ми,  населяющими  "заколдованные"  горы
Бырранга, являлось  для  "детей  солнца"  делом  будничным,  повседневным.
Каждый из них был в известной степени сам себе шаман.
   Особенно широко применялась магия на охоте.
   Настораживая на песца или на зайца пасть, Нырта долго приплясывал подле
нее. Охотник делал вид, что  попался  в  капкан,  скакал  на  одной  ноге,
повизгивал и корчил испуганные гримасы.
   Незачем было спрашивать объяснений. И без них понимал Ветлугин, что его
простодушный друг магическими средствами навлекает смерть на животных.
   Отправляясь на охоту,  Нырта  неизменно  поворачивался  на  все  четыре
стороны и говорил: "Духи! Не мешайте мне добыть мяса! Не толкайте меня под
руку, когда буду стрелять! Не сбивайте со следа! Не портите моих приманок!
Я, Нырта, поделюсь с вами добытым мясом!"
   Обитатели котловины, по мнению Ветлугина,  прекрасно  обошлись  бы  без
особых шаманов-специалистов. Между тем в котловине была шаманка Хытындо, и
она верховодила всем.
   Почему?
   Быть может, Хытындо и Якага первыми додумались до того,  чтобы  сделать
магию профессией и монополизировать общение с потусторонним миром?
   Действительно, многое в них изобличало новичков.
   Это были еще не жрецы, не священнослужители с величественными манерами,
с отработанной техникой одурачивания. Якага, который  прислуживал  Хытындо
во время ритуальных церемоний, был суетлив, нервен, часто срывался,  делал
промахи.
   "В общем, поп-самоучка,  -  с  улыбкой  отмечал  Ветлугин,  -  поп,  не
кончивший духовной семинарии".
   Плутни "попов-самоучек" не отличались тонкостью.  Через  Якагу  Хытындо
собирала сплетни в стойбище, потом, улучив  момент,  поражала  легковерных
соплеменников знанием их семейных дрязг.
   "Чудеса" варьировались в зависимости  от  обстоятельств.  Иногда  Якага
подбрасывал кому-нибудь в пещеру мертвую мышь, которая считается у  "детей
солнца" вестником болезни. Затем по приглашению хозяев  являлась  Хытындо,
увешанная погремушками. Под рокот бубна она принималась окуривать  жилище,
бормотала магическую чепуху. Когда болезнь считалась  отогнанной,  хозяева
чума скрепя сердце делали  шаманке  подарки,  делились  скудными  запасами
пищи.
   Излюбленной проделкой Якаги было стащить у кого-нибудь  ценную  вещь  и
поднять трезвон по  поводу  пропажи.  Выражались  сожаления  и  пожелания,
сеялись подозрения  (в  отношении  соседей,  а  также  враждебных  духов).
Наконец,  надолго  испортив  настроение  всем  в  стойбище,  пара  жуликов
отыскивала украденное - к вящей своей славе и обогащению.
   "Нахожусь у истоков  тысячелетнего  обмана,  называемого  религией",  -
сердито отмечал Петр Арианович в своих записях.



5. ЛЕД, КОТОРЫЙ НЕ ТАЕТ

   В 1933 году,  стало  быть,  через  тринадцать  лет  после  неудавшегося
покушения  на  жизнь  Петра  Ариановича,  произошло  событие  чрезвычайной
важности.
   Географ нашел в котловине "свою душу".
   Случилось это так.
   В пещере Нырты, где  часто  бывал  Петр  Арианович,  находилось  немало
разнообразных охотничьих трофеев. Оленьи рога соседствовали здесь с пышным
хвостом песца, ожерелье из медвежьих когтей картинно выделялось  на  ярком
коврике, сшитом из шкурок горностаев, пеструшек и белок.
   Как-то, от нечего делать роясь  в  куче  этого  добра,  Петр  Арианович
увидел обломок рога. Он вертел его и  так  и  этак,  раздумывая:  кому  же
принадлежал странный рог? Оленю? Рог оленя  лежал  рядом.  Их  легко  было
сравнить. Быть может, обломок бивня? Нет, это не был бивень мамонта. Тогда
что же?
   - А... - деланно небрежным тоном сказал Нырта,  заметив,  что  приятель
его держит в руках заинтересовавшую его кость. - Я  добыл  это  у  Соленой
Воды. Такой, знаешь, зубастый был зверь. - Нырта скорчил  гримасу,  подняв
верхнюю губу. - Очень ленивый. Ходить не хотел. Все ползал на брюхе...
   Описание было предельно точным, как все описания  охотника.  В  ленивом
зубастом звере Ветлугин узнал моржа. Охотничий трофей был  обломком  бивня
моржа.
