ксиканской
республики имел в то время притязания на титул  императора  и  преследовал
эту цель ревностнее, чем когда-либо.  В  действительности  он  пользовался
императорской властью, растоптав свободу в стране. Чтобы подготовить своих
подданных к задуманным им переменам,  он  решил  поразить  их  воображение
обрядностями чисто военного  характера.  К  титулу  правителя  государства
Санта-Ана прибавил еще и звание главнокомандующего. Дворец его и внутри  и
снаружи походил на крепость. У всех дверей стояли часовые.
     В тот день, когда Сантандер посетил Аккордаду, диктатор сидел в зале,
где  была  назначена  аудиенция   его   приближенным.   Официальные   дела
закончились, он оставался один. В зал вошел дежурный адъютант, положил  на
стол диктатора визитную карточку. - Да, я могу принять его, - сказал  тот,
взглянув на нее.
     Посетителем оказался Карлос Сантандер.
     - А, сеньор Сантандер! - весело приветствовал  его  диктатор.  -  Чем
обязан удовольствием? Судя по вашему торжествующему виду, новая победа?
     - Экселлентиссимо!..
     - О, не скромничайте! Говорят, вы счастливейший из смертных?
     - Уверяю вас, даже напротив... Это только наговоры...
     - Я и сам достаточно видел. Например, ваше ухаживание  за  прелестной
особой, которую вы, кажется, знали еще в  Луизиане?..  -  Он  устремил  на
Сантандера испытующий взгляд, точно сам сильно  интересовался  особой,  на
которую намекал. Избегая его взгляда, Карлос уклончиво ответил:
     - Ваше превосходительство очень добры, уделяя мне столько внимания.
     - Вот как! Вы даже не находите нужным отрицать эти догадки! Ха-ха-ха!
     Великий управитель, откинувшись в кресле, захохотал.
     - Да, сеньор Карлос, ваши любовные похождения мне хорошо известны. Но
я далек от мысли осуждать вас за это. Живя сам в  стеклянном  доме,  я  не
могу бросать камни в стекла другим. Ха-ха-ха!
     Его смех и взгляд показывали, что ему очень льстит слава дон Жуана.
     - Впрочем, ваше превосходительство, не все  ли  равно,  что  подумает
свет, лишь бы совесть была спокойна.
     -  Браво,  брависсимо!  -  вскричал  Санта-Ана.  -  Карлос  Сантандер
проповедует мораль! Нет, это уж слишком! Ха-ха-ха!
     Полковник был немного озадачен, не понимая, к чему клонится разговор,
и решился, наконец, заметить:
     - Меня крайне радует, что ваше превосходительство находится сегодня в
таком хорошем расположении духа.
     - Уж не потому ли, что вы намереваетесь  меня  о  чем-то  просить?  -
Санта-Ана любил отпускать довольно обидные замечания. -  Кстати,  скажите,
откуда у вас шрам на щеке? Я давно хотел спросить об этом.
     Вопрос заставил Сантандера покраснеть.
     - Это последствие дуэли, - сказал он.
     - Где?
     - В Новом Орлеане.
     - О, это город дуэлей, я знаю, так как жил там некоторое время.
     Санта-Ана  побывал  в   Соединенных   Штатах   после   сражения   при
Сан-Гиацинте, где был взят в плен и отпущен под честное слово.
     - В Новом Орлеане встречаются удивительно искусные дуэлянты.  Но  кто
же был вашим противником? Надеюсь, вы ему отплатили как следует?
     - Даже более того.
     - Вы убили его?
     - Нет, но это зависело не от меня, а от моего секунданта, упросившего
меня пощадить противника.
     - А что же было причиной  ссоры?  Впрочем,  что  же  тут  спрашивать?
Конечно, замешана женщина.
     - Виноват, ваше превосходительство, наша ссора  имела  совсем  другую
причину.
     - Какую?
     - Я собирался посвятить свое оружие славе  Мексики  и  ее  достойного
правителя.
     - В самом деле, полковник?
     - Ваше превосходительство не забыли знаменитую кампанию партизан...
     - Да-да, - прервал его поспешно Санта-Ана, точно не желая  вспоминать
о неприятном, - значит, вы дрались с одним из них?
     - Да, с их капитаном.
     - И что же с ним сталось? Он воевал под Мьером?
     - Да, ваше превосходительство.
     - Убит там?
     - Взят в плен.
     - Расстрелян?
     - Нет.
     - Значит, он должен быть здесь? Как его фамилия?
