а показалась мне тесной.  Мне  хотелось  быть  на  берегу  вместе  с
братьями Грили и вприпрыжку мчаться по прерии, давая волю  обуревавшим  меня
чувствам. Эти чувства полностью разделял со мною Торнтон; его живой  интерес
к  нашему  предприятию  и  восхищение  окружавшею  нас   красотой   особенно
расположили меня к нему с той минуты. Никогда в жизни  я  не  испытывал  так
сильно, как тогда, потребности в  друге,  с  которым  я  мог  бы  беседовать
свободно и не боясь быть неверно понятым.  Внезапная  потеря  всех  близких,
отнятых у меня смертью, опечалила, но не подавила мой дух,  обратившийся  за
утешением  к  девственной  Природе;  но  оказалось,  что  ее  созерцанием  и
навеваемыми ею размышлениями можно  насладиться  вполне  только  в  обществе
человека, способного чувствовать одинаково со мной. Торнтон был именно  тем,
кому я мог излить переполненную душу и высказать самые  бурные  чувства,  не
опасаясь  насмешек  и  даже  с  уверенностью,  что  найду  в  нем  столь  же
восторженного слушателя. Ни прежде, ни после я не встречал  никого,  кто  бы
так понимал мое отношение к природе; уже одного этого было достаточно, чтобы
связать меня с ним крепкой дружбой. Все время, пока длилась наша экспедиция,
мы были близки, как могут быть близки братья, и я ничего не предпринимал, не
посоветовавшись с ним. Я был дружен также и с  Пьером,  но  с  ним  меня  не
связывала общность мыслей - эта прочнейшая из всех связей между людьми. Хотя
и чувствительный по натуре, Пьер был чересчур легкомысленным,  чтобы  понять
мой благоговейный восторг.
     Первый   день   нашего   путешествия    не    ознаменовался    никакими
примечательными событиями, не считая того,  что  к  вечеру  мы  с  некоторым
трудом прошли мимо устья большой пещеры, находившейся на южном берегу  реки.
Пещера выглядела очень мрачно; она находилась у подножья огромного, футов  в
двести, утеса, несколько вдававшегося в реку. Мы не  могли  ясно  разглядеть
глубину пещеры, но в вышину она  имела  футов  шестнадцать-семнадцать,  а  в
ширину не менее пятидесяти  {Упоминаемая  здесь  пещера  известна  купцам  и
речникам под названием  "Таверны".  На  утесах  видны  причудливые  рисунки,
которые некогда весьма почитались индейцами. Эта пещера, по словам  капитана
Льюиса, имеет в ширину 120 ф., в вышину 20, в глубину 40, а высота  нависшей
над нею скалы составляет почти 300 ф. Мы хотим обратить внимание читателя на
то обстоятельство, что данные Мистера Родмена неизменно оказываются скромнее
данных  капитана  Льюиса.  При   всей   своей   явной   восторженности   наш
путешественник никогда не преувеличивает фактических данных. В этом  случае,
как во многих других, его указания на размеры (в полном смысле этого  слова)
нигде не преувеличены, как доказывается позднейшими сведениями.  Мы  считаем
это весьма ценной чертой; и она, несомненно, внушает полное  доверие  к  его
описаниям тех мест, о которых мы знаем  только  с  его  слов.  Что  касается
впечатлений, тут мистеру Родмену свойственно сгущать краски. Так,  например,
описываемую пещеру он называет очень мрачной, но эту окраску ей придает  его
собственное сумрачное настроение в час, когда  он  плыл  мимо.  Это  следует
помнить при чтении его записок. Фактов он  никогда  не  преувеличивает;  его
впечатления от этих фактов  могут  показаться  преувеличенными.  Но  в  этих
преувеличениях нет никакой фальши; все дело в  чувстве,  вызываемом  у  него
увиденными предметами. Колорит, который может показаться кричащим, для  него
был единственно верным. - [Редакторы "Джентлменз мэгезин"].}. Течение в  том
месте весьма быстрое, а так как утес не позволял идти бечевой,  то  миновать
его оказалось очень трудно; для этого всем, кроме одного человека,  пришлось
перебраться в большую лодку. Один из нас остался в пироге и  укрепил  ее  на
якоре ниже пещеры. Взявшись все  за  весла,  мы  провели  большую  лодку  по
трудному месту, а пироге бросили канат, с помощью которого  потянули  ее  за
собою, когда прошли достаточно вверх по течению. За этот день мы прошли мимо
рек  Боном  и  Оседж  Фам,  с  двумя  небольшими  притоками  и   несколькими