   Стало быть, Нырта покидал пределы гор,  добирался  до  океана  (Соленая
Вода) и охотился на моржей? Как же он осмелился нарушить запрет Маук?
   В тот раз географ не стал ничего больше выпытывать, не желая  показать,
как это ему интересно. Лишь спустя две или три недели Ветлугин  возобновил
осторожные, обиняками, расспросы. Выяснилось, что время от времени Хытындо
посылает особо доверенных людей за пределы Бырранги. Это как бы вылазки из
осажденной крепости. Уходят разведчики небольшими группами, берут с  собой
сушеное оленье мясо, охотятся в походе, рыбалят. На юге они спускаются  по
течению реки к озеру, на севере доходят до самого моря.
   Нырта,  отличавшийся  любознательностью,  побывал  уже  в  двух   таких
вылазках.
   Во время последнего похода охотникам  встретился  невиданный  зверь.  У
него был такой устрашающий вид, что кое-кто  из  "детей  солнца",  оробев,
пустился наутек. Однако неустрашимый Нырта выступил вперед и убил зверя.
   Сообщение о вылазках к морю было интересно само по  себе.  Кроме  того,
оно послужило мостиком к еще более важному сообщению - о  "душе  Тынкаги".
Она, оказывается, была спрятана в куске морского льда, который находился в
руках у Хытындо!..
   Петр Арианович знал, что, по представлениям "детей солнца", душа  может
существовать отдельно от тела. Это довольно хлопотно, потому что все время
приходится принимать предосторожности, опасаясь, как бы враги не украли  у
человека его душу.
   Некоторым утешением для "детей солнца", впрочем, было то, что Хытындо с
недавнего времени взяла на себя обязанность оберегать от  расхищения  души
своих соплеменников.
   Узнав о своей душе, которая пребывает  в  куске  льда,  Петр  Арианович
ничем не выказал любопытства. Это был наилучший способ  раззадорить  Нырту
на дальнейшие объяснения.
   Оскорбленный безучастным молчанием своего друга, охотник прибавил,  что
в  котловине  имеется  даже  особая  "кладовая"  душ.   Ассортимент   там,
по-видимому, самый разнообразный. Души некоторых  охотников  закупорены  в
рога или копыта убитых ими оленей. Души других сохраняются в камнях.
   И опять промолчал Ветлугин, продолжая заниматься своим делом.
   Этого подчеркнутого равнодушия охотник не мог  перенести.  Он  надулся,
потом сказал сердито:
   - Твоя душа тоже там...
   Он сболтнул, не подумав, но тотчас же  спохватился  и  стал  бить  себя
ладонью по губам. Но было уже поздно.
   - Ты молчи об этом, молчи, - забормотал Нырта, оглядываясь по сторонам.
- Ей хорошо там, твоей душе! Она в  куске  льда.  Такая  круглая  льдинка,
которая не тает... - Он продолжал бормотать: - Никому не  говори,  хорошо?
Нельзя об этом, а я сказал. И не хотел сказать, а сказал. Почему  со  мной
всегда так?..
   Он еще раз хлопнул себя по губам.
   По-видимому, Хытындо готовила новые козни.
   Огромным усилием воли Ветлугин удержался от расспросов.


   Но чем больше тревожился  Петр  Арианович,  тем  меньше  показывал  это
Нырте.
   Он знал, с кем имеет дело.  "Дети  солнца"  не  выносят  шума,  спешки,
нервозности  и  при  всем  своем  добродушии  чрезвычайно   подозрительны.
Достаточно неосторожно сказанного слова, чтобы они тотчас же ушли в  себя,
как улитка в раковину.
   Не спешить, не спешить, чтобы не спугнуть.
   Сопровождая Нырту на охоту, Петр Арианович не  раз  наблюдал,  с  каким
терпением, иногда часами, поджидает тот  добычу  в  засаде,  где-нибудь  в
расщелине скалы или за камнями. Кое-чему географ научился  во  время  этих
экспедиций и сейчас применял терпение и  выдержку  как  сильнейшее  оружие
против самого Нырты.
   Однако охотник не возобновлял волнующего разговора о ветлугинской душе.
Только  иногда  при  посторонних  многозначительно  взглядывал  на  своего
приятеля и подносил палец ко рту. Ветлугин успокоительно кивал.
   Так тянулось более месяца. Географ начал нервничать. От  Хытындо  можно
было ожидать любой пакости. Что затевает против него старая ведьма?
