ую воду из  чистых,  что-то  нашептывающих  ручьев.
Взбирались на холмы и весело скатывались в  долины,  не  похожие  одна  на
другую... Шли и шли, не уставая. Шли, как на  звонком  празднике.  Вдыхали
ароматы неведомого мира,  впитывали  его  умиротворяющую  сущность  и,  не
встречая никого, не чувствовали себя одинокими  в  этом  живом  мире.  Мир
странный, но не пугающий, таинственный и не чуждый, оказался  приветливым,
не вызывал опасений, представлялся радостным и вселял  радость.  Казалось:
он мыслит, существует осмысленно.
   Крэлу захотелось наконец сказать что-то, может быть,  просто  крикнуть,
чтобы ощутить самого себя, но невозможно  было  нарушить  царивший  вокруг
покой, боязно было сказать хотя бы слово, никогда еще не звучавшее  здесь,
еще никем не произнесенное и, как знать, вероятно, разрушившее бы прелесть
всего  увиденного.   Насытиться   созерцанием   открывшегося   мира   было
невозможно. Хотелось без конца бродить и смотреть, впитывать  никогда  еще
не  виданные  краски,  незнакомые  запахи,   хотелось   новых   встреч   с
неизведанным...
   - Ялко,  -  не  удержался  Крэл  и  больше  ничего  не  успел  сказать.
Неистово-голубой  купол  над  ними  мгновенно   померк,   дневное   сияние
обратилось в свет ночных звезд, и, хотя все их окружавшее  не  исчезло,  а
только помрачнело, стало тревожно, почти страшно.
   - Крэл, возвращается дежурный. Он сейчас обнаружит изменение режима...
   В  пультовую  они   вошли   спокойно,   будто   не   через   стену   из
четырехсантиметрового стекла, а через услужливо раздвинутые кем-то  двери.
Ялко поспешил к пульту. Крэл оглянулся  назад.  Огромные  стекла  были  на
своем  месте,  чернели,  поблескивали,   отражая   разноцветные   лампочки
приборов, и за  толстыми  стеклами  балкона,  нависшего  над  давным-давно
потухшим вулканом, продолжали свою загадочную деятельность протоксенусы.
   Ялко, как только увидел входящего в пультовую дежурного, сразу же ушел.
   Крэл решил сейчас же пойти  и  рассказать  о  случившимся  Ваматру,  но
почему-то  удержался  и  поспешил  разыскать  Инсу.  Она  была   в   своей
лаборатории. Радостно возбужденная от ощущения кипящей вокруг нее  работы,
окруженная помощниками, она кивнула Крэлу,  бросила  нетерпеливо  "подожди
минутку" и вновь склонилась над прибором.
   "Минутка" продлилась час, затем все устремились в столовую. После ужина
общество,  по  обыкновению,   собралось   на   нижних   террасках.   Здесь
устраивались кто как мог - в шезлонгах, за  маленькими  столиками  или  на
низких парапетах, огораживавших крутые  склоны.  Вокруг  говор,  болтовня,
шутки - словом, привычное оживление, и Крэл,  хотя  и  сидел  с  Инсой  за
отдельным столиком, никак не мог начать говорить о недавно случившемся.
   - Пойдем, - не выдержал Крэл.
   - Куда?
   - В пультовую.
   - Ой, Крэл, я так устала...
   - Пойдем, Инса, пойдем. Это очень важно. Кто там сейчас  дежурит?  Твой
сотрудник?
   - Да.
   - Ты его сможешь... Сумеешь на несколько минут, ну,  например,  послать
за чем-нибудь или каким-то другим способом на время удалить из пультовой?
   - Да что случилось, Крэл?
   Они уже шли по крутой тропинке, поднимаясь к  входу  в  туннель,  когда
Крэл рассказал Инсе о путешествии, совершенном вместе с Ялко.
   - Я боюсь за Ялко, - тихо проговорила Инса. - И за тебя боюсь.
   - Инса, а знаешь, он любит тебя.
   - Да, давно, - просто и спокойно ответила Инса.
   - Давно? Еще до... До того, как ты... начала ездить в Рови?
   - Конечно... Он хороший. Я бы его  полюбила,  наверное,  но  ведь  есть
ты!..
