Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
ла свою
окраску.
Лес снова наполнился шумом, верещанием и стрекотанием его обитателей.
Но ни гула моторов, ни автоматных очередей уже не слышалось.
- Правьте к берегу, - хмуро сказал Ану. - Я все-таки скажу им
прощальные слова и дам... несколько ценных указаний.
Вездеплав приблизился к берегу, остановился перед собравшимся племенем.
Индейцы казались утомленными и грустными: они понимали, что их ждет впереди,
и уже готовились к этому трудному испытанию.
Их татуировка - особенно черные и желтые пятна на лбах - стала как
будто ярче, издали она напоминала необыкновенные, сказочные цветы.
- Они уже выполнили свой обычай, - задумчиво сказал Ану, - и дорисовали
на лбах цветок черной орхидеи до боевой точности и красоты.
- Как это - до боевой красоты? - осторожно спросил Вася.
- Так. Ведь племя называется племенем Черной орхидеи. А черная орхидея
- это очень редкий цветок. Его символ они и рисуют, татуируют у себя на
лбах. А когда им предстоит большая охота, или война, или вообще какие-то
чрезвычайные события, они его дополняют.
- А эта орхидея и в самом деле существует? И почему она черная?
Вездеплав ткнулся в пологий берег, и все племя уже подошло к самой
воде. Вот почему Ану не ответил Васе и стал держать последнюю речь. Он
говорил недолго, но, видно, убедительно, потому что лица индейцев
просветлели и воины стали отделяться от своих семей, которые рассаживались
по пирогам.
- Я им сказал, - вздохнул Ану, - что мы еще вернемся. И они поверили.
Может быть, их не следовало обманывать?
Пироги медленно и осторожно скользили против течения светлой протоки с
кровожадными рыбами пиррайя, постепенно скрываясь под нависшими над водой
лианами.
Воины тоже один за другим исчезали за зеленой расписной стеной
тропического леса. Он словно поглощал их - красиво неприступный, гордый и
жестокий. Всем было грустно. Даже Шарик и крокодил присмирели, печально
глядя вслед последнему воину, который скрылся в лесу.
- Скажите, Ану, вон там, у самой протоки, это не черная орхидея? -
осторожно спросил Вася.
Ану долго всматривался в лесную стену, но ничего не увидел.
- Давайте подплывем поближе. Вообще черная орхидея встречается довольно
редко.
Вездеплав бесшумно двинулся к протоке, только тогда Ану тоже увидел
цветок.
Он висел низко над водой и словно светиле изнутри своей желтой
чашечкой.
- У тебя великолепное зрение, - сказал Ану. - Это действительно черная
орхидея.
На самом деле она была не черной, а скорее темно-темно-фиолетовой или
темно-бордовой. Такой темной, что казалась черной. Когда на ее лепестки
падал свет, они казались бархатистыми и отливали мягким
красновато-фиолетовым светом. Казалось, что свет не отражается от цветка и
идет как бы из его глубины. Этот ровный, мягкий и добрый свет оттенял
покойную и веселую красоту золотисто-желтой чашечки и разноцветных пестиков.
Вася наклонился к нему и хотел было сорвать, но потом оглянулся на Ану:
он уже убедился, что в джунглях ко всему нужно подходить с опаской - мало ли
какие неприятности могли таиться за внешней красотой цветка.
- Не бойся, он совершенно безвреден. Когда зайдет солнце, он будет
благоухать. У него самый сильный и, кажется, самый приятный запах из всех
орхидей. И если у него будет вода, он проживет долго. Может быть, даже
пустит ростки.
Вася сорвал цветок, и они долго рассматривали его, поглядывая туда, где
скрылось красивое и доброе племя, носящее его имя.
Глава двенадцатая
ПРЫЖОК В НЕБЕ
- Итак, каково будет решение? - спросил Ану, все еще с тоской
поглядывая на протоку.
- Давайте обсудим. Что предлагаете вы, Ану?