островками. Несмотря на встречный ветер, мы сделали около двадцати пяти миль
и расположились на ночлег на северном берегу, у подножья холма, немного ниже
порога, называемого Дьябль, 4 июня. Рано утром  Фрэнк  и  Пойндекстер  Грили
принесли  нам  жирного  оленя,  которым  все  мы  с  большим   удовольствием
позавтракали, а затем бодро продолжали  путь.  У  порога  Дьябль  течение  с
большой силой бьет о скалы, вдающиеся в реку с  юга  и  сильно  затрудняющие
плавание. Немного выше нам  повстречалось  несколько  плывунов,  доставивших
много хлопот; в этом месте берег все время осыпается и  с  течением  времени
сильно изменит русло. В восемь часов подул свежий ветер с востока, и  с  его
помощью мы поплыли быстрей, так что к  вечеру  сделали,  вероятно,  тридцать
миль или более. С севера мы миновали реку Дю Буа, приток, называемый  Шарите
{Вероятно, Ла Шаррет. Дю Буа - это,  несомненно,  Вуд  Ривер.  -  [Редакторы
"Джентлменз мэгезин"].}, и несколько маленьких островков. Вода в реке быстро
прибывала; мы остановились на ночлег под купою канадских тополей, так как на
самом  берегу  не  оказалось  места,  пригодного  для  лагеря.  Погода  была
отличная, и я был  чересчур  взволнован,  чтобы  уснуть;  попросив  Торнтона
сопровождать меня, я пошел прогуляться по окрестностям и возвратился  только
перед рассветом. Остальные впервые разместились в  каюте,  и  она  оказалась
достаточно просторной, чтобы  вместить  еще  пять-шесть  человек.  Ночью  их
потревожил странный шум На палубе, причину которого не удалось выяснить, ибо
когда некоторые выбежали посмотреть, там никого не было. Судя по их описанию
шума, я заключил, что это могла быть индейская собака, которая учуяла свежее
мясо (вчерашнюю оленину) и пыталась унести часть его. Это объяснение  вполне
меня  удовлетворило;  однако  происшествие  показало  нам,  как  опасно   не
выставлять по ночам часовых; мы решили на будущее держаться этого правила.
     [Описав первые два дня пути словами мистера Роднена, мы не последуем за
ним до устья Платт, которого он достиг  десятого  августа.  Эта  часть  реки
настолько известна и столько раз описана, что  еще  одно  описание  было  бы
излишним, тем более что эти страницы записок не содержат ничего, кроме общих
сведений о местности и обычных подробностей охоты  или  управления  лодками.
Экспедиция трижды  останавливалась,  чтобы  заняться  трапперством,  но  без
особого успеха; поэтому было решено продвинуться дальше в глубь края, прежде
чем всерьез добывать пушнину. За два месяца, описание которых мы опускаем, в
записках отмечено всего два сколько-нибудь важных события. Одним из них была
гибель одного из канадцев, Жака Лозанн, от укуса  гремучей  змеи;  вторым  -
появление  испанских  чиновников,  посланных  комендантом  провинции,  чтобы
перехватить экспедицию и заставить ее повернуть назад. Однако старший из них
так заинтересовался экспедицией и  почувствовал  такую  симпатию  к  мистеру
Родмену,  что  нашим  путешественникам  разрешили  плыть  дальше.  Временами
появлялись мелкие группы индейцев из племен оседж и Канзас, не  проявлявшие,
впрочем,  никакой  враждебности.  Оставшиеся  четырнадцать  путешественников
десятого августа 1791 года достигли устья реки Платт, где мы их на некоторое
время покинем].



Глава III

     [Достигнув устья реки Платт, наши путешественники  сделали  трехдневную
остановку, во время которой они сушили  и  проветривали  шкуры  и  провизию,
мастерили новые весла и багры и чинили берестяную пирогу, получившую сильные
повреждения. Охотники в изобилии доставляли дичь, которой до краев загрузили
лодки. Там было вдоволь оленей, а также индеек  и  жирных  куропаток.  Кроме
того, путешественники лакомились различными  видами  рыб,  а  неподалеку  от
берега нашелся отличный дикий виноград. Индейцы не  показывались  уже  более
двух недель, ибо начался охотничий сезон, и они, несомненно, ушли  в  прерию
охотиться на бизонов. Прекрасно отдохнув, путешественники снялись с лагеря и
поплыли дальше вверх по Миссури. Здесь мы  снова  приводим  подлинный  текст
дневника].