   Дежурного Инса отправила с легкостью, ей одной  присущей,  не  подав  и
виду, что они с Крэлом замышляют что-то недозволенное. Проделала  она  все
это быстро, почти шаловливо, но, как только дежурный ушел, встревожилась:
   - Нехорошее мы затеваем. Оставим, Крэл.
   - Ты боишься? - Крэл уже держал руку  на  рычаге.  -  Боишься,  что  не
вернемся оттуда?
   - Мы ведь пойдем вместе.
   - Ах, Инса, не до эмоций сейчас. Дело серьезное, и без твоего  согласия
я не пойду.
   - Включай.
   Теперь Крэл, как недавно Петер, сжимая руку Инсы, вел ее к стеклу.  Они
шли быстро, уверенно и... больно стукнулись о стекло.
   Внизу обитали протоксенусы. Темень надежно скрывала их от  вопрошающего
взгляда Крэла. Он стоял, упершись лбом в холодное стекло, и молчал. Стоял,
пока Инса не потянула его за рукав.
   - Крэл, ты никому, кроме меня, не рассказывал об этом? -  Она  смотрела
на него пытливо, тревожась за него. Ялко давно казался  ей  странным.  Его
контакты с протоксенусами, его тяга к ним, такая же, как в  свое  время  у
Лейжа, даже, пожалуй,  большая,  пугала,  вызывала  мысли  о  его  нервной
неустойчивости, болезненном состоянии. А вот теперь Крэл...
   Крэл молчал.
   - Ты никому не говорил?
   - Нет.
   - Крэл, я боюсь за тебя, Крэл, я с ума сойду, если с  тобой  что-нибудь
случится, Крэл!.. Никому не говори. Никому, даже деду. Особенно Хуку...
   Крэл не послушал Инсу и о своем путешествии с Ялко  подробно  рассказал
Ваматру. Как и предполагала Инса,  ничего,  кроме  конфуза,  из  этого  не
вышло. Ваматр шумел, нес  нечто  невразумительное  и  из  одной  крайности
впадал в другую. То он с восторгом кричал о  достигнутом  наконец  прорыве
через Пространство, подчеркивая, что  произошло  это  благодаря  мгновенно
полученной Информации, то с  издевкой  говорил  о  Ялко,  намекая  на  его
неуравновешенность.
   - Петера надо лечить. Да, да, лечить! Куда смотрят наши эскулапы, хотел
бы я знать? В отпуск! Распорядитесь тотчас же отправить Ялко в Европу.  Он
зарабатывает у нас неплохо, холостяк. Куда он деньги девает? Впрочем,  это
его дело. Пусть сегодня же едет в... Я не знаю, куда в таких случаях  надо
ехать.  Все  равно  пусть   едет...   А   вы,   Крэл...   Господи,   такой
здравомыслящий,  трезвый,  человек  и   вдруг   поддались   гипнотическому
внушению. Я вот... Никому-то я не поддаюсь, а  ведь  так  хорошо  было  бы
побывать там, в этом очаровательном мире!..
   Инса негодовала:
   - Стыдно как, ой, как стыдно. Я тебе говорила, Крэл.  Теперь  дед,  его
ведь никому не удержать, расскажет всем. Начнут смеяться над нами. Пошли и
стукнулись лбами.
   - Инса, как ты не понимаешь, нельзя скрывать  такие  вещи.  Явление,  с
которым мы столкнулись, сложное, загадочное, оно еще непостижимо для  нас.
Все  надо  фиксировать,  записывать,  обсуждать.  Не  упускать   из   поля
наблюдения даже то, что сегодня может казаться странным, что не вяжется  с
нынешними представлениями о  привычном  мире.  Многое,  не  понятое  нами,
станет понятным для тех, кто придет после нас. Мы ищем  истину,  и  истина
должна стать достоянием всех ученых.
   - Все равно стыдно, - не унималась Инса. - Лейж вот уже посмеивается. -
Инса обозлилась. - Забыл, что ему самому чудилось  на  острове  и  даже  в
собственной лаборатории. Лимоксенусы, видите ли, его хотели съесть! - Инса
постучала своим крепким кулачком о ладонь. - А деду я еще  покажу.  Устрою
ему... Хуку тоже!
