ть, что у нас делается. Пятьдесят.
   - Зачем? Принимая участие в ваших делах, я получу больше.
   - Сто.
   - Нет. Только работа вместе с Ваматром.
   - А если эта работа окажется... Ну, как вам сказать?.. Будет такой, что
ее уже не прикроешь вывеской типа фармацевтической? - Хук не сводил глаз с
Лейжа. От него не ускользало ничего.  "Молодой  человек  держится  хорошо,
обладает волей. Готов ввязаться в  опасную  игру,  волнуется,  но  крепок.
Умеет не показывать волнения, охватившей его тревоги, быть может,  страха.
Молодец... А если это будет верный помощник? Такие вот..."
   - Таинственность меня только привлекает, что же касается цели... Ну  уж
если работу приходится скрывать, то вряд ли цель излишне гуманна.  В  наши
дни такие ситуации не редкость.
   - Я не верю вам, Лейж.
   - Знаю. Я тоже не верю вам. Ни вывеске, ни обещаниям. Ни  тем,  что  вы
уже дали, ни тем, что собираетесь дать.
   - Вот это мужской разговор. Значит, поединок?
   - Я готов.
   - Правила игры?
   - В таких играх правил не бывает.
   - Давайте выпьем еще.
   - С меня довольно.
   - Опасаетесь?
   - Нисколько.
   - Так где гарантия, что фермент в ваших руках?
   - Мы это проверим в лаборатории Ваматра.
   - Что вам потребуется для осуществления синтеза?
   - Ровным счетом ничего.
   - Объяснитесь.
   - Я приду с небольшим количеством уже готового препарата.
   - Это нас не устраивает.
   - А меня не устраивает перспектива осуществления синтеза в таком месте,
где каждое мое движение будет зафиксировано.
   - Вы серьезный партнер.
   - Я знаю, на что иду, и догадываюсь, с кем имею дело. Итак, насколько я
понимаю, мы не пришли к приемлемому решению.  В  таком  случае,  разрешите
откланяться.
   - Погодите. Я согласен допустить вас к Ваматру.
   - И не только допустить, но принять  как  равного  работника,  имеющего
возможность быть в курсе всех дел и всех начинаний. Сотрудничество полное.
Доля моей ответственности за содеянное и доля моего участия в достижениях.
   - Ого! Это не слишком?
   - Отчего же? Ведь фермент - ключ ко всему. Без него вы не  продвинетесь
ни на шаг.
   - Это вам объяснил Альберт Нолан?
   Вопрос был опасным, и Лейж, стараясь выиграть время, не ответил  и  сам
поспешил задать вопрос:
   - Откуда вы взяли, что моими поступками руководит Нолан?
   - Он давний и  очень  упорный  противник  всех,  особенно  практических
начинаний Ваматра и, вероятно, готов рискнуть многим, только  бы  помешать
нам. А для этого необходимо выведать, что же именно мы делаем. Не так  ли?
Вы, насколько я понимаю, единомышленники?
   - Наши убеждения различны. Нолан, несомненно, умный человек, однако  он
идеализирует то, что, по-моему, идеализировать  не  следует;  Его  вера  в
Человека наивна, смешна. В большинстве своем  люди  подлы  и  только  этим
отличаются от остальных животных. Четвероногие лучше.  Никакой  хищник  не
способен на подлость. Он просто сжирает свою  жертву  только  потому,  что
таковы  законы  природы,  потому   что   ему   нужно   поддерживать   свое
существование, а вот человек...  Человек  единственное  животное,  которое
совершает подлости, которое уничтожает ближних совсем не для  того,  чтобы
поддерживать свое существование.
   - Ну что же, убеждения, типичные для нашей современной молодежи. Однако
вы уклонились от прямого ответа.
   - Не настаивайте - ведь  игра  без  правил  позволяет  и  это,  но  мне
кажется, мой ответ достаточно ясен.
   - Может быть, и так, однако игра без правил  позволяет  мне  не  верить
ничему. Вы женаты?
   - Нет.
   - Девушка?
   - Пока предпочитаю дам.
   - Родные?
   - Я одинок.
   - Это легко проверить.
   - Разумеется.
   - Значит, вы готовы принять мои условия?
   - Да.
   - В таком случае, я включу вас в число людей, работающих над проблемой.
