место, которое она занимала в его сердце,  в  его  жизни.
Прошедшей и настоящей. А в будущей?  Пожалуй,  именно  в  тот  вечер  Крэл
убедился: будущего у Нолана не было.
   - Когда я думаю о прошлом, Крэл, то мне ничего не хочется изменить,  ни
от чего нет стремления отказаться, потому что я все простил ей. Еще тогда,
в тот страшный день... Мало выпадает счастья на долю людей... Я  так  ценю
доставшееся мне. Несравненное и жутковатое. Она  дарила  такое,  и  только
такое. Иного не могла. И я ни за что не променял бы его на более спокойное
и удобное... Вскоре по приезде я  обнаружил  в  ее  душе  тайный  и  очень
тревоживший меня уголок. Возникла ли ревность?.. Не знаю. Наверное, была и
ревность, но больше страх.  Я  боялся,  Крэл.  У  меня  нарастало  чувство
тревоги, большое беспокойство, ощущение предстоящей утраты самого  нужного
в жизни и неповторимого. Предчувствие не обмануло  меня...  Но  свершилось
это не вдруг... В какой-то мере я  понимал  Эльду:  сделанное  Ваматром  и
Бичетом  могло  увлечь,  но  музыка?  Почему  музыка?..  Ваматр  жил   при
лаборатории. Его комнатушка находилась рядом с  аппаратной,  и,  когда  он
играл, до сидящих у пульта довольно отчетливо доносились его импровизации.
Играл он только по вечерам, обычно уже после того, когда все расходились и
лабораторные помещения пустели. Однажды мы с Бичетом задержались, не  имея
возможности прервать опыт. Опыт шел плохо. Снять нужные характеристики  не
удавалось. Протоксенусы не желали отдавать свои тайны, а мы  упорствовали,
стремясь  добиться  своего.  Мы  были  настолько  раззадорены   упрямством
чужаков, что не замечали музыки Ваматра. Пришла Эльда. Она  "уже  побывала
дома и приехала за мной;  Предлагая  пойти  в  кино.  Однако  было  не  до
развлечений. Эльда это сразу поняла и включилась в работу. С  ее  приходом
дело пошло на  лад.  Она  внесла  остроумное  предложение,  мы  с  Бичетом
ухватились за него, начали перемонтаж аппаратуры, а Эльда  вдруг  потеряла
всякий интерес к только что обсуждавшейся задаче, сидела недвижимо, словно
зачарованная смотрела на вольеры с протоксенусами и очнулась  лишь  тогда,
когда... когда Ваматр перестал играть. С этого  вечера  я  начал  замечать
неладное, а вскоре мне стало ясно: Эльда уже не  в  силах  побороть  себя,
мучается и все же не упускает ни одного случая услышать музыку Ваматра.
   Крэл обернулся к Нолану. У озера было темно. Сюда едва доходил свет  от
пансионата, и не понять было, что выражало лицо Нолана. Прерывать  его  не
хотелось, но Крэл все же не выдержал и спросил:
   - Ваматр стал играть лучше?
   - Нет, играл он все  так  же...  Пойдемте,  Крэл.  Холодно.  При  вашей
лейкемии вам нельзя простуживаться. Ну вот, - Нолан посмотрел на озеро, на
ярко освещенные окна пансионата и затем на часы. - Я лишил вас возможности
пообедать вовремя.
   - Не беда - мы закажем ужин.
   - Пожалуй, я обойдусь кофе.
   Разговор они продолжили за столом. Нолан  не  ограничился  одним  кофе,
заказал и ужин, но ел без аппетита, просто зная, что поесть надо.  Крэл  с
неослабевающим интересом слушал Нолана.
   - Прошел год. Сумбурный, напряженный. Год  исканий...  А  Эльда...  Она
отдалялась от меня, я терял ее и понимал, что ничего поделать не  могу.  Я
пытался увезти ее куда-нибудь, уговаривал переменить место  работы,  место
жительства. Все было тщетно. Я не в силах был проникнуть в то затаенное  и
страшное, что росло в ней. Это было совершенно  недоступно.  Никому.  Даже
мне. А может быть, именно мне. Мы оба понимали,  как  сложно,  неразрешимо
все это,  и  спасались,  уходя  в  работу.  Влекущую,  приносящую  столько
страданий. Поиск был непрерывным, самозабвенным. Взлеты и провалы, надежды
и сомнения. Мир с его хорошим и отвратительным перестал  существовать  для
нас. Наполняло нас только одно - поиск. Ложась  спать,  каждый  из  нас  с
беспокойством думал:  должно  пройти  восемь,  десять  часов,  пока  снова
очутишься в лаборатории.