   Во гневе Инса была опасной, Крэл побаивался ее и любил в эти минуты еще
больше.
   - Хуку я уже "устроил".
   Сердито  суженные  зеленоватые  глаза  Инсы  расширились.   Негодование
сменилось настороженностью.
   - Что?
   - Рассказал ему о путешествии с Петером.
   - Этого еще не хватало!.. Ну, а он?
   - В нем исследователь победил коммерсанта.
   - О!
   - Не удивляйся. Только на две недели.
   - Не понимаю.
   - Он разрешил на пятнадцать дней приостановить работы по синтезу...
   Крэл был прав. Как  только  смягчили  режим,  на  экранах  вновь  стали
появляться изображения. Теперь это уже были не отдельные  предметы,  вроде
курительной трубки, а множество изображений, в которых так же трудно  было
разобраться, как и несколько месяцев назад  в  беспрерывно  чередовавшихся
цветных пятнах и полосах. Контуры  самых  различных  предметов,  словно  в
киноленте, отснятой наплывом, постоянно накладывались друг на  друга.  Вот
показались очертания какой-то  металлической  конструкции,  но  не  успели
наблюдатели сообразить, что это за  конструкция,  как  на  ее  фоне  стала
проступать скала. Вот разглядели на скале трещины, травинки,  прорастающие
из них, уже начался спор: наши ли это  травинки  или  неземные,  а  поверх
скалы поползли уже линии, постепенно складывающиеся в  очертания  каменных
ступеней.
   Возобновившиеся  сеансы,  разумеется,  привлекали  в  пультовую.  Около
экранов стояли и сидели часами, однако через несколько дней утомило и это.
Только с пуском пятого, очень емкого агрегата вычислительного центра  хаос
на экранах постепенно прекратился,  и  однажды  ночью  дежурный  отчетливо
увидел кратер.
   Ваматр, благо он спал по соседству с пультовой, прибежал первым и сразу
нажал кнопку общего вызова. Через несколько минут у экранов уже  толпились
почти все сотрудники "обсерватории". А на экране разворачивалась  панорама
окружающей местности.  Создавалось  впечатление,  что  какая-то  съемочная
камера установлена на вертолете. Но ведь вертолеты давно уже не летали над
кратером, не доставляли больше к кратеру стройматериалы и  оборудование!..
Что же это могло быть?  И  все  же  это  был  кратер,  в  котором  держали
протоксенусов. Вскоре сомнений не осталось. Ясно  видны  были  алюминиевые
домики, стоящие на террасах, тропинка, ползущая к туннелю,  ажурные  вышки
излучателей. Кратер осматривался чудо-камерой со  всех  сторон.  Вот  ушли
вправо домики поселка и открылся северный склон. Скалистый, самый  крутой.
Осмотр кратера продолжался. Экраны то темнели, то вдруг разгорались  ярче,
и тогда лучше было видно, как на северо-восточном, более  пологом  склоне,
цепляясь за скалы, вьется кустарник.
   Увиденное поразило наблюдателей настолько, что никто не мог  произнести
и  слова.  Даже  когда  впервые  удалось   уловить   сигналы,   излучаемые
протоксенусами, перевести их в доступную человеческим  органам  восприятия
форму, впечатление было меньшим, чем теперь, когда перед взорами притихших
людей открылась целая панорама.
   А панорама эта менялась непрерывно. То она становилась широкой, и тогда
видны были громоздящиеся на горизонте конусообразные, срезанные  у  вершин
горы;     долины,     окружающие     кратер;     дороги,     ведущие     к
электронно-вычислительному  центру,  к   поселку,   к   биостанции,   едва
угадывающейся внизу. Но затем общий план  сменялся  крупным,  и  тогда  на
скалах, у вышек излучателей различимы были Мельчайшие  детали.  Простейший
кустарник, росший у самой кромки кратера, вдруг  занял  все  поле  зрения,
зашевелился, и из-за него показался  протоксенус.  Крупный  экземпляр,  но
какой-то  странный,  почти  прозрачный  -  такими  они  бывают  в  моменты
наихудшего состояния, - он то вспучивался, то опадал, с трудом преодолевая
препятствия. Те, кто много времени наблюдал протоксенусов,  сразу  поняли,
что  этот,  по-видимому,  чем-то  травмированный,  находится  в  состоянии
близком к анабиотическому. Похоже, он двигался из последних сил, и все  же
двигался. Вниз, к долине...