- Я, Юрий, теперь ничего не предлагаю. Ведь я всего лишь младший
партнер в этом предприятии. Я готов слушаться и повиноваться. Как-никак, а у
меня есть опыт раба, - горько усмехнулся Ану.
- Зачем вы так, Ану?.. Ну зачем? - прямо-таки взмолился Вася.- Ведь нам
нужно все решать вместе.
- На каждом корабле должен быть командир. А он решает все единолично,
не спрашивая советов и никому не отдавая отчета.
Но Юрий твердо помнил обычаи голубых людей и непреклонно сказал:
- Нет, Ану, у нас так не будет.
- А как же будет у вас?
- У нас каждый будет командиром в свое дежурство. Но когда он командир,
он будет выполнять волю всех.
- Ничего не понимаю. Как же это получается? Он - командир и вдруг будет
выполнять волю всех?
- Это очень просто, Ану. Гораздо проще, чем может показаться. Все
принимают одно решение - самое умное, самое правильное и самое удобное для
всех. А потом каждый, когда ему выпадет очередь быть командиром, делает все,
для того чтобы решение выполнить как можно лучше. И вот тогда уже все будут
подчиняться ему. Потому что и командир, и все остальные все будут делать для
всех и, значит, для себя.
Ану недоверчиво посмотрел на ребят, потом задумался и наконец честно
признался:
- Не знаю... С таким распределением обязанностей мне сталкиваться не
приходилось. Но в этом действительно есть что-то очень... верное. Я,
пожалуй, согласен попробовать.
Его можно было понять - больше века он был вождем, почти богом и ни у
кого не просил совета. Он только приказывал, а все покорно выполняли его
волю. А теперь приходилось советоваться на равных. И к этому еще нужно было
привыкнуть.
- Я думаю вот о чем, - сказал Вася, -ведь если мы будем возвращаться
прежним путем, мы неминуемо опять попадем в переделку.
- Почему? - не понял его Юрий.
- Понимаешь, ведь нас засекли где-то над океаном и прислали вдогонку
парашютистов. Кто докажет, что нас не заметят еще раз?
- Пожалуй... Что ты предлагаешь?
- Подождите. Есть еще одно соображение. Мне думается, что если мы
полетим на восток, то время будет работать против нас.
- Неясно! - буркнул Ану.
- Неясно? Когда мы летели сюда, мы как бы догоняли день. А теперь все
будет наоборот - мы полетим навстречу дню, и поэтому ночь станет раза в два
короче. А это... это опасно. Могут заметить. Значит, нам нужно продолжать
полет на запад и снова как бы догонять день.
Они помолчали, и Ану протянул:
- Да-а. Придется все делать наоборот.
- Как это - наоборот? - встрепенулся Юрий.
- Плыть не вниз по реке, на восток, а вверх, на запад. А так как вверху
берега реки заняты противником, то... то придется уходить в сторону, в
какую-нибудь протоку, а уж потом подниматься в воздух.
Ану, кажется, и в самом деле учился советоваться и подчинять свое
самолюбие общему делу. Ведь это дело волей-неволей становилось его делом.
Свернуть в сторону не так уж трудно - в реку впадало немало проток; а
так как и сама река и почти все ее притоки текли с северо-запада на
юго-восток, то и найти нужное ш правление оказалось пустяковым делом.
Стемнело быстро, как это всегда бывает возле экватора и в тропиках.
Казалось, только что над джунглями багровел и переливался буйными и
сочными красками могучий закат и тропический лес стоял притихший, словно
уставший от изнуряющей жары, как вдруг откуда-то налетел почти прохладный
ветер, и тотчас же в небе вспыхнули необыкновенно яркие, крупные звезды и
лес тоже засветился тысячами светлых точек - зеленоватых, багровых, голубых
и алых. Летали огромные светляки, вспыхивали глаза ночных хищников и птиц.
Кажется, даже цветы и те начинали светиться призрачным, трепетным светом.
Все стало необычным, прекрасным и в то же время тревожным.
