здесь надо, среди мужчин?
   Вот она бросилась к Голтсперу и стала между ним и  его  противником;  она
протягивает к нему руки, кладет ему руку на плечо! Она словно умоляет его  о
чем-то... Может быть, она умоляет его отказаться от поединка?
   Но с какой стати дочь Дика Дэнси вмешивается в поступки Генри Голтспера?
   Этот вопрос невольно возник у Марион, хотя она и поостереглась  высказать
его вслух.
   - Браво! - воскликнула Дороти Дэйрелл, увидев, как Голтспера  облачают  в
доспехи. - Поединок состоится! Они будут драться в полном боевом вооружении.
Вот замечательно! Совсем как в старое  доброе  время  -  в  славные  времена
трубадуров!
   - Ах, Дороти! - остановила ее Лора.  -  Ну,  как  можно  шутить  в  такую
минуту?
   - Перестаньте  сейчас  же!  -  повелительно  сказала  Марион  и,  схватив
смеющуюся Дороти за плечо, впилась в ее лицо гневным взглядом.  -  Еще  одна
такая шутка, мисс Дэйрелл, и мы с вами больше не друзья!
   - Вот как!.. - насмешливо протянула Дороти Дэйрелл.  -  Подумать  только,
какое это будет несчастье для меня!
   Марион промолчала. Как раз в эту минуту Скэрти бросил  своему  противнику
язвительную шутку насчет перчатки, красовавшейся на его шляпе.
   Красотка Марианна слышала эту фразу и слова, которые последовали в ответ.
   "Чья это перчатка?" - подумала она, и сердце ее ревниво сжалось.
   И Марион Уэд тоже слышала эту фразу и слова, которые последовали в ответ.
   - Моя перчатка! - прошептала она, и сердце ее встрепенулось  от  радости.
Но радость эта сейчас же сменилась чувством мучительного страха,  когда  она
увидела, как всадники вскочили на коней и помчались  на  середину  площадки,
где должен был происходить поединок.
   Сразу воцарилась мертвая тишина. Только  громкий  стук  копыт  разносился
далеко вокруг. Тесные ряды людей на откосах вала словно  застыли  на  месте:
мужчины, женщины, юноши, девушки стояли не  шелохнувшись  и  затаив  дыхание
следили за двумя всадниками.
   Слышно было, как стрекочет кузнечик где-то во рву.
   Эта тишина наступила мгновенно и только после того, как всадники вскочили
в  седло  и  помчались  на  место  боя;  до  этого,  пока  на  лужайке   шли
приготовления  к  поединку,  толпа  оживленно  обсуждала  достоинства  обоих
противников. Кое-кто даже заключил пари, как если бы это был петушиный  бой;
предлагались ставки за того и другого, точь-в-точь как  за  боевых  петухов,
которых сейчас выпустят друг против друга.
   Симпатии зрителей были отнюдь не  на  одной  стороне,  хотя,  несомненно,
большинство стояли за Черного Всадника. Какая-то часть толпы  словно  чутьем
угадывала, что это друг народа, а  в  те  деспотические  времена  эти  слова
заключали в себе очень многое.
   Но толпа состояла из  разных  людей,  и  среди  них  было  немало  таких,
которые, несмотря на повседневные несправедливости и обиды, чинимые королем,
все еще крепко держались за то унизительное  для  человеческого  достоинства
прочно укоренившееся понятие, которое именуется верностью трону.
   В капитане кирасиров они видели представителя власти, перед  которой  они
привыкли  преклоняться;  власть  эта   осуществлялась   неким   таинственным
существом, которое их приучили считать необходимым для их  бытия,  как  хлеб
насущный: это  был  их  монарх-король,  высокопарно  именуемый  помазанником
Божиим.
   И хотя капитан кирасиров нанес оскорбление всем  присутствующим,  все  же
здесь было немало людей, готовых кричать "ура" капитану кирасиров.
   И,  несмотря  на  то,  что  Голтспер  заступался  за  народ,  многие,  не
задумываясь, присоединились бы к возгласам "Долой Черного Всадника!"
   Но сейчас все споры, крики и возгласы смолкли, и в напряженной тишине оба
всадника внизу на площадке уже окидывали  друг  друга  грозным,  решительным
взглядом, перед тем как схватиться насмерть.

Глава 20
ПОЕДИНОК

   Это было страшное  зрелище,  невыносимое  для  кроткого  женского  взора.
