начнем! - сказал командир.
     Не без опаски я нажал кнопку.
     Корабль  тряхнуло, гул  прокатился  по всем отсекам,  и черный свет  за
смотровыми линзами резко сгустился.
     Оор крикнул:
     - Рви вторую!
     Все  повторилось,  хотя на  этот раз  корабль  тряхнуло еще  сильнее, и
встряска уже не прекращалась - по-видимому, мы  находились у  самого  порога
светового барьера, и командир уже молча махнул мне рукой: "Рви дальше".
     Мы  очнулись  в тишине. За смотровыми линзами  расстилался привычный  и
такой милый фиолетово-черно-зеленоватый  мрак обыкновенного космоса, кое-где
прочерченный черными  языками  вихрей  - это было  последнее дыхание Черного
мешка.  Необыкновенно  тепло светились неизвестные планеты, и где-то  совсем
недалеко багрово и недобро сверкала огромная, как будто вспухшая звезда.
     Едва  увидев эту  недобрую  соседку, которая могла  притянуть корабль к
себе, командир ползком подобрался к пульту управления  и  включил двигатели.
Звезда поползла куда-то вправо.
     Я, естественно, прежде всего бросился к автоматам связи и убедился, что
они  работают  четко,  и  по  количеству   передач,  засеченных  счетчиками,
установил, что  мы были  без сознания  несколько часов. Теперь я мог  помочь
командиру, который взялся за ориентацию корабля.
     - Попробуй перейди на прием, - сказал он.
     Я  не  удивился  приказу  Оора,  меня  лишь слегка насторожил его тон -
отрывистый, тревожный, почти грубый.
     Но когда я включил системы на прием и сразу  же поймал сигналы разумной
связи и, что самое главное,  понял их, я ужаснулся, как, вероятно, ужаснулся
и командир.
     Это был наш язык.
     Наш и не наш. В нем как будто присутствовали все те  слова,  которыми я
говорю сейчас с вами, но в то же время все  они  были иными - все они  стали
длиннее. Изменилась и сама интонация  речи. И, что самое удивительное, резко
изменилось к лучшему по устойчивости и звучанию само качество передачи.
     Но  не  это  оказалось главным.  Самым  удивительным  явилось  то,  что
передавалось предупреждение о Черном мешке.
     "Всем космическим кораблям, всем цивилизациям! Предупреждаем, что взрыв
ядра  Черного  мешка,  а  возможно,  и  всей  системы,  по  нашим  расчетам,
приближается. Черный мешок на пределе..."
     Они передавали то, ради чего мы рисковали собой.
     Первые  минуты мы  испытывали  не столько  недоумение,  сколько  горечь
разочарования и  в  то же время  радость от свершившегося чуда - значит, они
знают!
     -  Послушай,  малыш, по-видимому,  они  поймали  наши  первые  сигналы,
которые мы давали на входе в Черный мешок, - растроганно сказал командир, но
тут же задумался.
     Я молчал - в конце  концов, не так уж важно,  каким образом и когда они
узнали о  грозящей опасности, и  не важно от кого...  Важно,  что узнали. Но
горечь все-таки  оставалась  -  обидно,  что  они не узнали наших  последних
данных, наших сегодняшних передач...
     И тут меня словно  осенило - я  вдруг почувствовал, что наши люди, наша
Галактика  получили извещение о Черном мешке давно,  очень давно.  Ведь сама
связь  показывает,  что  наша  цивилизация  находится  на   какой-то   иной,
незнакомой  ступени развития.  Когда  и как  это произошло?  Сколько  прошло
времени? Для нас - несколько месяцев. А для них?
     -  Послушай,  малыш,  парадокс  времени  на   сверхсветовых  скоростях,
кажется, сыграл с нами плохую шутку.
     -Да.
     - Похоже,  что нас-уже  давно не  ждут и  считают,  что мы давным-давно
обратились  в ничто - столько времени прошло там, на нашей планете,  пока мы
сражались со световыми барьерами.
     - Кажется, да...
     Мы долго молчали, понимая, что, оставшись  живыми и невредимыми,  мы, в
сущности,  стали мертвецами для  всей нашей цивилизации. Там уже  нет людей,
которые бы нас ждали, которые бы думали о нас.