   Напрашивалось простое объяснение: Хытындо похитила у  Петра  Ариановича
какую-то принадлежащую ему вещь и теперь всласть колдует над ней. В  этом,
понятно, не было бы особой беды. Колдуй себе  на  здоровье,  колдуй,  хоть
лопни!
   Но ему вспомнились слова: "круглый кусок льда, который не тает",  "твоя
душа - в куске льда". Что Нырта понимал под этим?
   Возможно, что Ветлугин, скрепя сердце, все же заговорил бы с Ныртой  об
"исчезнувшей" душе. Однако это не понадобилось. Помог случай.
   Однажды,  гуляя  по   лесу   со   своим   приятелем,   Петр   Арианович
заинтересовался чем-то в его рассказе и захотел записать, чтобы не забыть.
Обычно он старался делать записи так, чтобы никто из "детей солнца"  этого
не видел. Сейчас, по рассеянности, географ принялся записывать при Нырте.
   Усевшись на камень, он целиком погрузился в работу, как  вдруг  услышал
дыхание за спиной. Обернулся. Сзади стоял Нырта, подошедший,  как  всегда,
бесшумно. Он поднялся на цыпочки и с  любопытством  заглянул  через  плечо
Ветлугина.
   - Пестришь маленькими следами кору? - спросил он удивленно.
   - Да.
   - А я видел этот след.
   - Где?
   Оглянувшись, Нырта прошептал:
   - На том куске льда, где спрятана твоя душа!..
   Ветлугин вскочил с камня, на котором сидел.
   Буквы! Слова! На "льдинке, которая не тает"?..
   Но Нырта,  поняв,  что  болтливый  язык  опять  подвел  его,  отказался
отвечать на вопросы своего Друга.
   Он уселся на землю, скрестив ноги и обхватив плечи руками, и сидел так,
отрицательно качая головой.
   - Только покажи! Покажи, и все, - сказал географ с самыми убедительными
интонациями в голосе. - Принесешь сюда кусок  льда,  который  не  тает,  я
взгляну на него, и ты сразу же отнесешь обратно. Хытындо не узнает ничего.
   Нырта сделал движение головой, как бы отмахиваясь  от  собеседника.  Он
даже зажмурился, чтобы не видеть его.
   Но Петр Арианович не отставал. Он  пускал  в  ход  самые  разнообразные
аргументы один за другим. Он сказал, что откажется от дружбы с  Ныртой,  -
тот только горестно застонал в ответ. Он пригрозил, что напустит  на  него
самое страшное свое  колдовство,  -  а  ведь  Нырта  видел  на  "Празднике
солнца", что  он  умеет  колдовать,  -  охотник  задрожал  еще  сильнее  и
попытался встать, чтобы убежать, но Ветлугин удержал его.
   - Хочешь, научу тебя делать такие значки? -  предложил  географ.  -  Мы
тогда  сможем  находить  друг  друга  по  этому  следу,  разговаривать  на
расстоянии. Все удивятся. Скажут: вот так Нырта!
   Упрямец приоткрыл  один  глаз  -  предложение  было  заманчивым,  потом
спохватился и зажмурился еще крепче.
   - Ну, проси что хочешь, - с сердцем сказал Петр Арианович. - Слушай!  -
Он произнес раздельно и внятно: - Если ты поможешь мне увидеть мою душу, я
подарю тебе все, что хочешь!
   Нырта открыл оба глаза и внимательно посмотрел на Ветлугина:  не  шутит
ли он?
   - Все-все? - переспросил "сын солнца" недоверчиво. - Все, что захочу?
   - Конечно! Только скажи что. Ну, решайся! Придумал, что просить?..
   Нырта замялся. Живые черные  глаза  его  сверкнули,  но  он  тотчас  же
притушил их блеск. Охотник вздохнул.  По-видимому,  давнее,  невысказанное
желание томило его.
   - Ну, говори же! - поощрил географ, радуясь, что дело идет на лад.
   Нырта что-то пробурчал себе под нос.
   - Громче! Повтори!
   - Пуговицы, - стыдливо повторил охотник и опустил голову.
   Географ  с  трудом  подавил  желание  рассмеяться:  торг  должен   быть
серьезным. Шутка ли сказать: дело шло о душе, ни о чем другом!
   Нырта поднял голову и с нескрываемым вожделением посмотрел на  пуговицы
Ветлугина. Вот что, стало быть, пленило его воображение. Пуговицы!
   В деревне Последней Ветлугин носил черную  сатиновую  косоворотку.  Она
была на нем и в день бегства. Как  у  большинства  тогдашних  косовороток,
воротник ее  снабжен  был  множеством  белых  перламутровых  пуговиц.  Они
спускались  сверху  до  пояса,  переливаясь  матовыми   отсветами,   четко
выделяясь на черном фоне. Насчитывалось что-то десятка полтора или два.