Однако мне нужны гарантии. Ни одна живая душа  не  должна  знать  о  наших
делах. Сами понимаете, Лейж, никакие ваши заверения меня не убедят. Оба мы
хотим одного и того же. Вы хотите участвовать в наших разработках, знать о
них все, - для чего вам это, мне, в конце концов, безразлично, - и я хочу,
чтобы вы работали у нас, так как иного пути  заполучить  фермент  пока  не
вижу. Мы не доверяем друг другу, значит,  выход  один:  полное  подчинение
нашим правилам режима.
   Хук подошел к бару, налил себе рюмку, не  предложив  ничего  Лейжу,  и,
пока цедил крепкий напиток, видел в зеркале, как изменилось красивое  лицо
молодого биохимика, как дрогнул уголок рта, чуть  сощурились  и  потемнели
его глаза. Хук резко обернулся.
   - Итак?
   - Я согласен.
   - Повторю условия. Контракт на три года, и главное обязательство  -  не
разглашать сведения о проводимых нами работах. Если вы нарушите слово,  то
я не смогу поручиться за вашу безопасность. Просто не смогу.  В  этом  нет
ничего удивительного: ведь жизнь полна всяческих  неожиданностей.  Не  так
ли? Мало ли что может произойти  с  человеком.  Автомобильная  катастрофа,
отравление  пищевыми  продуктами,  внезапно  сорвавшийся  кусок   карниза.
Понимаете.  Тонут  вот  еще   люди.   Тонут.   И   при   самых   различных
обстоятельствах.
   Только в этот момент Лейж полностью осознал, куда  он  попал.  Казалось
странным, что светит солнце,  плещет  океан,  столица  полна  жизни,  люди
спешат по своим делам, читают газеты, выбирают в парламент, а здесь...
   Лейж письменно подтвердил, что совершенно одинок, не  имеет  близких  и
обязуется не разглашать сведений, полученных в лаборатории Хука - Ваматра.
   С этого момента Лейж уже не встречался с Ноланом, предполагая,  что  за
ним будет установлена слежка. Тщательная, не позволяющая сделать ни одного
неосмотрительного шага. Он не рискнул повидаться с Ноланом, даже не  писал
ему. О маленьком подарке Нолана - губной  гармонике  -  никто  не  знал  и
никто, конечно, не находил  ничего  предосудительного  в  том,  что  Аллан
частенько играл на ней."
   Знакомство с лабораторией, -  а  она  оказалась  такой,  какой  Лейж  и
представлял себе: укрытой в зелени запущенного парка, - прошло  будничней,
чем он ожидал. Оборудование лаборатории, размещенное в большом  загородном
доме, перестроенном для этой цели,  было  современным,  рабочие  помещения
удобны,  содержали  все  самое  необходимое   и   ничего   излишнего   или
неоправданно дорогого. Более того, во всем чувствовалась скромность,  если
не сказать недостаток средств, компенсируемый умением вести дело экономно,
по-хозяйски.
   Ничего  таинственного,  ничего   заставлявшего   насторожиться.   После
стольких дней напряженного  ожидания  и  волнений  от  мысли;  удастся  ли
проникнуть к Ваматру,  "ли  план  сорвется,  внезапно  наступило  ощущение
покоя, даже некоторого разочарования: "Ну вот, попал в  святая  святых,  и
что?"
   Тревога пришла позже. Поначалу едва уловимая,  но  уже  постоянная,  не
отпускавшая ни на минуту, а затем крепнущая день ото дня, мешающая жить  и
работать. И чем дальше, тем трудней было с сотрудниками. В лаборатории они
занимались каждый своим четко ограниченным кругом вопросов, и Лейж считал,
что никто из них не знает о работе соседа.
   Вскоре он решил, что  здесь  царствует  всепроникающая  слежка,  и  это
приводит к отчужденности, к  взаимной  подозрительности.  Временами  такая
обстановка казалась Лейжу непереносимой, он  готов  был  плюнуть  на  все,
пренебречь угрозами Хука и, не взирая на  трехгодичный  контракт,  бежать.
Вероятно, он так бы и сделал, если бы не протоксенусы.
   Первая встреча с ними оказалась неприятнее, чем он думал. Уродливые, не
похожие ни на что земное создания вызвали у него отвращение, сама мысль  о
необходимости прикасаться к ним, проводя опыты, представлялась чудовищной.
   Как ни странно, это длилось  недолго.  Уже  при  следующем  свидании  с
протоксенусами он понял, что тошнотное чувство проходит, а на другой  день
ему вдруг захотелось пойти к ним. Желание это возникло без всякой причины.
