евал о том, что за ним скрывается, он  не  мог  бы
его не заметить.
   - Ну хорошо, - сказал он, пряча монету в кошелек. - Право, жаль,  что  ты
не позволяешь мне  отплатить  за  твою  услугу.  Но,  может  быть,  мне  еще
представится случай? А теперь пора в путь. Письмо, которое ты мне  передала,
не позволяет  мне  медлить  ни  минуты.  Премного  тебе  благодарен,  Бетси,
счастливо оставаться!
   Конь, почувствовав шпоры, вылетел стрелой на тропинку, и всадник помчался
к дороге на Эксбридж и скрылся за  поворотом,  исчезнув  из  глаз  черноокой
девушки, которая до самой последней минуты провожала  его  взглядом,  полным
страсти и разочарования.

Глава 3
РЕВНИВЫЙ ПОКЛОННИК

   Девушка несколько минут  прислушивалась  к  удаляющемуся  звонкому  стуку
подков, затихавшему вдали. Потом, опустив глаза, застыла на  месте,  скрытая
густой листвой; ее смуглое лицо омрачилось; казалось, на него легла глубокая
тень.
   Некоторое время она стояла задумавшись.
   - Я взяла бы от него ленту, если бы он мне ее подарил, - прошептала  она.
- Но ведь это был не подарок. Нет! Он просто  хотел  мне  заплатить  и  даже
совал мне деньги - вот что самое обидное! Ах, если бы он предложил мне прядь
своих волос! Это было бы для меня дороже всякого золота, всех золотых  монет
в его кошельке, всех шелков в эксбриджских лавках! Он  сказал,  что  у  меня
прекрасные  волосы,  два  раза  сказал!  Мне  самой  они  вовсе  не  кажутся
красивыми, хотя я часто слышала это от других. Мне хотелось  бы,  чтобы  они
были не черные, а золотистые, как у мисс Марион Уэд. Вот тогда они  были  бы
красивые! Он сказал, что голубое  мне  не  к  лицу.  Долой  противный  цвет!
Никогда больше Бет Дэнси не воткнет себе в волосы голубых цветов!
   С этими словами она  выдернула  из  косы  букетик  барвинков,  приколотый
гребнем, и бросила его себе под ноги.
   "Мне подарил их Уилл. Он только что нарвал  их,  всего  какой-нибудь  час
назад. Что, если бы он их теперь увидел! Ах, не все ли мне равно!  Стоит  ли
об этом думать? Разве я когда-нибудь поощряла  его?  Никогда!  И  цветы  эти
приколола не затем, чтобы  понравиться  ему,  а  потому,  что  мне  хотелось
украсить себя для того, кого я люблю. Если бы я знала, что ему  не  нравится
голубой цвет, так ведь в старом саду Каменной Балки масса красных цветов.  Я
могла бы сорвать несколько красных  цветочков,  когда  шла  по  саду.  Какая
жалость, что я не знала, какой цвет ему больше по вкусу!"
   - Ах, что это? - воскликнула она, выйдя на тропинку  и  наклонившись  над
тем местом, где упали цветы; на земле виднелись свежие следы. - Это  не  его
лошадь. Маленькая подкова... Я знаю ее - это лошадь мисс Марион Уэд!
   С минуту она стояла нагнувшись и молча разглядывала  следы.  Она  видела,
что это свежие следы; кто-то проезжал здесь сегодня...  может  быть,  с  час
назад.
   Отец ее служил лесничим, но тайком был не прочь  поохотиться  за  ланями.
Бетси  родилась  в  лесу,  выросла  под  тенью  его  деревьев.  Она   хорошо
разбиралась в лесных следах, и то, что она прочитала сейчас по  этим  свежим
следам, смутило и взволновало ее.
