спокойно
парила над карьером. Парила так, как, например, стрекоза или вертолет.
     - Здорово! - улыбнулся Вася.
     - Куда уж лучше.
     - Давай поднимемся повыше?
     - Попробуем.
     Юрий осторожно нажал педаль - и машина поднялась над лесом.
     Странно и немного смешно  было  видеть деревья сверху. У многих  сосен,
оказывается,  совсем  крохотные,  как  деревца-первогодки,  вершинки.  И  на
самой-самой  вершинке,  упрямо  тянущейся  вверх,   ярко-зеленая  веточка  -
последний  годовой  отросток  ростовой  почки.  От этого бор сверху  казался
нежным и несколько беззащитным.
     Но попадались такие  места,  где вместо  нежно-зеленых побегов  торчали
засохшие  вершинки,  смотреть на них  было  немного  грустно:  здесь  стояли
обреченные на гибель деревья. Ведь  все живет до  тех пор, пока  растет. Вот
почему  над одним  из таких  участков, как  говорят лесники, перестоявшегося
леса Вася предложил:
     - Поднимайся выше. Все идет хорошо. И нужно же попробовать...
     И Юра послушно поднял  машину  метров на десять выше сосновых верхушек.
Потом еще выше. И еще...
     И тут открылся такой простор, такая красота, что ребята забыли обо всем
на свете. Ни страха, ни робости не было и в помине.
     И лес, и река, на которой вдалеке виднелась дуга плотины, и ползущие по
дорогам машины,  и  даже дымы недалекого городка отсюда, с высоты,  казались
игрушечными и очень милыми  -  может быть, оттого, что вечерний синий сумрак
постепенно  скрадывал   их  очертания.  И  только  река  все  явственней  из
серебристо-серой становилась розовой, а местами фиолетово-багровой.
     Летний день кончался, а на западе все разгорался и разгорался закат.
     Горизонты расширились, и очень хотелось, чтобы они стали еще шире, - не
терпелось увидеть всю рабочую площадку возле плотины, весь городок и  вообще
все-все...  Если  этого не сделать сейчас,  то  через полчаса  будет поздно.
Стемнеет.
     Юрка решительно поднял машину еще на несколько сот метров...
     На  западе  было  еще совсем  светло, а на востоке  издалека  наступали
огоньки. Они  вспыхивали вразброс, независимо друг  от друга, но  постепенно
образовывали целые созвездия - городки, заводы, села...
     Дух захватывало от этой красоты, и ребята не сразу заметили, как машина
вначале нерешительно,  а  потом  уверенно задрала нос, подергалась, словно в
ней происходили какие-то  сложные внутренние перестройки,  и вдруг понеслась
вверх. Круто вверх. Почти отвесно вверх.
     Ребят  прижало к  сиденьям, но Юрий быстро  справился  с перегрузкой  и
дотянулся до руля и пульта управления.  Он пытался подчинить себе неожиданно
взбунтовавшуюся машину, но из этого ничего не  получилось.  Она  неслась все
вверх и вверх.
     Земля скрылась в  темно-сиреневой дымке, огни уже не пробивались сквозь
нее.   Вокруг   расстилалось   только   небо.    Одно   небо   -   огромное,
зеленовато-фиолетово-розовое небо стратосферы в закатные часы.
     Потом  исчезло  и  оно.  Начинался   самый  настоящий  космос.  Темный,
таинственный, усыпанный каплями блистательных  крупных звезд. И где-то вдали
в неподвижной  черноте  космоса  машина вдруг прекратила  свой стремительный
взлет, выровнялась, и ребята увидели справа  от себя огромное, серебрившееся
в отблесках далекого заходящего солнца, неторопливо вращающееся вокруг своей
оси бревно.
     Встретить  бревно  в космосе  само  по себе невероятно, да еще если это
бревно  с чувством собственного достоинства вращается и покачивается, словно
оно живое,  - и того невероятней. Вася и Юра  только переглянулись, а машина
пристроилась к  этому  бревну  и поплыла  рядом с  ним,  почти  касаясь  его
серебристой поверхности.
     Теперь рассмотреть нового космического скитальца было не так уж трудно.
     И тут Юрия осенило:
     - Это же ракетоноситель!
     Конечно,  это  был ракетоноситель. Совсем такой или почти  такой, какие
провозят в дни парада на Красной площади. Только у этой ракеты отсутствовала
головка. И это вполне понятно.
