ужна.  Все  успокоились,  кроме  Кернея  и  Риваса,
старавшихся казаться спокойными, но на самом  деле  сильно  волновавшихся.
Улучив момент и на секунду  сблизившись,  они  умудрились  переговорить  о
предстоящем побеге.
     В тайну был немедленно посвящен  и  Крис  Рок.  Керней  предпочел  бы
остаться в Аккордаде навсегда, чем покинуть своего друга. Он не мог забыть
случая в Эль-Саладо, когда тот предлагал свою жизнь, чтобы спасти Кернея.
     Один  только  карлик  ничего  не  знал.  Он,  конечно,  был  бы   рад
освободиться от цепей, но кто мог поручиться, что ради собственной  выгоды
он не предаст товарищей? И вот теперь эти трое не могли  оторвать  взгляда
от улицы, в страшном волнении ожидая появления крытого ландо.
     Настал час прогулки высшего общества. Утренняя процессия не  помешала
обычному катанию светских дам, и  мимо  арестантов  проехал  уже  не  один
экипаж, но того, которого они  лихорадочно  ждали,  все  не  было.  Прошло
полчаса,  затем  еще  минут  десять...  Ничего!  Волнение  ожидающих   все
усиливалось. Керней стал опасаться, не  случилось  ли  несчастье.  Техасец
тоже начал сомневаться, что смелый план будет приведен в  исполение.  Один
Ривас продолжал надеяться, до конца уверенный в женщине,  которая  взялась
их спасти.
     Все сомнения рассеялись с появлением ожидаемого экипажа.
     - Там... Там... Видите? Кучер в голубой с серебром ливрее...
     Ривас и его товарищи стали похожи на трех львов, замерших перед  тем,
как броситься на добычу. Карлик начал что-то подозревать. Но  в  этот  миг
железная рука подняла его на воздух, словно мячик.



                            29. НЕЛОВКИЙ КУЧЕР

     Нигде, вероятно, публика не приучена более к  неожиданностям,  как  в
Мексике. Должно случиться нечто необычайное, чтобы привлечь  их  внимание.
Появление кареты с великолепной упряжкой и кучером в богатой  ливрее  было
вещью  самой  обыкновенной.  Необычайной  могла  считаться  лишь   красота
сидевших в карете двух дам. Красота их  не  могла  остаться  незамеченной,
привлекая восхищенные взгляды публики, что явно не доставляло удовольствия
обеим дамам, намеренно  скрывавшимся  в  экипаже.  Однако  их  узнавали  и
приветствовали любезными поклонами.
     Экипаж подъезжал к Аламедским воротам. Вдруг лошади начали горячиться
и бросились в сторону, причем колеса кареты попали в грязь, наваленную  на
краю канавы.  Можно  ли  простить  кучеру  такую  неловкость?  Возмущенная
публика начала осыпать его бранью.
     - Экий осел! - кричали одни.
     - Болван! - кричали другие.
     Со всех сторон самые обидные замечания сыпались на Хосе, ибо это  был
никто иной, как слуга Луизы. Не обращая внимания на  брань,  он  продолжал
натягивать вожжи, едва сдерживая  лошадей.  Испуганные  дамы  вскочили  со
своих мест, одна опускала стекло, другая отворяла дверцу, и  обе  кричали,
взывая о помощи.
     Несколько прохожих поспешили было к ним, но все с одной стороны,  так
как с другой находилась канава. Нашлись, однако, и здесь спасители, только
не прохожие, а арестанты. Они начали с того, что открыли со своей  стороны
дверцы.  Молодые  женщины,  испугавшись  еще  более  их   ужасного   вида,
откинулись назад, но  арестанты  и  не  собирались,  оказывается,  спасать
бедных женщин. Они грубо вытолкнули их из  кареты!  Мало  того,  в  ту  же
секунду великан Крис Рок вскочил  на  козлы,  держа  под  мышкой  карлика!
Выхватив вожжи из рук Хосе, оставшегося на козлах,  он  пустил  лошадей  в
галоп. Находившиеся в экипаже поспешили затворить дверцы и поднять стекла.
     А публика вне себя от изумления стояла,  пораженная  этим  невиданным
еще на улицах Мехико происшествием.