Надобности идти в питомник не было никакой:  опыты,  намеченные  на  день,
были  закончены.  "Идти  не  нужно",  -  внушал  себе  Лейж,  а   тяга   к
протоксенусам росла и росла. В тот раз он поборол это чувство.  С  трудом.
Вечер показался бессмысленно длинным, а сон,  беспокойный,  сумбурный,  не
принес отдыха. Утром,  когда  действительно  потребовалось  взять  в  опыт
протоксенуса, его испугало внезапно возникшее чувство радости. Непонятной,
ничем не оправданной. Хорошо было от самой  мысли,  что  вот  сейчас,  сию
минуту он, наконец, может, должен пойти к ним. Привычка  сдерживать  себя,
умение не поддаваться сомнительным порывам заставила его начать  борьбу  с
чужой,  непонятной  силой.  Лейж  решил  испытать  себя,  оттянуть  момент
встречи, отложив очередной опыт на два часа.
   Борьба оказалась мучительной, измотала, возбуждение  достигло  предела,
он не выдержал зарока и отправился в вольер. И там пришло успокоение.  Чем
ближе Лейж подходил к вольеру, тем легче становилось на  душе.  Не  ломило
больше в висках, появилось чувство бодрости, почти веселья. Тонкого, какое
дает стакан хорошего вина.  Приподнятое  настроение  усиливалось  по  мере
приближения к медленно двигавшейся в полутьме массе удивительных  существ.
И отвратительных, как все непривычное человеку, чуждое и,  вместе  с  тем,
почему-то привлекательных. Они все время меняли форму, цвет, становясь  то
почти прозрачными, то коричневато-серыми.  Неизменными  оставались  только
глаза, всегда устремленные на того, кто на них смотрел.
   Наконец Лейж, словно оттолкнувшись от невидимой  стены,  заставил  себя
отойти от вольера. Тяжелы были  первые  шаги,  но  затем  удаляться  стало
немного легче, и  он  овладел  собой  настолько,  что  уже  мог  думать  о
происшедшем. Необычайное явление захватывало и вместе с тем настораживало.
Первая попытка справиться с влечением к таинственному клубку жизни вселила
уверенность в себя, но тут он подумал о том, придется ли ему испытать  эту
гамму  неведомых  ранее  ощущений  вновь,  удастся  ли  опять  насладиться
совершенно новым эйфорическим чувством?
   Весь остаток дня Аллан Лейж не мог отделаться от желания снова  подойти
к вольеру. Хотя бы ненадолго. О  чем  бы  ни  заходила  речь,  что  бы  ни
обсуждалось в лаборатории, мысли настойчиво возвращались к протоксенусам.
   Теперь Лейж был  скован  их  странным  влиянием  настолько,  что  начал
тревожиться, понимая, как нелегко ему преодолевать постоянное стремление к
ним. Тяга эта представлялась  чем-то  порочным,  даже  стыдным,  влечением
противоестественным, а говорить обо всем этом было не с кем.  Недоверие  к
окружающим его людям усугублялось. Лейж пришел к убеждению, что полагаться
здесь следует только на себя. Трезвый его ум позволил определить, в  какое
положение  он  попал,  и  вскоре,  последовательно  анализируя  факты,  он
успокоил себя в главном:  общение  с  протоксенусами  никакого  побочного,
вредного для его  организма  воздействия  как  будто  не  оказывает.  Едва
преодолимое, постоянное желание находиться поблизости  от  них,  в  общем,
работе не мешало, голова оставалась ясной, он считал, что  хорошо  владеет
собой и только не может, совершенно не может отказаться  от  удивительного
возбуждения, вызываемого чужаками.
   Между тем Лейж быстро освоился  с  приемами  и  методами,  принятыми  в
лаборатории Ваматра, овладел навыками, необходимыми при  работе  с  новыми
существами и уже готов был к тому, чтобы испробовать на них фермент.
   Первые же опыты показали, какое  могучее  средство  оказалось  в  руках
экспериментаторов, и вместе  с  тем  заставили  убедиться,  что  обладание
ферментом  еще  не   решает   задачи.   Дело   получалось   сложнее,   чем
представлялось. Применение даже микроскопических  доз  препарата  вызывало
глубочайшие изменения в организмах протоксенусов.  Приходилось  перебирать
тысячи возможных вариантов, поиск получился длительным, и вскоре для Лейжа
настали трудные времена.
   Запас фермента подходил к концу.