Робкая Лора Лавлейс не выдержала и побежала домой, и многие  последовали  ее
примеру. Дороти Дэйрелл напрасно кричала им вслед, смеясь над их  трусостью,
уговаривая их вернуться.
   Марион осталась. Хотя она стояла ни жива ни мертва, леденея от ужаса, она
была не в силах оторваться от этого зрелища. Она стояла,  укрывшись  в  тени
дерева, но никакая тень  не  могла  скрыть  отчаянного  страха  в  ее  очах,
устремленных на двух закованных в латы всадников, грозно приближавшихся друг
к другу с противоположных концов площадки.
   Трубач протрубил сигнал: в атаку! Лошади словно поняли сигнал, их не надо
было пришпоривать. При первых же звуках рожка они ринулись вперед, навстречу
одна другой со злобным храпеньем, как если бы и они, так же как и  всадники,
жаждали схватиться насмерть.
   Это был поединок на шпагах. Шпага в то время  была  единственным  оружием
конных кирасиров, не считая пистолетов. Но по обоюдному уговору к пистолетам
решили не прибегать.
   Со шпагами наголо мчались противники во весь опор навстречу  друг  другу.
"За короля!" - кричал Скэрти, а Голтспер, наезжая на него,  воскликнул:  "За
народ!"
   В первой стычке никто из  них  не  был  ранен:  шпаги,  сверкнув,  звонко
ударили по кирасам; кони  промчались,  задевая  друг  друга  боками,  и  оба
всадника разъехались невредимыми.
   Но тут же, повернув коней, они снова помчались друг на друга. На этот раз
кони сшиблись, и конь кирасира от толчка  едва  удержался  на  ногах;  снова
сверкнули лезвия, скользнув по стальным доспехам, и вот уже кони отпрянули и
понесли всадников прочь друг от друга; и эта стычка, по-видимому, никому  не
дала перевеса.
   Но  кони  уже  разъярились,  и  противники  тоже;  видно  было,  с  каким
исступлением они устремились друг на друга в третий раз. С грохотом сшиблись
кони на всем скаку, лязг оружия, звон  доспехов  смешались  в  оглушительном
шуме, конь кирасира снова присел, отпрянув от своего  более  мощного  врага.
Вороной конь, взвившись, пронесся мимо, и вдруг... шляпа  слетела  с  головы
Голтспера и упала позади на  траву!  В  этом  пустячном  происшествии  толпе
чудится что-то зловещее: она воспринимает это, как несомненное  преимущество
противника, и воздух оглашается неистовыми криками сторонников Скэрти:  "Ура
капитану кирасиров!" Но эти возгласы тут же заглушаются  восторженным  "ура"
Черному Всаднику. Голтспер молниеносно повернул коня и,  подхватив  на  лету
шляпу острием шпаги, надел ее на голову.
   Все это произошло  в  мгновение  ока,  прежде  чем  его  противник  успел
ринуться в новую атаку. Хладнокровие Голтспера,  ловкость,  проявленная  им,
вызывает пламенное восхищение его друзей и снова наполняет их уверенностью.
   Четвертая схватка оказалась последней, в  которой  они  сошлись  лицом  к
лицу.
   Снова сшиблись кони, лязгнули шпаги, и  снова  всадники  разъехались,  не
причинив друг другу вреда.  Но  на  этот  раз  Голтспер  обнаружил,  чем  он
превосходит противника, и решил воспользоваться своим преимуществом.
   Едва кони, столкнувшись, бросились в разные  стороны  и  поскакали  прочь
друг от  друга,  Голстпер  вдруг  осадил  своего  скакуна  и,  заставив  его
повернуться на месте, пустил его, как стрелу, вдогонку противнику.
   Потрясая шпагой, Черный Всадник летел с торжествующим  криком,  и  верный
конь, словно  чувствуя,  что  победа  на  его  стороне,  звонко  вторил  ему
пронзительным, торжествующим ржанием, похожим на рев ягуара.
   Скэрти, оглянувшись через плечо, увидел приближающуюся опасность.  Он  не
мог повернуть коня, не подставив себя под удар шпаги. Ему надо было выиграть
расстояние. Единственное, что могло его спасти, была быстрота  его  скакуна.