   - А там? - почти шепотом подтолкнул Крэл внезапно умолкшего Нолана.
   - В  лаборатории  мы  занимались  только  одним:  стремились  разорвать
кольцо, казалось, навечно скрепленное самой Природой. Протоксенусы Ваматра
уже  не  удовлетворяли  нас.  Не  успокаивался,  разумеется,  и  он   сам.
Протоксенусы - это чудо, о котором мы еще боялись оповестить мир,  но  нам
уже хотелось большего. К  этому  времени  вера  в  неземное  происхождение
насекомых окрепла и стала непоколебимой уверенностью. Убеждены мы  были  в
том, что можно - стоит только исхитриться - можно вывести  существа,  если
не такие точно, как зародившиеся миллионы лет назад в  далеких  мирах,  то
близкие к ним. Очень близкие. Метаморфоз насекомых.  Для  насекомых  очень
характерно это таинственное и ставшее привычным для нас  явление.  Яйцо  -
личинка - нимфа - имаго. Как непохожи они друг на друга! В некоторых видах
они, эти звенья одной, замкнутой цепи  таковы,  что  непосвященному  и  не
узнать в них фактически одно и то же  насекомое.  Взрослая  фаза  -  имаго
приспособлена к размножению, расселению и откладывает яйца. А затем снова:
личинка - нимфа - имаго, и круг замыкается.
   - И вы решили разомкнуть его, чтобы получить совершенно новое существо?
   - Да, такое, которое не смогло развиться на Земле.  В  непривычных  для
них, земных условиях насекомые вращаются  в  малом,  тесном  круге,  не  в
состоянии вырваться  из  него,  не  могут  достигнуть  тех  форм,  которые
процветают  в  оптимальных  для  них  условиях,  там,  где  они  развились
эволюционно. Весь вопрос был в том,  хранит  ли  генная  память  насекомых
заложенное миллионнолетней эволюцией, или все уже забыто на чужбине.  Если
хранит, то мы разбудим ее, заставим снова заработать хорошо упрятанный код
развития.
   - И заставили?
   - Конечно.
   - Для этого нужно было?..
   - Нужно было сделать то, что сделали вы, Крэл.
   - Значит, и  тогда,  создав  биополе,  способствующее  метаморфозу,  вы
подобрали код излучений?
   -  В  то  время  еще  не  было  такой  совершенной  аппаратуры,   какой
располагаете вы. Мне пришлось искать несколько иным путем, но пришли мы  с
вами к одному. Тогда это привело к катастрофе, а теперь... Впрочем,  я  не
знаю, что будет теперь...
   - Но почему, почему это случилось?
   -  Видимо,  потому,  что  человеку  свойственно  быть  пакостным.   Вам
неприятно такое заявление?
   - Непривычно слышать его от вас.
   - Ничего не поделаешь, я слишком хорошо знал и знаю Ваматра.


   Начал узнавать о  нем  кое-что  и  Крэл.  Не  только  о  нем,  о  всех,
работавших  тогда  над  проблемой.  Из  неторопливого,  содержащего  много
подробностей рассказа Нолана Крэл понял, что же произошло  двенадцать  лет
назад, как начался разлад  в  группе  Ваматра,  к  чему  привели  споры  и
разногласия. Поначалу споры возникали  главным  образом  по  поводу  того,
каким путем изыскивать средства для продолжения работ. Еще не пришли  дни,
принесшие лаборатории Арнольдса славу и деньги. Арнольдс делал все от него
зависящее, чтобы поддержать группу Бичета и  Ваматра,  но  все  же  настал
момент, когда для всех стало ясно: продолжать работу (если отказывать себе
во всем, даже самом необходимом) удастся месяц, два, ну три. А потом?
   В эти дни Ваматр познакомился с Хуком.
   Однажды он пришел в лабораторию поздно, уже к концу рабочего дня:
   - Дело идет на лад, друзья. Хук пригласил меня позавтракать в "Интеле".
Там подают превосходное вино, хранящееся у них в  подвалах  черт  знает  с
каких времен.
   Настроение у Ваматра было  отличное.  Друзья  редко  видели  его  таким
возбужденным,  веселым.  Нолану  не  очень  приятно  было  охлаждать   его
вопросом, но он счел это необходимым:
   - Чем  придется  расплачиваться  за  это  знакомство?  Я  не  говорю  о
завтраках, конечно.
