ул
ножницами. - Понимаете, в мастерской я здорово попортил себе пальцы, а
теперь моя неожиданная карьера побуждает наконец как-то облагородить ногти.
   Он вздохнул и взял пилку. "Парень - псих", - подумал Горчев, пребывая в
сомнительном обществе игривых сороконожек. Теперь он вспомнил, почему
фамилия показалась знакомой: он слышал или читал об этом гонщике.
   - Правда, мои ногти до сих пор не могут забыть пережитых ужасов.
Подпиливаю, ухаживаю - все зря. Меня на этом свете удерживает только одно:
рано или поздно отрастут красивые, розовые, будто у какого-нибудь
бездельника-белоручки... - Он работал пилкой и даже помогал себе зубами,
надкусывая заусеницу.
   Пессимист по натуре, он, однако же, видел будущее своих ногтей в
розовом свете.
   - Если старт не состоится по моей вине, - продолжал молодой джентльмен,
обрабатывая лопаточкой основание ногтей, - то я немедленно верну
четырнадцать тысяч франков. Честь для меня превыше всего.
   - Равно и для меня, - ответствовал Маэстро, и пол под ним не провалился.
   - Но двадцать тысяч я получаю в любом случае.
   - Не относитесь ко всему этому как к спортивной гонке. Ваша задача в
скоростном темпе доставить машину в определенный пункт.
   - В каком состоянии автомобиль?
   - В наилучшем. Это "альфа-ромео" со специальным шасси, тяжелым, как у
вездехода.
   - Потрясающе! - Автогонщик растопырил пальцы на манер утиной лапы,
после чего маленькой кисточкой прошелся по каждому ногтю, размазывая
капельки лака. - В песках тяжелый автомобиль... очень даже неплохо.
   - В Оране вы остановитесь в отеле "Империал". Наниматель, вероятно,
встретится с вами уже на следующий день.
   - Где?
   - Барон Лингстрем посетит вас в отеле. От него вы получите гонорар.
   - Заявляю сразу, - напыжился бывший механик, а ныне примадонна
автогонок, - не берите в голову, будто вы меня купили. Если мне что не по
душе, плевать мне на деньги.
   - Барон Лингстрем - человек порядочный и благородный. Вы будете
довольны.
   Гафироне насыпал какого-то порошка на кусочек замши и начал полировать
ногти, некогда подвергавшиеся незаслуженно дурному обращению.
   - Здесь точная карта маршрута, - отчеканил Маэстро.
   Гафироне внимательно смотрел на карту, не прерывая ни на миг своей
работы.
   - Короче, - Маэстро нервически вздрогнул, ибо его сильно раздражала
полировка, - по этому пути, указанному черной линией, вы доберетесь до
Ифириса, свободного негритянского государства. Туда вы должны доставить
барона Лингстрема.
   - А что означает другая линия, красная?
   - По ней вы ни в коем случае не должны следовать, иначе всему конец.
Она ведет к "Туфле Пророка".
   - Что за опасность сулит нам эта домашняя обувь?
   - "Туфлей Пророка" называют высохшее русло - "вади" особой
конфигурации. Там обитает злейший враг барона Лингстрема - вождь туземцев
Абе Падай. Туда ведет красная линия. Возьмите карту, месье Гафироне, и
хорошенько берегите.
   - Ладно. Ничего, если я заново перекрашу?..
   - Месье, для чего вам красить карту?
   - Я имел в виду ногти.
   Гонщик открыл лакированный футляр и разложил еще несколько полезных
вещиц.
   Горчев тем временем заполнял спичечный коробок сороконожками и разными
другими находящимися под рукой насекомыми; он словно задался целью собрать
материал для научной классификации членистоногих, обитающих в ящике из-под
картофеля.
   - Перед высадкой на берег вы получите от меня сорок тысяч. В отеле
"Империал"
   вас посетит Лингстрем, и вы с ним уладите остальное.
   - Предупреждаю: если дело нечисто, я сразу устраняюсь.
   - Успокойтесь, бояться нечего при условии, что вы будете остерегаться
некоего субъекта по фамилии Горчев.
   - Кто такой?
   - Опасный авантюрист. Только здесь, на борту, мы ограждены от его
посягательств.
   - Любопытно, - удивился вдруг Гафироне. - Сколько жуков по вас ползает!
   Маэстро опустил глаза, вскрикнул, подпрыгнул и, как сумасшедший, сорвал
с себя костюм и рубашку.
