опинкам  Фореста,
должен был пережидать промежутки между молниями, чтобы не сбиться в сторону,
не быть сброшенным в пропасть или со всего размаха не удариться о дерево.
   Разумеется, в такую погоду ни один разумный человек не решался  пуститься
в путь без крайней надобности.
   Такая нужда постигла, должно быть, четырех всадников,  остановившихся  на
расстоянии одной мили от Хай-Мидоу-Хауза, на кольвордской дороге.  Очевидно,
эти люди стали под дерево не для того, чтобы укрыться от  проливного  дождя,
потому что потоки воды легко  проникали  сквозь  нависшие  над  их  головами
ветви, и сами они были уже промочены насквозь до нитки.  Скорее  всего,  они
скрывались тут от чужих глаз,  которые  случайно  могли  заметить  их  в  те
мгновения, когда яркая молния рассекала  и  густой  мрак,  и  завесу  дождя,
освещая все вокруг. Всадники выбрали это место  с  тем  расчетом,  чтобы  им
можно было видеть большую часть дороги, а самим остаться незамеченными.  При
ослепительных вспышках молний нетрудно было рассмотреть, что все  четверо  -
люди военные: офицер и трое  рядовых,  из  которых  один  держал  сигнальный
рожок. Это был дозорный пикет, посланный наблюдать за дорогой, и  в  случае,
если на ней будет замечено какое-либо движение, дать знать кому следует.
   На небольшом расстоянии от этого пикета,  в  глубине  леса,  на  обширной
поляне, также не обращая внимания на  дождь,  бурю  и  грозу,  расположилось
войско Массея. Всадники и лошади вели себя тихо, как призраки. Лишь  изредка
слышалось сказанное шепотом слово, раздавался лязг оружия или металлического
лошадиного убора. Фыркнет и рванется лошадь, когда молния сверкнет ей  прямо
в глаза, но, сдержанная сильной рукой, снова замрет.
   В самый разгар непогоды из ворот Монмаутса тоже выступил отряд конницы  и
направился к мосту через реку Вайю,  а  затем,  переправившись  через  него,
начал  подниматься  к  Каймин-Хиллу,  где  находился  Бекстон.  Этот  отряд,
по-видимому, разведочный, состоял из сорока человек  под  командой  старшего
офицера и корнета. Когда молния озаряла флаг, который нес на древке  корнет,
на нем можно было  видеть  изображение  золотой  королевской  короны;  да  и
некоторые особенности мундиров свидетельствовали о принадлежности  отряда  к
королевской армии.
   Перевалив через Каймин-Хилл, отряд направился к Хай-Мидоу-Хаузу. С  какой
целью совершалась эта экспедиция - было известно только командиру отряда.  А
цель эта  была  следующей.  Монмаутский  губернатор,  получив  донесение  об
оставлении неприятельским войском своей штаб-квартиры, нашел  нужным  занять
этот важный пункт, который  мог  послужить  базой  для  дальнейших  операций
роялистов.
   В стороне от  этого  отряда,  лесом,  быстро  скользила  между  деревьями
высокая фигура, которую можно было принять за мужскую, тем  более,  что  она
была закутана в плащ с капюшоном, надвинутым  на  голову.  Однако  некоторая
мягкость, округленность в очертаниях этой фигуры изобличали в  ней  женскую.
Это была Уинифреда.
   Добравшись до сторожевого пикета, девушка притаилась. При первой же новой
вспышке молнии она убедилась, что перед  нею  те  самые  люди,  которых  она
искала: сэр Ричард, сержант Уайльд, трубач Губерт и еще один конный рядовой,
тоже знакомый ей. Проскользнув мимо сэра Ричарда, она шепнула ему:
   - Сорок человек конных из Монмаутса идут в Хай-Мидоу-Хауз.
   И тут же снова скрылась в буре и дожде.
   - Роб, - обратился полковник Уольвейн к  своему  сержанту,  -  поезжай  и
передай капитану Харлею, чтобы он как можно скорее отвел свои отряды  назад.
Дело сейчас начнется.
   Буря со свистом и воем ломала деревья; грохотали продолжительные  раскаты
грома; из низко нависшего черного  неба  лил  дождь  еще  усиленнее;  но  на
западной части небосклона, откуда явилась гроза, начинало яснеть; можно было
ожидать, что вскоре разъяренная стихия утихнет, истощив свои силы.
   Республиканские  войска  под  предводительством  самого  Массея  и   сэра
Ричарда, разделившись на четыре части, бесшумно двинулись обратно к  недавно
оставленной  квартире.  Предводители  не  спешили.  Им  было  важно  застать
неприятельский отряд уже на месте, уверенным в полной безопасности.