   - Мисс Марион Уэд была здесь! - воскликнула  она.  -  Последнее  время  я
часто видела в лесу эти следы, а два раза встретила и ее само„. Что может ее
привлекать на этой глухой тропинке? Зачем она была здесь сегодня  утром?  Не
затем ли, чтобы встретиться с ним?
   Она не успела ответить себе на этот вопрос. Едва только у  нее  вырвалось
это восклицание, как невдалеке послышался конский топот:  кто-то  скакал  по
дороге.
   Может быть, это всадник возвращался обратно?
   Нет. Это был простой деревенский парень верхом на  своей  лошаденке,  тот
самый, что проезжал здесь час назад и доставил такое разочарование красавице
Марион Уэд.
   Это был лесоруб Уилл Уэлфорд.
   - А, Бет! Это ты? - закричал он, подъехав ближе.  -  Ведь  я  только  что
видел тебя дома, в твоей избушке! Что это тебе понадобилось здесь?
   - А отец тут же вернулся, только ты уехал. Он, верно,  шел  лесом,  и  вы
разминулись.
   - Похоже, так оно и было, -  отвечал  парень,  явно  подозревая  какое-то
увиливание. - Да только ты не ответила на мой вопрос. Я спрашиваю тебя:  как
ты попала сюда, на эту дорогу?
   - Я... Ах, ты про меня спрашиваешь, Уилл?
   - Ну да. А про кого же еще, как не про тебя, Бет?
   - Отец привез из Эксбриджа письмо для мастера Голтспера. Он очень устал с
дороги, а так как ты угнал его лошадь, он и послал меня в Каменную Балку.
   - В Каменную Балку! Да разве эта дорога ведет в Каменную  Балку?  До  нее
отсюда по меньшей мере полмили.
   - А я сначала пошла туда. Мастера Голтспера не было  дома,  а  его  немой
слуга показал мне знаками, что он поехал в эту сторону и скоро вернется. Вот
я и пошла ему навстречу. Отец сказал, что письмо очень важное, и  велел  тут
же передать в руки мастеру Голтсперу.
   - Так ты его видела, Голтспера?
   - Видела, Уилл. Я его встретила под старым буком.
   - Ну, и что же ты сделала?
   - Отдала письмо. Что же я еще могла сделать?
   - То-то же! Кто тебя знает, Бет Дэнси... Очень уж  ты  любишь  бегать  по
чужим делам, а в особенности для мастера Голтспера! Что, разве я  не  правду
говорю?
   - Я бегала по поручению отца. Как же я могла не передать письма,  раз  он
меня за этим послал...
   -  Ну  ладно,  ладно!  -  перебил  ее  ворчливый  поклонник,  по-видимому
удовлетворенный этим объяснением, которое несколько успокоило  его  ревнивые
подозрения. - А ну-ка, полезай, садись сзади!  Подушки-то  у  меня,  правда,
нет, да это тебе нипочем. Ведь это ваш мерин,  Бет,  он  тебя  знает  и  как
только почувствует хозяйку на своем крупе, так обрадуется, что станет  мягче
перины! А где же мои цветы, которые я  нарвал  тебе,  чтобы  ты  воткнула  в
косы?.. Гляди-ка, вон они валяются на земле!
   - Да, правда! - промолвила Бет с притворным удивлением.  -  Должно  быть,
они упали, когда я поправляла волосы. Отец так торопил меня, что  я  кое-как
наспех заколола их гребнем. Ох, уж эти мои  волосы!  Просто  мученье!  Такие
густые, что никак не причешешь. Уж я думаю, не остричься ли мне... Ведь  вот
пуритане < Пуритане (от латинского purus - чистый) - английская  религиозная
секта, сыгравшая большую роль в английской буржуазной революции  XVII  века.
Пуритане отличались суровостью и простотою  нравов,  они  осуждали  роскошь,
легкомыслие и суетные развлечения знати.  Правительство  подвергало  пуритан
суровым преследованиям. Умеренная часть пуритан называлась  пресвитерианами,
более радикальная - индепендентами.>... Сколько их у  нас  развелось  -  все
ходят с короткими волосами. А? Как ты думаешь?