     И  только сознание, что мы все-таки живы, как-то успокаивало - в  конце
концов, мы честно выполнили  свой долг, и не наша вина, что время и скорость
сыграли  с нами такую  злую шутку.  Но когда мы  вернемся домой, мы все-таки
сделаем доброе дело для наших людей -  потомков наших  родных и близких: они
узнают о путешествии на сверхсветовых скоростях, они получат наши расчеты, и
для них откроются другие галактики и другие Черные мешки.
     - Я вот о чем  думаю, малыш, - задумчиво  произнес командир. - Когда-то
на уроках  истории я изучал происхождение  нашего языка.  Ученые установили,
что развитие языка шло  от  отрывистости  к  плавности,  музыкальности и  от
длинных слов  к  усеченным, более коротким. Тебе  не кажется, что  в связи с
этим...
     Оор умолк и  испытующе посмотрел на меня. Мы долго вглядывались в глаза
друг другу, и я как-то сразу уловил ход рассуждений командира.
     - Вы думаете?..
     -  Да,  боюсь,  что  это именно так. Световой  парадокс времени  как бы
движет время, а сверхсветовой, возможно, задерживает. Ведь  язык, на котором
нам  сообщили  о Черном мешке, как раз такой, какой  был еще до того, как мы
улетели в экспедицию.
     - Не может быть! - запротестовал я. - А новые приемы связи?
     -  Кажется, они  стары, малыш.  Может быть, это всего лишь обыкновенная
связь. Но, усиленная потоками кварковых обломков,  она звучит громче и чаще.
Это возможный вариант, а, малыш?
     Конечно, все это могло быть - ведь чего не бывает в глубинах Вселенной!
     - Но послушайте, Оор, откуда в то время они могли знать о Черном мешке?
     -  Если  знал я,  знали и  другие.  Вспомни,  что  он  отмечен  во всех
космонавигаторских картах. И если  нам не разрешалось приближаться к - нему,
то как раз потому, что и ученые прошлого боялись взрыва неведомого небесного
тела.  Оно не  взрывалось, прогнозы ученых не оправдывались. Вполне понятно,
что такие  прогнозы попросту  забывались.  И разве  не может быть так  -  мы
наткнулись на заблудившуюся в космосе радиоволну. На ту волну, которая  была
подана задолго  до нашего рождения.  Ведь она летит  всего лишь со скоростью
света. А мы  мчались во много раз быстрей. Вот чего я боюсь. Потому что если
это  так, то  наши с тобой сигналы  могут  быть не приняты.  А  если  они  и
приняты,  то не расшифрованы. Ведь если мы перескочили во временной парадокс
с отрицательным знаком, с минусом, и  мчались назад, на нашей планете еще не
могут принимать те сигналы, которые ты им передал. Но допустим, - сказал он,
останавливая меня жестом, - допустим, что  они  приняли  эти сигналы  и даже
расшифровали их  -  уже  в те далекие  времена  у наших ученых  были хорошие
головы. Что произойдет тогда?
     Я молчал.  Да  и  что  сказать?  Ведь каждому  понятно,  что,  если  мы
действительно улетели в прошлое и если наши сигналы получили  и расшифровали
ученые наших планет, они все равно ничего не смогут поделать - у них еще нет
техники,  которая могла бы защитить от предполагаемого взрыва Черного мешка.
Это было еще страшней - знать, что тебе грозит опасность, и не иметь ни сил,
ни средств предотвратить ее. Обреченность - вот что самое ужасное!
     Мы долго молчали, пока командир не решил:
     - Мы не знаем, куда мы вылетели - в прошлое или в будущее. Но будущему,
так или иначе, мы передали свои сигналы об опасности. Давай дадим информацию
прошлому -  настраивай  обычные рации,  которыми мы  пользуемся для  связи с
нашими цивилизациями.
     Мы снова взялись за работу, давая сигналы и старыми, и новыми методами.
А во время работы, как известно, для печальных мыслей не остается времени.
     Никто не мог нам помочь, ибо еще никто не знал,  как поведет себя время
на тех скоростях, которые  испытали мы. Мы сообщили загадку, и теперь кто-то
должен ее разгадать.
     Вот почему командир предложил:
     - Пора выводить из анабиоза наш экипаж. Пусть работают.
     Но я не успел выполнить этого приказа - нас подхватила  неведомая сила,
смяла  и  разбросала  по  рубке.  Корабль  теперь явно  не  управлялся, хотя
двигатели   все   еще   работали.   В   смотровых  линзах  творилось   нечто
невообразимое. Крутились  смерчи и  вихри,  свет, обыкновенный  белый  свет,
перемежался с черным  светом, с багровым и еще  каким-то невероятным светом.
