телось посмотреть на яму, в которой размораживался мамонт. Передние успели
рассмотреть  ее как следует и заметили, что одна стена  еще хранит очертания
мамонтовой  туши. Эти ученые уже начинали верить  Васе. Но задние не  видели
этого. А они хотели увидеть. Постепенно возникла давка:  задние  нажимали, а
передние  упирались каблуками, чтобы удержаться, и земля стала скатываться в
яму.  Послышались  возмущенные  крики, кто-то сорвался и, увлекая  за  собой
глыбы земли, покатился вниз. Вскоре очертания мамонта оказались засыпанными.
     Вполне понятно, что те, которые подошли к яме последними, уже не смогли
увидеть  эти важные  доказательства и не совсем  верили тем,  кто  их  видел
раньше. А те, кто их видел, были очень обижены тем,  что их столкнули в яму,
и громко возмущались. Таким образом,  вместо  успокоения случилось обратное:
споры разгорелись еще сильней. Ли Чжаню с большим трудом  удалось установить
порядок, да и то только потому, что смотреть на яму было уже незачем.
     Выступления Лены  и дедушки ничего нового  не  дали, но  рассказ Женьки
вызвал необыкновенный  интерес,  особенно в  том  месте,  где  говорилось  о
рыболовной удаче Тузика. Отовсюду раздались крики.
     -- Этого не может быть! Мамонты никогда не питались рыбой!
     -- Это выдумка! Мамонт -- травоядное животное!
     Женька слушал, пытался возражать, объяснить, как все  получилось, но на
него не обращали внимания. Тогда он, рассердившись, буркнул: "Смотри-ка, еще
не верят!"  --  и  побежал к  электронке.  Он вскоре вернулся  с  объемистым
свертком и  поднял  его  над  собой  так,  чтобы все видели  кусок  жареного
тайменя.
     -- Вот видите?!  --  закричал он. -- Вот этого тайменя поймал  Тузик, а
мама его зажарила. Если кто-нибудь не верит мне, пусть попробует.
     И надо сказать, что ученые стали  пробовать. Тут дело не в том, что они
вдруг сразу поверили  Женьке, а просто  каждому  хотелось  попробовать рыбу,
пойманную доисторическим животным. Ведь такую  рыбу,  конечно, никто никогда
не  пробовал. Ученые-врачи обнюхивали и рассматривали рыбу,  причмокивали  и
делились своими впечатлениями с товарищами. Но факт  был налицо: таймень был
отлично прожарен и по-настоящему вкусен. Маловеры  были посрамлены, и Женька
мог торжествовать полную победу.


        Глава двадцать четвертая. БЕГСТВО ТУЗПКА


     Так  часто  бывает  в  жизни: люди сомневаются в  серьезных,  очевидных
фактах и вдруг верят мелочам, которые сами по себе не могут даже подтвердить
уже  известные факты.  Так случилось  и с  тайменем. Скажи о нем дедушка или
даже Вася, ученые-доктора не поверили бы им -- ведь  тайменя можно поймать и
удочкой,  и  сетью,  и  другой  рыболовной  снастью.  Но когда  его  историю
рассказал Женька,  да еще  подтвердил  свои слова делом,  поверили все, даже
самые упорные маловеры: слишком  уж убежденно  говорил Женька, слишком верил
он в то, что говорил. И эта убежденность покорила взрослых ученых.
     На   взгорке,   вокруг   исторической   теперь   ямы,  зашумели  моторы
многочисленных  электронок  и вертолетов  --  ученые устремились  на лосевую
ферму, чтобы познакомиться с Тузиком. Они были так возбуждены,  так спешили,
что Вася  Голубев невольно стал  беспокоиться:  он прекрасно понимал, что за
поведение Тузика отвечать будет он. На помощь пришла Лена. Она сказала:
     -- Нельзя подпускать к Тузику такую  массу машин. Он испугается и может
растоптать и людей и машины.
     --  А  что же делать?  --  спросил Вася.  --  Они же обязательно  хотят
увидеть мамонта. Ведь это нужно для науки.
     -- Пусть смотрят, но... издалека.
     -- Да, "издалека"! Даже дедушка и тот  не верит, что это  мамонт. А они
тем более не поверят.
     -- Поверят. Пусть подходят по одному, по двое и осматривают его.
     -- Слушай, Лена, но ведь если они будут осматривать его даже по двое, и
то нам с тобой придется сидеть на  лосевой  ферме почти неделю: ты посмотри,
сколько их.
     -- Пусть хоть месяц, -- решительно ответила  Лена. -- Раз это нужно для
науки, будем сидеть целый месяц и показывать всем Тузика.