   Легионы сороконожек и разных их свойственников торопливо разбегались во
всех направлениях - за воротник, в рукава, в волосы и так далее. Кусались
они зверски.
   В течение вышеприведенной беседы Горчев неутомимо собирал насекомых и,
когда коробок заполнился, выпустил обозленных тварей в щель между досками.
Как раз здесь виднелась голая кожа на щиколотках Маэстро.
 
 
   Глава четырнадцатая 
 
   1
 
 
   Они были недалеко от африканского побережья и от всех сюрпризов, что их
поджидали в конце этого необычного плаванья. Неожиданные повороты,
комические виражи судьбы готовило им дьявольское авто.
   Команда "Акулы" собралась в кладовке. Маэстро устроил себе постель в
другом конце судна и натер все тело каким-то средством от насекомых: он
расценивал нападение сороконожек как самый ужасный казус в своей жизни -
волдыри не проходили добрую неделю. Поэтому насчет Маэстро все были
спокойны. Другая проблема волновала достойных членов банды - забота о
беспомощном и неопытном юнце. Молчаливый Дру-гич доставил на собрание
водку из своих запасов и тут же продал приятелям по номинальной цене.
   - Я верю, - начал Приватный Алекс, - раз я несчастного паренька спас от
верной гибели, то мне на том свете из моего списка грехов вычеркнут
истопника. - И после короткого раздумья, глубоко затянувшись трубкой,
прибавил: - Может даже и письмоносца... Уж хоть бы тот почтальон деньги
разносил, еще куда ни шло...
   Этот паренек с грустными глазами удивительным образом пробуждал у
Приватного Алекса угрызения совести по поводу давно забытых злодеяний. У
других тоже. Они прямо-таки рвались отдать ему свой скудный запас
человеколюбия, чтобы несколько улучшить баланс в документах беспощадного
потустороннего судьи.
   Железная Нога, бандит, виртуозно владевший ножом, целыми днями
расхаживал взад-вперед, ломая голову, как бы помочь парню. У всех
остальных тоже душа изболелась за этого недотепу Червонца - такого
убогого, неприкаянного и беспомощного, с вечно испуганными голубыми
глазами.
   - Давайте воспитаем из него укрывателя краденого добра, - предложил
Рыбец. - Силы здесь не требуется, только чуток коммерческой сноровки, а
заработать можно.
   - Да нет. его запросто облапошат, - поморщился Приватный Алекс. - Он
должен стать коком на корабле. Кока особо не дубасят, потому как заменить
его некем.
   Стараются даже к нему подлизаться, чтобы половник поглубже в котел
опускал.
   - Хорошо сказано, - одобрил молчаливый Другич.
   Когда совет достиг полного единства мнений. Рыбец достал из кармана
губную гармошку.
   За Маэстро наблюдали постоянно. Опасались, как бы он свою ярость на
Горчева не выместил на безвинном юноше. Когда седой респектабельный
гангстер показывался в поле зрения, Горчев залезал в ящик к своим
друзьям-сороконожкам. Интересно, что сказали бы бандиты, узнав, что их
наивный подзащитный и есть тот самый Горчев.
   Этот сюрприз судьба еще приберегала для них.
   Горчев оказался весьма полезен в некоторых отношениях. Вечерами
распевал замечательные песни под гармонику Рыбца. Иван очень кстати
припомнил несколько песен про Волгу и обучил новоявленных приятелей. Сам
он исполнял баритоновую партию, Приватный Алекс гудел басом. Железная Нога
заливался тенором, а молчаливый Другич - водкой. Только много лет спустя
установили, что эти "песни про Волгу" не что иное, как фрагменты финского
героического эпоса "Калевала", переведенные на эсперанто.
   Накануне прибытия в Оран герой наш самостоятельно готовил обед, и все
наслаждались горохом, тушенным с огромным куском говядины и непонятно как
попавшим в кастрюлю компасом. От предложений побоксировать, однако,
уклонялся всячески.
   Приближалась гавань Орана. Горчев смотрел в бортовой иллюминатор. Рядом
курил трубку Приватный Алекс. Во время вояжа, кстати говоря, Горчев снял
свою куртку с Портнифа, который в угольном бункере понемногу выздоравливал
от алкогольного отравления.
   Все внимательно разглядывали роскошный пароход "Республика",
находившийся вблизи "Акулы": океанский лайнер бросил якорь около дока,
довольно далеко от берега.