     Могучая ракета вынесла какой-то очередной искусственный спутник Земли в
космос, вытолкнула его  на орбиту,  а сама  отсоединилась  от него и  теперь
продолжала самостоятельное  путешествие,  медленно и  неотвратимо  снижаясь.
Пройдет  некоторое   время,   плотность   атмосферы   будет  возрастать,   и
ракетоноситель  потеряет  свою  скорость,  войдет в плотные  воздушные  слои
атмосферы и сгорит.
     Все  это  было  совершенно  ясно и  понятно.  Но  только  зачем  машина
пристроилась к этой блуждающей ракете, что ей потребовалось от обреченной на
сгорание трубы? Понять  этого ребята не  могли и пока только радовались, что
вышедшая из повиновения машина не занесла их куда-нибудь дальше.
     И  в  это  время прямо  над  их  головами  медленно  проплыл в  воздухе
удивленный  и  сконфуженный Шарик. Он беспомощно  шевелил  лапами  и  крутил
обрубком  хвоста. Шарик ударился о ветровое  стекло  и  поплыл обратно. Юрий
схватил его за  лапу и потянул к себе. Но... вдруг явственно ощутил, что сам
тоже поднялся над сиденьем и висит в воздухе. Начиналось парение в состоянии
невесомости.
     В первое мгновение  стало страшно, потом они  вспомнили, что космонавты
свободно переносили состояние невесомости, и успокоились. А уж потом поняли,
что можно было даже спокойно плавать и кувыркаться в  воздухе.  Жаль только,
что они то и дело стукались то о стекла, то о потолок, то о борта кабины.
     В это время без всякого приказания с  их  стороны машина  сама медленно
отошла  от  ракетоносителя и опустила  нос.  Началось стремительное падение.
Состояние  невесомости исчезло. Пассажиров опять прижало  к  сиденьям, и  им
навстречу  понеслись  далекие,  проступающие сквозь дымку созвездия городов,
фиолетово-красно-желтое  закатное   небо  и  сверкающий  в  просветах  между
облаками океан.
     Впрочем,  возможно, это был не  океан, а  море, но оно показалось таким
огромным и  бескрайним,  что  Юра  решил, что они падают  прямо в  океан. Он
грустно посмотрел  на  Васю. Но тот  от перенапряжения прикрыл  глаза. Тогда
Юрий посмотрел на Шарика и встретился с его страдающим взглядом.
     Шарик сейчас же подался  вперед и  состроил такую гримасу, будто  хотел
сказать: "Давай, хозяин, подождем бояться. Пока  что  мы еще летим, и ничего
страшного не случается. Мало ли мы с тобой летали? Мало ли какие невероятные
приключения испытали? И все-таки живы и здоровы. Может быть, обойдется и  на
этот раз".
     А машина  все  летела  вниз  и вниз,  прямо в  поблескивающий под луной
океан. И когда,  казалось, спасения  быть  уже  не  могло и  они должны были
булькнуть на  самое океанское дно, машина выровнялась и, прижимаясь почти  к
самой поверхности воды, помчалась догонять уходящую от нее вечернюю зарю.

     Глава седьмая

     ПОЛЕТ В НЕИЗВЕСТНОСТЬ

     Все   было   так   призрачно   и  так  необычно  и  в   то   же   время
безмятежно-спокойно, что  уже  не верилось, что  машина летит, а не стоит на
месте, что где-то существует Земля, а на ней города, леса, реки...
     Ребята  лежали  на сиденьях,  медленно  приходя  в себя  после  бешеных
перегрузок. Болели  наливавшиеся  свинцовой  тяжестью  мускулы. Даже  внутри
костей и  то  что-то болело и ломило,  а может быть, ныло, как, наверное,  у
стариков перед ненастной погодой. Юре наконец  надоело их беспомощное, как у
новорожденных, состояние. Он взялся за руль и попытался развернуть везделет.
Но,  как  он  ни  крутил руль,  как ни жал на  педали, как только ни  щелкал
тумблерами  и рукоятками,  машина летела все, так же ровно и независимо. Она
не обращала никакого внимания на своих  пассажиров. И Юрий чуть не  заплакал
от обиды.
     - Чертовы роботы!
     - При чем здесь роботы?
     - Вася,  я  же  тебе  рассказывал...  Если  машина действует  без наших
команд, значит, тут виноваты роботы. Взбунтовались и плюют на нас.
     Вася  помолчал,  вспоминая  все,  что  ему  рассказывал  Юрий, а  потом
спросил:
     - А как ты думаешь, могут роботы взбунтоваться сами по себе?