Он глубоко вонзил шпоры в его бока и помчался  вперед  во  весь  опор.  Этот
внезапный и неожиданный маневр был  похож  на  бегство.  В  толпе  раздались
крики: "Трус! Проиграл бой! Ура Черному Всаднику!"
   У Марион Уэд вырвался облегченный вздох. Чувство гордости  отразилось  на
ее лице, глаза сверкнули восторгом. Разве он не настоящий герой, победитель,
достойный владеть ее сердцем!
   Она не отрываясь  следила  за  этой  бешеной  скачкой  и  жаждала,  чтобы
Голтспер настиг своего противника.  Она  отнюдь  не  была  жестокой,  но  ей
хотелось, чтобы поединок пришел к концу, - она была измучена ожиданием.
   Теперь ей уже недолго оставалось мучиться. Конец должен был  наступить  с
секунды на секунду...
   Капитан кирасиров, спасаясь от преследования Голтспера, рассчитывал,  что
он сумеет обогнать его на своем коне: у него был чистокровный арабский конь,
отличавшийся быстротой и выносливостью, присущей этой благородной породе.
   Но и за ним тоже гнался конь арабской крови, и он был сильнее  и  быстрее
его. Словно стрела, выпущенная из  лука,  мчался  конь  кирасира,  и  словно
другая стрела, но выпущенная более мощной рукой, мчался за ним вороной конь.
Так они промчались по лужайке, вылетели  на  дорогу  через  ров,  на  поляну
парка, один за другим, словно состязаясь в скачке; но их сверкающие доспехи,
поднятые обнаженные шпаги, пылающие гневом лица - все говорило  о  том,  что
это состязание носит далеко не столь безобидный характер.
   Скэрти пытался выиграть расстояние,  чтобы  иметь  возможность  повернуть
коня и встретиться лицом к лицу со своим противником. Он знал, что сейчас он
не может этого сделать - он не успеет  увернуться  от  шпаги  Голтспера.  Но
скоро он заметил, что не только не уходит от противника, но что  ему  грозит
опасность быть настигнутым.
   Толпа снова затихла, кругом стояла мертвая, зловещая тишина;  все  словно
застыло в ожидании близкой развязки - страшного, неминуемого конца.
   В этом  состязании  на  скорость  кирасир  с  самого  начала  оказался  в
невыгодном положении. Передние копыта черного жеребца  уже  задевали  задние
копыта его лошади. Еще секунда - и он будет настигнут! Шпага противника  уже
сверкала за его спиной, всего в каких-нибудь десяти футах.
   - Сдавайтесь или проститесь с жизнью! - решительно потребовал Голтспер.
   - Никогда! - столь же решительно  раздалось  в  ответ.  -  Ричард  Скэрти
никогда не сдается и уж во всяком случае не...
   - Да падет ваша кровь на вашу голову!  -  воскликнул  Черный  Всадник  и,
пригнувшись в седле, заставил взвиться  на  дыбы  своего  коня;  тот,  одним
прыжком одолев расстояние, отделявшее его от коня кирасира, очутился  с  ним
бок о бок, и в ту же секунду  шпага  Голтспера  сверкнула  в  горизонтальном
выпаде.
   В толпе пронесся вопль: все с ужасом ждали, что капитан кирасиров вот-вот
рухнет с седла, пронзенный этим ударом. Кираса в то время представляла собой
только нагрудную броню, спина оставалась незащищенной.
   И, несомненно, такой удар мог бы оказаться смертельным для капитана, если
бы его не спас случай: конь Голтспера, рванувшись  вперед,  ударил  передним
копытом по задней ноге лошади Скэрти, и та, отпрянув на скаку, спасла своего
хозяина от этого смертельного удара - удар пришелся не в спину, а  в  правую
руку, чуть пониже плеча;  шпага,  вонзившись,  ударила  острием  в  стальную
кольчугу под мышкой, а шпага кирасира выскользнула из его руки и отлетела  в
сторону.
   Капитан кирасиров, выбитый из седла, рухнул на  землю,  а  его  лошадь  с
болтающимися поводьями умчалась вперед, оглашая воздух неистовым ржанием.
   - Просите пощады или приготовьтесь  к  смерти!  -  вскричал  Голтспер  и,
соскочив с коня, схватил левой рукой капитана за ворот, а  правой  угрожающе
занес над ним шпагу.