Воздух чуть похолодал. И плыть по черной мерцающей воде среди двух стен
тоже мерцающего благоухающего леса было бы полным удовольствием, если бы не
проклятые москиты и еще какие-то надоедливые мошки. Они атаковали
беспрерывно, настойчиво и безжалостно. Пришлось захлопнуть все люки и окна.
Исчезли запахи, стали неслышными крики и лесные стоны. Мир превратился
в посверкивающую огнями безмолвную панораму, проплывающую по обеим сторонам
вездеплава. Сразу захотелось спать. Шарик и крокодил устроились за грудой
блоков, а ребята подремывали на сиденьях. Бодрствовал только Ану.
Но когда все спят, нужно, как известно, обязательно заняться делом -
ведь сон очень заразителен. И Ану снова стал рассматривать схемы и описания,
которые он нашел в шкафчиках. Одна из них очень его заинтересовала, и он
увидел моток тонкой, как волос, проволоки, конец которой уходил в глубь
ящичка. Сверившись со схемой, Ану включил одну из кнопок, и в машине
раздался неторопливый, можно сказать, печальный, певучий голос. Он задумчиво
рассказывал о чем-то на незнакомом языке.
Некоторое время Ану прислушивался к нему, потом, согнав крокодила с
одного из блоков, перетащил блок на сиденье и подключил к источникам
питания. Блок несколько минут только помаргивал крошечными разноцветными
огоньками, потом издал несколько звуков, смолк и опять пропищал что-то.
Наконец на нем зажглись красная и зеленая лампочки, и блок стал говорить
явно "человеческим языком" - быстро, чуть картаво, но четко и ясно.
Ану сейчас же выключил кнопки - голос смолк.
- Слушайте самую древнюю и самую печальную историю на вашей Земле, а
может быть, и в Галактике, - сказал Ану, растолкав прикорнувших ребят.
Ребята еще не пришли в себя и, позевывая, с недоверием посмотрели на
Ану. Но тот не стал им объяснять, в чем дело. Он только сказал:
- Переводить буду я, но, поскольку речь идет от имени другого человека,
не обращайте внимания, если я буду себя называть его именем. А звали его
Алаоз. Он последний космонавт с этой вот машины. - Ану похлопал по сиденью.
- Слушайте внимательно!
Ану опять щелкнул кнопкой, и ребята без труда поняли, что он включил
звуковоспроизводящий аппарат вроде магнитофона, на кото. ром "обязанности"
магнитной ленты исполняла тонюсенькая проволока. Потом он включил и блок,
назначение которого объяснять не требовалось. По всем признакам это был
самый обыкновенный лингвистический робот. Он выслушивал чужую речь, находил
в ней закономерности, а обнаружив их, без особого труда для своего
электронного мозга начинал перевод на тот язык, на который он настроен. Но
так как блок был, по-видимому, настроен на язык далекой родины Ану, то
говорил он именно на этом языке. А уж Ану переводил сказанное на русский.
Глава тринадцатая
ГОЛОС ИЗДАЛЕКА
...Вначале я, как и весь экипаж, тоже считал, что, если бы мы запаслись
горючим на этой планете, может быть, нам не потребовалось бы нырять в
проклятый Черный мешок, который не без основания обходили все наши корабли -
в нем всегда царил мрак и оттуда вырывались магнитные бури. А наш командир
Оор все-таки решил рискнуть, и я подумал, что, наверное, понимаю его -
потерпев неудачу на стольких планетах, не обнаружив ничего интересного в
других галактиках, Оор решил проникнуть в Черный мешок в надежде получить
действительно интересную научную информацию и запастись горючим.
Лично я поступил бы точно так же. Конечно, в этом случае неминуем риск.
Но какой же разведчик существует без риска? Он обязан, он должен уметь
рисковать. Вот почему на Совете корабля я поддержал Оора. Поддержал еще и
потому, что любил его.
В первых полетах он был либо младшим членом экипажа, как и я, либо
заместителем более опытных командиров. А это был его первый самостоятельный
полет. И то, что он. не принес, в сущности, никаких ощутимых результатов,
меня не смущало. Оор не виноват: подвела предварительная радио- и
инструментальная разведка.