     - Керней, он ирландец.
     Выражение лица Санта-Аны говорило о том, что это  имя  ему  известно.
Действительно, как раз в то утро дон Игнацио  приходил  ходатайствовать  о
помиловании Кернея и освобождении его из тюрьмы,  но  решительного  ответа
министр не получил. Вся эта история показалась  диктатору  подозрительной.
Не упомянув, однако, ни о чем, он только спросил Сантандера:
     - Этот ирландец в Такубае?
     - Нет, он в Аккордаде.
     - Так как  техасские  пленные  находятся  в  вашем  ведении,  то  вы,
вероятно, о нем и пришли просить? Чего же вы желаете?
     - Вашего разрешения наказать этого человека, как он того заслуживает.
     - За шрам, которым  он  украсил  ваше  лицо?  Вы  сожалеете,  что  не
ответили ему как следует? Не так ли, полковник?
     Сантандер, покраснев, сказал:
     - Это не совсем так. Он должен быть наказан по другой причине.
     Санта-Ана пристально посмотрел на Сантандера.
     - Этот Керней, - продолжал полковник, - один  из  самых  ярых  врагов
Мексики и вашей светлости.  В  одной  речи  он  называл  вас  узурпатором,
тираном, предателем, не раз изменявшим свободе и родине. Позвольте мне  не
повторять тех оскорблений, которыми он вас осыпал.
     Глаза Санта-Аны блеснули гневом.
     - Черт возьми! - вскричал он. - Если вы говорите  правду,  то  можете
делать с этим ирландцем все, что хотите. Расстреляйте  его  или  повесьте,
мне безразлично. Впрочем, нет, подождите. Ведь в  настоящее  время  у  нас
предприняты переговоры с министром Соединенных Штатов о техасских пленных.
К тому же, Керней, будучи  ирландцем,  является  английским  подданным,  и
английский консул может втянуть нас в неприятную историю. Не  следует  его
пока ни расстреливать, ни вешать. Поступайте осторожно. Вы понимаете меня?
     Полковник  прекрасно  понимал,  что  хотел  сказать  диктатор  словом
"осторожно". Все шло так, как хотел Сантандер. Когда он выходил  из  зала,
лицо его сияло злобным торжеством. Отныне он мог унижать вволю  того,  кто
унизил его!
     - Вот так комедия! - воскликнул Санта-Ана, когда дверь за посетителем
закрылась. - Прежде чем опустят занавес, я и сам хочу сыграть роль в  этой
пьесе. Сеньорита Вальверде  без  сомнения  прелестна,  но  она  недостойна
развязать шнурки на башмаках графини. Эта женщина, ангел  она  или  демон,
могла бы, если бы захотела, добиться того, чего не смогла еще  ни  одна...
вскружить голову Санта-Ане!



                    19. ДОН ЖУАН С ДЕРЕВЯННОЙ НОГОЙ

     Диктатор просидел некоторое время  неподвижно,  затем,  зажигая  одну
папиросу за другой, стал курить. Его лицо сделалось  мрачно.  В  ту  пору,
если верить общей молве,  Санта-Ана  имел  абсолютную  власть  над  жизнью
мексиканского народа, действуя то силой, то хитростью, не брезгуя никакими
средствами. Перемена выражения  лица  диктатора  была  вызвана  отнюдь  не
угрызениями совести. Скорее воспоминаниями. Сюда примешивался, может быть,
страх разделить когда-нибудь участь своих жертв, ибо каждый деспот не  без
оснований опасается мести. Развращенное и развращающее правление Санта-Аны
так бесцеремонно обращалось к кинжалу, что убийство стало в некотором роде
обычным делом. Неудивительно поэтому, что и диктатор боялся  погибнуть  от
руки  убийцы.  Как  ни  прочно  утвердился  Санта-Ана  у  власти,  надеясь
переменить кресло диктатора на королевский трон,  он  не  мог  чувствовать
себя в полной безопасности.
     Его тревожило еще одно обстоятельство.  С  помощью  арестов,  казней,
ссылок и конфискаций ему почти удалось уничтожить либеральную партию.  Но,
как ни слаба она была, но все же существовала, ожидая лишь  случая,  чтобы
проявить себя. Санта-Ана знал это по  опыту  собственной  жизни,  где  так
часто чередовались торжество и поражение.  В  одном  из  северных  городов
республики даже был раскрыт заговор. Это походило  на  отдаленные  раскаты
грома приближающейся грозы.