     - Откуда ж я знаю! Наверное, могут.
     - А ты сейчас выключил тумблеры?
     - Факт! По всем правилам машина должна плюхнуться в этот самый океан, а
она летит  да еще и держит такую скорость, что мы никак не обгоним ночь и не
влетим в вечер.
     - Или наоборот - не отстанем так, чтобы попасть наконец в утро.
     - Все равно. Важно, что машиной, помимо нас, кто-то руководит. А делать
это могут  только  роботы. Я-то  их знаю!  Они могут  быть какие хочешь -  и
доносчики, и  шпионы,  и -полезные  роботы. На что они запрограммированы, то
они и делают.
     -  Вот  видишь  -  они запрограммированы... А  кто их  запрограммировал
летать с выключенной системой управления?
     - Н-ну...  -  поморгал  Юрий, - может,  их  бывшие владельцы. Допустим,
пассажиры  хотят  поспать.  Они устанавливают  определенный режим,  и машина
летит сама по себе. Такое и у нас есть: например, автопилот на самолетах или
авторулевой на судах. Вот так и на этой машине.
     - Логично. Ну а кто их запрограммировал  на наш полет?  Причем, заметь,
точно на юго-запад. И не только по курсу, но еще и точне-хонько по времени -
не обогнать вечер и не отстать от ночи. Ты об этом подумал?
     Юрий повернулся к  товарищу. До такого он додуматься, конечно, не  мог.
Вот что значит логическое мышление! Лицо его стало очень озабоченным.
     - Значит, ты думаешь, что мы летим не по своей воле?
     - Ну, это и так ясно. Важно понять, по чьей воле мы летим.
     -  Ну  да...  ну  да... конечно,  - залепетал Юрий. -  Ведь  те далекие
владельцы этой колымаги не могли запрограммировать такой полет:  машина ведь
стояла  в гараже и, пока  стояла, наша Земля изменилась...  Наконец, вначале
она же нам подчинялась. А вот потом... Но только  непонятно одно -  кто смог
это сделать?
     - Вот в этом-то  весь вопрос. Именно  это меня и пугает больше всего, -
торжественно сказал Вася. - Ты же сам видишь, что по" лучается. Мы не должны
лететь  - ты же все выключил, а мы летим. И летим  по плану. Может быть, нас
ведет  какая-то неведомая нам станция. Она не дает нам сбиться с нужного ей,
а не нам курса. Она  нас тянет, как магнит железную крупинку, и мы ничего не
можем сделать.
     - Ужасно глупо! Попались так, что и придумать невозможно!..
     Бойцов рассердился не  на шутку. Он  бушевал, искал  в  машине какие-то
скрытые приборы  или хотя бы  рукоятки  или кнопки, с помощью  которых можно
было бы прекратить полет.
     Возможно, он  и  натворил бы  что-нибудь необыкновенное, но в это время
Шарик потянулся, зевнул и, примостившись к Юрию, тявкнул. Это было несколько
неожиданно, и Юрий с недоумением посмотрел на него.
     А когда посмотрел, то вдруг понял, что последние минуты, исчерпав запас
проклятий на русском языке, он вдруг  стал  думать на языке голубых людей. И
вот Шарик рассердился на своего хозяина.
     Опять  эта  невероятная загадка: каким  образом Шарик узнает его мысли,
если  он, Юрий,  не  может узнать собачьи? Что же это  за  такое существо  -
обыкновенная дворовая собака,  правда побывавшая в космических полетах  и по
ошибке обученная языку голубых  людей? Но  ведь  говорить-то она не умеет. А
вот понимать - понимает.
     - Я - тумус?
     И  Шарик не только  кивнул,  но еще и улыбнулся.  Он явно издевался над
хозяином.
     -  А что же  делать?  - на  том  же  не ведомом никому, кроме Бойцова и
Шарика, языке спросил Юрий.
     И  Шарик. не  то  что пожал  плечами,  а так перебрал  лапами и покачал
головой, что Юрий понял его мысли: "Не трусь, хозяин. Я тоже побаиваюсь. Мне
тоже многое непонятно. Но поживем - увидим. А увидим - найдем, что делать, и
поймем, как делать".
     - Может быть, ты и прав... - задумчиво сказал Юрий. - Нужно попробовать
бороться.
     Вася не  видел безмолвного обмена взглядами хозяина и собаки, а вопросы
Юрия на языке  голубых людей принял просто за новые Юрины  ругательства.  Но
последние слова он, конечно, понял преотлично.