     "В  конце  концов, Лена  права,  -- подумал  Вася. --  Для науки нельзя
жалеть ничего.  Кроме того,  этот месяц они будут вместе с Леной, и, значит,
какой-то  там Валька Башмаков наверняка не появится даже на горизонте". Вася
смутился от этих  неожиданных  мыслей, но  промолчал:  мысли  все-таки  были
верные.
     Через  некоторое  время, когда ученые успокоились, дедушкина электронка
помчалась к шоссе. За ней, покачиваясь на кочках, подминая кусты багульника,
катились другие машины, а над ними летели многочисленные вертолеты.
     Все шло спокойно  и примерно  так, как и предполагал Вася, до той поры,
пока  машины  не  достигли шоссе. Когда  пришлось пересекать  его, случилось
нечто  невообразимое.  Машины  точно заплутались.  Одни  стали  поворачивать
вправо, хотя их  водители изо всех  сил поворачивали баранки влево,  другие,
наоборот, стремились вправо, хотя  надлежало  им ехать прямо. Третьи  просто
остановились  на месте,  а четвертые стали двигаться по кругу,  будто танцуя
вальс.  Дедушка  первый заметил это необычайное зрелище и первый раз за весь
этот неудачный  для него  день весело рассмеялся.  Он остановил машину около
шоссе и сказал ребятам:
     -- Вот смотрите, что получается, когда очень умные люди надеются только
на приборы и автоматику. Они даже не могут переехать шоссе!
     -- Но почему? -- воскликнул Женька.
     -- А потому, что  они забыли отключить автоводители, автостопы и прочие
авто. Приборы честно выполняют свою задачу: они поворачивают машины для езды
по шоссе -- ведь они  для этого  и созданы.  Приборы не  разрешают  нарушать
правила движения. Ты теперь понимаешь,  Женя, что вашему брату, малышам, еще
нельзя водить машины?
     -- Но, дедушка,  ведь  несчастье-то  случилось  со взрослыми людьми! --
невинно сказала Лена, и Женька благодарно посмотрел на сестру.
     Наконец  незадачливые  водители справились с трудностями, и поток машин
пересек  шоссе.  До  лосевой  фермы  осталось совсем  недалеко, и  дедушкина
электронка остановилась. Стали и другие машины. Из них выглянули, ученые.
     -- Я думаю, что всем сразу нельзя появляться  перед мамонтом, -- сказал
дедушка. -- Животное еще не освоилось с людьми.
     "Ну  вот,  начинается!"  --  подумал Вася  и заговорщически взглянул на
Лену.
     Ребята первыми вышли из машины и пошли к воротам лосевой  фермы. Ученые
и сопровождающие  их  работники телевидения  и радио расположились  поодаль,
торопливо  пряча  машины в  кустарниках  и  перелесках.  Ворота  фермы  были
заперты.
     -- Ишь ты, какой умник! -- пробормотал  необычайно серьезно дедушка. --
Не сбежал.
     Они открыли ворота, вошли за забор, и Вася закричал:
     -- Тузик, Тузик!
     Но на зов никто не откликнулся.
     Ребята  обежали  весь  двор, заглянули в помещения  и загоны, но Тузика
нигде не было. Вся трава была съедена, вся вода выпита.
     --  Понятно!  --  возмутилась  Лена.  --  Пока  ученые спорили,  бедное
животное голодало, и голод заставил его вырваться из плена.
     -- Это нелегко,  -- сказал Женька  и с уважением посмотрел на толстый и
высокий забор. -- Тут не сразу выберешься.
     -- Очень ему страшны такие заборы!  -- ответила Лена. -- Он чуть нажмет
плечом -- и забора как не бывало.
     Они осмотрели забор и вскоре нашли  пролом.  У ворот  стали  появляться
наиболее нетерпеливые ученые. Они покрикивали:
     -- Ну, скоро там?
     -- Где же ваш мамонт?
     --  Получается  скандал, -- сурово сказал дедушка. -- Нужно  немедленно
разыскать Тузика.
     Ребята отправились по следам. Тяжелые,  круглые ступни мамонта оставили
на сырой лесной земле глубокие впадины. Они вели к реке. Но еще не доходя до
нее, Женька крикнул:
     -- Здесь он! Вот он! Спит!
     Тузик и в самом деле прикорнул на краю небольшой, густо заросшей травой
полянки.  Услышав Женькин крик, он пошевелил хоботом  и  приветливо засопел.
Обрадованный  Вася  бросился к своему доисторическому другу  и погладил его.