   Эльда быстро повернулась к Ваматру. Бичет, обычно неохотно отрывавшийся
от дела, тоже внимательно и настороженно смотрел на друзей, уже стоявших в
позе петухов, готовых к драке.  Ваматр  не  принял  бой.  Ответил  шуткой,
продолжал рассказывать о Хуке, припоминая  веселые  и  не  очень  скромные
истории, в которые время от времени попадал  богатый  покровитель  ученых.
Нолан слушал с раздражением и уже собирался более  обстоятельно  допросить
Ваматра о его замыслах, но Ваматр вдруг, прервав болтовню, быстро вышел из
лаборатории.
   Вернулся  он  через  несколько  минут  и   принес   английский   журнал
многолетней  давности.  В  статье,  которую  показал  Ваматр,  был  описан
результат  исследования,  некогда  предпринятого  энтомологами.  Привлекая
тысячи доброхотных помощников, ученые в течение нескольких лет определили,
какие именно бабочки обитают на Британских островах. Когда,  наконец,  это
было  досконально  установлено,  с  Цейлона  на  самолете  привезли  таких
бабочек, которые не водились в Англии. Насекомых, отделив самцов от самок,
поместили в специальные вольеры, отнесенные  на  800  километров  друг  от
друга.
   По сигналу, переданному по  телеграфу,  из  вольера  выпустили  самцов.
Через некоторое, точно зафиксированное  время  самцы,  преодолев  огромное
расстояние, оказались у вольера с самками.
   На островах (не зря опыт был поставлен на  островах)  не  было  бабочек
этого вида, ниоткуда они не могли появиться и, следовательно,  к  вольерам
самок прилетели именно те самцы, которые были  вывезены  из  Цейлона.  Они
могли прилететь к своим подругам, только  получив  их  призывные  сигналы,
распространяющиеся, очевидно, на сотни  километров,  Сколь  же  совершенно
"радарное" устройство насекомых!
   Нолан и Эльда раньше не видели статьи, напечатанной в "Нейчур",  прочли
ее с интересом, однако не сразу поняли, почему она так  взволновала  обоих
энтомологов. И Ваматр, и Бичет, конечно, читали ее в свое время, но только
теперь, когда им удалось вывести протоксенусов, у них возникли идеи. Новые
и разные. Бичет увлекся. Он, еще не выслушав Ваматра,  уже  развивал  свои
предположения:
   - Протоксенусы - это только простейшая форма неведомых нам существ,  но
и они излучают  биосигналы  мощнее  всех  остальных  насекомых.  Восемьсот
километров  пролетели  цейлонские  бабочки?  Ерунда.   Наши   протоксенусы
смогут... Друзья, надо немедленно организовать экспедицию.  Продумаем  все
хорошенько и на острова, в Тихий океан! Ставя вольеры с протоксенусами все
дальше и дальше друг от друга, мы определим, на каком расстоянии действуют
их "радарные" устройства.
   - Где взять средства? - Вопрос Эльды несколько умерил  пыл  энтомолога.
Он сел, снял очки и, поводя  головой,  стал  разглядывать  их  так,  будто
вычитывал ответ.
   - Деньги. Всегда деньги, - досадливо пробурчал Бичет. - Хорошо сказано:
деньги нужны для того, чтобы о них не думать... Экспедиция  отменяется.  -
Бичет подскочил, поспешно водворяя очки на место, и воскликнул: - Выдается
идея более грандиозная!
   - И более дорогостоящая?
   - Идеи - бесплатно. Слушайте, слушайте!  Даем  отставку  протоксенусам.
Хватит. Ваматр прав: пора выводить породу, которая будет еще ближе  к  тем
видам, которые зародились в иных мирах. Они, несомненно,  должны  обладать
более мощными, тонкими и эффективными способами общения, чем все известные
нам земные насекомые и даже протоксенусы. Чувствительность  таких  существ
должна быть огромной. А что, если они... - Бичет привлек  к  себе  Нолана,
Ваматра, Эльду. Стоя в плотном кружке, все трое  слышали,  как  он,  почти
шепотом, продолжал: - Что, если они будут получать волны -  биосигналы  из
своего мира?..
   Пожалуй, тогда никто не  принял  всерьез  фантастические  предположения
Бичета, но обсуждали его идею с увлечением, забыв о времени,  и  разошлись
поздно.
   Уже по дороге домой Нолан спросил у Эльды:
   - Мне кажется, Ваматр... ну, как бы это сказать? У него на  уме  что-то
свое. Похоже, он задумал...
   - Договаривай.