   - На нем они привезли авто. Генерал и его дружок прошептал Приватный
Алекс.
   Если де Бертэн и Лабу прибыли на "Республике", безусловно там же
находится и Аннет. Зачем бандитам понадобился автогонщик, если
"альфа-ромео" в руках Лабу? В чем заключается гениальный план, который так
потряс Другича? И вообще, почему из-за этой машины ведется столь отчаянная
борьба? Горчев так и сяк ломал голову.
   Началась разгрузка "Республики". Портовые рабочие да и праздные зрители
даже не подозревали, какой поразительный сюрприз преподнесет им
сегодняшний день. Вдруг Горчев увидел Лабу на палубе парохода. Лабу
наблюдал за выгрузкой.
   Могучий подъемный кран опускался время от времени в глубину океанского
гиганта, поднимался, совершал поворот, занося груз над морем, и лишь
гораздо выше, достигая расположенного под прямым углом металлического
траверса, стальная клетушка крана бежала к берегу. При очередном заходе из
трюма появился для всеобщего обозрения огромный голубой "альфа-ромео";
кран сделал боковой поворот, и роскошный автомобиль понесся, колыхаясь,
над водой.
   - Слушай, парень, - шепнул Приватный Алекс на ухо Горчеву, не сводя
глаз с летящего над морем "альфа-ромео". - Слушай, парень, - его глаза
блестели, а голос от волнения охрип, - слушай и тут же забудь, иначе я
тебя придушу собственными руками. Это самый дорогой автомобиль в мире. Он
из четырнадцатикаратового золота.
   Горчев смотрел разинув рот. И вдруг воскликнул:
   - Цепь порвалась!
   Секунда - и золотой автомобиль упал в волны. Оглушительный всплеск,
ослепительный фонтан... и "альфа-ромео" исчез в глубине Средиземного моря.
 
 
   2
 
 
   Падение дьявольского шедевра автомобильной индустрии примечательным
образом впутало в ситуацию совершенно посторонних людей и причинило им
кучу неприятностей.
   Примером сему - безобидный господин Ванек. В казарме на его койке уже
давно гладили белье: господин Ванек никогда здесь не появлялся, так как
все свободное время проводил под арестом. Утром господин Ванек при ярком
солнце бегал по кругу, затем занимался военно-строевой подготовкой, а
потом - ежедневно и систематически - его избивал собрат по оружию и по
аресту - одноглазый турок Мегар. Время избиения наступало всякий раз после
еды, словно колотушки считались лучшим медицинским средством для улучшения
пищеварения. Между господином Ванеком и здоровенным турком возникло
какое-то недоразумение. В чем оно заключалось, объяснить было невозможно,
так как Мегар владел только своим родным языком.
   Когда господина Ванека первый раз отвели в арестантскую, там сидел на
полу одноглазый турок и попеременно то склонял голову к полу, то
откидывался, поднимая вверх ладони. Секретарь смотрел с интересом, а потом
осведомился, сколько раз в день он предается этим гимнастическим
упражнениям. Из турецкой глотки вылетело несколько невразумительных
односложных слов.
   - Видите ли, - сказал господин Ванек. В таких вещах я разбираюсь,
потому что мой кузен, учитель гимнастики, часто выполнял со своими
учениками известные упражнения по системе Далькроза, пока не вмешался
городской врач.
   Прослушав сообщение, Мегар успокоился и даже дружески улыбнулся.
   И тут-то и случилась беда. Господин Ванек отметил, что стоит хорошая
погода.
   Такое нельзя было говорить.
   Турок, надо полагать, понял как-то по-своему, ибо при замечании о
погоде вошел в неописуемый экстаз: он бил себя в грудь кулаками, завывал,
клялся в чем-то и плакал навзрыд.
   - Простите, умоляю вас, - смущенно бормотал господин Ванек. - Я беру
свои слова обратно и готов признать, что погода чересчур засушливая,
ветреная и даже, если вас так больше устраивает, ожидаются заморозки на
почве.
   - Ты собака, неверный, - завыл турок и обхватил шею Ванека, - ты не
знай, кто я!
   - Но тогда скажите, что вы за зверь, и я буду разговаривать как надо, -
пытался успокоить турка господин Ванек.
   Охранник, который принес ужин, спас Ванеку жизнь. И в самое время, так
как громадный Мегар, проливая горькие слезы и проклиная собрата по
несчастью, колотил его головой о дверь камеры.
