аю
которого он рос. Надрез имел в ширину почти фут  и  был  сделан  так  чисто,
точно его  вырубили  топором;  а  земля  вокруг  была  усеяна  тонкими,  как
соломинки, длинными щепками, которые животные выгрызли,  но  не  съели,  так
как, видимо, едят только кору. Работая, некоторые из Них  сидели  на  задних
лапах, как часто сидят белки, и грызли ствол, опираясь  передними  лапами  о
край выемки и глубоко засунув туда головы; два бобра целиком влезли внутрь и
лежа усердно работали зубами; там их часто сменяли другие.
     Хотя путешественники сидели в весьма неудобных позах, им  так  хотелось
увидеть, как упадет клен, что они оставались на своем посту  до  заката,  то
есть целых восемь часов. Больше всего хлопот им причинил Нептун, которого  с
трудом удавалось удерживать от  того,  чтобы  он  не  кинулся  в  болото  за
работниками, чинившими запруду. Производимый им шум несколько  раз  спугивал
грызунов, которые все  как  один  настораживались  и  долго  прислушивались.
Однако к вечеру пес  прекратил  свои  выходки  и  лежал  спокойно;  а  бобры
работали без устали.
     На закате  среди  лесорубов  было  замечено  волнение;  все  они  разом
отбежали к той стороне дерева, которая не была повреждена. Спустя  мгновение
оно начало клониться на подгрызенную сторону, пока не сошлись края  надреза,
но все еще не падало, поддерживаемое отчасти нетронутой корой. На  нее-то  и
накинулось теперь столько работников, сколько могло уместиться, и она  очень
быстро была перегрызена; тогда огромный  ствол,  которому  уже  был  искусно
придан нужный наклон, упал с громким треском, расстилая свои  верхние  ветви
по поверхности болота. Закончив это  дело,  артель,  очевидно,  решила,  что
заслужила отдых, и, прекратив  работу,  бобры  принялись  гоняться  друг  за
другом в воде, ныряя и шлепая хвостами по поверхности.
     Приведенное здесь  описание  порубок,  производимых  бобрами,  является
наиболее подробным из всех, какие  мы  читали,  и  не  содержит  сомнений  в
сознательности всех действий животного. Из  него  ясно  следует,  что  бобры
намеренно валят дерево в направлении к воде. Вспомним, что  капитан  Бонвиль
отрицает эту предполагаемую мудрость животного и считает, что  его  цель  не
идет дальше того, чтобы  свалить  дерево,  без  каких-либо  тонких  расчетов
относительно  того,  как  это  делать.  Такие  расчеты,   по   его   мнению,
приписываются бобрам из-за того, что все  деревья,  растущие  у  воды,  либо
наклонены к ней, либо тянутся туда своими наиболее крупными ветвями,  находя
именно там больше всего света, простора и воздуха. Он  полагает,  что  бобр,
естественно, берется за ближайшие деревья, то есть крайние к  воде,  а  они,
будучи подгрызены, падают именно в сторону воды.  Мысль  эта  представляется
убедительной, но она отнюдь не исключает сознательного намерения в действиях
бобра, который по уму  стоит  в  лучшем  случае  ниже  многих  видов  низших
животных - несравненно ниже муравьиного льва,  пчел  и  коралловых  полипов.
Скорее всего бобр, если бы он имел выбор между двумя деревьями,  из  которых
одно тяготело бы к воде, а другое -  нет,  свалил  бы  первое,  не  соблюдая
описанных предосторожностей, в данном случае излишних, но  соблюдал  бы  их,
сваливая второе.
     Далее  в  дневнике  сообщаются  другие  сведения   о   повадках   этого
своеобразного зверька и о том, как путешественники на него  охотились:  ради
связности повествования мы приводим их здесь. Основной пищей  бобрам  служит
кора, и они запасают ее на зиму  в  большом  количестве,  тщательно  выбирая
нужный им сорт. За корой отправляется все  поселение  бобров,  насчитывающее
иной раз две и три сотни животных; они проходят мимо зарослей  по  видимости
одинаковых деревьев, пока не найдут того, что им нравится. Тогда  они  валят
дерево, отгрызают самые молодые ветки, разгрызают их на куски равной длины и
обдирают с них кору, которую  сносят  к  ближайшему  ручью,  текущему  к  их
поселению и по нему сплавляют. Иногда они запасают такие отрезки ветвей,  не
обдирая с них  кору;  тогда  они  тщательно  убирают  из  своего  жилья  эти
древесные отходы и,  как  только  кора  съедена,  относят  их  на  некоторое
расстояние. Весной самцы никогда не бывают дома, а кочуют поодиночке или  по
два и три и тогда  теряют  обычную  осторожность,  легко  становясь  добычею
траппера. Летом они возвращаются к своему клану и вместе с самками  начинают
делать запасы на  зиму.  Будучи  раздражены,  они,  как  говорят,  проявляют
крайнюю свирепость.
