этом Вася, конечно, ничего  не сказал, но при мысли о зубном
враче  его  светлые и безгрешные  глаза несколько  затуманились. И  дедушка,
кажется, понял его грусть:
     -- Ничего не поделаешь, брат. Нужно -- значит, нужно.
     Тут  Вася окончательно понял, что  зубного врача  ему  не  избежать, но
выхода у него не было...


        Глава семнадцатая. НОВАЯ РОЛЬ СТАРОГО ЗНАКОМОГО


     Поликлиника как поликлиника -- стены белые, блестящие. Чистота, сложные
запахи лекарств, озабоченные и  неприступные на вид врачи,  сестры  и прочие
медицинские работники.  И кабинет зубных болезней, куда вначале  попал  Вася
Голубев, наивно полагая, что на этом  и окончится его посещение поликлиники,
был  тоже обычным  и несколько скучным:  блестящие шкафы из никеля и стекла,
тяжелые кресла, сложные машины  с опасно длинными, гибкими  шлангами. Зубной
врач сейчас же  воспользовался одним  шлангом, и Вася, уже  по опыту зная, к
чему приводит знакомство с ним, вцепился в поручни кресла и мысленно решил:
     "Будь что будет, а я не крикну".
     Но   решительности  хватило   ненадолго.  Чернявый   толстенький   врач
поковырялся в зубе и, обращаясь к дедушке, сказал:
     -- Зуб у него, конечно, неважный, но, думается, удалять его не следует.
Эмаль в основном цела, так что лучше запломбировать. Как вы думаете?
     Дедушка кашлянул и не совсем решительно ответил:
     -- Да, конечно... Хотя, знаете, на эмаль надейся...
     -- Ничего, -- успокоил врач, -- мы ее укрепим... Ну-с, молодой человек,
--  обратился врач к  Васе, -- сейчас мы приступим к  операции. Постарайтесь
думать о чем-нибудь приятном. Например, о мороженом.
     С этой  минуты  Васина  решительность исчезла. Если уж врач рекомендует
думать  о  приятном,  значит,  впереди  только неприятное.  Вася  хотел было
сказать,  что  лучше вырвать  зуб, чем  пломбировать его, потому  что во все
времена не было неприятней минут, чем те, когда вам сверлят зубы. Но Вася не
успел сделать  этого: врач уже засунул ему  в рот новый шланг.  Внутри  зуба
что-то мелко-мелко  затрепетало.  Этот странный  трепет распространялся  все
глубже, но он не вызывал ни боли, ни даже неприятного ощущения, а, наоборот,
как  будто  успокаивал.  Но Вася  стойко не  поддавался  успокоению  и  ждал
момента,  когда сверло  поглубже врежется  в  зуб  и  с противным  скрежетом
доберется до нерва. Тогда  придется подскочить,  замахать руками и ногами и,
конечно, замычать.
     Но  время шло, врач то и дело менял шланги, потом стал что-то  делать с
зубом с помощью  иголок, лопаток и еще каких-то инструментов. Уже давно ныли
скулы, уже много раз приходила и уходила решительность, а боли  все не было.
Даже мелкий трепет исчез давным-давно.  Вася все ждал неприятности,  но врач
неожиданно сказал:
     -- Ну-с, вот и все, молодой человек. Ввиду того что вы так долго думали
о мороженом, запрещаю вам употреблять его целых два часа. Выдержите?
     Еще  не  вполне  веря своей удаче,  Вася  кивнул  головой, но  все-таки
спросил:
     -- И это все? Уже запломбировали?
     -- Да, разумеется. Вы, конечно, ждали худшего?
     Вася  чистосердечно  признался,  что   он  ждал  много   худшего.  Врач
рассмеялся:
     -- Ах, молодой человек, молодой человек! Вы же почти взрослый, а живете
все  еще  старыми  представлениями...  Вот  к чему  приводит  несовершенство
школьной  программы! --  обратился  он к дедушке.  --  Ребята боятся  зубных
врачей, не ходят к ним вовремя и портят из-за этого зубы.  А почему? Потому,
что   в  школе   уважаемые   преподаватели  физики  не   растолковывают   им
практического  применения ультразвука... Вы понимаете, молодой человек,  что
мы теперь  действуем с помощью ультразвука. Он не только сверлит зуб  лучше,
чем  любое  сверло,  но он одновременно и  совершенно  безболезненно убивает
больной нерв. Происходит, так сказать, обезболивание.  Я теперь представляю,
как вы, ничего не зная  о наших методах лечения, волновались! И, как видите,
напрасно.