   Мегар частенько дубасил господина Ванека, ибо при одном взгляде на
секретаря впадал в экстаз. И секретарю стало ясно, что если ему не удастся
в самое ближайшее время отыскать переводчика, турок его рано или поздно
прикончит.
   Пришло меж тем сообщение от Горчева: шеф просил еще немного потерпеть.
К записке были приложены квитанции о внесении денег в банк.
   Господин Вюрфлн, которого мода на "файв о'клок" довела до разорения, а
потом и до иностранного легиона, из малопонятных соображений полагал, что
он должен держаться как можно ближе к господину Ванеку, и сверх всякой
меры утомлял несчастного, замордованного секретаря.
   - Мы - люди достойные, - шептал он Ванеку на полигоне, пока они вместе
лежали в луже.
   Почему-то всякий раз, как сержант командовал "ложись", можно было с
полной уверенностью знать, что перед господином Ванеком либо лужа, либо
яма.
   - Поверьте, здесь, в луже, все мы одинаково свиньи, что один, что
другой, - отвечал Ванек..
   - Пожалуйста, не говорите во множественном числе.
   - А что? Здесь я не лучше вас.
   - Но ведь у нас родственные души.
   - Вы полагаете, что вы - мой духовный дядя или духовная бабушка?
   - Художник не может не любить танец.
   - Вероятно, - передернул плечами господин Ванек.
   - Музыканты и живописцы тоже.
   - А также каменотесы и балетные танцоры. Почему вы постоянно об этом
твердите?
   - Послушайте, - господин Вюрфли ухитрился проползти по луже чуть ближе
к Ванеку, - давайте вместе дезертировать.
   - Месье, корреспондент умирает, но не нарушает присягу.
   - Вы еще и корреспондентом работали, господин Тинторетто?
   - Прошу вас, избегайте этого безобразного слова, если хотите, чтобы мы
беседовали и в других лужах.
   - Двадцать седьмой! Скотина безрогая, - зарычал Вердье, и Ванек грустно
шепнул танцмейстеру:
   - Опять меня, черт вас возьми!
   - Как вы смеете трепаться во время строевых занятий?
   - Я только шепотом.
   - Внимание! Завтра пойдете к рапорту и попросите десять дней ареста.
   - Так мне еще две недели сидеть!
   - Молчать!
   - Так я годами не выйду из-под ареста.
   - Внимание! Пятьдесят приседаний. Раз, два... И так далее. Ни единой
свободной минуты, чтобы сходить в столовую, никаких увольнений.
Единственный раз, когда господин Ванек вышел за пределы форта, он
встретился с неким маршалом Мари-гоном, который всегда был в плохом
настроении, поскольку давно еще у него в бедре застряла пуля: при каждом
волнении чувств или перемене погоды пуля резко давала знать о себе. Маршал
изумленно смотрел на очкастого рядового - тот, проходя мимо типографии,
приветствовал хозяина поднятием фуражки. При таком зрелище зашевелилась
пуля в маршальском бедре.
   - Рядовой, вы спятили? Наденьте фуражку!
   - Спасибо, мне не холодно. И вообще для солдата главное - закалка, -
возвестил господин Ванек с добродушной улыбкой.
   - Рядовой, вы понимаете, кто перед вами?
   Господин Ванек испуганно поглядел по сторонам:
   - Тигр? Нет? Прошу вас, если я не угадал, позвольте еще раз...
   Пуля тяжко отозвалась в бедре маршала. Перед ним стоял солдат легиона:
каждая пуговица выглядела так, словно к мундиру пришили старые, покрытые
патиной монеты, штык болтался где-то на уровне желудка и параллельно
вертикальной оси, а фуражку солдат прижимал локтем, как почтальон сумку.
   - Рядовой, сейчас же наденьте фуражку. Вы, очевидно, душевнобольной.
   - Как будет угодно, господин полковой врач, - Ванек надел фуражку. - Я
вообще-то недавно при армии.
   - При каком форте? Назовите ваши данные.
   Тут произошло такое, о чем маршал даже спустя годы рассказывал дрожащим
голосом, и пуля в бедре всегда отзывалась тяжким резонансом. Рядовой сунул
руку в карман, вытащил визитную карточку и протянул маршалу. Седовласый
военачальник был так ошарашен, что машинально достал очки и, не веря своим
глазам, прочел: Эдуард Б.