   Лейж  становился  подозрительным,  и  ему  начало   казаться,   что   в
лаборатории стремятся к одному - как можно скорее израсходовать  имевшийся
у него запас и этим самым поставить его перед необходимостью все же начать
синтез. Теперь уже в стенах хуковской лаборатории.
   Опасная игра продолжалась с переменным успехом. Лейж находил,  что  Хук
торжествует, зная о исчезающем постепенно  запасе,  и  не  мог  придумать,
какой сделать ход, как отразить готовящийся удар. В самые трудные  дни  он
отправлялся в питомник и там подолгу  просиживал  у  металлической  сетки,
отделявшей  его  от  странных  существ.  Он  уже   установил   оптимальное
расстояние, на котором  лучше  всего  себя  чувствовал.  Находясь  слишком
далеко  от  клеток,  Лейж  не  так  полно  испытывал   пьянящее   чувство,
возбуждаемое протоксенусами. Придвигаясь к ним слишком близко, он  начинал
ощущать,  какой  утомительной  становилась  эта  близость  по   прошествии
двадцати - тридцати минут. На удачно найденном  расстоянии  он  не  только
оставался бодрым и радостным, но  и  отмечал  порой,  как  четко  начинает
работать мысль. А мысль  билась  над  одним  -  остаются  последние  капли
вещества, как сделать так, чтобы их хватило, чтобы под действием  фермента
до минимума сократился период развития и через несколько часов  отложенные
протоксенусами яйца перешли бы в фазу имаго. Как?
   Протоксенусы молчали. От них Лейжу просто становилось хорошо. Теперь он
думал о странных созданиях с теплым чувством, относился к ним лучше, чем к
окружавшим его людям, он еще третировал их, называя уродцами, но все  чаще
убеждался, что они сложней и загадочней, чем кажутся.
   Однажды, проведя  у  вольера  больше  часа,  Лейж  вдруг  осознал,  как
необыкновенно ясно, логично стали  складываться  у  него  представления  о
механизме  действия  фермента.  Недоставало,  правда,  какого-то   одного,
вероятно, самого главного звена. Он  подгонял,  подстегивал  самого  себя,
незаметно приближаясь к вольеру,  заглядывая  в  жуткие,  огромные  глаза,
устремленные на него из-за  сетки.  Глаз  было  много.  Они  перемещались.
Казалось: это не множество особей, а одно  гигантское,  все  время  как-то
изменяющееся существо воззрилось на него сотнями глаз. Чужих. Все же очень
чужих.
   Стало  покалывать  в  затылке.  Лейж  понимал,  что,  пожалуй,   нельзя
безнаказанно пододвигаться к ним все ближе  и  ближе,  но  желание  решить
задачу, да и страх перед  тем,  что  может  произойти,  когда  пробирка  с
ферментом окажется пустой, - все это было сильнее осторожности.
   Мешала полутьма, в которой жила, медленно шевелилась и размножалась так
сильно влияющая на него масса. Опытом было  доказано,  что  излишек  света
вреден  для  протоксенусов,  освещать  их  не  разрешалось,  однако   Лейж
пренебрег и этим, вынул из кармана фонарик, направил яркий луч на вольер и
вдруг вскрикнул от резкой боли в голове.
   Опомнился он уже стоя у  двери.  Погасил  фонарик  и  быстро  вышел  из
питомника.
   -  Готовьтесь  к  эксперименту!  -  Распоряжение  было  отдано   Лейжем
уверенно, теперь он знал, каков механизм действия фермента,  как  и  когда
фермент должен быть  введен  протоксенусам,  и  убежден  был,  что  способ
регулировать процессы, происходящие в их  сложных  организмах,  у  него  в
руках.
   Последние капли фермента были израсходованы.  Лейж  на  глазах  у  всех
разбил сосудик, так долго и так бережно хранимый им на груди  и  испытующе
посмотрел на Хука. Хук улыбнулся. Улыбка эта показалась Лейжу ехидной.
   - Все! Эксперименты закончены, - сказал  Лейж,  и  не  понять  было,  с
удовлетворением он это произнес или с горечью. - Теперь протоксенусы дадут
то, что вы от них хотите,  дадут  потомство,  способное  через  несколько,
часов превращаться в имаго.
   Фермент оказал на протоксенусов желаемое действие.  Полученное  от  них
потомство - за невероятную прожорливость Ваматр назвал  их  лимоксенусами,
то есть голодными чужаками - способно было летать и удовлетворяло главному
требованию Хука: развивалось с поразительной скоростью, за несколько часов
превращаясь во взрослую особь.