     Однако мысли, омрачившие в эту минуту  чело  Санта-Аны,  от  политики
быстро перекинулись к женщине... к женщине не в общем смысле  слова,  а  к
одной из двух особ, недавно упомянутых им,  и,  как  можно  догадаться,  к
прелестной графине.
     В молодости он был недурен собою и очень гордился своей внешностью. В
жилах этого мексиканца по рождению текла чистейшая испанская кровь.  Черты
лица его были тонкие и выразительные, волосы  и  усы  черные  и  блестящие
(правда, усы он красил), цвет  лица  коричневатый,  но  не  темный.  Он  и
теперь, несмотря на годы, и серебристые нити в  волосах,  мог  производить
впечатление на женщин, если бы не зловещее выражение, появляющееся на  его
лице.
     Одно огорчало его более всего - его деревянная нога. Когда он  глядел
на нее, то искренне страдал, точно чувствовал в  этой  деревяшке  приступы
подагры.
     Как часто проклинал он принца Жоанвиля! Ведь он лишился ноги, защищая
Веракрус от  французов,  которыми  тот  командовал.  Однако  по  некоторым
причинам  он  должен  был  благодарить   его:   деревянная   нога   немало
способствовала популярности Санта-Аны,  и  не  раз  он  пользовался  своим
увечьем, чтобы снова войти в милость у народа.
     Однако с какой грустью разглядывал он  ее  теперь!  В  том,  чего  он
жаждал, она едва ли могла принести ему пользу. Способна ли женщина, да еще
такая, как графиня Изабелла, полюбить человека  с  деревянной  ногой!  Он,
конечно, не терял надежды,  уповая  то  на  свою  внешность,  то  на  свое
положение.  Кроме  того,  он  сумел  устранить  опвсность   соперничества,
заключив в тюрьму человека, который пользовался благосклонностью  графини.
С трудом, но удалось захватить его, обвинив в разбое и воровстве.  Он  был
помещен  в  Аккордаду,  начальником  которой  был  один  из   приспешников
диктатора.  Просидев  некоторое  время  в  раздумье  и  докурив  очередную
папиросу, он вдруг торжествующе улыбнулся. Улыбка эта была вызвана как раз
сознанием своей власти над ненавистным соперником.  Чего  бы  он  не  дал,
чтобы распространить эту власть и на нее!
     Из задумчивости диктатор был выведен легким стуком в дверь.  Адъютант
принес две визитные карточки сразу. При виде их выражение  лица  Санта-Аны
снова  резко  изменилось.  Форма  и  размеры  карточек  указывали  на   их
принадлежность представительницам прекрасного  пола.  Имена  посетительниц
смутили диктатора еще больще. Адъютанту  не  приходилось  еще  видеть  его
таким взволнованным.
     - Просите! - сказал было он, но вдруг одумался и  отдал  распоряжение
ввести дам сначала в приемную и впустить их к нему лишь после звонка. Судя
по выражению лица молодого офицера,  он  был  очень  доволен  возможностью
задержать   на   некоторое   время   посетительниц,    показавшихся    ему
очаровательными: одна из них  была  Луиза  Вальверде,  другая  -  Изабелла
Альмонте.



                     20. ПРЕЛЕСТНЫЕ ПРОСИТЕЛЬНИЦЫ

     Едва адъютант вышел, как Санта-Ана  направился  к  большому  стенному
зеркалу и осмотрел себя с головы до ног. Он закрутил усы, провел рукой  по
волосам, одернул шитый золотом мундир и снова уселся в кресло. Несмотря на
изысканную вежливость, которой всегда кичился диктатор, он  всех  принимал
сидя, даже женщин, предпочитая положение, позволявшее  ему  скрывать  свой
недостаток. Нажав кнопку звонка, он  принял  позу,  полную  достоинства  и
величия. Женщины вошли смущенные и взволнованные.
     - Такой редкий случай, - сказал Санта-Ана, - графиня Альмонте  делает
честь дворцу своим посещением. Что касается  сеньориты  Вальверде,  то  не
будь у нас с ее отцом официальных отношений, я еще реже имел бы  честь  ее
видеть.
     Говоря это, он указал им на кресла. Они  сели,  все  еще  волнуясь  и
слегка дрожа. Они не  были  застенчивыми  по  природе,  их  делали  такими
обстоятельства, приведшие сюда. В жилах той и другой текла  благороднейшая
кровь. Графиня, кроме того, принадлежала к старинной знати, в то время как
диктатор оказывался  просто-напросто  выскочкой.  Их  смущало  поэтому  не
собственное приниженное положение, но самая  цель  их  посещения.  Были  у
Санта-Аны какие-либо  подозрения  на  этот  счет  или  нет,  но  лицо  его
оставалось непроницаемым и загадочным, как у  сфинкса.  Любезно  произнеся
свое приветствие, он умолк, ожидая, когда заговорят посетительницы.