     14 августа. - Идем при отличном юго-восточном ветерке,  держась  южного
берега и используя водовороты;  идем  очень  быстро,  несмотря  на  течение,
которое на середине чрезвычайно сильно. В  полдень  мы  остановились,  чтобы
осмотреть любопытные холмы на юго-западном берегу, где почва на пространстве
более 300 акров значительно понижается. Поблизости находится большой водоем,
который, очевидно, вобрал воду со  всей  низины.  По  ней  всюду  разбросаны
курганы различной высоты и формы, из песка и глины; самые высокие  находятся
ближе всего к реке. Я не мог решить, были ли  эти  холмы  естественными  или
насыпными. Можно было бы предположить, что они насыпаны индейцами,  если  бы
не общий характер почвы, по которой,  видимо,  прошли  бурные  воды  {Сейчас
установлено, что  эти  курганы  указывают  место  древнего  селения  некогда
могучего  племени  оттов.  Почти  истребленные  постоянными  войнами,   отты
отдались под покровительство племени поуни и поселились к югу от реки Платт,
милях в тридцати от ее устья. - [Редакторы "Джентлменз мэгезин"].}. Здесь мы
провели остаток дня, проделав всего двадцать миль.
     15 августа. Сегодня дул сильный и  неприятный  встречный  ветер,  и  мы
прошли всего пятнадцать миль, и то с большим трудом, а на ночь расположились
под обрывом на северном берегу - первым обрывом на этом  берегу,  какой  нам
встретился от самой реки Нодавэй. Ночью полил проливной дождь; братья  Грили
пригнали лошадей и укрылись в каюте. Роберт вместе с лошадью переплыл реку с
южного берега, а потом отправился в пироге  за  Мередитом.  Эти  подвиги  он
совершил словно шутя, хотя ночь выдалась на редкость темная и бурная, а вода
в реке сильно поднялась. Мы все уютно поместились в каюте, ибо снаружи  было
довольно  холодно,  и  Торнтон  долго  занимал  нас   рассказами   о   своих
приключениях с  индейцами  на  Миссисипи.  Его  огромный  пес,  казалось,  с
величайшим вниманием вслушивался в каждое его  слово.  Рассказывая  что-либо
особенно неправдоподобное, Торнтон с  полной  серьезностью  призывал  его  в
свидетели. "Нэп, - говорил он, - помнишь, как было дело?"  или:  "Нэп  может
это подтвердить, - верно, Нэп?", и пес при  этом  таращил  глаза,  высовывал
огромный язык и кивал кудлатой головой, словно говоря: "Верно, как  Библия".
Зная, что он был нарочно обучен этому фокусу, мы все равно не в  силах  были
удержаться от смеха всякий раз, как Торнтон к нему обращался.
     16 августа. Сегодня рано утром миновали остров и приток  шириною  около
пятнадцати  ярдов,  а  двенадцатью   милями   дальше   -   большой   остров,
расположенный посредине реки. Сейчас по северному берегу все  время  тянется
возвышенность - прерия и лесистые холмы, - а по южному  -  низина,  поросшая
канадским тополем. Река крайне извилиста и течет не  так  быстро,  как  ниже
впадения Платт. Леса стало меньше; если встречается, то большей частью  вяз,
канадский тополь, гикори и грецкий орех, иногда дуб.  Почти  весь  день  дул
сильный ветер, и при содействии ветра и течения мы успели до ночи пройти  25
миль. Лагерь разбили на южном берегу, на равнине, заросшей высокой травой, с
множеством сливовых деревьев и кустов смородины. Над  ней  подымался  крутой
лесистый холм; взойдя на него, мы увидели другую прерию, тянувшуюся примерно
на милю, а за ней - еще одну,  насколько  хватал  глаз.  С  горы  над  нашей
стоянкой открывался один из прекраснейших ландшафтов в мире {Утесы Совета. -
[Редакторы "Джентлменз мэгезин"].}.