   Обрадованные  прекрасным  убежищем,  открывшимся  им  в  Хай-Мидоу-Хаузе,
роялисты  расположились  там  по-домашнему,  обсушились  у  разведенных  ими
костров и принялись угощаться всем тем, что было  оставлено  республиканским
войском, якобы выступившим назад в Глостер.
   Но радость монмаутцев  была  непродолжительной.  Не  успели  они  утолить
первый голод и осушить первый кубок, как в пиршественный зал Хай-Мидоу-Хауза
вошли два полковника в форме республиканских  войск.  Один  из  них  твердым
голосом сказал пировавшим в зале роялистам:
   -  Сдавайтесь,  господа.  Мы  вас  окружили  со   всех   сторон.   Всякое
сопротивление с вашей стороны  бесполезно.  Нас  по  пятидесяти  человек  на
каждого из вас. Если вы дорожите своей жизнью, тотчас же сдавайтесь.
   Это был сам Массей.
   Ошеломленные роялисты застыли на своих местах, кто с куском во рту, кто с
кубком в руке. Случилось то, чего они никак  не  ожидали:  они  оказались  в
ловушке, из которой не было никакого выхода. Одно мгновение им казалось, что
они подверглись странной галлюцинации, но появление в дверях  и  у  открытых
окон множества вооруженных людей подтвердило, что они имеют дело  с  грозной
действительностью, а не с мимолетным видением.  Поняв  безвыходность  своего
положения, все молча сдались, кроме корнета. Он успел выскочить  из  залы  в
темный внутренний коридор и оттуда благополучно выбраться во  двор.  Искусно
лавируя между надворными постройками, тень которых не освещалась догоравшими
кострами, он прошмыгнул в сад и, отыскав там лазейку, проник  через  нее  на
пустырь, а через него - и в лес.  Таким  образом,  из  всего  отряда  спасся
только он, к утру вернувшись в Монмаутс. Бегству  его  способствовало  и  то
обстоятельство,  что  он  бывал  в  Хай-Мидоу-Хаузе  в  качестве   знакомого
владельца этого имения и хорошо знал расположение дома.
   Между тем в доме, после того, как монмаутцы были  пленены  и  уведены  из
зала, один из парламентских полковников подошел к командовавшему монмаутским
отрядом, оставшемуся в зале на свободе, и сердечно сказал ему:
   - Очень рад снова видеть вас в нашей дружеской среде, Кэйрль.
   - А я еще того более  рад,  что  мне  посчастливилось  вернуться  к  вам,
Уольвейн, - отвечал Кэйрль, горячо  пожимая  протянутую  ему  руку.  -  Богу
известно, как мне опротивел этот Руперт с его разнузданными шайками!..
   Час спустя отряд конницы двинулся обратно из Хай-Мидоу-Хауза в  Монмаутс.
Буря за это время уже успела стихнуть; раскаты грома становились все реже  и
отдаленнее; дождь ослабевал;  природа  успокаивалась;  только  темнота  ночи
оставалась  прежней.  Отряд  спускался  по  скользким  горным  тропинкам   с
особенной осторожностью, чуть не ощупью. Двигались медленно, как автоматы, и
в полном молчании. Во главе отряда ехал полковник Кэйрль, а рядом  с  ним  -
знаменосец, одетый в форму роялистов и державший  тот  самый  флаг,  который
раньше находился у сбежавшего корнета.
   Среди отряда шли пленные и, судя по  их  мундирам  и  оружию,  те  самые,
которые составляли монмаутский  разведочный  отряд,  захваченный  Массеем  в
Хай-Мидоу-Хаузе. Но на самом деле это были вовсе не пленники, и  только  то,
что было на них надето, принадлежало настоящим пленникам, сами же  они  были
из числа форестерцев, находившихся под командой сэра Ричарда Уольвейна.
   В арьергарде следовал сам сэр Ричард со своим новым помощником, капитаном
Харлеем, заменившим Юстеса Тревора. За ними ехали сержант  Уайльд  и  трубач
Губерт. И эти четверо также казались обезоруженными и  тоже  находились  под
присмотром ехавших за ними десятерых конвойных с саблями  наголо.  Временами
Кэйрль отъезжал немного в сторону,  где  это  позволяли  условия  местности,
поджидал приближения сэра Ричарда и обменивался с ним  несколькими  словами,
потом опять обгонял отряд и снова становился во главе его.