     Прощаясь  с  зубным врачом,  Вася не знал, чему удивляться: уже старому
знакомому -- ультразвуку, который ловит рыбу, лечит зубы и, вероятно, делает
еще  немало  иных  дел,  или  неожиданно  хорошему  настроению  дедушки.  Он
улыбался, часто потирал руки, похлопывал Васю по плечу. Можно было подумать,
что это ему вылечили больной зуб.
     -- Ну вот, теперь тебя осмотрят другие врачи -- и все будет в порядке.
     -- Какие еще врачи? -- опешил Вася.
     -- Так, видишь ли... ты все-таки вроде бы как воскрес, и им, знаешь ли,
очень интересно посмотреть на тебя. Заметив нетерпеливый жест  Васи, дедушка
вдруг рассердился. -- Ты не задавайся очень! Нужно уважать старших -- им это
для  науки требуется.  И вообще, если удалось тебе  воскреснуть,  так это не
значит, что ты уже от врачей избавлен.
     Спорить  не  приходилось -- не потому,  что Вася не мог не  подчиниться
дедушке: в конце  концов он  все-таки только Женька Маслов и с ним еще можно
поспорить, -- но дело касалось науки...
     Вася вздохнул, искоса посмотрел на дедушку и согласился.


        Глава восемнадцатая. УЧЕНЫЙ СОВЕТ


     Они прошли  по  чистым  коридорам и наконец попали в  небольшой зал. От
невысокой  не то  сцены,  не то просто настила вверх полукругом уходили ряды
полированных  столиков.  За ними  уже  сидели  какие-то люди.  Когда Вася  и
дедушка вошли в  зал, люди эти примолкли и уставились на мальчика. Он слегка
смутился,  но,  призвав  на  помощь  всю  свою  выдержку,  стал  внимательно
присматриваться к окружающему.
     Над сценой-настилом висел  экран.  Возле него  стояли какие-то странные
машины, свешивались шланги и лампы.  Окон в зале не было, а мягкий, приятный
для зрения свет  струился неизвестно  откуда. Васю медленно,  но  настойчиво
окружал  целый взвод седовласых, русых, лысых, черноволосых, худых и толстых
людей в белых шелковистых халатах  и белых шапочках, которые придавали людям
очень ученый и даже несколько устрашающий  вид. Среди них выделялся  смуглый
старичок с пронзительными глазами.  Он первый пожал Васину руку и  с легким,
чуть сюсюкающим акцентом представился:
     -- Меня зовут Ли Чжань. А тебя -- Вася?.. Очень хорошо...
     Еще  не совсем понимая,  что  же в этом хорошего, Вася решил, что перед
ним китаец, и подумал:
     "Какой он? Наш, русский, китаец или оттуда, из Китая?-- Но, поразмыслив
логически, решил: -- Нет, наверно, китайский китаец. Он уже старенький. Если
бы он жил все время у нас, он бы говорил по-русски без акцента".
     Потом  Вася  знакомился  с  другими  учеными-докторами и  с  удивлением
отметил,  что  многие  из  них  говорили  по-русски  с  большим  трудом.  Но
задуматься над этой странностью он не  успел, потому что в зал вошли высокие
смуглые люди в легких развевающихся одеждах. Вася без труда отгадал, что это
пришли  индусы.   Их   сейчас  же   окружили  другие  врачи,  и   они  стали
оправдываться:
     --  Пришлось делать  крюк. Над Тибетом сильные  магнитные  бури.  Кроме
того, мы залетали за бирманскими товарищами.
     -- Да, что-то в этом году слишком много всяких бурь! -- покачал головой
Ли  Чжань.  --  Наши австралийские  и  американские  коллеги  задержались  в
Индонезии.  Ну, я думаю, что мы не будем  откладывать  конференцию? Я думаю,
что можно организовать им телепередачу.
     Самый  молодой  из  всех  присутствующих  на  конференции  --  высокий,
белокурый,  подчеркнуто аккуратный  и чистенький  врач,  --  как  бы в  знак
одобрения  наклонил голову. В  то же  время  в его глазах  мелькнула искорка
превосходства,  точно  он знал  нечто  такое,  чего  не  знал  никто. И  эта
чистоплотность,  и  это сознание собственного  превосходства показались Васе
странно знакомыми. Уже наученный горьким опытом, он подумал было,  что перед
ним еще один  из  его  выросших соучеников,  но потом  отбросил такие мысли:
аккуратный врач был слишком  молод для того, чтобы  учиться с Васей. Молодой
врач едва заметно улыбнулся и ответил Ли Чжаню:
     -- Хорошо. Я организую телепередачу.
