дителем", - принц произнес
это слово с особенной иронией, - взять его под арест и вести сюда.
   - Это уже сделано, ваше высочество.
   - Как?.. Разве он уже арестован?
   - Нет, ваше высочество, прошу простить мне, если я выразился недостаточно
ясно. Я хотел сказать, что отряд для задержания этого  "родителя"  мною  уже
отправлен без распоряжения вашего высочества. Я видел, что дело  спешное,  и
боялся упустить время, а потому и распорядился...
   - Отлично, полковник. Благодарю вас.
   - Рад стараться, ваше высочество. Но я должен доложить вашему  высочеству
еще об одном обстоятельстве. Я заметил,  что  верховой,  похожий  на  грума,
насколько можно судить в отдалении, сначала отъезжал шагом  от  того  места,
где происходила охота, потом, очутившись за линией сосен с  правой  стороны,
вдруг понесся  во  всю  прыть.  Я  догадался,  что  это  может  быть  гонец,
отправленный навстречу кое-кому, чтобы сообщить о нашем прибытии...
   - О, так это меняет весь наш план! - перебил принц.
   - Ничуть, ваше высочество, - возразил Ленсфорд. - Так как гонец  вынужден
ехать задами, пока не достигнет Дрейбрука, откуда уже прямой путь в Глостер,
наш отряд настигнет его в пути и также захватит в плен.  Хозяина  со  слугой
вместе и доставят сюда.
   - Ах, какой вы блестящий стратег, мой милый полковник! - похвалил  Руперт
своего соумышленника, хлопая  его  по  плечу  рукой,  обтянутой  белоснежной
замшевой перчаткой. - Если нас и постигнет неудача, то уже не по вашей вине.
   - Глубоко тронут милостивыми  словами  вашего  высочества,  -  ответил  с
низким поклоном Ленсфорд. - Но  я  надеюсь,  неудачи  не  будет.  Во  всяком
случае,  гонца  перехватят,  и  мы  узнаем  от  него  что-нибудь  важное.  Я
распорядился, в случае его нежелания отвечать  на  вопросы  нашего  офицера,
доставить его под конвоем ко мне. Здесь мы сами  подвергнем  упрямца  такому
допросу, что он выложит все, что нам нужно знать, и даже то, чего не  нужно,
- позволил себе пошутить  Ленсфорд.  -  Полагаю,  ваше  высочество  намерены
переночевать здесь? - спросил он с плохо скрываемым любопытством,  продолжая
преследовать свою цель относительно "пикантной брюнетки".
   - Да, полковник, и даже не только одну эту ночь, а  несколько,  если  это
понадобится для... достижения моей цели, - с улыбкой ответил принц.
   -  Достаточно  будет  и  одной,  если  ваше  высочество   не   откажетесь
последовать моему  искреннему  совету.  Скромностью  и  деликатностью  здесь
ничего  нельзя  будет  достигнуть;  это  можно  сделать  лишь  смелостью,  а
победителю надлежит быть смелым всегда и везде.
   Ленсфорд знал, что его совет будет выслушан благосклонно. Едва ли  бы  он
решился дать такой совет человеку с большей нравственной устойчивостью,  чем
принц Руперт.
   - Конечно, - подхватил  принц,  -  это  будет  самым  верным  способом  -
действовать внезапно.  Совершенно  согласен  с  вами,  полковник.  А  теперь
вернитесь к  отряду  и  распорядитесь  насчет  квартир.  Позаботьтесь  также
расставить стражу вокруг дома и пикеты вокруг всего  имения.  Хотя  Монмаутс
снова в наших руках, но надо быть как можно осторожнее. Мало  ли  что  может
случиться неожиданного и непредвиденного? Когда вы все  устроите,  приходите
ко мне, и мы с вами еще потолкуем.

Глава XXIX
В ПЛЕНУ

   Сестры Поуэль поднялись наверх в свои комнаты. Им нужно было  переодеться
к обеду. Однако, когда явилась вызванная ими горничная, Гуензсиана, ни  одна
их молодых хозяек не выразила никакого желания переодеваться.
   Усевшись перед своим письменным столом, Сабрина достала бумагу, обмакнула
гусиное перо в чернила  и  принялась  с  лихорадочной  торопливостью  что-то
писать. Когда письмо было готово, она  особенным  способом  сложила  его  и,
обратившись к горничной, сказала:
   - Вот что, милая Гуензс, пойди к задней калитке и дождись там  разносчицу
Уинифреду. Она должна скоро прийти. Как только она придет, приведи  ее  сюда
ко мне. Сделай  все  это  как  можно  незаметнее,  чтобы  никто  не  обратил
внимания. Поняла?