   Осторожно спустившись по извилистой дороге, по мере приближения  к  мосту
через Вию, Кэйрль скомандовал: "Эскадрон, вольно!"  Тотчас  же  после  этого
лошади были пущены веселой рысцой, а люди громко и  весело  заговорили.  Все
это было сделано для того, чтобы обмануть часовых, карауливших мост.
   К этому времени караул на мосту был усилен  вдвое  против  обыкновенного,
благодаря тому, что бежавший из Хай-Мидоу-Хауза  корнет  принес  в  крепость
известие о случившейся с его отрядом беде. Основываясь  на  этом  сообщении,
комендант крепости принял целый ряд экстренных  мер,  на  случай  возможного
нападения республиканского войска. Корнет был уверен в этом, потому  что  во
время своего бегства, прокрадываясь в темноте мимо  республиканских  солдат,
слышал, как они вполголоса переговаривались о готовящемся приступе.
   Караулу на мосту были даны самые строгие инструкции. Главное его внимание
должно было быть устремлено на дорогу в  Хай-Мидоу-Хауз.  И  вдруг  на  этой
дороге показался шумный  конный  отряд  со  что-то  весело  выкрикивающим  и
хохочущим полковником Кэйрлем во главе, то есть  возвращающийся  монмаутский
отряд, только значительно увеличенный.  Приглядевшись,  при  свете  фонарей,
караул увидел,  что  это  увеличение  объясняется  довольно  большим  числом
безоружных людей, стало быть, пленных. Очевидно,  разведочный  отряд  Кэйрля
сделал удачный набег и захватил где-нибудь поблизости неприятельский  отряд.
Значит, все напутал корнет, вернувшийся пешком,  без  оружия  и  без  своего
флага? Должно быть, он бежал, не дождавшись конца схватки и не зная поэтому,
что она окончилась в пользу его  собственного  отряда.  "Вернее  всего,  что
так", - заключил начальник караула, посылая по адресу  злополучного  корнета
не совсем лестные для этого воина замечания.
   Передняя часть  моста  была  поднята,  образуя  огромный  провал  посреди
дороги, и в этом провале грозно шумела вздувшаяся от проливного дождя река.
   - Кто идет? -  крикнул  начальник  караула,  когда  подъезжавшая  конница
оказалась близ провала.
   - Свои! - донесся веселый голос Кэйрля. - Опустите мост!
   - Для кого? - снова осведомился начальник караула.
   -  Для  полковника  Кэйрля  и  его  эскадрона!   Ведем   партию   пленных
круглоголовых, а другую партию их отправили к праотцам. Впустите нас скорее.
Мы промокли до костей, иззябли и голодны, как волки!
   - Но, полковник, - продолжал усомнившийся начальник стражи, - ведь ваш же
корнет только что принес известие, что, наоборот, вы со всем  вашим  отрядом
попались в плен к...
   - А, так он бежал сюда, негодяй! -  с  притворным  негодованием  вскричал
Кэйрль, нисколько не растерявшись. - Ах, он подлец!  А  мы  думали,  что  он
лежит где-нибудь убитый или раненый, но в  темноте  не  могли  найти  его  и
хотели послать искать на рассвете. А он  вот  что  устроил:  позорно  бежал,
бросив оружие и флаг, и в свое оправдание наплел такую ложь!.. Ну, я  с  ним
потом расправлюсь!.. Опустите мост, повторяю вам!
   Последняя молния удаляющейся грозы с  полной  ясностью  вырисовала  перед
караулом длинную линию монмаутского отряда, ехавшего попарно, а посреди него
и в арьергарде массу людей на чужих лошадях, в чужих мундирах, безоружных  и
с опущенными на грудь головами, -  очевидно,  пленных.  Сомнений  больше  не
было. К тому же самого полковника Кэйрля хорошо освещали и мостовые  фонари,
да и голос его был хорошо знаком монмаутскому гарнизону.  Ясно,  что  корнет
бессовестно солгал, чтобы оправдать свою трусость.
   - Опустить мост!  -  скомандовал  начальник  караула,  решив,  что  долее
медлить неудобно: этим он может навлечь  на  себя  крупную  неприятность  со
стороны полковника Кэйрля.
   Эскорт с мнимыми пленниками  галопом  пронесся  через  мост  и  влетел  в
городские ворота, также отворенные перед ним по сигналу с моста. Но  тут  же
произошла волшебная перемена. Выхватив  из-под  мундиров  сабли,  "пленники"
оказались во главе эскадрона и с криками: "За Бога и  парламент!"  бросились
по направлению к крепости.