   - Нет, черт возьми, не смей этого делать! Остричь такие красивые  волосы!
Да ты только себя изуродуешь! А цветы что жалеть! Нарвем еще -  вон  сколько
их повсюду растет! А ну-ка,  влезай  поживей!  Мне  недосуг  -  надо  скорей
повидать твоего отца. Прыгай, и едем домой!
   Девушка не  очень  охотно  подчинилась  этому  требованию,  или,  вернее,
приказу, и, взобравшись на круп лошади, обхватила за пояс  своего  дружка  -
так, по крайней мере, называл себя влюбленный Уилл, внушавший  Бетси  скорее
страх, чем какие-то иные чувства.

Глава 4
КУЗИНЫ

   Очутившись за оградой парка, Марион Уэд осадила лошадь и шагом  подъехала
к родительскому дому.
   Пунцовая  краска  на  ее  щеках  сменилась  бледностью.  Даже   губы   ее
побледнели.
   Она робко оглядывалась по сторонам,  и  в  глазах  ее  мелькало  какое-то
виноватое выражение, как если бы она совершила преступление и  боялась,  что
его откроют. Но кому пришла бы в голову мысль о преступлении при взгляде  на
это прелестное личико!
   Она непринужденно сидела в седле, и ее статная фигура мягко  покачивалась
на спине иноходца, медленно поднимавшегося в гору по аллее парка.
   Сокол сидел у нее на запястье, но перчатка уже не защищала руки, и острые
когти, вцепившиеся в нежную кожу, разодрали ее в кровь. Тонкая струйка крови
текла по атласной кисти и капала с кончиков пальцев.
   Она не  чувствовала  раны  и  не  замечала  крови.  Душевные  переживания
притупили  ее  чувствительность.  Всецело  поглощенная  своим   неосторожным
поступком, уже почти раскаиваясь в нем, она не замечала ничего, пока  лошадь
не остановилась под окнами дома.
   Отдав повод конюху, она легко спрыгнула на землю и тихонько направилась к
боковому входу, надеясь войти незаметно.
   У себя в комнате она могла без стеснения дать волю чувствам, бушевавшим в
ее груди.
   Но ее надежды не оправдались. Не успела она переступить порог, как чей-то
звонкий голос окликнул ее с террасы, в ту  же  минуту  хорошенькая  девушка,
почти такая же прелестная, как и она сама, выбежала ей навстречу и  пошла  с
нею рядом.
   Это была Лора, Лора Лавлейс, ее кузина, о которой она вспоминала в лесу.
   - Дай мне моего любимца! - воскликнула Лора, повернувшись к ней и  снимая
сокола с ее руки. - О Марион! - вскричала она, отшатнувшись при виде  крови.
- Что это такое? Ты ранена?
   - Да, правда! Я и не заметила. Наверно, сокол оцарапал меня когтями.  Вот
злючка! Надо подрезать ему коготки. Да ты не беспокойся, это пустяки.
   - А где же твоя перчатка, Марион? Если бы она была у тебя на руке, он  бы
тебя так не исцарапал.
   - Ах, верно, перчатка! Где же она? Дай-ка я ее поищу.
   Марион осмотрела свое платье, встряхнула шляпу - словом,  перебрала  все,
за что могла зацепиться перчатка, и ничего не нашла.
   - Должно быть, я обронила ее, - сказала она, прикидываясь удивленной. - А
может быть, она зацепилась за что-нибудь в седле?  А  если  нет,  значит,  я
потеряла ее дорогой. Ну, ничего! Куплю себе новую пару, вот и все.
   - Милая кузина, - сказала  Лора  умоляющим  тоном,  -  мне  делается  так
страшно, когда я вижу кровь! Я очень беспокоюсь, когда ты уезжаешь одна  так
далеко на соколиную охоту! Ты должна брать с собой кого-нибудь, Марион.  Или
не выезжать  за  ограду  парка.  Я  уверена,  что  за  оградой  тебе  грозит
опасность!