     Иногда их можно поймать на суше, особенно  весною,  когда  самцы  часто
отдаляются от воды в поисках пищи. Застигнутых таким образом, их легко убить
ударом  палки;  но  самым  верным  способом  является  капкан.  Это  простое
сооружение, куда животное попадает лапой.  Траппер  обычно  помещает  его  у
берега, под самой поверхностью  воды,  прикрепив  короткой  цепью  к  шесту,
воткнутому в ил. В отверстие капкана вставляется тонкая веточка;  другой  ее
конец выходит на поверхность воды и пропитывается  жидкой  приманкой,  своим
запахом привлекающей бобров. Почуяв этот  запах,  животное  трется  носом  о
ветку и при этом наступает на капкан;  тот  захлопывается,  и  бобр  пойман.
Капкан делается очень легким, для удобства переноски, и добыча  легко  могла
бы уплыть вместе с ним, не будь он прикреплен к шесту цепью; - ничто  другое
не может устоять против зубов  бобра.  Опытный  траппер  легко  обнаруживает
присутствие бобров в любом пруду или реке по  тысяче  признаков,  ничего  не
говорящих неопытному наблюдателю.
     Многие из бобров-лесорубов, за  которыми  столь  внимательно  наблюдали
двое из путешественников, попали впоследствии в капкан,  и  их  великолепный
мех стал добычей трапперов, порядком опустошивших норы на болоте.  В  других
водах,  поблизости,  им  также  удалось  немало  поживиться;  и  им  надолго
запомнился островок в устье одного притока, названный ими Бобровым. Двадцать
седьмого числа того же месяца  они  покинули  это  райское  местечко,  очень
довольные, и,  продолжая  свое,  пока  еще  не  слишком  богатое  событиями,
плавание вверх по реке, первого сентября  без  особых  приключений  достигли
устья  большой  реки,  впадающей  в  Миссури  с  юга,  которую  они  назвали
Смородиновой из-за обилия этих ягод по берегам; но это была,  без  сомнения,
река Кикурр. В дневнике за этот период упоминаются  большие  стада  бизонов,
повсюду темневшие среди прерии, а также остатки укреплений на  южном  берегу
реки, почти напротив  южной  оконечности  острова,  впоследствии  названного
Бонбм Айленд. Подробное описание этих укреплений в основном совпадает с тем,
которое дают капитаны Льюис и Кларк. С севера путешественники миновали  реки
Малая Сиу, Флойд,  Большая  Сиу,  Уайт  Стоун  и  Жак,  а  с  юга  -  приток
Вавандисенш и реку Уайт Пейнт; но нигде долго не задерживались. Они миновали
также  большое селение племени омаха, о котором дневник даже не упоминает. В
то   время  это   селение   насчитывало   не    менее    трехсот   жилищ   и
давало    приют  многочисленному  и  могучему  племени;  но   оно  несколько
удалено   от  берегов Миссури, и лодки, вероятно,  прошли  мимо  него  ночью
-   ибо   из   опасения  наткнуться  на индейцев сиу экспедиция стала теперь
передвигаться   по   ночам.  Со  2-го сентября мы продолжаем рассказ словами
мистера Родмена].
     2 сентября.  Мы  достигли  мест,  где,  по  слухам,  следует  опасаться
индейцев, и стали продвигаться с величайшей осторожностью. Здешняя местность
населена индейцами сиу, племенем воинственным и  свирепым,  которое  не  раз
проявляло враждебность к белым и, как известно, непрестанно воюет  со  всеми
соседними племенами. Канадцы немало говорили об их  свирепости,  и  я  очень
опасался, как бы  эти  трусы  при  случае  не  сбежали  и  не  вернулись  на
Миссисипи. Чтобы им было труднее это сделать, я снял одного из них с пироги,
а на его место посадил Пойндекстера Грили. Все братья Грили пришли с берега,
отпустив лошадей на волю. Теперь мы разместились следующим образом: в пироге
- Пойндекстер Грили, Жюно, Тоби и один из канадцев; в  большой  лодке  -  я,
Торнтон, Уормли, Джон, Фрэнк,  Роберт  и  Мередит  Грили,  трое  канадцев  и
собака. Мы выехали с наступлением сумерек и благодаря свежему  ветру  с  юга
успели пройти немало, хотя в темноте  нам  сильно  мешали  мели.  Однако  мы
безостановочно продвигались вперед, а незадолго до рассвета  вошли  в  устье
притока и укрыли лодки в кустах.