Там, где мы побывали, мы не нашли ни интересных ископаемых, ни
ожидаемых нами цивилизаций. И то, что наши постоянные разведчики приняли
радиосигналы, шедшие якобы с этих планет, оказалось в действительности
просто-напросто результатом вулканической деятельности. Только теперь мне
понятно, что это тоже было результатом влияния Черного мешка.
Но человеку свойственно не замечать или забывать приметы и прямые
признаки надвигающейся катастрофы. Всем хочется жить без катастроф,
требуется лишь критически осмыслить изученные явления и сделать выводы. Но
этого никто не сделал. Никто из тех, кто жил в наше время. Первым соединил и
сопоставил разрозненные явления Оор. И если наша солнечная система все-таки
уцелела, а я верю, что она все-таки уцелела, то обязана она не кому-нибудь,
а именно Оору.
Повторяю, я бы поступил тогда точно так же, как он. Это был один из
самых мужественных, смелых и умных командиров космических кораблей, которые
когда-либо бороздили просторы Вселенной.
Я понял, что Оор считает Черный мешок не просто загадкой Вселенной, но
и одним из источников, которые обязательно вызывают катастрофы. Но когда?
Однажды, дежуря у пульта штурманской группы, я задумался о доме, о
возвращении. Я знал, что у нас мало горючего, и решил проверить, сколько же
горючего нам нужно, чтобы вернуться домой. Включил систему контроля и
обнаружил, что один из запасных бункеров не тронут. Выходило, что не запас
горючего тревожил нашего командира, а именно эта загадка Черного мешка.
Я сказал о своем открытии Оору. Он хитро усмехнулся:
- Какой капитан откажется от пополнения горючим!
Уже после того как Совет корабля принял решение идти в Черный мешок,
Оор приказал мне - самому младшему члену экипажа - проверить все системы
связи. Я удивился, что он не поставил этой задачи перед более старшими и
опытными членами экипажа, но командир опять только усмехнулся и сказал
загадочные слова:
- Сейчас для тебя наступил решающий момент. Отныне за связь передо мной
отвечает ты, и только ты. Поэтому все об этом участв ты должен знать в
совершенстве.
Он не потребовал от меня молчания, и я п[2]ного, чем существование корабля и его экипажа. Таким
важным было предупреждение о грозящей гибели нашей системе. Что ж, на его
месте я поступил бы именно так. Ради счастья и жизни других человек может
рискнуть собой и убедить пойти на это своих товарищей.
Влияние Черного мешка мы ощутили примерно в полутора
парсеках[3] от визуальной[4] засечки его границ - у
нас начали портиться приборы, а связь стала неустойчивой. Срочно провели
дополнительную экранизацию. И я горжусь тем, что придумал "систему
выстрела". Собственно, придумал ее не я, о ней было известно давным-давно,
но потом, как это часто бывает, о ней забыли. А я вспомнил - может быть,
потому, что совсем недавно окончил училище. Просто я записывал необходимые
телеграммы на диски с малой скоростью, а когда в системе связи появлялось
окно со сравнительно приемлемыми условиями передачи, выстреливал записанное
на огромных; скоростях.
И я горжусь тем, что именно я первый заметил систему в пульсации
Черного мешка. Казалось, в недрах его что-то дышало, раздувалось и опадало.
И от этого зависели и потоки излучений, и наше самочувствие. Командир
выслушал меня и проверил данные.
Потом он созвал главных специалистов и долго совещался с ними. После
совещания все вышли от него притихшие и даже как будто удрученные. Как
выяснилось позднее, именно на этом совещании Оор предупредил главных, что
путешествие в Черном мешке может кончиться трагически. Но... именно главные
специалисты не согласились с его предположениями.