                           30. НЕСЧАСТНЫЕ ДАМЫ

     Все   обстоятельства   благоприятствовали    бегству    преступников:
горячившиеся лошади, отсутствие Доминго,  недостаточно  бдительный  надзор
полупьяных солдат и,  наконец,  самое  место  происшествия.  Часовые  были
расставлены только  до  Аламедских  ворот.  Миновав  последнего,  беглецам
оставалось опасаться лишь ружейных выстрелов вдогонку, однако  им  удалось
избежать и этого. Фортуна взяла их в этот день под свое покровительство.
     Конвойный, который  находился  в  конце  улицы,  был  первым,  с  кем
вступали в разговор возвращающиеся из трактира Сан-Корм,  поэтому  на  его
долю пришлось побольше угощения. Когда карета мчалась  мимо  него,  он  не
различил ни ее,  ни  тех,  кто  в  ней  находился,  тупо  проводив  экипаж
осоловелыми глазами. Когда кто-то объяснил ему, в чем дело,  он  дрожащими
руками поднял ружье, но  было  уже  поздно  и,  к  счастью  для  гуляющих,
выстрела не последовало. Никто не подумал догонять карету. Да  и  к  чему?
Все стояли, точно онемев. Наконец, конвойные  собрались  в  кучу  и  стали
совещаться. Прошло уже немало времени, пока  они  пришли  к  решению  дать
знать о случившемся кавалерии.
     Представлялся удобный случай для бегства и другим арестантам, чем  те
и не замедлили бы воспользоваться, если бы не тяжесть цепей,  затруднявших
движение: не все ведь находят к  своим  услугам  разгоряченных  лошадей  и
неловкого кучера!
     Забавнее всего было глядеть на  старания  прохожих  успокоить  бедных
женщин, столь грубо лишенных экипажа. Все выражали им свое  соболезнование
и симпатию. "Бедные молодые дамы!" - тоько и раздавалось со всех сторон.
     Положение их действительно было не из приятных, но они переносили его
с удивительной стойкостью, особенно графиня. Ни один мужчина не  превзошел
бы ее в мужестве. Никто не мог предположить, что  в  то  время,  когда  их
выталкивали из кареты, одна  из  жертв  успела  шепнуть  преступнику:  Под
сиденьем для вас кое-что спрятано. Храни вас бог!
     Еще труднее было бы поверить, что другая женщина, такая встревоженная
с  виду,  прошептала,  в  свою  очередь,  несколько  нежных  слов  второму
разбойнику.
     "Бедные молодые дамы" находили всю эту комедию до того забавной,  что
с трудом сдерживали смех. Только мысль, что  дорогие  им  люди  могли  еще
находиться в опасности, сдерживала их веселость. Боясь  выдать  себя,  они
поспешили вернуться домой. Несколько  знакомых  молодых  людей  предложили
сопровождать их, на что они охотно согласились.
     Толпа, однако, не расходилась, напротив, народ  все  прибывал,  желая
видеть место, где произошло такое  удивительное  событие.  Любопытно  было
видеть ссорящихся  и  пристыженных  охранников.  Арестанты  же,  наоборот,
торжествовали. Удача товарищей не могла не радовать их.
     Как разъяренный бык,  прибежал  надзиратель  Доминго.  Он  замахнулся
кнутом на узников, осыпая бранью часовых. Доминго вымещал на них угрызения
собственной совести, так как узнал о случившемся в кабаке,  где  засиделся
слишком долго. Убежали как раз те четыре арестанта, за которыми  приказано
наблюдать особенно строго. Он со страхом думал о том, что скажет начальник
тюрьмы, узнав о побеге.  Арестанты  продолжали  молча  работать,  стараясь
избегнуть  кнута.  Зато  посторонняя  публика  потешалась  вволю.   Многие
кричали:
     - Viva el senor Domingo, rey de los bastoneros!
     Доминго, раздражаясь все более, дошел до бешенства,  лицо  его  стало
багрово-красным. Бросившись  с  кулаками  на  одного  из  насмешников,  он
споткнулся и упал головой в канаву, а когда  показался  оттуда,  лицо  его
было  уже  не  багровым,  а  черным.  Купание  в  отвратительной  жидкости
подействовало на него отрезвляюще. Он думал только о том, как бы  поскорее
уйти, а главное - вымыться. На его счастье, показался эскадрон  кавалерии,
летевшей галопом с саблями наголо. Толпа пустилась бежать,  думая  лишь  о
собственном спасении. Когда эскадрон промчался мимо, публика уже забыла  о
"короле тюремщиков", поспешившем скрыться.