Тузик  легонько обнял Васю хоботом, приподнял и  посадил к себе на шею.  Так
поступил он и с Леной, а вот для Женьки такой ласки у мамонта не нашлось.
     --  Это  потому,  -- сказала Лена, --  что ты даже не подумал накормить
животное.
     -- Да,  не  кормил!..  -- чуть не заплакал Женька. -- А  я ему травы не
рвал? Да? А воду не таскал? Да?
     -- Ну ладно, не хнычь. Мы его попросим подсадить и тебя.
     Вася ласково потрепал Тузика по щекам, приговаривая:
     -- Взять! Взять, Тузик!
     Мамонт шумно вздохнул, бесцеремонно обхватил Женьку  хоботом  и шлепнул
его рядом с Васей  и Леной. Женька некоторое время молчал,  отчаянно ворочая
глазами,  и только  после того,  как мамонт поднялся на ноги и,  подгоняемый
Васей, покорно пошел за дедушкой, наконец сказал:
     -- Ведь он убить может...
     -- А ты думаешь! -- довольно  равнодушно сказала  Лена.  --  Я же  тебе
сколько раз говорила, что с животными нужно  обращаться вежливо, тогда и они
тебя будут любить.
     Покачивая волосатым хоботом и мохнатой шерстяной юбочкой, важный  Тузик
вышел к воротам лосевой фермы и остановился.
     Вдалеке толпились сотни людей. Рядом с фермой стояла небольшая толпа.
     Тузик поднял хобот и принюхался. Ветер донес  до него запахи  металла и
машинного масла. Они встревожили мамонта, и он яростно затрубил.
     Все, кто был неподалеку, остановились как вкопанные и с ужасом смотрели
на огромное волосатое животное с желтоватым бивнем. Мамонт ревел все сильней
и, разгорячившись, стал раскачиваться и переступать с ноги на ногу.
     Женька, у которого не прошел еще  первый  испуг, а  рев мамонта испугал
его  снова, осторожно поднялся на  четвереньки и пополз по мамонтовой спине,
как по ковру, добрался до  крупа животного  и, уцепившись за хвост, спрыгнул
на  землю.  И  только  на земле  он опять стал  храбрым мальчишкой  и  смело
закричал Васе и Лене:
     -- Слезайте сейчас же! Он драться будет! Слезайте!
     Мамонт ревел все  сильней, все выше поднимал ноги, и ребята чувствовали
себя так, словно  на маленькой лодочке они попали  в океанский шторм, --  их
швыряло в разные стороны. Вася пытался успокоить Тузика и кричал:
     -- Тише! Спокойно! Тебя никто не тронет!
     Но мамонт не обращал внимания на своего хозяина.
     Трудно сказать, что могло бы произойти. Ученые-зрители осторожно, чтобы
не раздразнить мамонта, стали прятаться -- кто  в кусты, кто под машины, кто
за забор  фермы. Зато теле-  и кинооператоры почувствовали себя в  привычной
обстановке. Как охотники, они окружали  мамонта со всех сторон, направляя на
него  многочисленные  объективы   и  лампы  своих  установок.  Но  вся  беда
заключалась в том, что мамонт стоял у фермы, в  лесу, и освещение показалось
операторам  недостаточным  Они  стали  включать  свои могучие  осветительные
лампы. Потоки  резкого,  слепящего  света  залили Тузика, Отчаянно затрещали
аппараты.
     Бедный мамонт,  еще минуту назад готовившийся разметать все это полчище
неожиданных врагов, струсил,  как  комнатная  собачонка.  Он  вдруг  осел на
задние лапы, поджал  хвост, поднял  хобот и...  заскулил. Операторы  наконец
нашли  нужные  им  точки  для   наиболее  удачных  съемок  и  включили  свои
осветительные лампы на полную мощность.
     Тузик  беспомощно  заморгал   глазами,   отчаянно   взревел  и,   круто
повернувшись  на задних лапах, со всех ног  побежал в лес. Ни Лена,  ни Вася
уже не могли ни соскочить с него, ни остановить. Обезумевший мамонт  мчался,
как танк, подминая деревца, перепрыгивая болотца и ручейки. Ребята прижались
к его шее, вцепились в его густую шерсть и молчали.
     Во время этой бешеной скачки ветви встречных деревьев  наверняка сшибли
бы ребят  с мамонтовой  шеи,  но Тузик держал свой хобот вверх и беспрерывно
трубил. О хобот,  как о нос корабля, разбивался прибой зеленых ветвей, и это
спасло ребят.
