тину:
   "Связанные попарно, пленники сгонялись в Оксфорд. Король в  сопровождении
своих ближних дворян,  генералов  и  толпы  городской  черни  отправился  им
навстречу. Бесконечной вереницей тянулись  пленники  по  дороге,  окруженные
кавалерией. Среди  пленников  находились  дворяне,  солдаты,  земледельцы  и
горожане. Вся  окрестность  дрожала  от  гула  лошадиного  топота.  Пленники
местами брели по колено в грязи. Конвойные  подстегивали  их  и  гнали,  как
баранов на бойню. Многие были покрыты ранами,  все  были  страшно  измучены.
Среди этой толпы страдальцев особенно выделялась  трагическая  фигура  почти
нагого человека,  сидевшего  на  лошади,  которую  вел  на  поводу  один  из
конвойных. Несчастный не мог держаться на ногах, ему поневоле  была  оказана
эта милость, т. е. его просто бросили на спину лошади. Это  был  совсем  еще
молодой, очень красивый человек. Несмотря на  свое  состояние,  он  все-таки
старался сидеть прямо. Молодое тело было усеяно множеством зияющих  ран,  из
которых струилась алая кровь. Когда этого умирающего юношу подвели к королю,
одна старушка-горожанка крикнула: "Что, получил  свое,  негодный  изменник?!
Хорошо тебя отделали?" Юноша  окинул  старушку  укоризненным  взором,  хотел
что-то возразить, но тут же свалился с лошади и умер..."
   Таково было зрелище, которым принц Руперт  развлекал  своего  дядю  после
взятия Сиренстера. "Мягкосердечный", как его называли льстецы, король глядел
на весь этот ужас без малейшей жалости во взгляде, а  его  свита  оскорбляла
несчастных пленников разными непристойными шутками, смехом, глумленьем, в то
же время славословя и поздравляя бесчеловечных "победителей".
   Падение Сиренстера было сигналом к падению еще целого ряда  таких  важных
пунктов,  как  Тьюксбери,  Мальмсбери,  Девайзес,  занятых  прежде  войсками
парламента. Даже превосходно укрепленным замкам Седлей  и  Берклей  пришлось
сменить и гарнизон, и развевавшиеся на их сторожевых башнях флаги и знамена.
Вообще, сторонники парламента в это время были окружены со всех сторон.
   Неудивительно поэтому, что Джек-Прыгун и его  сестра  боялись  встречи  с
роялистами, или "кавалерами", как их преимущественно называли в народе.  Эти
беспутные "рыцари" не щадили даже скромных  сельских  разносчиков.  Один  из
них,  Гастингс,  сын  знатного  вельможи,  издевательствами  над  торговцами
сельскими продуктами заслужил себе прозвище "Грабителя разносчиков".  Пример
подавал сам принц-грабитель Руперт. Где  он  находился  со  своим  блестящим
сбродом, там каждый мирный путник рисковал быть обобранным  и  при  малейшем
сопротивлении - хладнокровно зарезанным этими разбойниками в мундирах.
   В  сущности,  опасение  Джека  и  его  сестры  быть  ограбленными   могло
показаться очень странным, так как ни на них самих, ни в корзинах  на  спине
осла не было ничего ценного. Только намек Джека на то,  что  его  деревянная
нога не прозрачна, мог послужить догадливому человеку некоторым указанием на
истинную причину тревоги Прыгуна.
   Поощряемый ласковыми словами  хозяина,  его  длинноухий  друг  подвигался
вперед с таким усердием, что Джек едва поспевал за ним  и  порой  готов  был
даже немножко поумерить пыл животного, рвавшегося попасть поскорее к яслям с
обещанным кормом. К счастью для путников, никаких подозрительных  встреч  не
произошло, и к назначенному времени они уже были у ворот Бристоля.
   Бристоль в те дни был  очень  укрепленным  городом,  окруженным  крепкими
стенами и мощными старинными бастионами,  только  что  отремонтированными  и
оборудованными. Ворота были заперты, подъемный мост  был  поднят,  и  стража
была наготове. Короткий зимний  день  давно  кончился,  и  стало  совершенно
темно. Местность перед воротами освещалась чем-то  вроде  маленького  маяка,
устроенного на воротах, что давало возможность часовым  ясно  видеть  каждую
приближающуюся фигуру.