                             31. ПРЕВРАЩЕНИЕ

     В то время,  как  молодые  дамы  слушают  соболезнования  окружающих,
экипаж, из которого они выдворены, катится  по  направлению  к  Аккордаде.
Однако никто из сидящих в карете не собирается приближаться к тюрьме:  как
бы плохо ни стреляли мексиканцы, они могут и не промахнуться. Ривас, видя,
что они проезжают мимо  старого  монастыря,  высунулся  в  окно  и  сказал
кучеру:
     - Вы знаете дорогу, укажите ему.
     "Ему" означало Крису  Року,  державшему  вожжи.  Лошади  повернули  в
указанную Хосе улицу. Узкая улица, окаймленная монастырской  стеной,  была
совершенно пуста. Этого-то и ждал Ривас. Он сказал:
     - Придержите лошадей, пусть идут шагом.
     В это время Ривас и Керней поспешно переоделись.  Великан  совершенно
преобразился, скрыв свое рубище,  покрытое  грязью,  под  длинным  плащом,
окутавшим его с головы до ног. Карлику приказано было не шевелиться.
     Преобразились и Керней с Ривасом. Они были  теперь  одеты  господами,
один в синем  плаще  с  бархатным  воротником,  другой  в  красном,  шитом
золотом. Можно было подумать, что один из богатых сеньоров после участия в
процессии возвращается в свои владения с друзьями.  Верзила,  сидевший  на
козлах, был, вероятно, дворецкий, которому кучер уступил на время вожжи.
     Все выглядело вполне правдоподобно. Солнце должно было скоро зайти, и
неудивительно, что седоки спешили покинуть  большую  дорогу,  небезопасную
для такого блестящего экипажа.
     Пока все обстояло благополучно. Опасность поджидала лишь в  Эль-Нино.
Ривас объяснил Кернею, в чем она состоит:
     - У ворот будет пост, человек восемь солдат и  сержант.  Если  ворота
будут открыты, лучше всего подъехать тихонько, затем  пустить  лошадей  во
всю прыть. Если  же  ворота  закрыты,  придется  употребить  хитрость.  Не
удастся хитрость - постараемся пробиться силой. Все, что угодно, только не
возвращение в Аккордаду!
     - О да, я того же мнения.
     - Возьмите эти пистолеты. Ведь вы, техасцы, стреляете  гораздо  лучше
нас.  Мы  предпочитаем  холодное  оружие,  хотя  я   все   же   постараюсь
использовать другую пару револьверов.
     Пистолеты, о которых он говорил, были найдены в карете под  сиденьем,
где, кроме того, находились три кинжала. Один из них, тонкий, изящный, был
типичным дамским украшением.
     -  Пистолеты  заряжены,  -  сказал  Ривас.  Замечание,  правда,  было
излишним, так как ирландец уже занялся тщательным осмотром оружия.
     Пистолеты были старого образца, с длинным  дулом.  Они  принадлежали,
вероятно, отцу графини и дону Игнацио Вальверде.
     Осмотр длился недолго, все оказалось в исправности.
     - Я ручаюсь, что могу ими убить двоих, - сказал Керней.
     - И я тоже, - ответил Ривас, - если не буду  ранен  первым.  Остаются
еще кинжалы. Кучера мы исключим, он не должен участвовать в  схватке.  Ваш
друг великан, вероятно, умеет обращаться с ними?
     - Еще бы, он был с Бови в Алама и с Фаннингом в  Голиаде.  Вы  можете
смело вручить ему  кинжал,  он  сумеет  им  воспользоваться,  если  явится
необходимость.
     Керней передал Крису Року один из кинжалов и сказал ему:
     - Крис Рок, нам  придется  проехать  в  ворота,  охраняемые  десятком
солдат. Если ворота  открыты,  вы  спокойно  проедете.  Если  же  заперты,
натяните вожжи и ждите моих расплоряжений.
     - Слушаю капитан.
     - Вот кинжал. Если услышите выстрелы, значит, время действовать им.
     - Позвольте взглянуть на него. Кинжал очень недурен, что я и  надеюсь
доказать, если представится случай. Ах, кабы я  мог  избавиться  от  этого
ужасного урода, который копошится у меня между колен...
     Ривас прервал его, так как беглецы подъезжали к опасному месту.