     -  Говоришь ты правильно. Нужно  попытаться найти какие-то такие кнопки
или  тумблеры   управления,  которые  должны   были  обеспечить  космонавтов
средствами  защиты,  если  вдруг  что-нибудь  случится. Но  где  искать  эти
средства - вот в чем вопрос.
     Но тут Юрия осенила гениальная мысль. Он собрался с духом, повернулся к
Шарику и,  слегка выпучив  глаза,  уставился  на него,  а  сам  в  это время
мысленно  стал  приказывать  ему  на языке  голубых людей: "Ищи, Шарик,  ищи
кнопки. Ищи! Понимаешь, от этого зависит наша жизнь".
     Шарик понял его не сразу, а Вася не понял совсем.
     - А чего  ж  тут  не понимать? - удивился Юра.  -  Ведь если он отыскал
кнопку на  корабле, так  он наверняка найдет кнопки или тумблеры здесь. Ведь
если они есть, так к ним идет та же самая энергия, что и на корабле, и Шарик
ее обязательно учует.
     И  Шарик действительно начал  поиск.  Он совался под сиденья, обнюхивал
стены, пол и даже потолок, и открытия посыпались как из рога изобилия.
     Оказалось, что под верхним пультом управления находится еще  по крайней
мере  три десятка самых разнообразных кнопок и тумблеров,  что кнопки есть и
на  потолке,  и  на  стенах,  и  под сиденьями, и  даже в шкафчике,  который
впопыхах ребята как-то не успели осмотреть на корабле.
     И    конечно,    все   эти   средства    управления    были    снабжены
иероглифами-значками.  Юрий  осторожно  переключил  первый же тумблер, возле
которого был значок, похожий на сноп молний. И  молнии вспыхнули -  могучий,
пронзительный сноп света вырвался из носовой части везделета и унесся вдаль,
кажется к самому горизонту, что слился с узенькой полоской вечернего заката,
который машина так упорно не хотела догонять.
     Так был найден свет. Потом ребята  нашли и кое-что другое - что именно,
они не знали, но отжали  вперед тумблер, возле которого был странный значок,
похожий на треугольник с очень острым углом, - и впереди машины образовалось
розовато-голубоватое клубящееся облачко, в котором резво и зловеще заплясали
маленькие  молнии.  Они  не  то чтобы сталкивались, а  как  бы  дополняли  и
догоняли друг  друга,  образуя странный не  то  круг, не то спираль - живую,
несущуюся перед машиной...
     Было  в этом щите нечто  такое, что заставило Юрия немедленно выключить
тумблер.  Розовато-голубоватое облачко  исчезло,  и  ребята,  посовещавшись,
решили включить тот же тумблер вправо. Справа от машины тоже появилось такое
же  облачко.  И слева тоже. И сзади  оно метало  круговорот молний, особенно
ярких и зловещих на фоне черного, теперь уже тропического неба.
     - Что это, как по-твоему? - не без трепета спросил Юрий.
     - Не знаю... Но, наверно, это оружие.
     - Лучи смерти?
     - На лучи не похожи. Скорее это... плазма.
     - Чего-чего?
     -  Н-ну... такое состояние  вещества. В плазме температура может быть в
миллионы градусов.  Вот, например, водородная  бомба  - тоже плазма. Вернее,
при ее взрыве получается плазма.
     - Ну, а здесь она зачем?
     - А ты попробуй подойди к машине, которая  окружена плазмой... Наверно,
это и есть защита от злых и, значит, глупых существ.
     -  Слушай,  а  нет  ли  здесь другого  оружия?  - спросил Юрий  и  стал
обследовать найденные Шариком пульты.
     Но никакого  оружия они не обнаружили.  Наверно,  это  был очень мирный
везделет очень мирных космонавтов.
     И  это почему-то  огорчило  ребят. Все-таки  приятно иметь какое-нибудь
невероятное оружие, с помощью которого можно было  бы драться с любым, самым
невероятным  врагом   в  самых  невероятных   условиях.   Это  придавало  бы
уверенность, и не пришлось бы  не то  что  трусить, а все-таки быть  излишне
осторожным.
     Выполнив  задание,  Шарик  свернулся  крендельком  и  уснул,   тихонько
посапывая, на заднем сиденье,  совершенно не  интересуясь тем, что  делается
вокруг и куда  несет его необыкновенная судьба.  Вероятно, он просто верил в
своего хозяина и в его друга, а может быть, верил и в свои силы - как-никак,
а он был самой умной, самой образованной и поэтому самой уважаемой собакой в
подлунном мире.
