ставаться  здесь,  так  как  мексиканские
власти не особенно преследуют их. Но мы, к несчастью, не  те  преступники,
которые терпимы для властей. Как бы ни  был  непроходим  Педрегаль,  через
несколько часов его окружат и обшарят. Если нам не удастся выйти  из  него
ночью, мы погибли.
     Сумерки длятся в этой местности всего лишь несколько минут. Не  успел
Ривас произнести эти  слова,  как  наступила  полнейшая  темнота.  Беглецы
продолжали осторожно двигаться за  мексиканцем.  Через  полчаса  блужданий
среди скал  и  колючих  кактусов  Ривас  вдруг  остановился,  сделав  знак
товарищам прислушаться. Что-либо рассмотреть  в  темноте  было  немыслимо.
Вскоре они расслышали голоса, и на одном из уступов мелькнул огонек.
     - Пикет, - прошептал Ривас. - Они играют в  карты  и,  пока  увлечены
игрой, им не до нас. Я знаю место, где они расположились, мы можем  обойти
его стороной. Бодритесь!
     Он оказался  прав.  Искусно  обойдя  солдат,  Ривас  и  его  спутники
благополучно  выбрались  из  Педрегаля,  в  то  время  как  игроки  весело
продолжали партию. Минут через двадцать беглецы уже  поднимались  на  гору
Адхуско. Теперь они были в безопасности и, пройдя  еще  немного,  решились
отдохнуть.
     - Друзья, - сказал Ривас, - мы можем  больше  не  спешить.  Опасаться
нечего.
     После небольшого отдыха беглецы продолжили подъем на гору. Вдали  был
слышен звон колоколов - полночь. Ривас сорвал лист и, поднеся его к губам,
издал странный звук... Легкий свист ответил ему.  По  мере  того  как  они
продвигались, обмен сигналами продолжался. Наконец Ривас остановился.
     - Quien vive? - раздался голос.
     - Еl capitan! - ответил Ривас.
     Он издал радостное восклицание, услыхав ответ,  обещавший  им  полную
безопасность. Склон горы становился все круче. Достигнув вершины,  беглецы
увидели, наконец,  человека,  отвечавшего  на  сигналы  Риваса.  Керней  и
техасец были поражены его странным видом. Насколько можно было  разглядеть
в темноте, он был в монашеской рясе. Они прошли мимо  него  молча,  только
Ривас прошептал ему на ухо несколько  слов.  Затем  все  продолжали  путь,
который становился все тяжелее по мере того, как поднимались выше. Но цель
уже была близка.



                           40. ВЕРНЫЙ ДВОРЕЦКИЙ

     Место, где остановились беглецы, было площадкой, за которой подымался
высокий утес. Ее окружали деревья с большими широкими  листьями,  типичные
для мексиканской флоры. У самой скалы виднелось строение.
     - Вот мое скромное жилище, господа!  -  сказал  Ривас.  -  Прошу  вас
оказать мне честь войти в него.
     В темноте можно было различить два окна,  между  которыми  находилась
дверь, напоминавшая вход в пещеру. При их появлении им навстречу  бросился
еше один человек, радостно воскликнувший:
     - Господин капитан, вы на свободе! Какое  счастье!  Дон  Руперто!  Да
будет благословенно небо!
     - Спасибо, мой добрый Грегорио! Спасибо! Но надо благословлять за это
одну прекрасную даму, и даже двух.
     - Сеньор капитан, по крайней мере, одну я знаю,  и  клянусь,  что  во
всей Мексике...
     - Хорошо, хорошо...  Теперь  не  время  говорить  о  сеньорите,  -  с
живостью заметил Ривас. - Мои друзья и я умираем с голоду.
     - К несчастью, у меня мало съестного, но я сейчас разбужу повара.
     - Нет,  нет.  Мы  удовольствуемся  холодным  мясом.  К  тому  же,  мы
настолько же утомлены, насколько голодны, и чем раньше уснем,  тем  лучше.
Пойдите же, посмотрите, что вы можете дать нам поесть и выпить. Или погреб
тоже опустел?
     - Нет, сеньор, без вас не было откупорено ни одной бутылки. Я говорю,
понятно, о дорогом вине. В ваше отсутствие мы пили простое канарское.
     - О, в таком случае, дело не так  плохо.  Принесите  же  нам  бутылку
мадеры, бутылку бургундского и старого  "Педро  Хименес".  А  мои  сигары,
существуют они еще?
     - Как же, сеньор, я все гаванские сигары спрятал под замок  и  раздал
лишь те, что попроще.