     Графиня решилась заговорить первая.
     - Ваше превосходительство, - сказала она с напускным смирением, -  мы
пришли просить у вас одной милости.
     При этих словах смуглое лицо Санта-Аны  точно  просветлело.  Изабелла
Альмонте просит у него милости! Что же может быть лучше? Диктатор с трудом
скрывал овладевшую им радость, отвечая графине:
     Если эта милость в моей власти, ни  графине  Альмонте,  ни  сеньорите
Вальверде нечего бояться отказа. Говорите же откровенно, в чем дело.
     Графиня, при всей решительности своего  характера,  все  еще  медлила
объясниться. Ведь об этой милости Санта-Ану уже просили утром,  и  он,  не
отказав окончательно, тем не  менее  оставил  мало  надежды.  Читатель  не
забыл, вероятно, что в тот же день приходил просить о помиловании Флоранса
Кернея и Руперто Риваса дон Игнацио,  посетительницы  не  могли  не  знать
этого, так как министр действовал по их настоянию и просьбе. Безнадежность
и заставила их самих обратиться к диктатору.
     Замешательство графини не ускользнуло от  внимания  диктатора,  очень
довольного, что представился случай показать  свою  власть  интересовавшей
его женщине.
     - Должен сказать, что меня все это  крайне  огорчает,  -  сказал  он,
стараясь казаться опечаленным, каким он и был  в  действительности,  когда
узнал, что женщины, за которыми ухаживал, предпочли его другим.
     - Но почему  же,  ваше  превосходительство?  -  спросила  графиня  со
страстью в голосе. - Почему вы отказываете в свободе людям, не совершившим
никаких  преступлений,  заключенным  в  тюрьму  за  вину,  которую   вашей
светлости так легко простить?
     Никогда графиня не была  так  хороша,  как  в  эту  минуту.  Ее  лицо
покрылось ярким румянцем, глаза метали искры негодования. Она поняла,  что
все просьбы тщетны, волнение,  гнев,  презрение  придали  ее  лицу  особое
выражение, сделав его еще прелестнее.  У  Санта-Аны  не  оставалось  более
сомнения относительно чувств, питаемых ею к Руперто Ривасу. И он ответил с
холодным цинизмом:
     - Вы так думаете, но ведь  это  ничего  не  доказывает.  Человек,  за
которого вы просите, должен сам доказать свою невиновность. То же  я  могу
сказать и относительно интересующего вас узника, - прибавил он,  обращаясь
к Луизе Вальверде.
     Женщины ничего на это не ответили, поняв, что их усилия напрасны. Они
поспешили уйти. Дочь дона Игнацио шла впереди - это было именно  то,  чего
желал Санта-Ана. Забыв о своей деревянной  ноге,  он  поспешно  вскочил  с
кресла и успел шепнуть Изабелле Альмонте:
     - Если графиня пожелает прийти одна, ее просьба  будет  иметь  больше
шансов на успех.
     Графиня прошла по залу, подняв презрительно голову, словно  не  слыша
его слов. Она прекрасно поняла их смысл, и  негодование  отразилось  в  ее
огненном взоре.



                           21. ЖЕНСКИЙ ЗАГОВОР

     - Жизнь бедного Руперто в опасности! Теперь я в этом уверена и, может
быть, даже буду виной его смерти!  -  Сидя  в  карете  рядом  с  подругой,
графиня произнесла эти слова как бы про себя.
     Не менее удрученная Луиза, возможно, не услышала бы этих  слов,  если
бы они не отвечали вполне  ее  собственным  мыслям.  Думая  об  опасности,
угрожавшей дорогому для нее человеку, она с ужасом спрашивала себя: не она
ли тому причиной?
     - Мне кажется, я вас понимаю, - грустно сказала она.
     - Не будем об этом говорить, это слишком ужасно! Нам нужно, не  теряя
времени, приняться за дело, призвав на помощь всю нашу любовь и  все  наши
силы! Ведь так, Луиза? И помоги нам, боже!