     Первым не выдержал Вася. Он смотрел на засыпающего Шарика и чувствовал,
как  у  него  слипаются веки,  глаза теряют зоркость и в них пляшут какие-то
странные  радужные шарики. Вася  еще пытался убедить себя, что  он не  имеет
права спать, когда Юрий  бодрствует, но сделать этого не успел  - он  уснул.
Уснул быстро,  как говорится, на  ходу. Впрочем, в данном случае вернее было
сказать - на лету. Уснул крепко и безмятежно.
     В это  время  окружающий мрак стал  розоветь, потом желтеть,  и наконец
откуда-то  снизу,  из-под  туч,  выплыла  полная луна.  Она  казалась  такой
близкой,  добродушной и важной, так ясно вырисовывались на ней все ее "горы"
и "моря", что смотреть  на луну  казалось  сущим  наслаждением. Внизу лениво
вздыхал океан.
     Юрий долго сидел, радуясь покою и тишине:
     он очень устал за этот суматошный день. Но именно тишина тревожила его.
     До  сих  пор в  машину прорывался свист  встречного  ветра, она  иногда
вздрагивала. Все  это заставляло ощущать  и понимать полет.  А теперь царила
тишина.  Пропала и полоска  вечерней зари, за  которой они следовали столько
времени.
     Все это значило, что машина сбросила  скорость. Она  давала возможность
Земле не  только  догнать  себя, но  и  перегнать.  Это  тоже  показалось  и
странным, и тревожным.
     Юрий несколько раз потряс Васю, но тот только помычал во сне и так и не
проснулся.  И вот тут-то вдалеке  показалась  темная  масса,  возле  которой
обрывались поблескивающие воды океана.
     Машина  взмыла над спустившимися к самой воде деревьями и помчалась над
их верхушками.
     Юрий вцепился в руль, откинулся на сиденье и, сжав губы,  смотрел прямо
перед собой. А там творилось нечто невообразимое.
     Прямо перед машиной возникали какие-то смутные, неясные тени, очертания
не то деревьев, не то гор, а может быть, и мертвых неведомых городов, но все
это почти немедленно  ныряло под днище и  пропадало... Пропадало бесследно и
бездумно.   Постепенно  привыкнув  к  безмолвию^   исчезновению   того,  что
вырывалось из темноты, к чередованию теней, и поняв, что везде-лет прекрасно
ориентируется  в  этой  путанице,  Юрий  расслабился  и  обмяк, силы  быстро
покидали его, глаза слипались все крепче и крепче.

     Глава восьмая

     ПЛАМЯ ЧЕРНОЙ ОРХИДЕИ

     Юрий проснулся потому, что его трясли с двух сторон. За  плечо его тряс
Вася,  а за  штанину теребил Шарик да еще и рычал при  этом. Может быть,  от
этого двойного трясения, а может быть, и  оттого, что  спал он очень крепко,
Юрий проснулся как-то сразу и так же  сразу понял, что машина стоит на месте
и вокруг ясный, даже,  пожалуй,  слишком ясный день - в машине было  жарко и
Вася то и дело вытирал пот.
     Везделет стоял на поляне, неподалеку от берега не слишком  широкой, но,
видно,  очень  глубокой  и  полноводной  реки -  вода  в  ней  была темного,
какого-то кофейного цвета, она, казалось даже,  выгибалась на стрежне и то и
дело вспучивалась оспинами водоворотов и воронок.
     Поляну окружали деревья...
     Впрочем, даже  не деревья, а  какая-то невероятная  смесь  кустарников,
ветвей,  стволов,  цветов,  каких-то  уродливых, похожих  на  змей воздушных
корней,  лиан, мхов и папоротников. Вокруг не было ни  малейшего просвета  -
так  густо и буйно обступила поляну  растительность. И все-таки  из каких-то
непонятных  отверстий  в  этой стене  выпархивали  разноцветные птицы  -  то
крохотные,  как  бабочки,   то   огромные,  невероятно   яркие,  с  длинными
разноцветными   хвостами,   а  некоторые  были   гладко-черные,  с   голыми,
морщинистыми шеями  и огромными белыми клювами.  Все это, сверкая на солнце,
пролетало, кружилось, дралось и  снова  пропадало в  незаметных отверстиях в
растительной стене.
     Только после того,  как Юрий немного разобрался в окружающем, он увидел
насеком