   Горничная утвердительно кивнула головой и уже  хотела  уйти,  но  Сабрина
остановила ее и сделала еще одно распоряжение.
   - Вот что, Гуензс, сначала ступай на кухню и скажи повару, чтобы обед был
спущен только тогда, когда Уинифреда  уже  уйдет  отсюда,  если  вообще  она
придет. Во всяком случае, на стол без моих дальнейших распоряжений ничего не
подавать.
   - Неужели нам и в самом деле придется обедать с ним? - с ужасом  спросила
Вега, когда горничная, наконец, ушла. - Нельзя ли этого избежать, Саб?
   - Никак нельзя, дорогая Вегочка, - спокойно отвечала старшая сестра. -  Я
уже пригласила принца отобедать вместе с нами и отказаться теперь  от  этого
будет с нашей  стороны  грубым  оскорблением.  Надеюсь,  ты  это  понимаешь,
Вегочка?
   - Ах, я бы скорее села за стол с самим Вельзевулом, чем с этим вульгарным
принцем! Ты и представить себе не можешь, Саб, какой он противный!
   - Вижу сама. Я уже знала  о  нем  по  рассказам  Ричарда.  Но  мы  должны
выдержать его общество и всячески стараться занять его  и  офицеров.  Думаю,
пока еще они не позволят себе никакой вольности по отношению к  нам.  Только
бы поддержать их в хорошем расположении духа несколько  часов...  собственно
говоря, мне нужно всего двенадцать часов, и  тогда  мы  будем  избавлены  от
всякой опасности.
   - Почему же именно двенадцать, Саб? - полюбопытствовала Вега.
   - Вот прочти это и узнаешь.
   Сабрина показала сестре только что написанную ею записку, и,  когда  Вега
пробежала глазами набросанные на бумаге строки, спросила:
   - Теперь поняла?
   - Поняла. Но с кем ты хочешь послать эту записку?
   - С Уинифредой. Для этого я и послала за нею Гуензс.
   - Что ж ты не догадалась послать это с Рексом? Уж кстати было бы. К  тому
же он на лошади гораздо скорее доставил бы ее.
   - Его могут остановить, Вегочка. Я имела это в виду. Уинни пешком  скорее
проскользнет, чем Рекс на лошади, а бежать она может с не меньшей скоростью,
чем лошадь. Ей знакомы все тропинки и лазейки во всем Дин-Форесте,  и  лучше
ее  никто  не  умеет  исполнять  подобные  поручения.  К  несчастью,   может
случиться, что ее нет дома, что она ушла куда-нибудь далеко. Жаль, что мы не
знали сегодня поутру, когда она была у нас, того, что случится вечером.
   - Да вот, кажется, она уже  и  идет!  -  воскликнула  Вега,  тонкий  слух
которой уловил вдруг раздавшиеся на лестнице шаги  -  одни  полегче,  другие
потяжелее. - Да, да, это, наверное, она вместе с Гуензс.
   Действительно, немного спустя отворилась дверь, и на пороге появились две
женские фигуры - горничной и за ней разносчицы.
   - Иди сюда, милая Уинни, - позвала Сабрина разносчицу в  комнату.  -  Как
хорошо, что ты так скоро пришла.
   - Я пришла бы и раньше, мисс Сабрина, но никак не могла пробраться  сюда:
весь Холлимид занят стражей. Увидели и не  пропускают  в  усадьбу.  Долго  я
думала, как бы мне пробраться к вам. Наконец мне пришло  в  голову  сказать,
что я здешняя прачка и иду за бельем...
   - Отлично придумала! - одобрила Вега. - Ну и пропустили?
   - Не хотели пропустить и после этого. Но тут явился на  выручку  один  из
офицеров и велел пропустить меня. Вы знаете этого офицера...
   - Кто же это такой? - полюбопытствовали обе сестры.
   - А это тот самый капитан Тревор, который бывал здесь года два назад.
   - А! Странно, что он так хорошо обошелся  с  тобой,  Уинни,  -  задумчиво
проговорила Сабрина. - Мы были уверены, что он сердится на нас и не  захочет
упустить  случая  доставить  нам  неприятность.  Ну,  тем  лучше,  если   мы
ошибались... Но вот что, милая Уинни. Я хочу просить тебя об  одной  услуге.
Только не знаю, возьмешься ли ты...
   - А почему вы думаете, что я не возьмусь, мисс Сабрина?
   - Потому что поручение, которое я хочу дать тебе, довольно опасное.