     - Вы примернейший дворецкий, Грегорио. Принесите же нам скорее вина и
сигар. Мы не курили уже целую вечность.
     Разговор этот происходил в полумраке длинного коридора,  которым  они
шли. В  конце  его  через  открытую  дверь  виднелся  свет.  Ривас  жестом
пригласил Кернея и Рока войти в комнату. Он не собирался, видимо,  угощать
карлика дорогими винами и сигарами,  поэтому,  указав  на  него  Грегорио,
сказал вполголоса:
     - Уведите его и  заприте  где-нибудь.  Дайте  ему  есть,  а  главное,
наблюдайте, чтобы не убежал.
     - Слушаю, сеньор, все будет исполнено.
     Говоря это, дворецкий схватил карлика за ухо и повел по коридору.
     Ривас поспешил к своим  друзьям,  вошедшим  в  большую  комнату,  вся
меблировка которой состояла из длинного стола и стульев, обтянутых  кожей,
как принято в Мексике. Здесь было больше оружия, чем мебели. Ружья,  сабли
и  всевозможные  доспехи,  висевшие  по  стенам,  придавали  комнате   вид
арсенала.
     - Теперь, друзья, - сказал  Ривас,  заметив  тревожное  выражение  на
лицах своих гостей, - вам нечего больше бояться. Я сожалею только, что  не
могу предложить вам лучшего ужина, который будет. Однако это все же  лучше
того, чем кормили нас в Аккордаде. Что это была за пища! Она одна могла бы
служить наказанием!
     - Ах! - заметил Керней. - Если бы вы испытали то же,  что  мы,  когда
были  взяты  этими  людьми  в  плен,  вы  сочли  бы  аккордадские  кушанья
Лукулловым угощением.
     - Чем же вас кормили в плену?
     - Полусырыми бобами, а очень  часто  просто  ничем  в  течение  целых
суток.
     - Черт возьми! - воскликнул мексиканец.  -  Меня  эта  жестокость  не
удивляет. Санта-Ана только так и может поступать со своими  врагами,  будь
они его соотечественниками или иностранцами. Никогда наша страна не видала
более жестокого тирана. Слава богу, его царствование подходит к  концу.  Я
имею основания надеяться на это.
     Разговор  был  прерван  приходом  дворецкого,  поставившего  на  стол
бутылки, стаканы и ящик с сигарами. Ривас стал угощать своих гостей.
     Через минуту дворецкий снова появился, нагруженный таким  количеством
холодных  яств,  которое  должно  было   вполне   удовлетворить   узников,
покинувших Аккордаду: холодное мясо,  дичь,  маисовый  хлеб,  всевозможные
фрукты...
     Беглецы  оказали  должную  честь  ужину.  Перенесенные   лишения   до
крайности утомили их. Поэтому, утолив голод,  они  с  радостью  восприняли
сообщение Грегорио:
     - Ваши комнаты готовы!



                            41. БЕСПОКОЙСТВО

     - Луиза, вы видите солдат?
     - Где?
     - Вон там, они несутся галопом...
     - Да, теперь я их вижу!  Ах,  Изабелла,  только  бы  они  не  догнали
кареты. О боже!
     - Теперь самое время уповать на бога! Во всяком  случае,  я  надеюсь,
что солдаты их не догонят. Раз карету не остановили у  ворот,  она  должна
быть уже далеко... Успокойтесь, моя дорогая, и поверьте,  что  они  сумеют
избежать опасности.
     Разговор этот происходил под звон колоколов и пальбу  пушек.  Молодые
женщины переговаривались, сидя на  асотее  дома  дона  Игнацио,  куда  они
взошли тотчас по приходе домой.
     С биноклями в руках они следили за происходившим на  дороге.  Карета,
завернув за Койоакан, исчезла, они видели затем лишь  солдат,  несшихся  в
погоню. Это были гусары.  Вскоре  все  пропало  в  столбе  пыли,  поднятой
лошадьми.
     Затем прекратились выстрелы и звон колоколов. Все  затихло,  и  город
успокоился. Только Луиза Вальверде и ее подруга были  охвачены  волнением.
Они переживали как за участь беглецов, так  и  за  свою  собственную.  Они
начали думать о последствиях своего участия в побеге  арестантов.  Чем  же
это кончится, если экипаж и беглецы будут настигнуты?
     Как  объяснить,  почему  в  экипаже  оказались  спрятанными  кинжалы,
пистолеты и, в особенности, пила и мужские плащи?