     17 августа. Мы остались  здесь  на  весь  день  и  занялись  различными
делами. Позвав с собой Торнтона с его собакой, я немного прошел к югу и  был
очарован пышной красотой местности.  Эта  прерия  превосходила  все,  о  чем
рассказывается в сказках  "Тысячи  и  одной  ночи".  По  берегам  притока  в
изобилии  росли  цветы,  казавшиеся  скорее  творениями  искусства,   нежели
природы, - так  богато  и  причудливо  сочетались  их  яркие  цвета.  От  их
пьянящего аромата в воздухе было  почти  душно.  Там  и  сям,  среди  океана
пурпурных, синих, оранжевых и алых цветов, качавшихся под ветром, попадались
зеленые островки деревьев. Эти купы состояли из величественных лесных дубов;
трава под ними казалась ковром из нежнейшего зеленого бархата, а по  могучим
стволам взбирались пышные  лозы,  отягощенные  сладкими  зрелыми  гроздьями.
Вдали величаво текла Миссури; многие разбросанные по ней  настоящие  острова
были  сплошь  покрыты  сливовыми  и  другими  деревьями;   кое-где   острова
пересекались в разных направлениях узкими и извилистыми тропами, похожими на
аллеи английского парка; на них мы постоянно видели то  лося,  то  антилопу,
которые, очевидно, и протоптали их. На закате мы  возвратились  в  лагерь  в
восхищении от нашей прогулки. Ночь  была  теплая,  и  нам  сильно  досаждали
москиты.
     18 августа. Сегодня мы проходили место, где река сужается почти до  200
ярдов, но течет быстро и загромождена  древесными  стволами.  Большая  лодка
напоролась на корягу и до половины  наполнилась  водой,  прежде  чем  мы  ее
вызволили. Из-за этого пришлось остановиться и осмотреть  наши  вещи.  Часть
сухарей подмокла, но порох остался сухим.  На  это  ушел  весь  день,  и  мы
сделали всего пять миль.
     19 августа. Сегодня вышли в путь рано и  успели  много  пройти.  Погода
была прохладная и облачная, а в полдень нас окатил ливень. По южному  берегу
миновали приток, устье которого почти загорожено большим  песчаным  островом
лричудливой формы. После этого прошли  еще  пятнадцать  миль.  Холмы  теперь
отступают от реки и отстоят друг от друга на 10-20 миль. На северном  берегу
много хорошего леса, на южном - очень мало. Вдоль реки тянется  великолепная
прерия, а на самом берегу мы собираем  виноград  четырех  или  пяти  сортов,
вкусный  и  совершенно  зрелый,  в  том  числе  отличный  крупный   виноград
пурпурного цвета. Наши охотники с обоих берегов пришли на ночь  в  лагерь  и
принесли больше дичи, чем  мы  могли  осилить,  -  куропаток,  индеек,  двух
оленей, антилопу и множество желтых птиц  с  черными  полосами  на  крыльях;
последние оказались удивительно вкусными. За этот день мы  прошли  около  20
миль.
     20 августа. Сегодня утром река полна песчаных мелей и  других  преград;
однако мы не унывали и к ночи добрались до устья довольно большого притока в
20 милях от предыдущего ночлега. Этот приток расположен на северном  берегу;
напротив его устья лежит большой остров.  Здесь  мы  разбили  лагерь,  решив
остаться на четыре или пять дней для ловли бобров, так как  заметили  вокруг
много бобровых следов. Этот остров - одно из самых сказочных мест в мире; он
преисполнил меня восхитительными  и  новыми  впечатлениями.  Все  окружающее
походило больше на сны, которые я видел в детстве, чем на  действительность.