   Ванек Рядовой. Иностранный легион. Оран. форт св. Терезы, тел. 3725.
   Сказать, что маршал вышел из себя, значит ничего не сказать.
   - Кругом марш! Пойдете прямо в форт и сообщите на рапорте, что
встретили меня.
   - Но кого там могут интересовать мои личные дела? У них свои заботы.
   - Убирайтесь к черту, идиот!
   - Куда? - переспросил устрашенный господин Ванек, и на том закончил
диалог.
   Бледный маршал погрозил ему кулаком и пошел дальше. Но, уходя, успел
отметить, что рядовой вежливо взмахнул фуражкой.
 
 
   Глава пятнадцатая 
 
   1
 
 
   На террасе виллы в Оране царило глубокое молчание. Генерал де Бертэн
обил все пороги, дабы ускорить спасение автомобиля. Положение затруднялось
тем, что машина погрузилась на глубину более ста метров. Для поднятия
"альфа-ромео"
   требовалось специальное судно - таковое находилось сейчас в гавани
Бреста:
   понадобилось еще целый день ходатайствовать в адмиралтействе, чтобы на
тральщик дали приказ отплыть в Оран.
   - Промедление сейчас крайне опасно, - заметил Ла-6у. - Если сторонники
Абе Падана вовремя не получат оружие, восстание будет подавлено.
   - Куда нужно доставить авто? - спросила Аннет; девушка была бледна и по
большей части хранила молчание.
   - К "Туфле Пророка", неподалеку от оазиса Абудир. Это скалистая
местность, где расположился лагерем Абе Падан.
   - А почему португалец это допустил?
   - Со стороны Ифириса туда нельзя подступиться: к северу проходит
французская сфера влияния, и через нейтральную зону допускаются только
безоружные жители.
   - Тогда каким же образом Абе Падан начнет действовать?
   - Видишь ли, ему, возможно, удастся ночью пройти через французскую
зону. У Дизара такого шанса нет: французские пограничники не видят лишь
то, чего не хотят видеть.
   Аннет молчала. Андре накрывал стол к чаю. На его лице застыло
ненавязчивое драматическое выражение: при своем подчиненном положении
Андре давал понять, что относится с определенным сожалением к очередному
несчастью с "альфа-ромео".
   - О чем ты думаешь? - спросил Лабу печальную Аннет.
   - Так... ни о чем... о бедном Горчеве.
   - Де Бертэн справлялся, с ним все в порядке, - тихо проговорил Лабу.
   - Рота в первый же день покинула Оран, - вмешался генерал. - Они сейчас
в нескольких километрах отсюда, в Бор-Буддене, в учебном лагере. Младший
лейтенант Довиль вновь получил две тысячи франков за хорошее обращение с
молодым человеком. И скажу тебе правду, Аннет: две тысячи дал твой отец.
   - Понимаешь, мне все-таки жалко этого сорвиголову и...
   Аннет не дала ему продолжить, бросилась на шею, расцеловала. Из ее глаз
скатилось несколько слезинок.
   Младший лейтенант Довиль действительно неплохо отнесся к рекруту,
порученному его заботам, и Корто не мог надивиться щедрости Довиля,
который, не будучи его старым приятелем в отличие от Гектора Потиу, тем не
менее совал Корто иногда по двадцать-тридцать франков. Если бы Корто знал,
что Довиль финансирует его алкоголизм из денежного вознаграждения за
хорошее с ним обращение, он, вероятно, размыслил бы иначе.
   - А что будет после учебного лагеря ? - допытывалась Аннет.
   - Де Бертэн сделал все, чтобы его не отправляли в пустыню. Он
разговаривал с командиром роты, и тот в курсе, что по некоторой причине с
Горчевым надо обходиться деликатно.
   - По некоторой причине! - укоризненно воскликнула Аннет. - По некоторой
причине я люблю его и никогда нс полюблю другого.
   Лабу, расстроенный, промолчал. Поспешное решение Горчева тяжким грузом
лежало на его совести.
   - Судьба жестоко наказала меня за излишнюю строгость к нему, - он
тяжело вздохнул. - Но я поступил правильно. В конце концов, не могу же я
отдать свою дочь за какого-то невесть откуда взявшегося юнца.
   - Мне все равно, откуда он взялся, я люблю его. И учти, я все равно
выйду за него.
   - Нет, ты этого не сделаешь! Горчев несомненно авантюрист! - разъяр