   - А разве я боялась какой-нибудь опасности? Что вы, мисс Сабрина, Господь
с вами! Говорите  прямо,  в  чем  дело,  и  я  исполню  все,  что  смогу,  в
особенности для вас.
   - Спасибо, милая Уинни. Вот в чем дело. Нужно бы немедленно доставить вот
это.
   И Сабрина показала разносчице свернутый в трубочку листок бумаги. Опытная
в таких делах разносчица сразу поняла, что  это  было  письмо,  и  поспешила
сказать:
   - Хорошо, мисс Сабрина, позвольте мне эту штуку, я доставлю  ее,  куда  и
кому будет нужно, и никому не найти ее у меня, если бы меня и остановили  на
дороге.
   Она взяла у Сабрины бумажную трубочку и так искусно вплела  ее  в  густые
пряди своих волос и потом так умело скрепила эти  пряди,  что  только  тогда
можно было бы постороннему человеку отыскать бумажку, если распустить все ее
косы. Она даже не спросила, кому доставить  письмо  в  Глостере,  зная,  что
адресатом может быть  только  сэр  Ричард  Уольвейн,  которому  не  раз  уже
доставляла письма, написанные той же рукой.
   - Ну, я отправляюсь, мисс Сабрина,  -  заявила  она,  поклонившись  обеим
сестрам.
   - Когда ты думаешь попасть в Глостер? - осведомилась Сабрина.
   - С Джеком и ослом мы ходим четыре часа, а одна я хожу скорее, потому что
тогда не слишком выбираю  дорогу  и  пробираюсь  глухими  местами.  Надеюсь,
пробегу не более, чем за три часа, а может быть, и меньше.
   - Теперь десять минут седьмого, - сказала Сабрина, взглянув  на  часы.  -
Значит, ты будешь там около девяти или немного позднее?
   - Да, если меня нигде не остановят и не задержат.
   - Ну, авось, Бог милостив... Постой, мне надо сказать тебе  еще  словечко
на ушко. Подойди поближе и нагнись.
   Сабрина была не из маленьких, но форестерская  разносчица  была  выше  ее
почти на голову. Когда она нагнулась, Сабрина  шепнула  ей  несколько  слов,
вызвавших на строгом лице разносчицы нечто вроде веселой улыбки.
   - Хорошо, мисс Сабрина, - сказала она, отступая к двери. - А теперь пусть
Гуензс даст мне побольше  белья,  чтобы  видели,  что  я  недаром  назвалась
прачкой.
   Забрав большой узел белья, форестерка положила  его  себе  на  голову  и,
гордо подбоченившись, вышла из дома.  Сестры,  оставшись  наедине,  тревожно
переглянулись.  Теперь,  когда  их  возбуждение  немного  улеглось,  молодых
девушек охватило отчаяние: что, если Уинифреда будет остановлена караулом  и
подвергнута обыску? Письмо, несмотря на все предосторожности, все-таки может
быть  найдено  у  нее  в   волосах,   и   тогда   девушки   окажутся   очень
скомпрометированными. В письме были ясные указания, и если они не  достигнут
своего назначения, можно было ожидать всего самого дурного.
   Прошло с четверть часа в томительном ожидании. Обе, бледные, как  смерть,
сестры  сидели  в  глубоком  раздумье.  С  тревожно  бьющимся  сердцем   они
напряженно прислушивались к малейшему звуку, раздававшемуся в доме и  вокруг
него. Наконец по лестнице снова послышались  легкие  шаги  Гуензс,  и  через
несколько  секунд  она  с  сияющим  от  радости  лицом  вошла  в  комнату  и
воскликнула:
   - Слава Богу, Уинни благополучно выбралась из усадьбы!
   - Ты это верно знаешь? - осведомились сестры.
   - Верно, верно! Ведь я провожала ее до самой наружной калитки.
   - Неужели ее везде так и пропустили без остановок л вопросов?
   - Какое без остановок!  -  засмеялась  Гуензс.  -  Здесь  же,  у  черного
крыльца, караульные не хотели выпустить ее, как  мы  обе  ни  спорили  и  ни
доказывали, что если прачка спешит домой с бельем, которое дано ей вымыть  к
сроку, то ее нельзя задерживать. Пусть посмотрят, что  в  узле  ничего  нет,
кроме белья. Но куда тебе: и слышать ничего не хотят! Совсем было  задержали
нашу Уинни и хотели куда-то отправить, да на счастье опять  подошел  капитан
Тревор и, когда узнал, в чем дело,  велел  пропустить  "прачку"  без  всяких
препятствий; даже позволил мне проводить ее до задней калитки и  отправил  с
нами солдата, чтобы  передать  наружному  караулу  его  распоряжение  насчет
дальнейшего пропуска прачки.  Дай  Бог  ему  всего  хорошего!  Славный  этот
капитан. Жаль только, что он не из наших...