   Когда наши путники вместе со  своим  ослом  подошли  к  воротам,  часовой
окинул всех троих пронизывающим взглядом. Сразу определив по  убогому  виду,
кто они, он крикнул дежурному  сержанту,  что  в  город  просятся  "женщина,
мужчина и осел". Наперекор обычаю, часовой упомянул сначала о женщине, а  не
о мужчине, вероятно, потому, что она прежде всего  бросилась  ему  в  глаза,
поразив его  своим  ростом.  Сверх  обыкновения  и  сержант  оставил  ошибку
часового без замечания. Молча поспешив к воротам, он  выглянул  в  окошечко,
закрытое железной створкой, и отдал приказ опустить мост.
   Этим самовольным распоряжением сержант взял  большую  ответственность  на
свои плечи, хотя  и  достаточно  широкие  и  крепкие,  чтобы  вынести  любую
тяжесть. Сержант этот был Роб Уайльд. Как нарочно, начальник  стражи  в  это
время отсутствовал, и Роб надеялся, что небольшое  превышение  власти  будет
ему прощено.
   - А, Уинни! Это ты? - вскричал он, узнав женщину.  -  Потерпи  минуточку,
пока мы опустим мост.
   И он бросился сам помогать людям опустить мост. Усталая путница терпеливо
ждала. Она готова была прождать  хоть  целый  час,  услышав  голос  любимого
человека и поняв, что скоро увидит и  его  самого.  Через  минуту  завизжали
тяжелые блоки, загремели толстые железные цепи,  и  мост  плавно  опустился,
образуя широкий проход.
   - Здравствуй, Уинни! - весело приветствовал Роб Уайльд девушку, отведя ее
в тень. - Откуда вы явились? - продолжал он, поцеловав ее в губы.
   - Из Глостера, - ответила она.
   - С товаром?
   - Нет, мы пришли сюда совсем по другому делу.
   - Так почему же ваш осел с корзинами на спине? Значит, они пустые?
   - Пока пустые, но назад надеемся отправиться с нагруженными.
   Девушке хотелось сразу сказать всю правду. Она и от  Джека  скрыла,  что,
собственно, погнало ее сюда.  Если  в  Глостере  ее  брату  было  дано  одно
поручение в Бристоль, то совершенно случайно. Джек во всем  верил  сестре  и
слушался ее. Когда она сказала, что нужно идти  в  Бристоль  и  захватить  с
собой осла с пустыми корзинами, он не  стал  долго  расспрашивать,  зачем  и
почему, а просто молча приготовился в путь в назначенное ею время. И  только
теперь он догадался, в чем дело.
   - Так, значит, вы собираетесь и назад? - продолжал Роб.
   - Разумеется. Как только покончим с делом, ради которого  пришли,  сейчас
же и пустимся обратно, - ответила девушка. - А  почему  бы  нам  не  сделать
этого?
   - Да ведь дороги теперь не прежние. На  каждом  шагу  могут  подстерегать
опасности. Если  бы  я  знал,  что  вы  идете  в  такую  даль,  я  бы  очень
беспокоился. Нет, право, вам лучше пока остаться здесь.
   Сердце девушки замерло от радости. Она несколько месяцев  уже  не  видела
своего возлюбленного. За это долгое время он превратился  в  воина,  даже  в
сержанта, и притом, как ей казалось, такого блестящего, что ни один  офицер,
ни один генерал, даже сам главнокомандующий не могли бы с ним соперничать  в
представительности.  Да  и  в  самом  деле,  при  своем   громадном   росте,
богатырской фигуре, затянутой в мундир, со  стальной  каской  на  голове,  с
широкой сержантской перевязью через плечо, в высоких сапогах со шпорами,  он
мог показаться простодушной сельской девушке каким-то сказочным принцем. Тем
более, что с детства она привыкла видеть  его  в  такой  же  грубой  простой
одежде, в какой ходила сама, часто оборванным и  грязным,  что,  однако,  не
помешало ей полюбить его.
   С тех  пор,  как  Уинифреда  узнала  о  происшедших  с  Робом  переменах,
повлекших за собой его отъезд в большой город, она не имела ни минуты покоя.
Ей казалось невероятным, чтобы он остался ей верен в новом своем  положении.
Мало ли он теперь видел красивых девушек, которые могли обольстить его? Ведь
он сам был так красив, по ее мнению, что должен был  очаровать  все  женские
сердца. Но слова "милая Уинни" и забота о ее безопасности доказывали, что он
к ней не изменил своего отношения. О том же свидетельствовали и его  честные
глаза, глядевшие на нее с прежней нежностью, и его ласковый голос. Прочь все
сомнения!