     Тузик  все  мчался  и  мчался со скоростью  атомного поезда  и  с шумом
реактивного самолета.


        Глава двадцать пятая. ДОИСТОРИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ


     Подъемы сменялись склонами, густая, буреломная тайга -- полянками, реки
и ручейки --  болотами. Тузик бежал на север, и ребята, понемногу осваиваясь
с безостановочным движением, все чаще посматривали по сторонам.
     Преодолевая очередной подъем, Тузик шумно вздохнул, коротко протрубил и
перешел с рыси на быстрый шаг. На  перевале он остановился и затрубил опять.
Горы ответили ему раскатистым эхом, и мамонт, оттопырив свои огромные мягкие
уши, долго  прислушивался  и,  разом успокоившись, стал медленно  спускаться
вниз. Поросль хвойного леса сменилась перекрученным  ветрами  кустарником, и
наконец мамонт вступил в кедровник.
     Могучие   темно-бронзовые  стволы   стояли   тесно,   как   колонны.  В
невообразимой  вышине  между  их кронами  просвечивало  голубое небо.  Пахло
смолой, хвоей и тем особым, необыкновенно  приятным ароматом, который всегда
наполняет кедровники. Дышалось легко и как-то празднично. Под ногами  Тузика
тихонько  шуршала  прошлогодняя хвоя, словно нарочно  усыпавшая  чистенький,
сухой лес. Ни подлеска, ни травинки --  только могучие, неохватные стволы да
шуршащая хвоя.
     Но и кедровник остался позади.
     Тузик вышел к  речке  и  стал  жадно  пить.  Ребята  осторожно слезли с
мамонта  и   тоже  напились  студеной,  кристально  чистой  воды.  Сразу  же
захотелось есть.
     Вася еще раз  выругал про себя тех зевак, которые не дали ему утром как
следует позавтракать. А Лена бранила Женьку:
     -- Подумать надо, всего тайменя роздал! Вот бы теперь кусочек...
     Вася помрачнел. Однако торжественная тишина тайги и поблескивающая река
успокоили его. В эту минуту он прекрасно понимал, что отвечает не только  за
себя, но и за Лену, и за Тузика. И это чувство ответственности заставило его
по-новому взглянуть на окружающее.
     Ну и что ж, что нелегкая судьба занесла  его в  глухую  тайгу? Понятно,
что их будут искать; понятно, что их найдут. Но пока это произойдет, нужно и
самим бороться с трудностями. Вася усмехнулся и сказал:
     --   Ты  понимаешь,  прямо  из  двадцать   первого  века  мы  попали  в
доисторическую жизнь.
     -- Как так? -- не поняла Лена.
     -- А так. Кругом тайга.  У нас  ни оружия, ни огня,  ни металла. С нами
только мамонт. Живи как хочешь.
     -- Верно... --  протянула Лена, и  глаза  у нее сверкнули восторженно и
таинственно. --  Верно. Мы теперь совсем-совсем одни. Как  тысячи лет назад.
Что же мы будем делать? Ведь есть-то хочется!.
     Вася  уже  не старался  думать  логически. Он просто чувствовал:  нужно
что-то делать, и снова жизнь подсказала, что именно.
     -- Как  --  что? Перед  нами река. Значит, может быть рыба.  Неподалеку
кедровник  -- значит, нужно  достать  кедровых шишек.  Кедровые орешки очень
вкусные и питательные.
     -- Верно!.. -- все так же восторженно и таинственно прошептала Лена. --
Но ведь удочек-то нет?
     -- Сделаем, -- уверенно сказал Вася.
     -- Но из чего?
     Вася думал только одну секунду. Потом он сказал:
     --  Видишь,  у меня на  лыжной  куртке  есть крючки?  Мы  их разогнем и
сделаем рыболовный крючок. Нужна леска. Мы ее сплетем из мамонтового волоса.
Ты умеешь заплетать косы?
     -- Конечно, умею, -- ответила Лена.
     Глаза  у  нее  расширились  и смотрели  на Васю так, что ему даже стало
немного   не  по  себе:  можно  было  подумать,  что  Лена  восхищается  его
находчивостью.
     Начинались  настоящие  трудности.  Ведь  одно  дело  знать,  что  нужно
сделать, а другое -- как это сделать. А это, пожалуй,  было потруднее.  Вася
задумался. Он перебирал в памяти все способы добычи огня, о которых он читал
в книгах  и  которые пробовал  во  время  пионерских путешествий  по  тайге.