   - Ну, это, пожалуй, и лучше для нас, - заметила Сабрина.  -  А  по  какой
дороге она пошла?
   - Побежала прямо через лес. Белье оставила в дальней  сторожке;  там  оно
будет цело. Не тащить же его с собой всю дорогу?
   -  Само  собой  разумеется...  Ну,  Бог  даст,   теперь   все   обойдется
благополучно. Самое главное было выбраться отсюда, а в  своем  родном  лесу,
где ей знаком каждый кустик, каждая самая глухая тропинка, она никому в руки
не дастся.
   Успокоившись насчет своей вестницы, сестры занялись обдумыванием  другого
вопроса, также очень существенного: как успеть в короткий  срок  приготовить
приличный обед для таких важных гостей,  какими  были  принц  Руперт  с  его
приближенными  офицерами?   Относительно   солдат   нечего   было   особенно
заботиться: Сабрина  уже  распорядилась  выдать  им  достаточное  количество
провизии и пару бочек пива; готовить же себе еду они взялись сами,  попросив
только разрешения разложить в удобном месте костры.  Но  для  принца  и  его
спутников нужно было иное. Нельзя же накормить таких избалованных господ чем
попало. А затем надо было придумать, как и  чем  занять  гостей,  чтобы  они
остались довольны? Трудно было молодым хозяйкам, не привыкшим к такого  рода
сложностям, решать  эти  вопросы.  Пришлось  позвать  повара.  После  долгих
обсуждений и споров было решено, что обед должен быть отложен часа на два, а
за это время повар брался состряпать такое, что "хоть всех  королей  собирай
со всего света, так и те остались бы довольны"!
   Наконец, все необходимое было улажено, и молодые хозяйки могли приступить
к своему туалету для предстоящего вечера. Им  хотелось  бы  просто  заменить
свои амазонки обыкновенным домашним платьем, но этого не  допускали  правила
приличия. Нужно было почтить гостей и своими нарядами.  А  наряжаться  обеим
сестрам совсем не хотелось. Во-первых, они вовсе не стремились казаться  еще
лучше в глазах этих "противных повес", как  охарактеризовала  Вега  незваных
гостей, а, во-вторых, им было неприятно наряжаться  еще  и  потому,  что  на
сердце у них  была  тяжесть  при  мысли  об  отце.  Что  будет,  если  Рексу
почему-либо не удастся остановить его в пути, и  он  попадет  в  руки  своих
заклятых врагов, роялистов? Об этом страшно было и подумать. Но как  бы  там
ни было, а одеться  было  необходимо.  Перебрав  все  свои  наряды,  сестры,
наконец, остановились на самых скромных,  но  вполне  приличных  для  приема
любого  гостя,  не  только  не  подчеркивающих,   но,   скорее,   затеняющих
естественную красоту обеих девушек. Сабрина выбрала более  темные  цвета,  а
Вега на этот раз надела серое платье вместо белого или голубого.
   - А знаешь, Вегочка, - заговорила Сабрина, когда наряды уже были выбраны,
но перед тем, как их надеть, нужно было еще  поправить  прическу,  и  сестры
уселись каждая перед своим туалетным  столиком,  -  ведь  Реджинальд  Тревор
очень переменился. Я недавно говорила с  ним  и  была  поражена:  он  словно
переродился за то время, пока мы с ним не встречались.
   - Разве? - удивилась Вега. - Что же могло так  подействовать  на  него?..
Должно быть, тебе только показалось, что он  изменился.  Если  бы  это  было
верно, он едва ли бы остался в свите этого надутого павлина Руперта.
   - Мало ли какие соображения могут удерживать его до поры  до  времени!  А
что он стал совершенно другим, чем был  раньше,  -  это  верно.  В  нем  уже
незаметно ни прежнего бахвальства, ни самодовольства, ни...
   - Одним словом,  -  иронически  перебила  сестру  Вега,  -  по  какому-то
волшебству, все его прежние качества исчезли и изменились!.. Напрасно, стало
быть, ты, мудрая Саб, боялась, как бы я не увлеклась им... помнишь, когда он
только познакомился было с нами, а ты уж  по  уши  была  влюблена  в  своего
Ричарда?
   - Ах, Вегочка! Мало ли что было! Я никогда не считала  себя  "мудрой",  а
всегда понимала,  что  могу  ошибиться,  как  и  всякий  другой  человек,  в
особенности молодой. Это ты меня так прозвала и, конечно, тоже в насмешку.