   Она сама бросилась к нему в  объятия  и  крепко  его  расцеловала.  Потом
начала было рассказывать, зачем  привела  с  собой  брата  с  Джинкемом.  Но
сержант прервал ее:
   - Об этом мы поговорим потом, когда  у  нас  будет  побольше  времени.  А
теперь скажи только, где вы думаете остановиться в городе?
   - Да там же, где останавливались раньше, когда бывали здесь, в  гостинице
под вывеской "Птичий куст".
   - Эта что за Авонским мостом?
   - Да, улицы за две от него.
   Бристоль не был для Уинифреды незнакомым городом: она не раз уже бывала в
нем с братом и ослом. Товар  на  рынках  этого  многолюдного  города  всегда
хорошо продавался и оплачивался.
   - Я бы пошел вас проводить, если бы не был сегодня дежурным  у  ворот,  -
сказал сержант. - Я не имею права ни на одну минуту покидать  своего  поста.
Если бы был на месте мой капитан, он, наверное, отпустил бы меня  на  часок.
Но, к несчастью, его нет... Кстати, Уинни, ты  знаешь  моего  капитана,  уже
видела его.
   - Разве? Где же я могла его видеть?
   - Да в Холлимиде, нынче летом.
   - Так это сэр Ричард?
   - Нет, не он, - поспешно ответил Роб, у которого  в  части  сэра  Ричарда
были сомнения, продиктованные ревностью. - Это Юстес Тревор, который вначале
подрался с этим самым сэром Ричардом, а после драки очень с ним подружился и
представил его хозяевам Холлимида. Ты ведь слыхала тогда  об  этой  истории,
Уинни?
   - Слыхала. Он долго прожил в Холлимиде, и я даже знаю, почему, -  сказала
девушка. - Там есть хорошенькая, светловолосая барышня, и  мы  ожидали,  что
она будет его невестой.
   - И будет, - с уверенностью  проговорил  Роб.  -  Лучшего  жениха  ей  не
найти... Но что мы все толкуем о других, а о себе забываем? - совсем  другим
тоном продолжал он, вновь привлекая к себе девушку. - Ты себе и  представить
не можешь, как я рад тебя видеть, моя дорогая козочка!
   Уинифреда теперь чувствовала, что это была правда.
   - Ах, злодейка судьба! - снова заговорил он, обменявшись с  нею  десятком
горячих поцелуев. - Какая досада, что нет капитана! Но  он  хотел  вернуться
непременно сегодня же. Быть может, ты подождешь меня,  если  я  приду  ночью
поболтать с тобой по душам? А если ты чересчур устала,  то  отложим  это  до
завтра.
   - Нет, я лучше прожду тебя до самой утренней зари,  милый  Роб.  Приходи,
когда можешь. Я...
   Она хотела еще что-то добавить, но в это время к молодым людям приковылял
Джек, до тех пор остававшийся в стороне.
   - Уинни, нам некогда долго задерживаться, - встревоженно сказал он. -  Ты
знаешь, дело не терпит.
   - Да, да, правда! Идем, Джек, - торопливо ответила  девушка  с  виноватым
видом.
   Сержант в недоумении перевел свой взгляд с Джека на его сестру и обратно.
Очевидно, они что-то от него скрывали, но что именно? Какой мог быть  у  них
секрет он него?
   Как ему ни хотелось узнать этот секрет, он не  решался  прямо  предложить
вопрос, который мог оказаться  неуместным,  и  очень  мучился  из-за  этого.
Уинифреда своим тонким женским чутьем угадала его мысли и шепнула ему:
   - Не думай ничего дурного, милый Роб. У  нас  есть  небольшое  дельце,  о
котором мы обещали никому не говорить, пока оно благополучно не  закончится.
Когда ты придешь в гостиницу, с ним будет покончено, и я все скажу тебе.
   - Хорошо, я верю тебе, дорогая, - сказал сразу успокоившийся Роб, еще раз
крепко целуя девушку. - Идите с миром. При первой возможности  я  прибегу  к
тебе.
   -  Ах,  как  бы  нам  не  опоздать!  -  озабоченно  ворчал  Джек,  быстро
подпрыгивая и постукивая своей деревяшкой по гулкой  городской  мостовой.  -
Помнишь, Уинни, ведь губернатор сказал - не терять ни  одной  минуты.  А  ты
столько времени проболтала со своим дружком. Я был, как на иголках... Но вот
что: не лучше ли нам пройти сразу в замок, чем еще завертывать в  гостиницу?