     3 и 4 сентября. Эти два дня лил дождь и бушевал ветер, так  что  мы  не
покидали своего укрытия.  Дурная  погода  очень  нас  угнетала,  а  рассказы
канадцев о свирепых сиу также не улучшали настроения. Мы собрались  в  каюте
большой лодки и стали держать совет относительно  дальнейшего  пути.  Братья
Грили высказались за смелый бросок через опасную местность и утверждали, что
рассказы путешественников страдают преувеличениями  и  что  сиу  будут  лишь
слегка досаждать нам, не вступая в бой. Однако Уормли  и  Торнтон,  а  также
Пьер (все -  хорошо  знакомые  с  повадками  индейцев)  считали,  что  лучше
действовать так, как до сих пор, хотя это могло надолго нас задержать. Я был
того же мнения; идя, как мы шли до тех пор, мы могли избежать стычки с  сиу,
а промедление я не считал большой бедой.
     5 сентября. Двинулись в путь ночью и проделали  около  десяти  миль,  а
затем стало светать, и мы, как и раньше, спрятали  лодки  в  узком  притоке,
весьма удобном для этой цели, ибо его устье было почти целиком  перегорожено
лесистым островком. Снова начался проливной дождь, и мы промокли  до  нитки,
прежде чем проделали все необходимое и могли  укрыться  в  каюте.  Ненастная
погода действовала  угнетающе;  особенно  приуныли  канадцы.  Мы  находились
теперь в узкой части реки, с быстрым течением;  с  обеих  сторон  над  водой
нависали  утесы,  густо  поросшие  липой,  дубом,  черным  орехом,  вязом  и
каштанами. Мы знали, что в такой теснине  трудно  оставаться  незамеченными,
даже ночью, и наши опасения  очень  усилились.  Мы  решили  не  отправляться
дальше до поздней ночи и двигаться с большой осторожностью. А  тем  временем
мы выставили часового на берегу и еще одного  -  в  пироге,  пока  остальные
осматривали оружие и боеприпасы, готовясь к худшему.
     Около десяти часов мы собрались отплыть, как  вдруг  наша  собака  тихо
зарычала; это заставило  нас  всех  схватиться  за  ружья;  однако  причиной
тревоги оказался одинокий индеец племени понка, который, не таясь, подошел к
часовому, стоявшему на берегу, и протянул руку. Мы привели  его  на  борт  и
угостили виски, от чего он сделался весьма общителен и  рассказал,  что  его
племя, живущее в нескольких милях  ниже  по  течению,  уже  не  первый  день
наблюдает наше передвижение; но что понка настроены дружелюбно и  не  тронут
белых людей, а когда мы пойдем в обратный путь, готовы к меновому торгу. Его
послали  предостеречь  белых  против  сиу,  известных  грабителей,   которые
устроили засаду в двадцати милях выше, где река образует излучину. Их там  -
три отряда, сообщил он, и  они  намерены  убить  нас  всех,  в  отместку  за
оскорбление,  много  лет  назад  нанесенное  их  вождю   неким   французским
траппером.



Глава IV

     [Мы  покинули  наших  путешественников  пятого  сентября,  в   ожидании
нападения сиу. Преувеличенные  слухи  о  свирепости  этого  племени  внушали
экспедиции сильное желание избежать встречи; но из сообщения  дружественного
понки явно следовало, что встреча неизбежна. Путешественники  отказались  от
ночных  передвижений,  признав  эту  тактику  неправильной,  и   постановили
действовать решительно и выказывать полное бесстрашие. Остаток ночи прошел в
военных приготовлениях. Большую лодку освободили, насколько  было  возможно,
для этой цели, придав ей самый грозный вид, какой  сумели.  В  числе  прочих
приготовлений к обороне путешественники подняли снизу пушку и установили  ее
на палубе, над каютой, приготовив и пули для пальбы картечью. Перед восходом
солнца путешественники отплыли с вызывающей смелостью, при сильном  попутном
ветре. Чтобы враг не увидел признаков страха или  подозрительности,  канадцы
запели, а все остальные подхватили удалую походную песню, так  что  по  лесу
пошел гул, и бизоны в изумлении глядели им вслед.