     Несмотря на вопросительный тон, Изабелла не нуждалась  в  ответе.  Не
менее озабоченная, чем графиня, и еще  более  грустная,  Луиза  лишь  эхом
повторила:
     - Помоги нам, боже!
     Они молчали некоторое время, погруженные в свои мысли, затем  графиня
снова заметила:
     - Как я жалею, дорогая, что вы неспособны на хитрости!
     - Святая Дева, но почему же? - удивилась ее подруга.
     - Мне прищла в голову одна  вещь,  с  помощью  которой  мы  могли  бы
кое-чего достигнуть, если бы вы согласились мне содействовать.
     - О Изабелла! Чего я не сделаю, чтобы спасти Кернея!
     - Мне нужно ваше содействие, чтобы спасти Руперто,  а  не  Кернея.  О
Кернее я уже сама позабочусь.
     Удивление дочери дона Игнацио  все  возрастало.  Чего  хочет  от  нее
графиня?
     - Какую же роль вы мне назначаете?
     - Роль ловкой кокетки, не более.
     Кокетство было совершенно не в характере Луизы Вальверде. Имея немало
поклонников, она не заслуживала все же упрека в легкомыслии. С  того  дня,
как она полюбила Кернея, сердце ее принадлежало всецело ему одному. Многие
даже находили ее слишком недоступной и холодной, не подозревая, как горячо
билось это сердце, но для одного только человека.  Средство,  предложенное
Изабеллой, глубоко смутило ее. Заметив это, графиня поспешила сказать:
     - Ведь только на время, дорогая. Вам  не  придется  играть  эту  роль
настолько, чтобы быть скомпрометированной. К тому же, я не  предлагаю  вам
вскружить головы всем вашим поклонникам. Только одному!
     - Кому же?
     -  Карлосу   Сантандеру,   гусарскому   полковнику,   адъютанту   его
превосходительства. Его репутация не слишком почтенна,  но  он  пользуется
милостью Санта-Аны.
     - Ах, Изабелла, как вы заблуждаетесь, предполагая, что я имею на него
влияние! Карлос Сантандер никогда не пожелает спасти Флоранса Кернея, и вы
знаете почему!
     - Да, я это знаю. Но он может  помочь  мне  освободить  Руперто.  Мои
достоинства, к счастью, не оценены полковником, он видит только вас  одну.
Он преследует Руперто лишь из желания угодить своему начальнику.  Если  вы
согласитесь исполнить мою просьбу, нам легко будет обмануть его.
     - Что же я должна делать?
     - Вы должны быть любезны с ним хотя бы с виду и до тех пор,  пока  мы
не достигнем своей цели.
     - Боюсь, что из этого ничего не выйдет.
     - А я так напротив. Вам, конечно, это будет  не  совсем  приятно,  но
ведь вы сделаете это для меня, не так ли? В благодарность я  поступлю  так
же и буду играть ту же роль по отношению к другому человеку  для  спасения
Флоранса Кернея... Вы понимаете меня?
     - Не вполне.
     - Я объясню подробнее в другой раз, только позвольте...
     - Дорогая Изабелла, для вас я готова на все.
     - И для дона Флоранса! Но какое странное  стечение  обстоятельств:  я
буду стараться для вас, вы для меня, а сами для себя мы  ничего  не  можем
сделать. Однако не будем отчаиваться!
     В эту минуту экипаж  остановился  у  дома  Луизы.  Графиня,  отпустив
кучера, вошла вслед за подругой, желая сказать ей еще  несколькослов.  Они
выбрали уголок, где могли поговорить, не будучи никем услышаны.
     - Время  не  терпит!  -  сказала  Изабелла.  -  Надо  воспользоваться
случаем, если он представится, сегодня же, во время процессии...
     - Мне даже подумать тяжело об этой процессии! Каково  сознавать,  что
все веселятся, а он изнывает в тюрьме. Нам придется ехать мимо нее! Ах,  я
чувствую, что  не  справлюсь  с  безумным  желанием  выйти  из  экипажа  и
приблизиться к нему.
     - Это был бы лучший способ погубить дона Флоранса и никогда более его
не видеть. Этим вы разрушите весь мой план. Я дам  знать,  когда  настанет
время действовать.
     - Значит, вы непременно хотите ехать?
     - Конечно! И  прошу  вас  взять  меня  с  собой  в  экипаж.  Не  надо
раздражать Санта-Ану. Я уже сожалею, что позволила себе быть с ним резкой,
но разве я могла спокойно слушать, как Руперто  называют  вором!  Впрочем,
нет худа без добра. Итак,  скорее  идите  пер