     Для чего понадобились они молодым женщинам,  выехавшим  на  прогулку?
Они не боялись измены кучера,  но  опасались,  что  если  все  вещи  будут
найдены, судьба их решена...
     Беспокойство сильно подействовало на молодых женщин, которым не с кем
было даже посоветоваться. Дон  Игнацио,  узнав  о  случившемся,  пришел  в
ярость: его экипаж, лошади - все пропало! Что сказал бы он, если бы  знал,
что и пистолеты его подверглись той же участи?
     Между  тем,  подругам  было  не  с  кем  посоветоваться,  как   быть.
Признаться дону Игнацио? Положиться  на  его  доброту?  Луиза  и  Изабелла
просидели долгое время, не зная, на что решиться. Спасти их мог  лишь  дон
Игнацио. Он может сказать властям, что собирался в этот вечер с дочерью  и
графиней в дачное поместье. Таким образом, присутствие в экипаже оружия не
возбудило бы ничьего подозрения. Что же касается теплых плащей, то  и  они
могли пригодиться прохладным вечером в неблизкой дороге.
     Кроме пилы, наличие которой  было  бы  невозможно  объяснить,  подруг
могли выдать чувства, питаемые ими к беглецам.
     Несколько  часов,  проведенных  вдвоем,  немного  успокоили  девушек.
Наконец, пришли первые вести. Хосе вернулся вместе с экипажем и  лошадьми.
Но это все! Не было ни оружия, ни пилы,  ни  плащей,  ни  беглецов!..  Это
рассказала Пепита, прибежавшая сообщить  новость  своей  госпоже.  Девушки
хотели немедленно видеть Хосе, но он в это время отвечал на  вопросы  дона
Игнацио, который с  разгневанным  видом  смотрел  на  изрезанную  сбрую  и
загнанных лошадей.
     Когда дона  Игнацио  вызвали  во  дворец,  Хосе  поспешил  к  молодым
сеньоритам. Они сначала так закидали его вопросами, что  он  едва  успевал
отвечать, но мало-помалу они успокоились, хотя и продолжали прерывать  его
ежеминутно.
     Он рассказал им все вплоть  до  того,  что  беглецы  беспрепятственно
достигли Педрегаля.
     - Да будет благословенна Святая Дева! - восклицают радостно подруги.
     - Какое счастье! - прибавляет графиня. - Руперто Ривасу так же хорошо
знакомы все тропинки в Педрегале, как аллеи в Аламеде.
     Луиза, встав на колени перед образом святой Гваделупы, вознесла к ней
горячие молитвы благодарности.
     Хосе,  окончив  рассказ,  продолжал  стоять,  хотя  вовсе   не   ждал
обещанного вознаграждения, в чем он наивно и сознался. Но графиня  помнила
свое обещание.
     - Отважный и преданный слуга, - сказала она, - возьмите  это.  Вы  их
вполне заслужили.
     Говоря это, графиня сняла с себя цепочку с часами и протянула Хосе.
     - Возьми также и это, - прибавила Луиза, сняв с пальца  бриллиантовое
кольцо и подавая его Хосе.
     -  Я  не  приму  ни  того,  ни  другого,  сеньориты,   я   достаточно
вознагражден тем, что мог услужить вам...
     - Но, Хосе, разве вы забыли  наше  условие?  Я  настаиваю,  чтобы  вы
приняли наши подарки.
     - Хорошо, но не ранее, чем мы будем уверены в спасении  беглецов.  До
тех пор я прошу считать графиню своим кредитором.
     - В таком случае я заплачу ему! - воскликнула  Пепита  и,  бросившись
ему на шею, громко поцеловала. - Впрочем, - прибавила  она,  -  за  что  я
целую этого человека? Ведь он только исполнил свой долг... Ха-ха-ха!  Смех
Пепиты не смутил Хосе: поцелуй, так давно желанный,  подавал  ему  надежду
стать, наконец, счастливым супругом Пепиты.



                            42. СВЯТАЯ ОБИТЕЛЬ

     - Где я, черт возьми!
     Таков был вопрос, который предложил сам себе Керней,  проснувшись  на
другое утро после вполне удавшегося побега. Он лежал на походной  кровати,
устланной пальмовыми листьями, вместо  одеяла  покрыт  плащом,  взятым  из
кареты дона Игнацио. Протерев  глаза,  чтобы  удостовериться,  что  он  не
галлюцинирует, Керней сел на свое ложе и начал рассматривать комнату и  ее
обстановку. Квадратная комната имела не  более  девяти  футов  в  длину  и
ширину. Вместо окна - лишь  небольшое  круглое  отверстие,  без  стекол  и
ставней. Вместо мебели стоит один  только  стул,  на  котором  лежат  пара
пистолетов и его собственная шляпа. Больше ничего, если не считать стоящих
на полу сапог и рядом с ними  бутылки  с  воткнутым  в  горлышко  огарком.