   Правда, косоворотка давно уже изорвалась, часть пуговиц Ветлугин  успел
потерять, но и уцелевших, которые он переставил на свою одежду  из  замши,
хорошо  выделанной  оленьей  кожи,  хватало  на   то,   чтобы   произвести
впечатление на франтов в котловине. А Нырта был франтом.
   Еще в первую зиму пуговицы обратили на себя внимание Нырты.
   - Какие красивые белые кружочки! - сказал  он  шепотом.  Потом  робким,
детским жестом протянул руку и любовно погладил пуговицы.
   - Это пуговицы, - пояснил Ветлугин.
   - Пу-гови-цы, - повторил охотник самым нежным голосом, не сводя  с  них
очарованного взора.
   Однако Петр Арианович не  подозревал,  что  влечение  к  пуговицам  так
велико!
   И вот сейчас эти полюбившиеся охотнику пуговицы решили успех дела.
   - Конечно, друг! О чем разговор? - весело вскрикнул  Петр  Арианович  и
ухватился за ворот одежды. - Дарю! Бери!
   Он присел на траву  и  поспешно  принялся  отрывать  пуговицы  одну  за
другой.
   Когда Ветлугин поднял глаза, Нырты уже  не  было  подле  него.  Охотник
исчез, помчался за "куском льда, который не тает".


   Географа трясло от нетерпения. Ему казалось, что  время  тянется  очень
медленно,  хотя,   судя   по   тени   от   деревьев,   прошло   не   более
пятнадцати-двадцати минут.
   Он никак не мог дождаться Нырты, то вставал и принимался ходить взад  и
вперед, то садился, чтобы через несколько минут опять  вскочить  на  ноги.
Наконец географ заставил себя сесть на траву и застыл,  немного  подавшись
вперед, вглядываясь в заросли, откуда  должен  был  появиться  охотник.  В
вытянутой руке Петр Арианович держал полную пригоршню пуговиц.
   Слова на куске льда? Неужели это ответ на его многочисленные письма, на
его призывы о помощи,  посланные  с  оленями,  с  перелетными  птицами  и,
наконец, в стволах деревьев?..
   Нырта возник на лужайке неожиданно, как всегда.  Он  раздвинул  заросли
плечом - обе руки его были заняты,  -  осторожно  оглянулся  по  сторонам.
Потом присел на корточки и поманил к себе Петра Ариановича. Нечто круглое,
белое, тускло поблескивавшее, лежало рядом с ним в высокой траве.
   Яйцо гигантской птицы?
   Близоруко щурясь, Петр Арианович наклонился к таинственному предмету.
   - Только посмотреть! -  шепотом  предупредил  Нырта.  -  Уговаривались:
только посмотреть!
   Ветлугин  молча  кивнул,  продолжая  рассматривать  предмет,   как   бы
плававший в траве.
   Это был шар,  очевидно,  из  стекла,  но  какого-то  особенного,  очень
толстого, небьющегося. Внутри что-то чернело,  а  снаружи  шар  опоясывала
непонятная надпись, четыре буквы: "СССР".
   Что бы это могло значить?.. Похоже на слово "Россия", только написанное
наоборот...
   - Как это попало к тебе, Нырта?  -  медленно  спросил  Петр  Арианович,
словно зачарованный глядя на шар.
   Нырта молчал.
   - Не с неба же свалилось?
   - Зачем с неба! - с неудовольствием ответил охотник. - Это кусок  льда,
который не тает. Его выбросила  на  берег  Соленая  Вода.  Как  тебя...  -
многозначительно добавил он.
   В прошлом году вылазка к морю была удачна. "Дети солнца" собирались уже
возвращаться домой, как вдруг Нырта заметил кусок льда,  который  вертелся
возле берега. Волны как будто играли им: то подносили  совсем  близко,  то
снова отбрасывали.
   "Детей  солнца"  заинтересовала  маленькая  круглая  льдинка.  Наиболее
азартные из охотников вошли по пояс в воду  и  длинными  копьями  пригнали
упрямую льдинку к берегу. Но едва лишь взяли ее  в  руки,  как  тотчас  же
выронили. На ней были какие-то загадочные значки. Она была заколдована!
   Ланкай предложил бросить льдинку обратно в море, но Нырта не согласился
с этим. Решено было доставить ее Хытындо: пусть разбирается в  колдовстве,
ведь это ее дело.