   В то же время к мосту с другой стороны  вихрем  примчалась  главная  сила
полковника Массея под  его  собственным  предводительством,  перебила  часть
караула, остальную взяла в плен и с теми  же  криками:  "Бог  и  парламент!"
обрушилась на стражу у городских ворот.
   Когда на горизонте заалела утренняя заря, на  главной  башне  монмаутской
крепости уже развевался совсем другой флаг,  чем  раньше.  Славный  штандарт
Свободы сменил опороченное знамя Стюартов.

Глава XXV
БЕСЕДА ДВУХ ДРУЗЕЙ

   - Что с вами, Ричард? Чего вы  приуныли?  Это  совсем  не  идет  храброму
воину, только что взявшему целый город. Вы смотрите так, словно сами  попали
в плен.
   Так говорил полковник Роберт Кэйрль полковнику Ричарду Уольвейну.  Беседа
их происходила около двух часов пополуночи, вскоре после перехода  Монмаутса
из рук роялистов в руки  парламентариев.  Кэйрль  привел  соратника  в  свою
квартиру, очень хорошую и прекрасно обставленную. Он привык жить на  широкую
ногу, имел большое состояние и умел им пользоваться.
   Друзья сидели перед большим, богато накрытым столом  и  с  аппетитом  ели
разнообразные холодные закуски, оказавшиеся в буфете,  несмотря  на  поздний
час. За кубком хорошего старого вина они  возобновили  свои  прежние,  чисто
товарищеские отношения, которые одно время были прерваны переходом Кэйрля на
сторону роялистов, а теперь, с возвратом его к парламентариям, начали  вновь
укрепляться.
   - Да, Ричард, если бы не  вы,  Массею  так  скоро  не  удалось  бы  взять
Монмаутса, - проговорил Кэйрль, продолжая начатую беседу.
   - Нет, он этим обязан скорее вам, Роберт, - возразил сэр Ричард.  -  Надо
же отдать должное и черту, как уже успели прозвать вас роялисты, - с улыбкой
добавил он.
   Кэйрль не обиделся на эту шутку и с веселым смехом подхватил ее.
   - Так как в данном случае я в роли "черта", то вам нечего и  беспокоиться
насчет того, что мне будет воздано "должное", - заметил он. - На мою  голову
теперь посылается весь запас ругательных  слов,  каким  так  богат  лексикон
роялистов. Но пусть называют меня, как  хотят,  я  этим  нисколько  не  буду
смущен; совесть моя чиста, и мне нечего стыдиться своего поведения, каким бы
оно ни казалось в глазах других. Вам известны его мотивы, Ричард.
   - Конечно, я знаю, что руководило вашими поступками, Роберт, и никогда не
осуждал вас. Я говорил  об  этом  Массею,  когда  мы  с  ним  вчера  вечером
находились на Бекстоне и любовались на Монмаутс как раз в  то  время,  когда
мне принесли вашу  записку,  вынесенную  отсюда  в  деревянной  ноге  нашего
тайного вестника.
   - Благодарю вас, Ричард! - воскликнул  взволнованным  голосом  Кэйрль.  -
Впрочем, другого отношения ко мне я от вас и не ожидал. Когда я  узнал,  что
вы находитесь в Хай-Мидоу-Хаузе, то решил присоединиться вновь к вам во  что
бы то ни стало, хотя бы мне пришлось бежать одному. Вы и представить себе не
можете, как мне было противно среди роялистов. От них так и  веет  одуряющим
запахом разврата. Роялисты и паписты пропитали своим  специфическим  запахом
весь Монмаутс. Но теперь, надеюсь, скоро в стенах этого города повеет другим
духом. Об этом позабочусь я сам. Массей сказал,  что  намерен  сделать  меня
здешним комендантом.
   - Радуюсь этому, - с искренностью проговорил сэр Ричард.  -  После  того,
что вами сделано, вы вполне заслуживаете такого доверия.
   - Ну, сделал-то я, в сущности, немного. Тонкий план,  только  выполненный
мною, задуман был вами, Ричард.
   - Выполнение-то и важно. Успех плана именно от этого и зависит.
   - Ну, что нам считаться, Ричард! Каждый из нас сделал, что и как мог.
   - С этим я, пожалуй, согласен, Роберт. Но, благодаря глупой  случайности,
успех наш висел на волоске, когда нам с моста сообщили о бежавшем корнете.
   - Да, момент, действительно, был критический, - сознался Кэйрль. - Я  сам
подумал тогда, что все пропало.