Накануне, изнемогая от усталости, он заснул моментально.
     - Что за странная конура! - сказал он. - Она похожа на каюту  или  на
тюремную камеру.
     Однако  замеченные  им  изображения  святых,  кресты  и  всевозможные
образки навели его на другую мысль.
     - Это, должно быть, древний монастырь, - сказал  он  сам  себе,  -  я
слышал, что в прежние времена в Мексике выбирали для постройки  монастырей
самые недоступные места.
     "Есть ли еще здесь  монахи?  -  подумал  он  и  вспомнил  встреченных
накануне людей в монашеском облачении. - Во всяком  случае,  странно,  что
капитан может быть настоятелем  монастыря.  Но  если  члены  этой  обители
согласятся приютить нас, я буду им более чем благодарен".
     Он снова растянулся на своем ложе, обводя комнату глазами.  На  белых
оштукатуренных  стенах  виднелись  кое-где   длинные   желтые   потеки   и
проступившая от сырости плесень. Одним словом, если это и  был  монастырь,
то времена его процветания, очевидно, давно прошли.
     Предаваясь  этим  размышлениям,   Керней   вдруг   заметил,   что   в
полуотворенных дверях кто-то стоит. Он повернул голову и увидел  человека,
одетого в длинную рясу и сандалии. Четки, распятие, клобук - все указывало
на принадлежность его к монашеству.
     - Я пришел узнать, как сын мой провел ночь, - сказал он, увидев,  что
Керней не спит. - Надеюсь, что свежий горный воздух способствовал ему?
     - Да, - ответил ирландец, - я спал  превосходно.  Не  припомню  даже,
когда я так хорошо спал. Но где же...
     Он встал с постели и пригляделся к монаху пристальнее, а когда узнал,
так поразился, что не смог сразу  произнести  и  слова:  перед  ним  стоял
человек, с которым он  провел  столько  печальных  дней  в  самом  близком
общении!
     - Ах, это дон Руперто Ривас!
     - Я, сын мой, - ответил монах с тем же смиренным видом.
     Керней, разразившись смехом, воскликнул:
     - Вот уж в ком я никогда бы не заподозрил монаха!
     - Ах, дон Флоранс, нам, в Мексике, приходится иметь не  одну  тетитву
для лука и не одну крышу, под которой мы могли бы укрыться.  Вчера  я  был
таким же узником, как вы, а сегодня вы видите меня настоятелем  монастыря.
Впрочем, прошу извинения, я забываю обязанности хозяина. Вы, должно  быть,
не прочь заняться туалетом  и  страшно  голодны.  Грегорио,  -  позвал  он
дворецкого, - все ли вы приготовили? Есть ли свежая вода и  чистое  белье?
Проводите сеньора и предложите свои услуги.  Я  попрошу  только  не  очень
мешкать с завтраком, так как братья не любят ждать. Hasta luego.
     Он ушел, оставив Кернея с дворецким, который повел его в комнату, где
находились умывальник, полотенца и другие принадлежности  для  умывания  и
бритья. Все было очень просто, но Кернею, столько времени лишенному  всего
необходимого, показалось роскошью.  Надев  костюм  ранчеро,  поданный  ему
дворецким, он последовал за ним в столовую.
     Уже идя по коридору, они  услыхали  шум  голосов.  Ривас  предупредил
Кернея, что тот увидит многочисленное общество. Действительно, в трапезной
было человек тридцать, одетых в монашеские рясы. Посреди  большой  комнаты
стоял длинный стол, окруженный скамьями и  стульями.  По  расставленным  в
беспорядке  бутылкам,  стаканам  можно  было  догадаться,   что   трапеза,
служившая и завтраком и обедом, - а было уже  позже  одиннадцати  часов  -
подходила к концу.
     Прислуживавшие монахам молодые индейцы ставили на стол блюда, которые
поднимались через трап,  сообщавшийся  с  кухней,  откуда  шел  аппетитный
запах. За столом сидели группами. Самая  многочисленная  собралась  вокруг
человека громадного роста. Это был Крис Рок, имевший, по-видимому, большой
успех среди своих новых знакомых. По их  оживленным  и  насмешливым  лицам
видно было, что они заставили его разговориться.