     Он собрался  было уйти,  потом озабоченно посмотрел  на Васю, подумал и
улыбнулся.
     --  А вам, наш юный гость,  придется заняться  делом: заполнять анкеты.
Вы... вы умеете писать? -- спросил молодой врач совершенно серьезно.
     Ну,  всего  ожидал  Вася, только не  такого  по меньшей  мере странного
вопроса.  Неужели этот белокурый красавчик думает,  что  полвека назад  жили
только дикари, которые даже писать не умели? Вася хотел было возмутиться, но
потом подумал: заполнять анкеты -- дело не очень интересное. Может быть, это
лучше сделают  другие?..  Но  врать  он  не стал, а только  скромно наклонил
голову.  Врач кивнул головой,  и на его  красивом,  тщательно  выбритом лице
опять мелькнула улыбка превосходства.
     --  Ну ничего, -- сказал он, -- это дело поправимое. Я сейчас организую
заполнение анкет.
     Он  ушел,  и вскоре  в  зал вошла регистраторша в белом  халате. Поджав
тонкие губы, она  так  сердито посмотрела  на ученых-докторов, точно они уже
мешали  ей  работать.  Она  села  за  стол,  подозвала Васю  и  громко,  как
учительница, которая спрашивает правило  у  неуспевающего ученика, окликнула
Васю:
     -- Мальчик,  как  твоя  фамилия? Имя?  Отчество? Национальность?  Место
рождения?..
     Вася Голубев  терпеливо  и довольно вежливо отвечал  на  эти  привычные
вопросы,  и регистраторша,  не  глядя на него,  строчила  вечной  ручкой  по
бумаге. Все шло как по маслу. Но вот регистраторша задала новый вопрос:
     -- Год твоего рождения?
     Вася несколько помедлил, и она подсказала:
     -- Ну, возраст? Сколько тебе лет?
     -- Год моего рождения тысяча девятьсот сорок второй.  Мне... тринадцать
лет... -- Голос у Васи чуть дрогнул.
     Регистраторша  сначала  написала  ответ,  потом задумалась, недоверчиво
покосилась  на анкету, потом на  Васю, потом  снова  на  анкету. Наконец она
убрала одну из  многих прядок седеющих  волос  под белый  колпачок и сердито
сказала:
     -- Нужно  отвечать точно: не тысяча  девятьсот  сорок второй,  а тысяча
девятьсот девяносто второй. Не маленький.
     --  Видите ли...  я  действительно родился  в  тысяча  девятьсот  сорок
втором, -- как можно спокойней и вежливей ответил Вася.
     --  Послушай,  Василий  Голубев, я работаю, а не разгадываю  вопросы из
школьной  математической  викторины.  Если тебе тринадцать  лет,  то ты  мог
родиться только в тысяча девятьсот девяносто втором.
     -- Но, видите ли...
     -- Не морочь мне голову, я все вижу отлично!
     -- Да я вовсе не морочу! -- обиделся Вася. -- Если в вашей анкете нужно
писать  правду,  тогда вы запишите,  что  я родился в тысяча девятьсот сорок
втором. А если в  анкету все  равно,  что  записывать, --  тогда пишите хоть
тысяча  девятьсот девяносто  второй  год, хоть  какой сами  хотите.  Мне все
равно. Я от этого не помолодею.
     -- Ты просто  невоспитанный  мальчишка,  который  не уважает старших! А
еще, наверно, пионер! -- сердито сказала регистраторша.
     "Ну  что ж...  -- подумал  Вася, услышав  знакомую присказку.  --  Ведь
многие взрослые, когда они не хотят понять ребят, обязательно обвиняют их во
всех  страшных  грехах и прежде всего в невоспитанности,  причем обязательно
прибавляют: "А еще пионер!"
     И возмущенный Вася ответил:
     -- Вот потому, что я пионер, я и говорю правду!
     Регистраторша стала багроветь, и, вероятно, Васе пришлось  бы  туго, но
ему на помощь пришел дедушка.
     -- Он  действительно родился  в  тысяча девятьсот сорок втором году, --
сказал он регистраторше.
     --  Послушайте,  гражданин, не  морочьте  мне  голову! Если  вы  знаете
арифметику, так вы сами поймете, что  если он действительно родился в тысяча
девятьсот сорок втором году, то,  значит, сейчас  ему шестьдесят три года. А
вы посмотрите на него разве ему можно дать шестьдесят три года?! Ведь каждый
скажет, что Вася Голубев -- ребенок! Да он и сам не  отрицает  этого. Он  же
сам говорит, что ему тринадцать лет.