Берега полого спускались  к  воде  и  были  покрыты,  точно  ковром,  мягкой
ярко-зеленой травой, видной даже  под  водой,  на  некотором  расстоянии  от
берега; особенно с севера, где в реку впадал приток с прозрачной водой. Весь
остров,  размером  примерно  в  двадцать  акров,  был  окаймлен   канадскими
тополями; их стволы были увиты виноградными лозами со  множеством  гроздьев,
сплетавшимися так тесно, что это  едва  позволяло  разглядеть  реку.  Внутри
этого круга трава была несколько выше и грубее, в  бледно-желтую  или  белую
продольную полоску; она издавала удивительно приятный  аромат,  напоминавший
запах ванили, но гораздо сильнее, так что  весь  окружающий  воздух  был  им
напоен. Очевидно, английская глицерин относится  к  тому  же  семейству,  но
значительно уступает этой по красоте и аромату. Трава  повсюду  была  усеяна
бесчисленными яркими цветами, большей частью  очень  душистыми  -  голубыми,
белыми, ярко-желтыми, пурпурными,  малиновыми,  ярко-алыми,  а  иногда  -  с
полосатыми лепестками, подобно тюльпанам. Местами виднелись группы  вишневых
и сливовых деревьев; по всему берегу  острова  вились  многочисленные  узкие
тропинки, протоптанные лосями  или  антилопами.  Посреди  его,  из  отвесной
скалы, сплошь покрытой мхом и цветущей лозой, пробивался родник с прозрачной
и вкусной водою. Все это удивительно походило на искусно  разбитый  сад,  но
было  несравненно  красивей,  напоминая  волшебные  сады,  о  которых  можно
прочесть в старинных книгах. Мы были в восторге от местности и приготовились
разбить свой лагерь среди всего этого безлюдного великолепия.
     [Здесь  экспедиция  провела  неделю,  в   течение   которой   осмотрела
прилегающую местность во многих направлениях и добыла  некоторое  количество
шкур, главным образом на упомянутом выше притоке. Погода стояла отличная,  и
путешественники  предавались  в  этом  земном  раю  ничем   не   омраченному
блаженству. Однако мистер Родмен не забывал о необходимых  предосторожностях
и каждую ночь выставлял часовых, пока  остальные  веселились,  собравшись  в
лагере. Никогда еще они так не пировали и не пили. Канадцы показали  себя  с
самой лучшей стороны, когда требовалось спеть песню или осушить кружку.  Они
только и делали, что стряпали, ели, плясали и  во  все  горло  пели  веселые
французские песни. Днем им обыкновенно поручали охрану  лагеря,  пока  более
солидные участники экспедиции уходили охотиться или ставить капканы. Однажды
мистеру Родмену представилась отличная возможность наблюдать повадки бобров;
его рассказ об этих своеобразных животных весьма интересен, тем более что  в
некоторых отношениях значительно отличается от других имеющихся описаний.
     Как обычно, его сопровождал Торнтон со  своей  собакой,  и  они  прошли
вдоль небольшого притока к его верховьям на  возвышенности,  примерно  в  10
милях от реки. Наконец они  добрались  до  места,  где  сооруженная  бобрами
запруда образовала большое болото.  В  одном  его  конце  густо  росли  ивы;
некоторые нависали над водой, и в этом Месте  наши  путешественники  увидели
несколько бобров. Они подкрались к ивам и, приказав Нептуну лежать  поодаль,
сумели, незамеченные, влезть на толстое  дерево,  с  которого  могли  вблизи
наблюдать все происходящее.
     Бобры чинили часть своей запруды, и можно было видеть весь  ход  работ.
Строители по одному подходили к краю болота, держа в зубах небольшие  ветки.
Каждый шел к плотине и тщательно укладывал ветку  в  продольном  направлении
там, где запруду прорвало. Сделав это, он тут же нырял,  а  через  несколько
секунд появлялся на поверхности с комом ила, из которого он  сперва  выжимал
большую часть влаги и которым затем обмазывал  только  что  уложенную  вежу,
орудуя задними лапами и хвостом  (последний  служил  ему  мастерком).  После
этого он уходил, а за ним быстро следовал второй член общины,  проделывавший
то же самое.
     Таким образом повреждение в запруде быстро чинилось. Родмен  и  Торнтон
более двух часов наблюдали за  этой  работой  и  свидетельствуют  о  высокой
искусности строителей. Но едва бобр отходил от края болота за новой  веткой,
они теряли его из виду среди ив, к большому  своему  огорчению,  ибо  хотели
проследить все его действия. Однако, взобравшись несколько выше  по  дереву,
они скоро все увидели. Бобры, как видно, свалили небольшой клен и обгрызли с
него почти все тонкие вежи; несколько бобров  обгрызали  оставшиеся  вежи  и
направлялись с ними к плотине. Тем временем большая группа животных окружила
гораздо более толстое и старое дерево и также готовилась его
     свалить. Вокруг дерева собралось около шестидесяти  бобров;  шесть-семь
из них работало одновременно: если один из них уставал, он  отходил,  и  его
место занимал другой. Когда наши путешественники увидели этот клен,  он  был
уже сильно подгрызен, но только со стороны, обращенной  к  болоту,  на  кр