   - "Грозит опасность"! Ха-ха! Может быть, ты и права,  милая  Лора.  Может
быть, это-то и манит меня за ограду парка. Когда я отправляюсь  на  охоту  с
собаками или с соколом, мне тесно в этой ограде,  я  чувствую  себя,  как  в
клетке. То ли дело охотиться на просторе, глубоко в лесной чаще!
   - Но ты только подумай, Марион!  Ты  ведь  слышала  все  эти  рассказы  о
разбойниках? Это они напали на одну знатную даму и остановили ее  карету  на
Красном Холме. Дядя говорит,  что  это  правда  и  что  они  с  каждым  днем
становятся все отчаяннее, потому что  у  нас  плохие  порядки.  Ах,  кузина,
послушайся моего совета, не езди больше одна!
   - Хороший совет, дочка, хотя ты  слышишь  его  от  младшей  сестры!  И  я
надеюсь,  что  ты  последуешь  ему  и  не  заставишь  меня  подкрепить   его
приказанием.
   Высокий пожилой джентльмен со  строгим  благородным  лицом,  который  так
неожиданно вмешался в их разговор, был не кто иной, как сэр  Мармадьюк  Уэд,
отец Марион и дядя Лоры.
   - Твоя кузина говорит правду, - продолжал он, - и хорошо, что мне об этом
напомнили. Дороги сейчас небезопасны. А уж если сказать правду, даже у  себя
в доме небезопасно, потому что по всей нашей нищей, несчастной  стране  идет
разбой - и при дворе короля, и на королевских дорогах.  Поэтому  прошу  вас,
дети, не выходите  за  пределы  парка:  за  оградой  небезопасно  даже  и  с
провожатыми.
   - Правда, - подтвердила Лора. - Ведь у той леди, которую  ограбили,  было
несколько слуг. Кажется, вы так говорили, дядя?
   - Да, ее карету сопровождало шесть  человек.  Подумайте,  какая  надежная
охрана! И все до одного разбежались. Так и следовало ожидать! Откуда  же  им
быть честными и верными при таких негодных правителях! Скоро у нас в  стране
исчезнет  всякое  представление  о  чести.  У  скверного  хозяина  и   слуги
становятся скверными. Ну ничего, детки! Будем надеяться на лучшие времена. А
для того, чтобы воскресить дух доброй старой Англии, я хочу устроить для вас
праздник и пригласить всех наших друзей и соседей.
   - А что  же  это  будет  такое?  -  спросила  Лора,  которую  перспектива
праздника обрадовала, по-видимому, гораздо больше, чем ее молчаливую кузину.
   - Это будет сельский праздник.
   - Где? Здесь? В нашем парке?
   - Ну конечно, у нас в парке.
   - А кого же вы пригласите, дорогой дядя?
   - Всех окрестных соседей на десять миль  вокруг,  а  то  и  дальше,  если
захотят приехать. Я не пожалею пары лишних быков ради такого дня.
   - Но какой же день, дядя? Ведь это не Рождество, не Троицын день  и  даже
не Майский праздник!
   - А разве ты ничего не можешь припомнить, кроме праздников?  Ну,  а  если
это день рождения?
   - Ах, правда! Ведь на той неделе день рождения Уолтера! Но,  папа,  разве
он приедет домой?
   - Вот именно. Он должен приехать как раз накануне  своего  дня  рождения.
Бедный мальчик! Долго он пробыл вдали он нас, но, я надеюсь, все же  не  так
долго, чтобы его успели испортить в этой опасной школе. Так вот, мы  устроим
ему встречу по старому  обычаю,  достойную  Бэкингемшира.  А  вам,  девочки,
придется поработать и принять на  себя  заботы  по  приготовлению  к  приему
гостей.