   - Мне бы не хотелось показаться несправедливым...
   - И все же?
   - Измышляет он нечто пакостное.
   - Почему ты так думаешь?
   - Ты заметила, как он безучастно отнесся к идее Бичета?
   - Да.
   - А ведь казалось, кого-кого, а Ваматра она должна была увлечь в первую
очередь. Но, конечно, не только в этом дело. Главное...  Мне  не  нравится
его заигрывание с Хуком.
   - Он старается изыскать возможности для продолжения работы.
   - Во что обойдутся эти "возможности"?
   - За все приходится платить. За все... кроме любви. - Эльда прижалась к
Нолану, крепко-крепко взяла  его  за  руку,  словно  боясь  упустить  его,
потерять. Шли они не спеша, с наслаждением  вдыхая  острый  ночной  воздух
поздней осени. Нолан потом часто вспоминал этот вечер. Последний. И  после
этого они частенько возвращались домой вдвоем, все так же  хорошо  было  в
парке, но уже  не  было  того,  что  делало  их  отношения  неповторимыми,
бесконтрольно  радостными  и  чистыми,  лишенными  каких  бы  то  ни  было
недомолвок, подозрений...
   Есть немало людей,  обладающих  замечательным  свойством:  чем  большее
давление  оказывают  на  них   обстоятельства,   чем   больше   трудностей
встречается  на   их   пути,   тем   упорней   они   сопротивляются   этим
обстоятельствам, тем смелей, порой  безрассудно  и  не  щадя  сил  идут  к
намеченной цели. Группа Ваматра действовала так же.  Именно  в  то  время,
когда у Арнольдса иссякли возможности помогать им, когда, казалось, уже не
было надежд на улучшение их  финансового  положения,  ими  были  проведены
наиболее значительные исследования.
   - Самые лучшие идеи  приходят  на  голодный  желудок,  -  констатировал
Бичет.
   Голодать, правда, им еще не приходилось, но, попав в крайне  стесненные
обстоятельства, вынужденные отказывать себе во всем, они  ушли  в  работу,
отбросив все не относящееся к делу, отказались от  каких  бы  то  ни  было
развлечений и работали. Работали так, как никогда прежде.
   - Беда не приходит в одиночку,  -  вспоминал  Бичет  пословицу.  -  Это
выдумали пессимисты. Я утверждаю другое: удача всегда приходит в компании.
   С ним соглашались: успех в то время действительно следовал за  успехом.
Соглашались еще и  потому,  что  полушутливое,  полусерьезное  утверждение
Бичета как-то заманчиво и загадочно  перекликалось  с  тем,  над  чем  они
работали в те дни - над  изучением  "эффекта  группы".  Использовать  этот
эффект для того, чтобы изыскать код излучения, предложил Нолан. Не  будучи
энтомологом,  он  все  же  знал  об  открытии,  сделанном  в  свое   время
мирмикологами, знал, что, если, например, муравья  изолировать  от  других
муравьев, поведение его сразу изменится. Исчезнет пресловутое  трудолюбие,
он станет малоподвижным, вялым,  "больным".  Однако  "болезнь"  эту  легко
снять - стоит только поместить его в муравьиное общество.  Там  активность
муравья возрастет, и, что самое примечательное, - возрастет  тем  сильнее,
чем больше особей будет в этом обществе.
   Муравьи не исключение. Многие существа не только способны общаться друг
с  другом  на  расстоянии,  но  и  не  понятным  еще  для  людей   образом
воздействуют друг на друга, будучи собраны в конгломераты. В  этом  случае
взаимные контакты очень эффективно и благотворно влияют  на  их  развитие,
жизнеспособность, успешное размножение.
   Изучение "Эффекта группы" решено было  поставить  и  на  протоксенусах.
Протоксенусов то разобщали, то собирали вместе, стараясь установить, какие
же силы возникают, когда они живут большими компаниями, как, каким  именно
способом они влияют друг на друга, какова  физическая  природа  этих  сил?
Пожалуй, это больше всего и интересовало Нолана. Перед ним стояла задача -
найти код излучения, влияющего на интенсивность ферментативных  процессов,
и он считал, что решить  эту  задачу  удастся,  изучая  характер  биополя,
создаваемого при больших концентрациях Протоксенусов.
   - Протоксенусов нужно много, - постоянно твердил Нолан.
   Чувствительность   приборов,   тонкость   методов,   изобретаемых   им,
ухищрения, с какими он старался проникнуть в тайну,  все  еще  оказывались
недостаточными.