   Не могло быть сомнений в том, что  льдинка  заколдована.  Все  охотники
убедились в этом на обратном пути. Она не таяла на солнце,  а  когда  один
ротозей, которому поручили нести ее,  уронил  льдинку  на  камни,  она  не
разбилась.
   Однако назначение ее выяснилось  только  дома.  Хытындо  объявила,  что
внутри спрятана душа чужеземца, - недаром льдинка проникла в котловину тем
же путем, что и он, с севера, и была вынесена на берег вместе с  плавучими
льдинами, подобно тому, как это произошло с ним. Впрочем, в этом  не  было
ничего удивительного: душа догнала своего владельца.
   Рассеянно кивая, Петр Арианович  с  волнением  рассматривал  стеклянный
сосуд, выброшенный морем на берег Таймыра.
   Подлинное назначение "заколдованной льдинки" вскоре стало ему понятным.
Это был гидрографический буй, один из тех поплавков, которые сбрасывают  с
корабля или спускают с берега, чтобы  определить  направление  и  скорость
морских течений. Внутрь вкладывается записка на нескольких языках.  В  ней
просят сообщить, когда и на каких координатах обнаружен буй.
   Не записка ли чернела внутри стеклянного  шара?..  Петр  Арианович  еще
ниже склонился над буем. Оказывается, в шар была впаяна трубка.
   Что скрывается там? Какое известие из России?
   Географ покосился на Нырту.
   Простодушный "сын солнца"  был  поглощен  своим  только  что  сделанным
бесценным приобретением. Хохоча, как ребенок, он  забавлялся  очаровавшими
его перламутровыми пуговицами:  то  встряхивал  их  в  горсти  и,  склонив
голову, с наслаждением прислушивался, как  они  стучат,  ударяясь  друг  о
друга, то будто выбирая самую красивую, раскладывал их в два или три рядка
на земле. Потом откуда-то из одежды извлек длинную нитку и, сосредоточенно
сопя, принялся нанизывать на нее пуговицы  одну  за  другой.  Видимо,  ими
предназначено было украсить его мужественную грудь в виде ожерелья.
   "Этого занятия ему  хватит  надолго",  -  сообразил  Петр  Арианович  и
повернулся к Нырте спиной, закрывая от него стеклянный шар.
   Где же крышечка? Ага, вот!  Плотно  привинчена,  однако!  Без  гаечного
ключа не открыть. А где в горах достанешь гаечный  ключ?  Нет,  поддается.
Еще несколько оборотов! Еще!..
   Ветлугин  открыл  крышку  трубки,  впаянной  в  шар.  Затем,  дрожа  от
нетерпения, извлек оттуда свернутую трубочкой записку.
   Первая весть из окружающего молчаливого мира! Первая за столько лет!..
   В глазах ходили круги, буквы на записке сливались. Географ усилием воли
взял себя в руки. Буквы перестали плясать и вытянулись в шеренгу,  образуя
слова, смысл которых не сразу доходил до сознания. Наконец Петр  Арианович
прочел:
   "Этот гидрографический буй спущен на воду 12 августа 1932 года с  борта
ледокольного парохода "Сибиряков" на  таких-то  координатах.  Убедительная
просьба сообщить, на каких координатах и когда найден буй, что  важно  для
изучения  течений  и  дрейфа  льдов  в  приполярных  морях  СССР.   Адрес:
Ленинград, Гидрометслужба СССР".
   Этот же текст был повторен на английском и норвежском языках.
   Ветлугин поднялся с земли. Записка ходуном ходила в его руке.
   - Ленинград!.. Ле-нин! - повторил он вслух. - Я понял! Все понял!  Там,
в России, произошла революция. Мы победили! Какой-то город  назван  именем
Ленина. Значит, революция!..
   Нырта, отложив ожерелье, с удивлением смотрел на своего друга.  Тынкагу
не узнать. Всегда спокойный, сдержанный, он сейчас бледен, дрожит,  с  губ
его срываются непонятные Нырте слова:
   - Но когда же произошла? В каком году?  В  шестнадцатом?..  Я  бежал  в
шестнадцатом. Могла произойти в тот же год, вскоре после моего побега. Или
позже? В двадцатом?.. В тридцатом?..
   Он в изнеможении опустился на траву.
   Быть может, на него подействовало колдовство льдинки, которая не  тает?
Нырта подбежал к шару, с  беспокойством  ощупал.  Нет,  шар  цел!  Охотник
внимательно осмотрел его со всех сторон: сверху,  снизу.  Ни  царапин,  ни
трещин.
   Непонятно, что же сказала Тынкаге его душа, спрятанная в льдинке?..
   Нырта присел на корточки рядом, заглянул в глаза своему другу, потом  с