   С этими  словами  сэр  Мармадьюк  повернулся  и  пошел  к  себе,  оставив
племянницу и дочку обсуждать эту приятную перспективу.
   После его ухода кузины стояли молча, каждая погруженная в свои мысли.
   "Ах, какой это будет счастливый день! Ведь Уолтер  уже  будет  здесь!"  -
радовалась про себя Лора.
   А Марион шептала, замирая:
   "Ах, какой это был бы счастливый день, если бы Голтспер был здесь!"

Глава 5
УОЛТЕР УЭД

   В воздухе еще чувствовалась осень, но  это  была  уже  поздняя  осень,  и
буковые леса давно оделись в багряно-желтый наряд. Кукушка уже не куковала в
роще, а ласточки собирались стаями на деревенской колокольне;  дикие  голуби
попрятались в  долинах;  перепела  сновали  там  и  сям.  Фазаны  со  своими
выводками выходили из чащи, куропатки водили  птенцов  по  сжатому  полю,  а
зяблики, воробьи и коноплянки  собирались  каждый  своей  семьей  в  летучие
отряды, готовясь к холодным, ненастным дням, когда они будут  так  нуждаться
друг в дружке, чтобы сохранить бодрость.
   Надо отдать должное этому прекрасному краю: он прекрасен и ранней весной,
и жарким летом, и еще прелестнее в октябре. Куда бы вы ни поехали, вы  нигде
не найдете таких чудесных буковых  лесов,  а  цветущие  долины,  окаймленные
мягкими холмами, недаром славятся своей красотой. Здесь нет  скалистых  гор,
редко попадаются озера, но  всюду  перед  вами  и  вокруг  вас  простираются
отлогие склоны волнистых холмов, романтические долины; взор  путешественника
беспрестанно  пленяют  вс„  новые  лесные  красоты,   и   он,   восхищенный,
останавливается и долго не сводит с них глаз.
   Так думал юный всадник, покидая окраины города  Эксбриджа  и  въезжая  на
своем рослом коне на старый мост, перекинутый через реку Колн.
   Солнце  уже  садилось  за  Чилтернскими  холмами;  их  лесистые   склоны,
пронизанные золотым сиянием, сбегали в долину, словно встречая и приветствуя
его.
   Чудесный пейзаж расстилался перед глазами всадника. Из-за гребня Красного
Холма лучи заходящего солнца, пробиваясь сквозь заросли буков, окрашивали их
блеклую желтизну в червонное золото. Там и сям дикая вишня выделялась  яркой
листвой,  светло-зеленый  дуб,  черно-зеленый  падуб  пятнами  выступали  на
склоне, а на другой стороне, глубоко  между  холмами,  долины  Элдерберна  и
Челфонта постепенно окутывались сумраком в угасающем пурпуре заката.
   Справа и слева глубокие излучины Колна прорезали изумрудную зелень лугов,
и его широкая гладкая поверхность отражала сапфировое небо; стада  упитанных
коров бродили в густой  траве  или  стояли  неподвижно  в  воде,  словно  их
поставили  туда  для  завершения   картины,   изображающей   спокойствие   и
довольство.
   Поистине это была картина, достойная кисти Ватто < Ватто Антуан  (1684  -
1721)  -  знаменитый  французский  художник.>  или  Кейпа  <  Кейп  -  семья
голландских художников XVII века, из которых наиболее известен Альберт  Кейп
(1620 - 1691) - портретист и пейзажист.> и словно созданная для того,  чтобы
вселить спокойствие и мир даже в  сердце  чужеземца.  Так,  вероятно,  думал
Уолтер Уэд, который после долгой разлуки с родным краем любовался теперь его
лесистыми холмами и долинами и узнавал знакомые  места,  где  протекало  его
детство.