     Как видно, индейцы сиу были для мистера Родмена жупелом par  excellence
{В особенности, по преимуществу (франц.).}, и он особо останавливается на их
военных подвигах.  Из  его  подробного  описания  нравов  этого  племени  мы
приводим лишь то, что  содержит  нечто  новое  или  имеет  важное  значение.
Название "сиу" дано этим индейцам французами;  англичане  превратили  его  в
"сью". Кажется, их туземное название - даркоты {22*}. Они  жили  некогда  на
Миссисипи, но постепенно расширили свои владения и  к  тому  времени,  когда
писался дневник, занимали почти всю  обширную  территорию  между  Миссисипи,
Саскачеваном, Миссури и Красной  рекой,  впадающей  в  озеро  Виннипег.  Они
делились на множество кланов. Собственно даркотами были виноваканты, которых
французы называли Gens du Lac {Озерные люди  (франц.).};  их  было  Примерно
пятьсот воинов, живших по  обоим  берегам  Миссисипи,  вблизи  водопада  Св.
Антония. Соседями виновакантов, жившими к северу от них, на реке Сент-Питер,
были ваппатоми, насчитывавшие около двухсот воинов. Выше по реке  Сент-Питер
жила группа в сто человек, которая называла себя ваппитути,  а  у  французов
была известна как Gens des Feuilles {Лиственные люди (франц.).}. Еще выше по
реке, в ее верховьях, обитали сисситуни, числом около  двухсот.  На  Миссури
жили янктоны и тетоны. Первые делились на две ветви, северную  и  южную,  из
которых первая, насчитывавшая около  пятисот  человек,  кочевала  в  долине,
откуда начинаются реки Красная, Сиу и Жак. Южная ветвь владела землей  между
рекой Де Мойн и реками Жак и Сиу. Но самыми свирепыми  из  всех  сиу  слывут
тетоны; а они делятся на четыре племени:  саони,  миннакенози,  окайденди  и
буа-брюле.  Последние,  те,  что  подкарауливали  наших  путешественников  в
засаде, были самыми дикими  и  грозными  из  всех;  их  насчитывалось  около
двухсот, и они жили по обоим берегам Миссури, вблизи рек,  которым  капитаны
Льюис и Кларк дали название реки Белой и реки Тетон. Ниже реки  Шайенн  жили
окайденди, в количестве  полутораста  человек.  Миннакенози,  числом  двести
пятьдесят, занимали землю между Шайенн и Ватарху; а саони, наиболее  крупный
из кланов тетонов, насчитывавший до трехсот воинов, жили вблизи Вареконн.
     Кроме этих четырех племен - коренных сиу - было еще пять  отколовшихся,
которые назывались ассинибойны. Из них ассинибойны  менатопа,  в  количестве
двухсот, жили на Мышиной реке, между  рекой  Ассинибойн  и  Миссури;  двести
пятьдесят Gens des Feuilles занимали оба берега реки Белой; Большие Дьяволы,
насчитывавшие  четыреста  пятьдесят  человек,  кочевали  в  верховьях   реки
Дикобразов и реки Молочной, а еще две группы, названия которых не упомянуты,
бродили вдоль Саскачевана, общим  числом  около  семисот.  Эти  отколовшиеся
группы часто воевали с материнским племенем сиу.