                          32. НЕЖДАННЫЕ ПОЧЕСТИ

     В строгом смысле  слова  Мехико  не  может  быть  назван  укрепленным
городом, однако он защищен стеной, замыкающей все предместья  и  городские
дома. Стена сооружена из каменных глыб и глины. Кое-где виднеются  редуты,
на которые в революционные времена вкатывают пушки. Стена  эта  служит  не
столько для военных, сколько для таможенных целей.  Она  была  воздвигнута
ввиду  законов  о  внутренней  торговле,  из  которых  главным   считалось
установление  пошлины,  называемой  "alcabala".  Эта   пошлина   вручается
охраняющему ворота караулу. Уплачивается она не при выходе, а при входе  в
город, за все товары, доставляемые из деревень на рынок.
     Сбор этот взимается положительно за все предметы  торговли.  Продукты
ферм и садов, полей и лесов -  все  обложено  таможенным  сбором.  Смуглый
туземец, согбенный под тяжестью дров, принесенных им из лесистых гор, миль
за двадцать отсюда, и тот платит пошлину при входе в  город.  Не  имея  ни
копейки денег, он оставляет в залог свою шляпу и отправляется с непокрытой
головой на рынок, получая шляпу лишь при выходе. Миновать  же  эти  ворота
невозможно.
     Кроме таможенного  чиновника,  сборщика  пошлин,  у  ворот  находится
караул и расставлены часовые.
     Подобные ворота имеются в конце каждой из улиц,  ведущих  из  города.
Одни ворота называются Garita del  Nino  Perdido,  или  Ворота  Пропавшего
Ребенка. Они имеют второстепенное значение с экономической  точки  зрения,
так как  сообщаются  не  с  крупными  промышленными  центрами,  а  лишь  с
несколькими деревнями и богатыми дачными домами. Роскошные экипажи поэтому
здесь не редкость. От ворот тянется красивая аллея в две  версты  с  двумя
рядами  высоких  деревьев,  благодатная  тень  которых  привлекает  немало
катающейся публики. В конце  второй  версты  аллея  сворачивает  вправо  к
Сан-Анхель. Это место представляет собой настоящую  западню.  Пишущий  эти
строки  сам  убедился  в  том,  спасаясь  несколько   раз   от   нападения
сальтеадоров. Только благодаря своему превосходному коню, он остался цел и
невредим.
     Извиняюсь  перед  читателем  за  это  маленькое  отступление,  замечу
только, что часовые, стоявшие  в  этот  день  у  ворот,  не  сочли  нужным
остановить  экипаж,  возвращавшийся,  по  их  предположению,  с  утреннего
торжества. Напротив, они отнеслись к нему с большим почтением. Неся не раз
караульную службу у дворца, они часто видели, что в таких  экипажах  ездят
высокопоставленные  лица,  а  теперь  по  ливрее  кучера  догадались,  что
проезжавшие принадлежат к семье министра. Дежурный унтер-офицер, мечтавший
о  повышении,  желая  отличиться  перед  членами  министерства,   приказал
солдатам приготовиться, и, когда ландо приблизилось,  караул  отдал  честь
седокам. Итак, там, где беглецы ожидали  найти  гибель,  их  встретили  не
только мирно, но и с военными почестями!



                         33. НЕ ВОССТАНИЕ ЛИ ЭТО?