   Его охватило неизъяснимое чувство радости. Поднявшись на  высокий  настил
старого моста, откуда Чилтернские холмы предстали перед ним  во  всей  своей
красе, он задержал лошадь посреди дороги, и из груди его  невольно  вырвался
восторженный возглас.
   - Милые Чилтернские холмы!  -  воскликнул  он.  -  Вы  -  словно  друзья,
простирающие ко мне объятия! Какими светлыми и  чистыми  кажетесь  вы  после
дымного Лондона! Как жаль, что я не выехал на час раньше - я  мог  бы  тогда
полюбоваться чудесным закатом с вершины Красного Холма! Ну, не беда! К  тому
времени, как я поднимусь на перевал, выйдет месяц, и это не  менее  чудесно!
Солнечный или лунный свет - все равно, только бы мне проскакать на  коне  по
нашим буковым лесам.
   "Право, я не понимаю, - продолжал он рассуждать про себя, - как это можно
любить городскую жизнь? Вот у меня ведь, кажется, были все возможности  жить
в свое удовольствие. Королева была так  добра  ко  мне,  просто  удивительно
добра! Она дважды поцеловала меня. И король тоже был доволен  моей  службой.
Только когда я пришел проститься, он ужасно рассердился на меня. А за что  -
не знаю. Я ничего такого не сделал, чтобы его прогневать... Интересно, зачем
меня вызвали домой? Отец ничего не пишет об  этом  в  письме.  Но,  наверно,
скажет, когда я приеду. Все  равно  я  так  рад  вернуться  в  милый  старый
Бэлстрод! Надеюсь, что этот неисправимый браконьер Дик Дэнси не  перестрелял
всех наших оленей. Я мечтаю поохотиться зимой,  устроить  хорошую  облаву!..
Сколько же это будет? Три года... нет, три года исполнится на Рождество, как
я поступил на королевскую службу при дворе. Я не удивлюсь, если кузина  Лора
стала за это время совсем взрослой  девушкой.  И  сестра  Марион  тоже?  Да,
Марион и тогда уже была совсем большая. Лора никогда не будет такой  рослой,
как она. Нет, у нее совсем другое  сложение.  Лора  из  тех,  кого  королева
называет "petite" < Petite (франц.) - маленькая.>. Но как  бы  то  ни  было,
все-таки она уже взрослая женщина. Ей столько же лет, сколько и  мне,  а  уж
про себя-то я, кажется, могу сказать, что я  мужчина.  Ой-ой,  как  время-то
летит!"
   И, как будто он вдруг понял, что надо  поскорей  наверстать  время,  юный
всадник ударил хлыстом коня и помчался во весь опор.
   Но хотя Уолтер Уэд и назвал себя мужчиной - правда, не так уж уверенно, -
это не совсем соответствовало действительности, и  его  заблуждение  следует
приписать вполне простительной слабости, свойственной очень  молодым  людям,
которым почему-то не терпится скорее возмужать.
   Это был юноша девятнадцати  лет,  правда  достаточно  рослый  для  своего
возраста, так что с этой точки  зрения  он  вполне  мог  сойти  за  мужчину.
Маленькие усики уже пробивались на его верхней губе. Они были светлые, как и
волосы, не рыжеватого, а скорее соломенного оттенка  -  иначе  говоря,  того
истинно саксонского "желтого" цвета, который так часто сочетается с голубыми
глазами и пленяет нас в женщинах,  ибо  сочетание  это  дает  совершеннейшие
образцы женской красоты.
   Это признавали и греки -  высшие  ценители  прекрасного,  хотя  сами  они
темноволосый народ и, следовательно, этим признанием отвергали превосходство
собственной расы.
   Морской пене кипрская богиня уподоблялась белизной своей кожи,  лазурному
небу - цветом глаз, золотистому солнцу - золотом своих  волос.  Темноволосая
Венера у древних не пользовалась большим успехом.
   Но удивительно, что голубые глаза не пленяются голубыми очами и бе