Как ты думаешь, а?
   - Нет, - возразила девушка, - сначала мы поставим  Джинкема  на  место  и
велим его покормить, а потом и в замок. Без  Джинкема  даже  скорее  выйдет.
Авось, не опоздаем.
   Как  всегда  Джек  сдался,  согласившись   с   доводами   своей   сестры,
рассудительность которой ставил выше своей собственной.  С  обычными  своими
прибаутками он стал погонять осла к мосту.

Глава XVI
В ГОРОДЕ И ЗАМКЕ

   Через  реку  Авон,  разделяющую  город  Бристоль  на  две  половины,  был
перекинут мост с дорогой посередине, застроенный по обеим сторонам  зданиями
и укрепленный с обоих концов башнями: таков всегда был вид мостов в  прежние
годы. Среди жилых домов и торговых помещений красовалась даже церковь  очень
оригинальной постройки и удивительно непропорциональных размеров: семидесяти
футов в длину и только двадцати одного в ширину.
   Мост этот сыграл значительную роль в политических судьбах  Бристоля,  так
как его обитатели, - "мостовики", как их называли в  отличие  от  других,  -
были все поголовно приверженцами парламента, и он, в особенности по вечерам,
являлся местом сборища единомышленников всего города.
   Так и в этот темный и холодный мартовский вечер, который мы описываем, на
одном из концов моста собралась довольно многочисленная толпа  с  намерением
потолковать о событиях дня и высказать свои предположения  насчет  будущего.
Ревностный патриотизм заставлял собравшихся пренебречь  личными  удобствами.
Тысячеголовая толпа, сжатая со  всех  сторон,  подобно  сельдям  в  бочонке,
терпеливо стояла целыми часами, лишь  бы  только  услышать  слово  правды  и
нелживого обещания.
   Я не знаю зрелища более впечатляющего, чем то, которое представляет собой
собрание свободомыслящих людей, этого моря людей, на лицах которых так  ярко
выражается природная склонность человека ко всему, что носит в себе истину и
добро и отвращение ко всему лживому и злому. Наоборот, я не  нахожу  зрелища
более жалкого, чем то сборище, среди которого проповедуется насилие. На этих
сборищах скапливаются мракобесы, враги свободы, угнетатели человечества.
   В числе собравшихся на  Авонском  мосту  было  немало  обмундированных  и
вооруженных людей, хотя и не принадлежавших ни к одному из полков регулярной
армии. Это были добровольцы, тогда еще  впервые  появившиеся  в  Англии,  на
смену насильственно набираемым "тренированным бандам". Они держали караул на
мосту под начальством молодого офицера, имя  которого  впоследствии  озарило
славой страницы летописи, а меч навсегда запомнился врагам свободы. Это  был
капитан Джон Бэрч, из торгового сословия.
   Писатели  Реставрации  покрыли  липкой  грязью  память   этого   честного
человека, с презрением называя его низкородным, погонщиком вьючных  лошадей,
выскочкой и тому подобными кличками, равно как  со  злобой  упрекают  они  и
Оливера Кромвеля в том, что он был пивоваром. Между тем Джон Бэрч  вовсе  не
был "низкородным": он происходил из  семьи  состоятельных  торговцев  и  сам
занимался торговлей, которую вел довольно  успешно.  В  то  время  вовсе  не
считалось постыдным заниматься торговлей; ею занимались  и  многие  дворяне,
несмотря на их показное презрение к "торгашам". К тому же Джон Бэрч, судя по
его  дошедшей  до  нас  обширной  корреспонденции,   обладал   и   некоторой
образованностью,   а   грамотностью   даже    превосходил    многих    своих
высокопоставленных современников, не исключая и самого  короля.  Превосходил
он многих и природным умом и редкой храбростью. Как  партизанский  вождь  он
стоит на первом месте,  и  описания  его  подвигов  в  этой  народной  войне
читаются, как самый интересный роман с приключениями.
   Будучи одним из первых и усерднейших сторонников  парламента,  Джон  Бэрч
собрал в Бристоле  многочисленный  отряд  добровольцев,  преимущественно  из
"мостовиков".  С  частью  этого  отряда  он  и  держал  на   мосту   караул,
предназначенный не столько для отражения внешних врагов, сколько внутренних,
приютившихся в стенах самого города, так как в Бристоле находилось множество
пленных роялистов. Хотя они и находились под присмотром, но  им  разрешалось
"на честное слово" разгуливать по улицам, и при первом же удобном случае они
могли нарушить это слово, что многие из них, к  своему  стыду  и  позору,  и
сделали.