   -  Однако,  вы  выпутались  из  этой  петли  великолепнейшим  образом!  -
подхватил сэр Ричард. - Я едва удержался от  смеха,  когда  вы  так  искусно
разыграли возмущенного "ложью" сбежавшего корнета. Впрочем,  он  и  в  самом
деле струсил, хотя и по другой причине, чем та, которую вы расписывали перед
мостом. А каким глупцом оказался  тот  офицерик,  который  начальствовал  на
мосту! Наверное, его теперь уже нет в живых. Следовавшие  за  нами  товарищи
вряд ли пощадили его.
   - Да, боюсь, что так, - сказал Кэйрль. - В  сущности,  это  был  один  из
самых симпатичнейших людей в здешнем гарнизоне.
   -   Интересно   знать,   что   сталось   с   вашим   корнетом,    который
продемонстрировал такую удивительную прыткость ног? - сказал сэр Ричард.
   - Все это мы узнаем завтра, когда будем проводить  смотр.  Корнет,  может
быть, ухитрился опять удрать. Пожалуй, и не  один  он.  А  оставшиеся  здесь
подозрительные субъекты все будут мной обезврежены. Я очищу  весь  город  от
роялистов, папистов и тому подобной гадости.
   Наступило минутное молчание. Кэйрль достал бурдюк  с  испанским  вином  и
наполнил им оба кубка. Когда он снова взглянул  на  своего  собеседника,  то
заметил на его лице прежнее озабоченное выражение.
   - В самом деле, что с вами, Ричард? - вторично спросил  он,  ставя  перед
ним кубок. - Право, вы смотрите так уныло, словно я - принц Руперт, а вы мой
пленник... Простите, что я пристаю к  вам  с  расспросами  о  причине  вашей
необъяснимой грусти. Кажется, не следовало бы грустить после такой блестящей
экспедиции, как та, которая привела вас сюда. Но если у вас есть  тайна,  то
я, конечно, не настаиваю. Быть может, вас тяготит что-нибудь, относящееся  к
сердечным делам? Тогда, разумеется, я молчу.
   - Вы угадали, Кэйрль, - просто ответил сэр Ричард.
   - Да?.. Вот уж не думал, что и ваше сердце  может  быть  затронуто  такой
нежной страстью, Ричард!
   - Нет, Роберт, то, что озабочивает меня, не имеет  никакого  отношения  к
моему сердцу - в том смысле, как вы думаете.
   - Так чьего же сердца или чьих сердец касается это?
   - Знаком вам молодой Тревор?
   - Нет. Я знаю всех Треворов только по слуху.
   - Тот, о котором я говорю, - Юстес  Тревор,  сын  сэра  Вильяма  Тревора,
владельца Эбергавенни.
   - Ах, этот!.. Лично с ним я не знаком, хотя он и провел  здесь  несколько
дней в качестве пленника. Он  был  взят  Линдженом  в  Холлимид-Хаузе,  близ
Руардина, и завезен сюда по пути в Бечлей. Возвращаясь назад, Линджен  снова
забрал его с собой, чтобы отвезти в Гудричский замок. Это было третьего дня,
поздно вечером. Кажется, он ранен.
   - Да, и я слышал, что он ранен. Вот это-то меня и  тревожит.  Не  знаете,
какого рода у него рана? Опасна ли она?
   - Не знаю. Я только заметил, что у  него  правая  рука  на  перевязи.  Но
почему вы так беспокоитесь о нем, Ричард? Разве он вам родственник?
   - Нет. Но  он  мне  дороже  всех  родственников,  Роберт!  -  с  чувством
проговорил сэр Ричард. - Так любить, как я люблю Юстеса Тревора,  я  мог  бы
разве только брата, сходного со мной характером и убеждениями.  Но  брата  у
меня нет... К тому же его любит еще одна особа, которой я симпатизирую.
   - А!.. ну, конечно, эта особа - женщина, первопричина всяческого  зла  на
земле! - презрительно буркнул Кэйрль.
   - Нет, Роберт, не всякая женщина - причина зла, - возразил сэр Ричард.  -
Например, та, о которой я говорю, никогда никому не причинила  ни  малейшего
зла, зато много делает добра другим и даже принесла  большую  пользу  нашему
делу. Она сделала и то, что мы с вами сейчас сидим в стенах Монмаутса.
   - Будет вам шутить, Ричард! - вскричал Кэйрль. - При чем здесь женщина  к
взятию нами Монмаутса?
   - Уверяю вас, Роберт, что без нее из нашей  затеи  ничего  бы  не  вышло.
Вдвоем с вами нам не взять бы Монмаутса.  Надо  было  поднять  на  это  дело
Мас