   И около  их  вольеров  Лейж  проводил  немало  времени,  однако,  кроме
отвращения к маленьким обжорам ничего  не  испытывал.  Тягостное  ощущение
потери не давало покоя молодому человеку. Он сдерживал себя, стараясь  как
можно  реже   заходить   в   питомник   к   протоксенусам.   Протоксенусов
подкармливали, поддерживали нужный для них режим, но  дальнейшее  изучение
их фактически  было  приостановлено,  так  как  Хук  все  внимание  уделял
лимоксенусам. Им, и только им.
   Хук стал оживленней обычного, деятельней, открыто радовался  полученным
результатам. Что же касается Лейжа, то он день ото дня становился мрачнее.
Он и сам еще не понимал, чем вызвано было подавленное настроение,  еще  не
разобрался  в  случившемся,   когда   узнал   о   затеваемом   грандиозном
эксперименте.   Участие   Лейжа   в    этом    эксперименте    Хуком    не
предусматривалось. На вопрос, почему его обходят. Хук  ответил  грубовато,
но весело. Шутками ему отделаться не  удалось:  Лейж  настойчиво  требовал
разрешения участвовать в опыте.
   - Не рекомендую, Аллан, ей богу, не стоит вам связываться  с  делами...
Ну как вам сказать, с такими, до  которых  вы,  по  всей  вероятности,  не
большой охотник. Берите пример с доктора Ваматра. Он заинтересован главным
образом в том, чтобы подтвердить свою гипотезу, а каким будет практическое
применение лимоксенусов, для него не так уж существенно. И он прав.
   Лейж задумался. Он уже чувствовал, как податлива  может  быть  природа,
как упоительна власть над ее тайнами. Протоксенусы - первые существа, пока
в небольшой степени, но уже возвращенные к образу жизни, который  вели  их
далекие предки на неизвестной планете, - несомненно могли открыть человеку
многое. Все больше убеждаясь в правильности смелых предположений  Ваматра,
Лейж мечтал о том времени, - теперь уже казавшимся близким,  -  когда  эти
существа, достигшие невиданного совершенства, начнут общаться с породившим
их миром. Он верил в эту возможность, хотел сделать все от него  зависящее
для  осуществления  дерзкой  мечты,  понимал,  что  работа  по   выведению
лимоксенусов - направление побочное, к тому же отнимающее много времени.
   Как бы угадав его мысли, Хук продолжал:
   - Зачем вам лимоксенусы? Что проку вам в них?
   - А вам?
   - Мне? - Хук вздохнул. - Мне от них тоже  будет  мало  пользы,  если...
если я не сумею осуществить один замысел. Простой, чертовски  простой,  но
такой, который принесет нам деньги. Деньги!  Проклятые  деньги.  Их  нужно
много, очень много, чтобы осуществить задуманное Ваматром. Вот и вы хотите
помочь Ваматру, хотите попробовать  вывести  из  протоксенусов  еще  одну,
более совершенную породу. Затем следующую, и  так  до  тех  пор,  пока  не
встретитесь с существами... Впрочем, не будем загадывать, что ожидает  вас
при этой встрече. Одним словом, вы хотите проникнуть в их  тайну.  Не  так
ли? Ну и валяйте, действуйте. Все в вашем  распоряжении.  Добывайте  снова
свой фермент. Успеха вам, Лейж! Пока мы будем  в  экспедиции,  вы  сможете
синтезировать следующие порции чудо-вещества, и...
   - Нет.
   - Что "нет"? Вы не хотите продолжать работу с протоксенусами?
   - Хочу, но только после того, как побываю в экспедиции.
   - Это непременное условие, Лейж?
   - Да.
   - А если я не приму вашего условия?
   - Я не дам больше ни капли фермента.
   - Смотрите, Лейж, -  взгляд  Хука  не  предвещал  ничего  хорошего.  Он
пододвинулся к Лейжу. - Смотрите, вы играете рискованно.
   - Я рискнул один раз, решив войти в эту игру, и теперь... Словом,  так:
ставка одна...
   - И очень крупная.
   - Я это отлично понимаю.
   - И все же?
   - И все же я делаю следующий ход.
   - Хотите знать все?
   - Да. Ведь расплата одна. Но...
   Лейж умолк, вглядываясь в окно. За окном шумел  парк.  Мокрые  деревья,
черные, будто уже не живые, стояли