     Внешний облик сиу обычно уродлив; их конечности, по  нашим  понятиям  о
пропорциях тела, слишком коротки по сравнению с туловищем; у них выступающие
скулы и выпуклые, тусклые глаза. Мужчины бреют голову, оставляя лишь длинную
прядь на макушке, которая спускается им на плечи в виде косы; эту прядь  они
очень холят, но иногда срезают по случаю особого торжества или траура. Вождь
сиу в полном боевом облачении представляет поразительное  зрелище.  Все  его
тело вымазано жиром и углем. Рубаха из шкур  достигает  талии  и  подпоясана
кушаком примерно в дюйм шириною, из такой  же  шкуры  или  материи;  к  нему
прикреплено одеяло или шкура, продетая между ног. На плечах у него  плащ  из
отбеленной шкуры бизона, которую в хорошую погоду носят мехом  внутрь,  а  в
дождь - мехом наружу. Плащ достаточно велик, чтобы можно было завернуться  в
него целиком, и часто украшен иглами дикобраза (которые гремят при движениях
воина),  а  также  множеством  грубо  нарисованных  эмблем,  указывающих  на
воинственность его владельца. На голове вождя укреплено  ястребиное  перо  и
иглы дикобраза. Вместо панталон - поножи из  выделанной  шкуры  антилопы,  с
боковыми швами дюйма в два шириною и украшениями из прядей волос,  взятых  у
какого-нибудь оскальпированного врага. Мокасины  сшиты  из  шкуры  лося  или
бизона мехом внутрь; в торжественных случаях  вождь  волочит  за  каждым  из
мокасин  хорьковую  шкурку.  Сиу  питают  пристрастие  к  этому  неприятному
животному и любят делать из его шкуры кисеты и другие вещи.
     Замечательна также одежда  жены  вождя.  Ее  длинные  волосы  разделены
пробором и спускаются по спине или собраны в подобие сетки. Мокасины  ее  не
отличаются от мужниных, но поножи достигают только колен, где их  прикрывает
неуклюжая рубаха из лосиных шкур, которая спускается до  лодыжек,  а  вверху
укрепляется веревкой. В талии она обычно подпоясана, а поверх всего  накинут
плащ из бизоньей шкуры, такой же,  как  у  мужчин.  Вигвамы  тетонов  хорошо
построены; они делаются из отбеленных бизоньих шкур и укрепляются на шестах.
     Это племя наводняет берега Миссисипи на протяжении более ста пятидесяти
миль; по большей части это прерия, на  которой  местами  встречаются  холмы.
Последние неизменно прорезаны  глубокими  оврагами  и  лощинами,  которые  в
середине лета пересыхают, а в период дождей служат руслом  мутных  и  бурных
потоков. Их края как вверху, так и  внизу  заросли  густым  кустарником,  но
преобладает открытая ветрам безлесная низина, поросшая буйной травой.  Почва
сильно насыщена разнообразными минералами, в том  числе  глауберовой  солью,
медью, серой  и  квасцами,  которые  окрашивают  воды  реки  и  сообщают  ей
отвратительный запах и  вкус.  Из  диких  животных  чаще  всего  встречаются
бизоны, олени, лоси и антилопы. Здесь мы опять даем слово автору дневника].
     6 сентября. Плыли по открытой местности; погода  стояла  отличная,  так
что все мы были настроены довольно бодро, несмотря на ожидание нападения. До
сих пор мы еще не видели ни одного  индейца  и  быстро  продвигались  по  их
опасным владениям. Я, однако, слишком хорошо знал тактику дикарей, чтобы  не
понимать, что за нами неустанно наблюдают,  и  был  уверен,  что  тетоны  не
преминут оказаться в первой же лощине, где им будет удобно притаиться.
     Около полудня один из канадцев заорал: "Сиу! Сиу!" и указал на  длинную
и узкую расселину, которая пересекала прерию слева  от  нас  и  тянулась  от
берега Миссури к югу, насколько хватал глаз. Это ущелье было руслом притока,
но сейчас воды там было мало, и берега представляли собой высокие  стены.  С
помощью подзорной трубы  я  тотчас  обнаружил  причину  тревоги.  По  ущелью
спускался  цепочкой  большой  отряд  конных   индейцев,   явно   намереваясь
застигнуть нас врасплох. Их выдали перья головных уборов, которые то и  дело
показывались над краем  ущелья,  там  где  неровности  почвы  заставляли  их
подыматься. Именно по движениям перьев мы  увидели,  что  они  едут  верхом.
Отряд приближался очень быстро, и я велел грести во всю мочь,  чтобы  пройти
устье притока прежде, чем они его достигнут.  Увидев,  по  ускоренному  ходу
лодок, что мы их заметили, индейцы испустили клич,  выскочили  из  ущелья  и
помчались на нас; их было около сотни.
     Положение наше становилось тревожным. В любом другом месте,  пройденном
за тот день, я не так опасался  бы  нападения  этих  разбойников;  но  здесь
берега были очень высокими и отвесными, какими бывают берега у притоков, так
что дикари отлично видели  нас  сверху,  тогда  как  пушка,  на  которую  мы
возлагали такие надежды, не могла быть на них наведена. В  довершение  наших
трудностей течение посредине реки было столь быстрым и сильным,  что