В пульсации мешка они не увидели ничего страшного, ничего
предостерегающего. Ведь подобное они наблюдали и в других местах Вселенной,
да и вы, те, к кому я обращаюсь, прекрасно понимаете, что периоды
полураспада атомных ядер повсюду одинаковы, поэтому у звезд бывает свой ритм
пульсации, который зависит от того, атомами каких элементов они наиболее
богаты и на какой стадии развития они находятся.
Но все-таки этот проклятый Черный мешок дышал необычно, так, словно
чуял нечто такое, о чем пока никто не догадывался.
Так или иначе, грозные предостережения окружали нас со всех сторон, и
Оор отлично их видел и понимал. И все-таки... Все-таки вел корабль вперед и
вперед. Хотя, если честно сказать, наше движение нельзя было назвать
движением вперед в обычном космическом смысле, когда полет корабля проходит
по четко обозначенному курсу. Наше движение проходило то зигзагом, то по
спирали, хотя общее направление всегда было целенаправленно.
Только фантасты смогли бы предусмотреть то, с чем мы встретились в
Черном мешке. Нас швыряло во все стороны, и так, что корабль беспрестанно
терял курс и мчался к какой-нибудь планете, чтобы разбиться о ее неведомую
поверхность. Приходилось включать двигатели на полную мощность да еще сплошь
и рядом выстреливать фотонные[5] бомбы-ускорители. Только взрыв
этих бомб позволял нам оторваться от страшных сил тяготения, избежать
падения.
Мы изменили курс, чтобы немедленно попасть в сферу притяжения другой
планеты. В Черном мешке планет было так много, как нигде в другом месте.
Силы притяжения, гравитации постоянно переплетались и сталкивались.
И чем дальше мы летели, тем чаще нам приходилось применять фотонные
бомбы-ускори-- тели и тем яснее становилось, что невероятное еще существует.
Фотонные бомбы, излучающие колоссальное количество света, собранного в
длинном пучке, и обычно видимые на громадные расстояния, здесь, в Черном
мешке, не давали света. Фотоны как бы растворялись в непроницаемом мраке.
Несмотря на протесты главных, которые теперь не видели смысла продолжать по
меньшей мере рискованное путешествие, полет продолжался...
Командир, который знал, по-видимому, нечто такое, чего не знали другие,
все-таки сумел использовать все свое влияние и добился общего решения
продолжать безумный с точки зрения того времени полет.
Между тем показания приборов уже перешли границу разумного, и мы сами,
без посторонней помощи, вырвались в фантастику. Судите сами. Излучатели
Ку-236, 570, излучатели Ти...
Тут пошли названия совершенно непонятных приборов, серии формул и цифр,
в которых Ану разбирался не лучше ребят. Поэтому он выключил блок и,
передохнув, попросил:
- Дайте воды! В горле пересохло от... всего этого.
- Но это же голос... другой эпохи! И это так интересно!
Ану напился, пожевал, словно вспоминая ту жвачку, которой он
пользовался во время своей жизни в джунглях, и задумчиво протянул:
- Это действительно интересно. С вашей планеты Черный мешок виден в
районе Южного Креста. Черный мешок абсолютно непроницаем, и в нем нет ни
проблеска света. Его так и называют моряки и астрономы: угольный ме-щок. На
нашей планете наши космонавты знают немало таких мешков, но они имеют
строжайшую инструкцию - не подходить к этим Черным мешкам близко. А этот Оор
решился забраться в самый мешок. Здорово!
- Включайте, Ану!.. - взмолился Юрий. - Хоть и не все понятно, но
интересно.
- Знаете, мои дорогие командиры, а ведь переводить с такой скоростью
мне и в самом деле тяжело. Мозг ведь не электронная машина - ему необходим
отдых. Впрочем, где-то у меня был еще один блок. Переносный лингвистический.
Им мы пользовались во время вылазок на везделете.
И он разыскал этот блок, подсоединил его и образовал целую цепь:
доисторический магнитофон и два лингвистических блока-переводчика. Когда они
включились, Ану безжалостно прогнал ту часть проволоки, на которой давалось
описание формул и показания приборов, и тогда снова зазвуч