Мы то теряли сознание, то вновь на какое-то мгновение приходили в себя.
     Трудно сказать, сколько  времени продолжался этот невообразимый ералаш,
но,  когда мы окончательно  обессилели,  командир добрался до  меня,  и  мы,
преодолевая  беспорядочное  вращение и  несусветные  броски нашего  корабля,
кое-как добрались вместе до кладовой.
     Мы страдали  от  голода и  жажды,  нас  кру-ясило и  бросало.  Сознание
постоянно  отключалось, на  тело наваливались то гигантские силы перегрузок,
то, наоборот, невесомость.
     Именно невесомость беспокоила  нас больше всего, потому что лампочки на
пульте управления, которые мы видели издалека, постепенно меркли - двигатели
прекращали работу. Почему? Мы не знали. Нас  волокла по Вселенной гигантская
сила, и мы не в состоянии были с ней бороться...

     6

     После того как двигатели окончательно отключились, корабль еще какое-то
время  швыряло  и  бросало,  но  постепенно  его  полет  более   или   менее
стабилизировался. Было такое чувство, словно он стал щепкой, которая наконец
попала на стрежень потока, и его несло, не задерживая и не переворачивая.
     Несколько недель, а может быть, и  месяцев  мы просто отдыхали и спали:
нам  нужно было восстановить  силы  и прежде  всего запас нейронов - нервные
клетки  пришли в полный  упадок. Потом мы  восстанавливали  поврежденные  во
время  катастрофы  системы  внутри-корабельных  связей   и,  только  получив
информацию, начали разбираться в том, что с нами произошло.
     О  главном  мы  догадались  еще  раньше  -  кварковая  звезда  все-таки
взорвалась,  и  нас,  как  песчинку,  поглотил  поток  раскаленных продуктов
взрыва.  По-видимому, благодаря работающим  двигателям мы не  раз переходили
световой  барьер,  а  потом,  когда   последний  двигатель  прекратил   свою
деятельность,  возвращались  к  обычным  скоростям  - ведь  на  пути  потока
сверхсветовой энергии постоянно встречались уже обычные фотонные потоки. Они
образовались в  результате  взрывов  обычных планет и  звезд.  И эти  потоки
гасили немыслимую скорость. Но корабль лишился главного - энергии.
     Теоретически это  не  могло случиться, потому что  после  путешествия в
Черном мешке запас расщепляющегося атомного топлива у нас был огромен. После
выхода из него - тем более. А между тем энергия исчезала. Кое-что поставляли
аварийные  солнечные,  вернее,  фотонные   батареи,  питающиеся  от  обшивки
корабля,  но  их  работы  было  недостаточно;  кроме  того,  она  нарушалась
сопровождавшими  корабль "останками"  Черного  мешка  и тех планет и  звезд,
которые взрывались  и распадались  на  пути  чудовищного потока  разложенной
предматерии. Только изредка  сквозь мерцание разноцветного света пробивались
лучи какой-нибудь  заблудшей звезды-солнца, которые едва достигали солнечных
батарей, и они лениво впрыскивали в наш корабль крохотную порцию энергии.
     Я  уже  говорил, что  человек  привыкает  ко всему,  его организм  тоже
приспосабливается к самым невероятным  условиям. Так случилось и с  нами. Мы
постепенно  приходили  в себя.  И самой страшной  мыслью  была мысль о наших
товарищах, о  возможности возвращения  их к жизни. Ведь если корабль лишился
энергии,   автономные   атомные   автоматы   не   могут   включить   систему
восстановления, систему возврата из состояния обезвоженного анабиоза.
     Сознание, что рядом  лежат товарищи, которые могли бы жить, мучило нас.
Мы напрягали  последние силы,  чтобы разобраться  в  создавшейся обстановке,
придумать что-нибудь, чтобы спасти товарищей.
     Обстановка складывалась ужасающая.  Командир пытался установить причины
исчезновения ядерного горючего на корабле.  Все  чаще передавал он мне часть
расчетов, даже не объясняя,  для чего  они нужны. Просто я при нем  выполнял
роль простейшей вычислительной машины -  делал то, что скажут, но  не думал,
для  чего  это  нужно.  Хотя  постепенно  во  мне  тоже  накапливался  запас
информации и я стал мыслить в том же направлении, что и командир.