   - Остановитесь! -  прохрипел  Скэрти.  -  Остановитесь!  -  повторил  он,
разражаясь проклятьями. - На этот раз вам повезло. Прошу пощады!
   - Все! - сказал Голтспер, вкладывая шпагу в ножны. И, повернувшись спиной
к побежденному, молча зашагал прочь.
   Толпа,  сбежав  с  откосов  рва,  обступила  победителя,   поздравляя   и
приветствуя его радостными  криками.  Какая-то  девушка  в  красном  платье,
протиснувшись вперед, бросилась перед ним на колени и  протянула  ему  букет
цветов. Это была подвергнувшаяся оскорблению красотка Марианна, которая  так
трогательно выражала ему свою благодарность.
   Две пары глаз следили за этой сценой  с  ревнивой  горечью:  синие  глаза
Марион  Уэд  и  зеленые  глаза   Уилла   Уэлфорда,   выступавшего   в   роли
прославленного разбойника. Пожалуй, сам смелый Робин никогда не ревновал так
свою возлюбленную Марианну!
   Марион Уэд видела подношение цветов и видела, как они были  приняты.  Она
видела, как Голтспер взял их из рук Марианны и поклонился ей  с  приветливой
улыбкой. Марион не пришло в голову спросить себя:  а  мог  ли  он  поступить
иначе? Охваченная жестокими  подозрениями,  не  помня  себя,  она  незаметно
спустилась с вала и бросилась бежать без  оглядки  домой,  под  родительскую
кровлю.
   Хотя  капитан  Скэрти  лишился  возможности  продолжать  бой,  рана   его
оказалась  неопасной.  Он  был  ранен  в  правую  руку  и  временно  потерял
способность владеть ею.
   Он пострадал гораздо более нравственно, чем физически. По  его  мрачному,
пылающему лицу солдаты и любопытные, обступившие его, видели, что его  лучше
оставить  в  покое  -  он  не  нуждается  ни  в  их  сочувствии,  ни  в   их
соболезнованиях.
   Ему помогли подняться и оказали необходимую помощь.  Когда  раненую  руку
освободили от стальных нарукавников  и  фельдшер  из  его  отряда  остановил
кровь, хлеставшую из раны, и наложил повязку, капитан Скэрти молча  удалился
с места своего падения и направился к  валу,  где  стоял  сэр  Мармадьюк  со
своими друзьями. Дамы уже разошлись; после этого кровавого зрелища ни у кого
не было охоты продолжать игры.
   Сэр Мармадьюк остался на валу главным образом для того, чтобы выяснить, с
какой целью капитан Скэрти пожаловал в его усадьбу.
   Он не желал больше оставаться в неведении на этот счет  и  уже  собирался
допросить незваного гостя, но, увидев, что Скэрти сам направляется  к  нему,
решил выждать.
   По лицу Скэрти видно было, что он желает объясниться с хозяином дома.
   Сэр Мармадьюк молча ждал, предоставив капитану начать разговор.
   Подойдя к валу, Скэрти властно осведомился, здесь ли сэр Мармадьюк.
   Он обратился с этим вопросом к поселянам,  стоявшим  на  откосе,  но  те,
видя, что сэр Мармадьюк здесь, и не зная, желает ли он, чтобы  они  отвечали
утвердительно, промолчали.
   Наглый тон капитана так возмутил сэра Мармадьюка, что  он  тоже  не  счел
нужным ответить. Скэрти повторил свой вопрос. На этот раз сэр Мармадьюк  был
уже не в силах смолчать.
   - Да, он здесь, - сказал он коротко. - Я - сэр Мармадьюк Уэд.
   - Рад слышать это, достойный сэр. Мне надо сказать  вам  несколько  слов.
Может быть, вы предпочтете, чтобы это было конфиденциально?  Я  вижу,  вы  в
компании...
   - Я не веду никаких конфиденциальных разговоров с незнакомыми людьми! - с
достоинством отвечал сэр Мамадьюк. - Если вы желаете что-то сказать, сэр, вы
можете говорить громко.
   - Как вам угодно, сэр Мармадьюк, - с  насмешливой  учтивостью  поклонился
Скзрти. - Но если, к моему глубокому  огорчению,  мы  до  сих  пор  не  были
знакомы, я  надеюсь,  что  это  неприятное  положение  в  ближайшем  времени
окончится и мы с вами скоро хорошо познакомимся.