     Но Керней был вполне уверен в своем старом друге. В то время  как  он
удивлялся веселому выражению  лиц,  не  особенно  идущему  их  мрачноватым
одеяниям, в комнату вошел настоятель, представивший Кернея братьям.
     - Это дон Флоранс,  -  сказал  он,  -  нуждающийся  в  гостеприимстве
монастыря.
     Все встали. Однако нельзя было  терять  время  на  любезности.  Новые
блюда, поставленные на стол, привлекли внимание  братии.  Настоятель,  сев
посередине, указал Кернею место возле себя.
     Хрусталь и столовое белье были не особенно тонки, но  зато  яства  не
оставляли желать ничего лучшего. Мексиканская  кухня  превосходит  древнюю
испанскую, основу современной французской кухни. Этим  превосходством  она
обязана, впрочем, многим  туземным  произведениям  кулинарного  искусства.
Монахи любили, по-видимому, хорошо поесть, так как блюда следовали одно за
другим. Некоторые из них Керней пробовал впервые. Теперь он понял,  почему
и остатки обеда, поданные им ночью, были так обильны. Что касается вин, то
они отличались и качеством, и количеством.
     Поразили его не только кушанья, но и некоторые высказывания  монахов.
Но каково же было его удивление, когда в  конце  трапезы  Ривас,  стоя  со
стаканом в руке, провозгласил:
     - Patria y Libertad!
     И лозунг этот подхватили все присутствующие:
     - Отечество и свобода!
     Воодушевление, вызванное этими  словами,  казалось  здесь  еще  более
странным, чем самые слова.



                               43. КТО ОНИ?

     Когда завтрак  был  окончен,  братья  встали  все  разом  и  покинули
трапезную. Некоторые разошлись по своим  кельям,  другие  сели  на  скамьи
перед домом и закурили. Настоятель, ссылаясь на спешные  дела,  попрощался
со своими гостями и удалился. Керней и Рок могли, наконец, поговорить друг
с другом.
     Не желая,  чтобы  братья  могли  их  слышать,  они  сошли  на  аллею,
когда-то, вероятно, усыпанную песком, теперь же заросшую  мхом  и  травой.
Ветви деревьев, сплетаясь вверху,  защищали  гуляющих  от  слишком  яркого
солнца. Пройдя сотню шагов, беглецы очутились опять  под  открытым  небом.
Здесь они заметили, что стоят  на  краю  обрыва,  или  пропасти,  служащей
границей  площадки,  на  которой  находился  монастырь.  Отсюда  их  взору
представился самый красивый ландшафт, какой только мог видеть человеческий
глаз.
     Но красота природы их мало трогала, и, бросив беглый взгляд на чудную
картину, они повернулись к ней спиной и сели друг против друга. Это  место
было, вероятно, любимым  местом  отдыха  монахов,  судя  по  расставленным
скамьям.
     - Ну, Крис, старый товарищ, - начал Керней, - немало мы  пережили  за
эти сутки! Что вы думаете о наших новых знакомых?
     - Капитан, вы предлагаете мне сложную загадку!
     - В самом ли деле они монахи?
     - Не могу сказать. Да и что  меня  спрашивать?  До  моего  приезда  в
Мексику я никогда не видел монахов. В Техасе, может быть, они и были,  но,
признаться, я могу судить о них только понаслышке и  склонен  думать,  что
здесь тоже нет ни одного монаха.
     - Неужели же это попросту разбойники?
     - А кто же их знает? Ривас ведь слывет атаманом сальтеадоров, то есть
разбойников. Но я сильно сомневаюсь в этом.
     - Меня бы это сильно удивило, -  сказал  Керней.  -  Мне  он  кажется
высоко порядочным человеком. Он был офицером и имеет чин капитана.
     - Я этому охотно верю, но не надо  забывать,  что  по  всему  течению
Рио-Грандо есть много мексиканских офицеров, начиная с поручиков и  кончая
генералами,  которые  были  грабителями.  Вспомним  хотя   бы   полковника
Чаперраля, известного своими разбоями и убийствами. А  Санта-Ана,  кто  же
он, как не разбойник? Звание  офицера  не  гарантия  честности.  Во  время
революции офицеры в этой стране становятся бандитами, и наоборот.
     - А если это разбойники, то что же нам делать?
     - Зачем разбираться, когда у нас  нет  выбора?  Мы  во  власти  наших
хозяев, и кто бы они ни были, можем найти у них приют  и  покровительст