Когда-то с  ребятами они пытались добыть огонь трением двух сухих палок друг
о друга. Но тогда из этого ничего не получилось: сами вспотели, а палки  так
и  не загорелись.  Но ему вспомнилось, что эвенки  добывали огонь для  своих
трубочек  с  помощью кремня.  Искорка от камня падала  в трут,  сделанный из
сухого мха, и зажигала его.
     -- Ладно, -- уже  смелее  сказал Вася. -- Мы  сейчас попробуем. Ты  ищи
самый сухой мох и бересту, а я что ни будь придумаю.
     Он  отправился на речной берег и после недолгих поисков нашел несколько
скатанных речной  волной  темно-серых,  немного  похожих  на  копыта камней.
Ударами больших валунов он расколол  их и стал бить острыми краями  о валун.
Вскоре в воздухе мелькнула первая искорка.
     -- Есть -- закричал он. -- Давай мох и бересту.
     Но первые попытки не привели к успеху: искры падали либо мимо мха, либо
гасли в нем. У Васи  уже болела рука, удары становились неточными, и он раза
два чиркал по валуну не кремнем, а суставами пальцев. Несмотря на боль, Вася
даже обрадовался  этому: можно было делать вид,  что высасываешь кровь, а на
самом деле отдыхать. Восторженность Лены угасла, но зато приходила настоящая
сообразительность. Она с сомнением посмотрела на валун и сказала:
     --  Но  что ж это получается? Кремень острый, а валун -- гладкий: искре
не из чего взяться.
     Вася  молча посмотрел на нее  и  немедленно  сделал вывод. Он  притащил
большой валун и с размаху бросил его  на первый. Маленький валун раскололся.
Теперь кремнем били по его острой кромке,  и искры полетели  гуще и крупней.
Во  мху закурилась  робкая струйка дыма. Склонившись  над мхом, ребята стали
раздувать крохотную  искорку. От напряжения они даже  вспотели. Волосы  Лены
растрепались  и приятно щекотали Васин  разгоряченный  лоб. И ему  почему-то
захотелось, чтоб костер  не  разгорался как можно дольше.  Он даже  перестал
дуть. Но Лена закричала:
     -- Дуй, дуй сильней!
     И Вася стал покорно дуть. Дымок  завивался все смелей и  смелей и когда
окреп, то  стал залезать в глаза.  И как раз в это время  первый, еще  очень
робкий  кроваво-красный   язычок   пламени  лизнул   колечко   бересты.  Она
понравилась  огоньку,  и  он   с  жадностью  накинулся  на  бересту.  Костер
разгорался. Облегченно вздохнув, Вася поднялся с колен и сказал:
     -- Ну вот, теперь ты присматривай  за костром и плети леску, а я  пойду
за шишками. Лена вдруг обиделась:
     -- А почему ты? Думаешь, мне не хочется?
     -- Вот ты какая странная... -- заметил Вася как можно ласковей. -- Ведь
за ними же нужно лезть. Что же, ты полезешь на кедр?
     Лена промолчала и уже покорно, как будто извиняющимся тоном спросила:
     -- А леску нужно длинную?
     -- Да... Метров пять -- шесть.
     Все ясно, все понятно, и можно было бы отправляться за шишками, но Васе
почему-то не  хотелось  уходить от речки.  Он даже пожалел, что вначале стал
разводить костер. Гораздо правильней было бы вместе набрать  кедровых шишек,
а  потом уже браться за костер: он же все равно горит без толку. Видно,  так
же  думала и Лена,  потому что она искоса, сожалеюще посматривала  на Васю и
даже, кажется, вздохнула.
     Они молчали и  никак  не  могли  сдвинуться  с места. Слышно было,  как
звенят речные струи,  как потрескивает береста  в костре, как шумно вздыхает
уставший  Тузик.  И в  эту тишину неожиданно вплелся деловитый  шум моторов.
Ребята прислушались и оглянулись.
     Вдалеке из-за  перевала  вылетел огромный  вертолет.  Под ним на тросах
висели деревья. Их было по крайней мере штук  десять -- и все  с  ветвями, с
хвоей. Вертолет летел тяжело, натруженно ревели его моторы и деревья под ним
тихонько раскачивались.
     -- Что это? -- тихо спросил Вася.
     -- Это? -- небрежно переспросила Лена. -- Это лесозаготовки.
     -- Вертолеты-лесовозы?
     -- А  ты  думал? Конечно.  Знаешь,  ведь  в  лесу всегда много деревьев
старятся, а потом умирают. Лесники их подсекают,  а вертолеты вывозят -- для
них же  дорог не нужно. И лес всегда стоит свежий. В школе рассказывали, что
раньше  лес рубили  делянками, весь с корня сводили.  А в э