   - Что вы хотите сказать, сэр? Что вам здесь надо?
   - Я рассчитываю на ваше гостеприимство, сэр Мармадьюк. Кстати сказать,  у
вас превосходный парк и вместительное помещение. Хватит места для всех  моих
подчиненных, не правда ли? И вряд  ли,  по  правилам  вежливости,  мы  можем
остаться незнакомыми друг другу, если будем есть, пить  и  спать  под  одной
кровлей с вами.
   - Есть, пить и спать под одной кровлей? Вы смеетесь, сэр!
   - В этом нет ничего удивительного, сэр Мармадьюк. Предвкушение отдыха  на
такой приятной квартире не может не радовать меня.
   - После полученного вами урока, - презрительно отвечал сэр  Мармадьюк,  -
казалось бы, естественней видеть вас в менее легкомысленном настроении!
   - Капитан Скэрти получил достаточно ран на своем веку, чтобы не  обращать
внимания на пустяковую царапину, на которую вы изволите  намекать...  Но  мы
зря теряем время, сэр Мармадьюк. Я голоден, и мои солдаты  тоже,  нас  мучит
жажда. Мы были бы не прочь закусить и выпить.
   - Но что же мешает вам удовлетворить ваши желания? В трех милях отсюда на
дороге стоит харчевня.
   - Зачем нам так далеко ходить, когда есть и ближе! -  с  наглой  усмешкой
возразил Скэрти. - Наша харчевня здесь.
   И с этими словами он  указал  на  замок  сэра  Мармадьюка,  величественно
возвышавшийся на вершине противоположного холма.
   - Довольно, сэр! - сказал хозяин дома. - Прекратите ваши загадки. Если вы
хотите что-то сказать, говорите прямо.
   - Я с превеликим удовольствием подчиняюсь вам, сэр  Мармадьюк.  Поверьте,
мне уже давно пора подкрепиться, и я не имею ни малейшего желания продолжать
этот  бесполезный  разговор...  Корнет  Стаббс,  -  обратился  он  к  своему
подчиненному, - если я не ошибаюсь, королевский  приказ  у  вас  в  кармане;
прошу вас, достаньте его и ознакомьте с  его  содержанием  этого  почтенного
джентльмена.
   Корнет, уже  успевший  снова  облачиться  в  доспехи,  засунул  руку  под
стальную  кирасу  и  достал  из  камзола   сложенный   вчетверо   пергамент,
запечатанный большой красной печатью. Сломав  печать,  он  развернул  его  и
прочел вслух:

   "Его величество король - сэру Мармадьюку Уэду.
   Его величество, полагаясь на преданность сэра Мармадьюка Уэда из Бэлстрод
Парка в графстве Бэкингемшир, предлагает ему поместить на постой  у  себя  в
доме конный отряд кирасиров капитана Скэрти и содержать его впредь до  того,
как его величество сочтет нужным отозвать  своих  кирасиров  на  королевскую
службу. Его величество поручает капитана Скэрти гостеприимному радушию  сэра
Мармадьюка как достойного джентльмена и храброго офицера, честно  служившего
своей стране и своему королю.

   Подписано и скреплено большой королевской печатью
   в Уайтхолле, 15 сего октября, Аппо Domini 1640.

   Carolus Rex".

Глава 21
КАМЕННАЯ БАЛКА

   Путешественник,  чей  путь  лежит  через  Чилтернские   холмы,   нередко,
поднявшись на вершину гряды, видит кругом себя кольцо гор, а глубоко внизу -
замкнутую со всех сторон, круглую, как чаша, долину.
   Эти ложбины среди холмов бывают иногда довольно значительных размеров,  в
несколько сотен акров. В них иногда можно  увидеть  притаившийся  в  глубине
скромный крестьянский домик с обработанным участком, а иногда  и  дворянскую
усадьбу, раскинувшуюся среди зеленых  пастбищ,  окруженных  со  всех  сторон
стеной леса, опоясывающего вершины холмов.
   Эти прелестные пейзажи похожи на живописные картины в круглой раме.
   Такую картину некогда представляла собой долина Каменной Балки:  красивый
дом посреди густо разросшегося цветущего парка,  в  зеленой  рамке  букового
леса, окаймляющего склоны холмов.
   Было время, когда и парк и дом в Каменной Балке содержались в  образцовом
порядке. Теперь то и другое носило следы запустения и упад