     Дедушка потер лысину, покачал головой и на всякий случай осмотрел Васю.
Нет, никто бы не сказал, что мальчику уже идет седьмой десяток.
     -- Все это верно, конечно,  -- протянул Маслов. -- Но вы понимаете, что
случилось...
     Дедушка  вкратце  попытался  рассказать  Васину  историю.  Но  она   не
взволновала  регистраторшу.  Она думала не о Васиной  судьбе, а о правильном
ответе на анкетный вопрос. По этому она сказала:
     -- Ну и что же? Все правильно. Даже если он и не жил пятьдесят лет, так
ему  все  равно  тринадцать  лет.  Так мы  и  запишем  тринадцать! Но... но,
позвольте... тогда, как же быть все-таки с годом его рождения?
     Регистраторша первый раз растерялась и  почти с  ужасом  посмотрела  на
Васю. Смотрели на него и многие ученые, которых  невольно привлек  громкий и
строгий голос регистраторши. Она сказала:
     -- Я  действительно  ничего не понимаю Ведь  если  он  родился в  сорок
втором  году,  значит,  по всем  правилам  ему шестьдесят  три года. Но  ему
тринадцать. Значит, он родился в девяносто втором, но в этом году он даже не
жил. Ничего не понимаю!
     --  Позвольте, --  вмешался один из ученых врачей.  --  Здесь,  видимо,
нужно применить не арифметику, а алгебру... Я,  правда, не занимался  ею уже
лет сорок, но  все-таки  попробуем.  Запишем  условия  задачи. Вася  Голубев
прожил  тринадцать  лет. Так.  Это,  значит,  его  актив.  Плюс  тринадцать.
Положительное, так сказать,  число.  Потом  он не жил  целых  пятьдесят лет.
Поскольку он  не  жил эти годы, то логически  это  будет отрицательное число
минус пятьдесят.  Понимаете? Теперь  мы складываем, сколько он жил и сколько
он  не  жил...  Та-ак...  Плюс  тринадцать  плюс  минус  пятьдесят...  Итого
получается... -- Ученый-врач вдруг покраснел, побледнел и почти закричал: --
Так  ведь  получается  нечто  необыкновенное   --  человек  с  отрицательным
возрастом! Оказывается,  Васе Голубеву  в данный момент минус тридцать  семь
лет. Но ведь этого не может быть!
     Ученые-доктора, конечно, поняли,  что  человека  с  минусовым возрастом
быть  не может. Таким  образом, не только арифметика, но и алгебра оказалась
бессильной перед задачей, которую невольно задал Вася ученым.
     Доктора некоторое время глубокомысленно молчали,  потом вдруг зашумели.
Случай  этот непосредственно  не  касался их  специальностей, но он все-таки
заинтересовал их. Одни рассуждали так:
     --  Голубев  родился  в  тысяча  девятьсот сорок втором  году,  Значит,
арифметически ему шестьдесят три года. Но  мы все видим, что ему  тринадцать
лет. Арифметика зачеркивается. Алгебра результата не дает. Значит, на помощь
нам может прийти только логика...
     Другие возражали:
     -- Какая  же  здесь может быть логика? Раз он жил на земле, значит, ему
шестьдесят три года. Это же очень просто.
     --  Нет,  не  так просто.  Жить -- это значит  расти, стариться, словом
жизнь  --  это  движение.  А  Вася Голубев не рос, не старился, не двигался.
Значит,  он не жил. Ведь так, если рассуждать логически?  А если это так, то
нужно признать, что алгебра права. Но та же логика  не позволит нам признать
возможным  появление  человека  с  минусовым возрастом.  Так  что  и  логика
отказывает.
     Ученые-доктора думали. Вася молчал. Дедушка краснел так,  славно он был
виноват в том,  что  Вася  невольно задал всем такую невероятную  задачу. Не
растерялась только регистраторша.
     -- В конце концов, меня это не касается, -- решительно сказала  она. --
Раз он действительно родился в тысяча девять сот сорок втором году, так мы и
запишем. А потом кому нужно -- разберутся.
     Мудрое  решение   пришлось   всем  по  нраву.  Ученые-врачи  облегченно
вздохнули:
     -- И в самом деле. Нам ведь важно выяснить не его возраст, а установить
те  изменения  в  его  организме,  которые  могли  возникнуть  в  результате
длительного пребывания  на морозе в течение определенного периода времени, а
также установить,  по возможности точно, причины  его... ну...  так сказать,
оживления, или, точнее, возвращения в нормальное состояние...