     В конце концов Оор сумел справиться с необыкновенно сложной задачей. Но
это его не обрадовало. Он хмуро сказал мне:
     - Малыш, я  ничего не хочу скрывать от тебя. Дела наши плохи. Я бы даже
сказал, что очень плохи.
     Я спросил:
     - Безнадежно?
     -  В  мире  нет  ничего  безнадежного  и  неизменного.  Все изменяется.
Возможно, изменится обстановка и наше положение тоже... Но в той обстановке,
в которой находимся мы, наши дела почти безнадежны.
     - Почему?
     Оор невесело усмехнулся.
     - Безнадежны потому, что помощи нам ждать неоткуда. Почти - потому, что
именно это  сознание  невозможности получить  помощь заставит нас  думать  и
работать более настойчиво  и продуктивно, чем  прежде,  и все-таки придумать
такое, что позволит выкарабкаться из нашей беды.
     - Она действительно велика?
     -  Очень!  Взрыв  кварковой  звезды  принес  какие-то  неизвестные  нам
проникающие излучения. От  них не спасла даже  уплотненная  обшивка корабля,
хотя она и ослабила их, но ведь бункера с горючим не прикрыты такой обшивкой
- в  прошлом в этом не было  необходимости. Вот почему эти излучения сделали
страшное  дело  - они выбили из ядерного  и  атомного горючего  по нескольку
элементарных  частиц и превратили  их  в обычные элементы. Понимаешь, малыш,
бункера полны, но  уже не горючим. Оно потеряло свои качества. Возможно, нам
помогла бы посадка на какой-нибудь планете, где есть радиоактивные вещества,
которыми можно было бы  пополнить бункера. А ты знаешь  - не будет  горючего
для наших реакторов, не будет и энергии. Ну а без энергии...
     - Да, без энергии мы только игрушка в руках Вселенной.
     - Но это не самое страшное, малыш. Ты  молод,  ты был надежней укрыт от
неизвестных излучений, а главное, ты не  принимал таких облучений в прошлом,
какие пришлись на мою долю. Последняя вспышка, по-видимому, меня доконала.
     - Командир! - закричал я.
     - Не ори,  малыш. Мы - космонавты!  Мы  должны, обязаны уметь  смотреть
правде в глаза. Какая бы она ни была. Поэтому слушай внимательно и спокойно.
Если бы корабль обладал энергией, я  бы,  пожалуй,  спасся.  Но энергии нет.
Следовательно, я обречен...  Тише, тише, малыш. Значит, сделаем так - имей в
виду" я уже принял решение и властью, данной мне планетарным Советом, я  уже
не  прощу  - ты  знаешь, что  за  все  время  наших  полетов я  ни  разу  не
воспользовался этим правом, - я приказываю: дальше ты полетишь один!
     - А вы?.. - только и смог я пролепетать.
     - А я сделаю то, что велит моя совесть. Я выйду в  открытый космический
люк  в легком костюме. Вполне  понятно, что  неведомые излучения сделают мое
тело  еще  более  радиоактивным.   В   корабле  меня  прикрывали  обшивка  и
специальный костюм. Там, за обшивкой, этого не будет, и мое тело превратится
в настоящее радиоактивное горючее. Тогда  я сам  -  понимаешь это, сам: тебе
уже нельзя будет прикоснуться  ко мне,  иначе  погибнешь  и  ты, - пройду  в
бункера...
     Я молчал, еще не совсем понимая, что задумал командир. Но мне было ясно
- я  лишаюсь его,  я  остаюсь один. Один-единственный,  где-то в неизвестных
безднах Вселенной, без энергии и,  что  самое страшное, без знаний. Пожалуй,
впервые за всю свою жизнь я понял:  главный  недостаток молодости - нехватка
знаний. Ах, как нужны знания., как необходимы они как раз тогда, когда о них
меньше всего думаешь...
     Командир словно прочел мои мысли.
     - Ничего, малыш.  Ты крепкий парень. По-ясивешь один, перечтешь все мои
записи и многое  поймешь.  Но помни-  ни одного дня  без труда.  Пока у тебя
молодой мозг - учись.
     Учись  и  думай.  Думай и учись.  И  я  верю, что ты  сумеешь  победить
навалившуюся на нас беду.
     - А если нет? - робко спросил я.
     - А если нет, поступи так, как я. Отдай все тем, кто придет после тебя.