   В глазах  короля  их  это  нисколько  не  роняло:  напротив,  это  только
способствовало  его  благосклонности  к  ним  и  побуждало  его  давать   им
повышения,  вплоть  до  самых  ответственных  должностей,  как  он   сделал,
например, с Вавасором.
   Измена,  не  только  терпимая,  но  и  поощряемая   бывшим   бристольским
губернатором Эссексом, находившимся теперь в берклейском замке, не была  еще
устранена; она только затаилась, готовая при первой же  возможности  поднять
свою змеиную голову. И новому губернатору, Натаниэлю Финсу, стоило  немалого
труда держать ее в страхе. К сча-стью, у него в этом был хороший помощник  в
лице Джона Бэрча. Энергичный капитан-доброволец, казалось,  был  рожден  для
этой обязанности.  Благодаря  двуличности  бывшего  губернатора  ему  дважды
самому пришлось пострадать: он был ни за что ни про что посажен Эссексом под
арест. С тех пор Бэрч сделался особенно осмотрительным и осторожным.
   И вот, обозревая свой участок, он увидел приближавшуюся  группу,  которая
не могла не поразить его: впереди ковылял  маленький  мужчина  с  деревянной
ногой, за ним шла женщина, чуть ли не вдвое выше его ростом,  а  между  ними
шагал осел, навьюченный двумя корзинами. Это были Джек-Прыгун,  Уинифреда  и
Джинкем.
   Хотя сам Бэрч был не погонщиком вьючных животных, как его называли враги,
а крупным торговцем, производившим скупку разных товаров по всей  провинции,
он все же отлично знал  все  местные  дороги  и  способы  доставки  товаров.
Поэтому с первого же взгляда догадался, что  это  идут  разносчики,  простые
сельчане. Мост был достаточно хорошо освещен фонарями и огнями от домов,  и,
когда путники приблизились, капитан мог ясно рассмотреть их  лица.  По  этим
лицам наблюдательный Бэрч понял, что это  люди  бывалые.  Если  они  шли  из
Глостера или хотя бы из  Берклея,  то  могли  подхватить  дорогой  кое-какие
важные новости, которые не мешало бы узнать от них. Рассуждая таким образом,
Бэрч вышел на середину дороги и остановил разносчиков вопросом:
   - Откуда идете, почтенные люди?
   - Из Глостера, ваша честь, - ответил Джек.
   - А по какому делу вы пришли в Бристоль?
   - По своему обычному. Как вы видите, мы разносчики.
   - Да, но корзины ваши, кажется,  пусты,  -  сказал  капитан,  заглянув  в
корзины. - Почему это?
   Вопрос этот смутил было Джека,  но  сестра  поспешила  спасти  положение,
ответив своим громким и ясным голосом:
   - Мы пришли купить здесь кое-что для Глостера и  других  мест,  подальше.
Мы, собственно, из Динского Леса. В Глостере всего не достанешь, что  бывает
нужно в нашей стороне.
   - Ах, вы из Динского Леса! -  подхватил  капитан.  -  А  когда  вы  вышли
оттуда?
   - С неделю тому назад, ваша честь, - снова подал голос Джек.
   - Да,  оттуда  не  близко,  -  заметил  Бэрч,  покосившись  на  деревяшку
разносчика. - Наверное, вам попадалось немало народа по пути, особенно между
Глостером и нашим городом. Не можете ли вы, добрые люди, сказать мне...
   Капитан круто оборвал свою речь, заметив, что вокруг начинают  собираться
любопытные. Он хотел продолжать свои расспросы, отведя путников  в  сторону,
но вдруг увидел, как к женщине подошел мужчина исполинского роста  с  мощной
фигурой, в форме кавалерийского сержанта  и  по-дружески  заговорил  с  этой
женщиной.
   - А, сержант Уайльд! - воскликнул офицер-доброволец.  -  По-видимому,  вы
знаете этих людей?
   - Как мне не знать их, капитан,  когда  мы  родились  и  вместе  росли  в
Дин-Форесте! - воскликнул бравый сержант.
   - Ну и отлично, - заметил вполне успокоенный капитан, и дал  своим  людям
знак пропустить путников через мост.
   Обменявшись  еще  несколькими  словами  с  капитаном,  Роб  обернулся   к
Уинифреде и схватил ее за р