     Вася  упрямо молчал. Он  еще не мог  понять: с каких пор  относительные
числа перенесены в алгебру? Может быть, так требует новая программа? А может
быть, настоящая алгебра поможет  ему  установить собственный  возраст? И он,
кажется, в первый -- но, как потом выяснилось, не в последний -- раз пожалел
о том, что так мало и так поверхностно знает математику.
     О логике он почему-то не вспомнил...
     Вопрос как-то сам по себе несколько отодвинулся, и Вася подумал:
     "Поскольку я отстал от этих людей  на полвека не по моей вине, я обязан
учиться, чтобы догнать их. А для того, чтобы учиться, нужно спрашивать..."
     Однако  ему   показалось  не  совсем  удобным  задавать  вопросы  таким
серьезным и  таким  ученым людям. Трудно сказать, как они посмотрят  на это.
Ведь  врачи  никогда  не  отвечают   на  вопросы.  Они  всегда  только  сами
спрашивают:  "Не  болит ли горло? Покажите язык. Вдохните,  выдохните. Здесь
болит?.. А вот так больно?"
     И  на  все  нужно отвечать.  Но  когда врачу задаешь  совершенно  ясные
вопросы: "А когда я выздоровею?" или "Когда мне можно будет выйти на улицу?"
-- следует покровительственный ответ: "Все в свое время. Полечитесь, молодой
человек, полежите, а там будет видно. И зачем вам спешить? Разве дома плохо?
Книги есть, чего вам еще нужно?"
     Попробуй растолкуй, чего еще нужно! И сразу станет понятным, что только
глупый человек может задавать такие дурацкие вопросы.
     А  перед  Васей  сидели  не  какие-нибудь,  а   ученые-врачи.  В  такой
обстановке, прежде чем задать вопрос, подумаешь и подумаешь.
     Но пока Вася думал, он все сильнее хмурил свои светлые брови. Чем ближе
они сходились над переносицей, тем больше в  Васе накапливалось силы воли. В
таком  состоянии  Вася  долго  находиться не  мог. Он  вначале  покраснел  и
попыхтел от напряжения, а потом очень вежливо и не слишком громко спросил:
     -- Простите, пожалуйста, но меня интересует один вопрос. Не могли бы вы
ответить мне на него?
     Первым с живостью обернулся Ли Чжань:
     -- Пожалуйста, мой друг. Мы охотно ответим тебе на все твои вопросы.
     -- На  чем летели товарищи  индусы, если  им помешали магнитные бури? И
почему не могли прилететь американцы?
     Среди ученых-докторов прокатился  шумок. Они задвигались на местах, как
ученики  в классе, когда учитель наконец прочел условие  задачи.  Послышался
приглушенный   шепот,   странные,  оканчивающиеся  на   "ус"  слова.  Ученые
переглядывались  с  Ли Чжанем, а  он  -- с  ними. И в эту очень  неприятную,
напряженную  минуту  к  Васе  подошел  дедушка и,  заикаясь  от  уважения  к
ученым-докторам, сказал:
     -- Мне  кажется, что ему... --  дедушка ласково обнял Васю за плечи, --
ему нужно рассказывать все так, как есть на самом деле.
     -- Вы уверены? -- строго и в то же время заботливо опросил Ли Чжань. --
Вы проверяли?
     --  Видите ли... -- Дедушка от волнения прижал к груди руки. --  Видите
ли, раз он живет  в современном обществе, он не может быть отгорожен  от его
влияния.  А он совершенно нормальный  человек,  и ему все интересно. Значит,
ему лучше всего сразу все объяснить. Тем более, что многое он и так знает --
ведь он  в  свое  время  был старостой  кружка  "Умелые  руки"  и  занимался
вопросами техники будущего.
     Это сообщение дедушки ученые-доктора восприняли несколько настороженно,
но  все-таки  с  должным вниманием.  Шум, движение и шепот в их  рядах стали
утихать. Тогда один из индусов спросил:
     --  А  вы уверены,  что  преждевременное  раскрытие  всех  особенностей
техники нашего общества не нанесет ему психической травмы?
     Вася  опять  насторожился:  ему  попалось  совершенно  новое  слово  --
"травма".  Видимо, и  дедушке  это  слово  было не  совсем  знакомо.  Он  на
мгновение задумался и пробормотал:
     -- Травма...  травма...  Ах,  д