Отдай все - себя, знания, жизнь, потому что настоящий  человек отличается от
всех  остальных только  одним  - он умеет жить для других. Если же  он живет
только для себя, он еще не  человек.  Лишь  жизнь для других делает человека
человеком...
     Он говорил это так спокойно,  с таким сознанием  высшей  правоты  своих
слов, что мне вдруг стало нестерпимо жаль его, и у меня сами по себе впервые
в жизни полились слезы.
     - Перестань, малыш,  - сказал он ласково и  обнял  за плечо.  -  Это не
занятие  для  космонавтов.  Будь  стойким  парнем  - впереди  слишком  много
всякого. Береги силы!
     - Но почему именно вы? Ведь у вас знания и опыт. А у меня?..
     -  У тебя - молодость, а знания  и опыт - дело наживное. И давай кончим
разговор об этом. Это - приказ!
     - Я подчиняюсь, но я еще не понимаю...
     - А это просто, малыш. Очень просто. Когда излучения в открытом космосе
сделают  меня  радиоактивным  и я пройду в бункера,  я  сам  стану  для тебя
горючим.  Ты  видишь - мы  несемся  неизвестно куда,  потому что нас волочит
поток  взрыва. Но ведь рано или поздно он потеряет свою силу и тебя притянет
какая-нибудь планета.  Да,  хорошо  бы  планета,  а ну  как  звезда? Значит,
гибель? Вот  на этот  случай  и пригодятся мои  радиоактивные  останки -  ты
сможешь запустить  двигатели,  вырваться из силы притяжения и спокойно сесть
на  выбранную  тобой или  случайную планету. Кроме того, я надеюсь, что  мои
останки  вызовут цепную  реакцию в бункерах и постепенно, может быть слишком
постепенно, горючее  восстановится. Тогда  ты  сможешь  спасти  товарищей  и
начать с ними новую жизнь.
     Я молчал.  Да и что  я мог сказать. Если  рассуждать логически, Оор был
прав.  Может  быть,   он  выбрал  себе  самую   прекрасную  смерть  из  всех
существующих. Он  отдавал  себя  общему  делу,  до конца  растворяясь в нем,
делаясь его частицей. Но ведь сердце,  чувства не всегда подчиняются логике.
И я не мог остановить слез.
     - Ладно, малыш, я же  не  говорю, что сделаю это  завтра. Помучимся еще
вместе,  поищем  выхода,  подождем случая. Но  помни -  приказ  мой остается
приказом!
     Мы  то  спокойно летели в потоке  взрыва,  то  кувыркались  и  падали в
неизвестность. Но  постепенно  окружающее  приобретало  все  более  знакомые
очертания.  И  именно  в это время  мы все чаще и чаще  словно проваливались
куда-то, теряя сознание и волю. И именно в это время Оор привел в исполнение
собственный приказ - он исчез.
     Ни  тогда, ни сейчас, в эти последние  часы своей жизни, я ни на минуту
не забывал его молчаливый, расчетливый подвиг, его умение  отдать всего себя
людям своей или иной галактики...
     Корабль  приостанавливал  свой  беспорядочный  полет,   и  наконец  его
потянуло в одну определенную сторону. Я сел за пульт управления. Мне удалось
избежать  притяжения  дальних от  солнца  планет и ворваться  в  самый центр
системы. Без особого труда я определил, что именно в этом районе примерно на
двух-трех планетах возможна жизнь.
     И когда солнце явственно потянуло корабль к себе, я включил  двигатели.
Они заработали - натужно, вполовину, а может быть, и в треть своей мощности,
но все-таки  заработали.  И  я благополучно  пробил  облачный покров планеты
Земля.  Посадка  тоже  прошла  спокойно  -  удалось сесть на краю огромного,
кажется, единого для  всей Земли  материка, и, что меня особенно обрадовало,
при этом оставался еще некоторый запас горючего.
     Естественно,   двигатели  были   немедленно  выключены   и  произведена
визуальная разведка.  Судя  по  всему,  на  материке  существовали  довольно
высокоорганизованные формы жизни, хотя разумные существа еще не появлялись.
     Я  вывел   вездеход  и   сделал   первую   рекогносцировку  в   поисках
радиоактивных  материалов,   но  ничего  не  нашел.  Пышная  растительность,
влажность воздуха, настоящая,  текучая вода -  все было для  меня, скитальца
Вселенной,  настоль