   Вега молча расчесывала свои длинные  золотистые  волосы;  целым  каскадом
окатившие ее белоснежные плечи, думая о том,  что,  быть  может,  Реджинальд
Тревор и в самом деле изменился. Быть может, он  искренне  любит  ее,  и  ее
отказ произвел в нем  коренной  переворот.  Она  слышала,  что  так  бывает.
Вероятно, он понял, что таким, каким он был, его не может полюбить  ни  одна
порядочная девушка. Ну и отлично, тем лучше для него,  но  ей,  самой  Веге,
разве это не все равно? Его доброе отношение  к  Уинифреде,  конечно,  стоит
признательности, в которой ему не будет отказано. А дальше - какое  ей  дело
до него? Да и Сабрина хлопочет, разумеется,  только  о  справедливости,  она
видит, что человек исправился, радуется этому и хочет,  чтобы  радовалась  и
сестра...
   -  Ах,  Боже  мой,  Вегочка!  -  раздался  вдруг  возглас  Сабрины,   уже
закончившей свой туалет и смотревшей  в  окно.  -  Пойди-ка  скорее  сюда  и
посмотри, что там делается.
   Испуганная встревоженным голосом сестры, Вега, как  была  с  распущенными
волнами волос, так и бросилась к окну и выглянула во двор. В ворота въезжало
трое всадников, в середине ехал кто-то в черной одежде гражданского  покроя,
а с двух сторон его -  по  солдату  в  вышитых  золотыми  шнурками  мундирах
багряного цвета.
   - Это Рекс! Его взяли  в  плен!  -  продолжала  Сабрина,  вглядевшись.  -
Попался-таки... Вот несчастье-то!
   - Да, Саб,  это  действительно  он,  -  подтвердила  Вега.  -  Ах,  какая
неудача!.. Теперь одна надежда на то, что  отец  не  успел  еще  выехать  из
Глостера.
   Но и эта надежда оказалась напрасной. Едва успела Вега выразить ее, как в
аллее, по ту сторону двора, появилось еще  несколько  багряных  всадников  с
человеком посредине, тоже в темной одежде. По-видимому, это тоже был  конвой
с каким-нибудь пленником.
   - О, Саб, да ведь это наш отец! - вскричала  Вега,  отскочив  от  окна  и
бросаясь  на  шею  сестры.  Крепко  обхватив  друг  друга,   сестры   громко
разрыдались.
   Над Холлимидом спустилась ночь. Сама  по  себе  очень  темная,  эта  ночь
освещалась множеством больших и малых огней, горевших вокруг дома  и  в  нем
самом. Октябрь шел к концу, и становилось свежо, поэтому в доме топились все
камины. Повсюду, на столах и стенах, пылало пламя толстых  восковых  свечей.
Горели и спускавшиеся с потолка фигурные бронзовые канделябры.
   Во дворе были разложены костры, вокруг которых,  в  самых  непринужденных
позах, расположились солдаты принца.  Все  они  сытно  и  вкусно  поужинали,
получили по  хорошей  порции  вина  и  пива,  так  что  находились  в  самом
прекрасном настроении. Их веселый и шумный гомон далеко разносился по  тихим
окрестностям.
   Не менее весело, хотя и не так шумно, было и в  парадной  столовой  дома.
Там,  за  богато  убранным  столом,  уставленным  всякого  рода   прекрасной
старинной фарфоровой посудой, бутылками  с  дорогими  винами  и  серебряными
кубками, восседали непрошеные гости. Самого хозяина дома здесь не  было.  Он
находился в одной из соседних комнат, перед запертыми дверями которой стояла
стража.
   Дочери его все еще оставались наверху. Они видели в  окно,  как  их  отца
провели  под  конвоем,  точно  какого-нибудь  злодея,  пойманного  на  месте
преступления. Это зрелище наполнило их негодованием  и  ужасом.  Еще  больше
сжалось у них сердце, когда они узнали, что не только не  будут  допущены  к
отцу, но даже к дверям его комнаты, через которые они могли бы  перекинуться
с ним несколькими словами. Эта бесчеловечность со стороны роялистов  глубоко
потрясла молодых девушек. Очевидно, взятие в плен  их  отца  сулило  впереди
новые беды.
   Несчастные девушки страшились даже подумать о  будущем.  Они  могли  лишь
дрожать, плакать, молиться и со страхом прислушиваться к шагам поднимавшихся
по лестнице к ним людей. Хотя дверь в их комнату не была заперта