   - Больше, больше нужно иметь, этих тварей. Не могу я  нашей  далеко  не
совершенной аппаратурой уловить -  что  же  происходит  в  их  скоплениях.
Полагаю,  если  увеличить  количество  протоксенусов,  должна  увеличиться
напряженность  создаваемого  ими  биополя  и,  может  быть,  только  тогда
чувствительность приборов окажется достаточной.
   Протоксенусы  были  прожорливы.  На  их  прокорм  уходило  все,  что  в
последнее время удавалось добывать у Арнольдса.
   У всех, кроме Ваматра, настроение падало. Нолан против обыкновения стал
раздражителен, Бичет не так порывист и остроумен,  а  Эльда  замыкалась  в
себе все больше и больше.
   Что касается Ваматра, то он, казалось, получал особенное  удовольствие,
наблюдая, как в вольерах, расположенных  в  глубине  лабораторного  парка,
постоянно  шевелящаяся  масса  коричневатых,   многоглазых   протоксенусов
сжирает уйму пищи.
   - Что ты  сказал?  Ты  сказал  "Хук"?  -  переспросил  Бичет,  случайно
услышав, как, стоя у вольера, Ваматр произнес: "Хук будет доволен".
   - Я сказал "Хук"? Не обращай внимания, Бичет, - спокойно ответил Ваматр
и сразу заговорил о том, что в то время больше всего занимало Бичета, -  о
способе уменьшить период развития протоксенусов в фазе нимфы.
   Ваматр  запомнил  разговор  с  друзьями,  не  одобрившими  его   поиски
покровительства  Хука,  и  теперь  редко  упоминал  о  встречах  со  своим
влиятельным знакомым. Он вынашивал план, который собирался выложить в  тот
момент, когда группа окажется в  безнадежном  положении.  Казалось,  такой
момент настал. Ваматр уже готов был выступить со  своим  предложением,  но
Арнольдс опять  раздобыл  немного  денег.  Продержаться  удалось,  правда,
недолго, но за это время Нолан все же добился успеха.
   Закончив последнюю серию испытаний,  Нолан  пошел  сообщить  друзьям  о
найденном, наконец, коде излучения. Ваматра в  лаборатории  не  оказалось,
Бичет с Эльдой неотрывно следили за аппаратурой. Он решил подождать,  пока
они закончат опыт, и вышел в парк.
   Вечерело. Было прохладно. Нолан поежился, почувствовав сырость  старого
парка, но в теплую лабораторию не вернулся. "Вот и все, -  подумал  он.  -
Так обыденно и так тяжело.  Годы  исканий,  срывы,  сомнения,  надежды,  и
теперь, когда результат получен, ничто почему-то не радует. А как ожидался
этот  день!  Думалось,  все  в  нем  будет  иным  -  светлым   и   немного
торжественным... Сыро, холодно. Пусто. Вокруг и на душе. Не  наполняет,  а
опустошает достигнутое. Неужели только в процессе самой работы,  только  в
самом стремлении к цели и можно чувствовать удовлетворение?"
   Шел он медленно, неслышно ступая по тропинке. Погасла трубка. Зажигалки
в карманах не оказалось -  она  лежала  там,  возле  излучателя.  Он  даже
помнил, где именно, а возвращаться все же  не  хотелось.  Почему-то  вдруг
неприятно стало думать о лаборатории - привычной,  такой  своей  и  всегда
казавшейся уютной. Странно. Ведь там асе самое дорогое  -  Эльда,  друзья,
созданная им аппаратура, при  помощи  которой  сделано  открытие...  Эльда
теперь любит задерживаться по вечерам в лаборатории. С Бичетом. А иногда и
без него. Бичет постоянно до ночи сидит за своим пультом, а теперь  вот  и
она... Ждет, когда приедет Ваматр. Как бы поздно он ни вернулся,  он  хотя
бы час, полчаса будет играть на скрипке. И Эльда  не  покинет  аппаратную,
пока не услышит его дикие, сумбурные импровизации.
   Погасшая трубка и раздражала  и  утешала:  можно  было,  посасывая  ее,
втягивать тонкий и горьковатый аромат. Нолан уже решил  было  вернуться  -
нужна все же зажигалка, - а вместо этого сел на ящик,  валявшийся  у  края
площадки, на которой стояли вольеры с протоксенусами.
   На площадке было светлее, чем в парке.  Желтовато-серый  закатный  свет
причудливо и тревожно расцвечивал траву, стволы старых деревьев,  вольеры.
С высоких кустов крушины боязливо и  нахально  пикировали  вор