     Когда экипаж проехал и часовые вернулись на свои места,  у  сержанта,
однако, вдруг  появилось  сомнение,  заставившее  его  встревожиться.  Да,
карета явно принадлежала дону Игнацио Вальверде, это были его  лошади,  на
кучере его ливрея. Но люди в экипаже  ему  были  незнакомы,  как  и  Хосе,
который, считаясь запасным кучером,  никогда  не  возил  своих  господ  во
дворец или туда, где сержант мог его видеть.
     Сидевшего на козлах верзилу  он  вообще  видел  впервые,  а  один  из
находящихся в карете вызвал у него какие-то смутные воспоминания.
     - Тысяча чертей! - воскликнул он, глядя вслед удаляющемуся экипажу. -
Да ведь это мой бывший начальник, капитан Руперто Ривас! Я только на  днях
слышал, что он стал сальтеадором и посажен в тюрьму! Что все это значит?
     Экипаж, между тем, солидно отъехав сажен на пятьдесят от ворот, вдруг
понесся с неожиданной для такого блестящего выезда  скоростью,  и  сержант
увидел, что сидящий на козлах великан осыпает  лошадей  ударами  кнута.  С
чего бы это? Это более чем странно!
     В то время, как сержант  предавался  этим  размышлениям,  он  услыхал
пушечные выстрелы. Один раздался в крепости, другой -  у  Чапультепекского
военного училища. Но это еще  не  все.  Вдруг  начался  колокольный  звон.
Сначала зазвонили в соборе, затем в Аккордаде, в монастыре Сан-Франциско и
других церквах. Бум! - снова пушечный выстрел из крепости. Бум! - отвечает
ему выстрел из Чапультепека. Это условные  сигналы,  которыми  обмениватся
оба форта. Что бы это могло значить?
     Этот вопрос занимал не одного сержанта, но и  всех  солдат,  сержанта
даже менее других, так как ему уже  довелось  быть  свидетелем  нескольких
революций и множества восстаний.
     - Меня не удивит, если дело дошло до восстания, - спокойно сказал он.
     -  Кто  же  может  поднять  восстание?  -  заметил  один  из  солдат,
взволнованный возможностью бунта.
     Перебрали несколько имен известных военных, не зная, однако, на каком
остановиться. Нет, здесь было что-то иное...
     Все внимательно прислушивались, ожидая ружейных  залпов.  Большинству
эти залпы пришлись бы по душе, не потому, что  они  ненавидели  диктатора,
напротив, они все симпатизировали Деревянной Ноге, но восстание дало бы им
возможность принять участие в общем грабеже.
     Сержант же продолжал размышлять о проехавшей карете, предполагая, что
она причастна к происходящему. Уверенность подтверждалась  присутствием  в
ней  его  бывшего  капитана,  явно  куда-то  спешившего.  Может  быть,  он
стремился  в  деревню  Сан-Августин,  где  стояло  несколько  полков?   Не
примкнули ли они к революционной партии?
     Сержант начинал сильно волноваться, терзаясь вопросом, к какой партии
примкнуть. Оставаясь столько времени верным Санта-Ане  и  ничего  этим  не
достигнув, чем рисковал он изменив?  Может  быть,  этим  путем  он  скорее
достигнет столь желанных офицерских погон?
     В то время, как он  был  занят  этими  честолюбивыми  мыслями,  снова
раздались пушечные выстрелы.  Ни  сержант,  ни  солдаты  не  могли  ничего
понять. Это было точно предвестником бури - так  думали  они,  по-прежнему
ожидая ружейной перестрелки. Ожидание их, однако, не оправдалось, и только
колокола продолжали звонить, точно весь город был охвачен пожаром.
     Караул уже потерял всякое терепение, не надеясь более  на  восстание,
когда послышался звук рожка.
     Все бросились за  своими  ружьями,  продолжая  прислушиваться.  Через
минуту показался эскадрон гусар, несшийся во весь опор.
     -  Стой!  -  вскричал  офицер  громовым  голосом,  и  весь   эскадрон
остановился как вкопанный. - Сержант, не видали ли вы экипаж,  запряженный
серыми лошадьми, с пятью седоками?
     - В нем было только четверо, сеньор полковник.
     - Четверо? А кучер в голубой с серебром ливрее был?
     - Да, господин полковник.
     - Это, конечно, тот самый экипаж. Как давно он проехал?
     - Несколько минут назад. Еще пыль не улеглась.
     - Вперед! - вскричал полковник.
     Снова раздался сигнал, и гусары понеслись галопом, оставив сержанта и
его  команду  в  неописуемом  удивлении.  Один   из   часовых   проговорил
разочарованно:
     - Нет, это не восстание.



                          34. ПОПЛАТИВШИЙСЯ КУЧЕР

     - Сколько предусмотрительности! Сколько решительности!  -  восхищался
Ривас, в то время как ландо катилось все быстрее и быстрее. - Удивительно!
Да, что касается ловкости, то надо отдать  справедливость  женщинам,  оини
поразительно ловки! Ах, моя храбрая  Изабелла,  она  достойна  быть  женой
военного!  Надо,  однако,  признать,  что  половина  заслуги   принадлежит
сеньорите Вальверде, а это уже относится к вам, дон Флоранс...
     Керней не сомневался в  этом,  но  он  был  слишком  озабочен,  чтобы
поддерживать разговор. Обнаружив под сиденьем небольшую пилу, он  старался
распилить ею свою цепь. Молодой ирландец принялся за  это,  едва  миновали
ворота. Работа была не из легких, так как каждое  звено  было  толщиной  в
палец.
     Экипаж продолжал  нестись  на  полной  скорости,  так  как  это  было
единственным спасением для Риваса и его спутников. Нужно было отъехать  от
города как можно дальше.
     - Заметили вы, - сказал Ривас Кернею,  -  сержанта,  отдававшего  нам
честь?
     - Да, у него был такой вид, точно он отдавал честь самому диктатору.
     - Он узнал ливрею кучера.