   Яркая вспышка, и на экранах - чернота.
   - Сгорели трубки! - в  отчаянии  закричал  Ваматр.  -  В  такой  момент
сгорели трубки!
   - Да не могли же они сгореть все четыре сразу.
   - Надо попробовать сменить приемники.
   - Это займет уйму времени.
   - В такой момент, - восклицал одно и то же Ваматр, мечась по пультовой,
- в такой момент!
   - Но почему протоксенусы вне кратера!
   - Проверьте схему приемных блоков.
   - И умножителей.
   - Внимание! Тише!
   Экраны стали светлеть. Как в ванне с  проявителем,  из  черноты  начало
показываться чье-то лицо. Пока  смутно,  расплывчато.  Гораздо  отчетливей
была видна трубка, зажатая в зубах. Трубка точно такой же  формы,  как  на
впервые увиденном изображении.
   А проявитель делал свое дело,  выявляя  отдельные  черты  лица.  Как  в
кинотеатре,  когда  фильм  увлекает,  то   уже   не   чувствуешь   экрана,
переносишься вместе со съемочной камерой в  отображаемый  мир  страстей  и
событий, так и в пультовой наблюдатели уже не ощущали экранов, а были там,
у кромки кратера, возле подножья ажурной башни и лицом к лицу  столкнулись
с человеком, знакомым почти всем присутствовавшим.
   Человек вынул изо  рта  трубку,  прищурился,  во  что-то  всматриваясь.
Пристально, с беспокойством.
   И тогда закричал Ваматр:
   - Да ведь это Нолан! И трубка его. Как я не узнал ее сразу!
   Экраны  погасли.  Первым  пришел  в  себя  Хук,  и  сразу  направил   к
излучателям несколько человек. Они обшарили все вокруг, но ни выползших из
кратера протоксенусов, ни Нолана не обнаружили.
   - Вы хорошо все осмотрели? - допытывался Хук.
   - Самым тщательным образом.
   Пультовую не покидали,  выжидая,  не  появится  ли  что-нибудь  еще  на
экранах. Ожидание не казалось тягостным, так как  споры  не  прекращались,
увиденное истолковывалось по-разному, догадки возникали одна за другой.
   - Странно, очень странно, - размышлял вслух Хук, -  по  моим  сведениям
Нолан еще не выезжал в Африку...
   - И протоксенусы никогда не покидали кратер.
   - Отсюда вывод, друзья, - Ваматр хитренько улыбался, и не понятно было,
шутит он или говорит серьезно, - протоксенусы нас предупреждают.
   - Ну, знаете!
   - Не возмущайтесь, Хук. От протоксенусов можно ожидать чего угодно...


   От  них  ожидали  новых  сообщений,  сигналов,   которые   помогли   бы
разобраться в происходящем, но прошло около двух месяцев, а  они  молчали,
хотя им и создали самые  комфортабельные  условия.  Люди  никак  не  могли
догадаться, каким образом можно пустить в ход коммутаторы Биосферы  Связи.
Общение получалось односторонним. Хотели обитатели кратера, люди  получали
доступные их восприятию  сигналы,  хотели  -  оставляли  их  без  таковых,
заставляя довольствоваться игрой замысловатых, подчас удивительно красивых
цветных полос и пятен,  возникающих  на  экранах.  Казалось,  протоксенусы
дразнят людей. Но наконец, к концу  второго  месяца  ожидания  на  экранах
вновь появились изображения. По большей  части  это  были  странного  вида
конструкции и постройки, части каких-то замысловатых зданий,  расплывчатые
контуры машин, никому из наблюдателей не известных.
   Однако уже начал появляться кое-какой опыт. Считалось, что  наплывавшие
одна  на  другую  картины,  разрозненные  куски  должны  были,   вероятно,
сложиться в общую, связную картину, как это произошло в предыдущем показе.
От экранов не отходили,  ожидая,  что  вот-вот  на  них  возникнет  что-то
целостное, понятное. Вскоре так и произошло.  Почему-то  опять  ночью.  На
этот раз Ваматру не пришлось нажимать на кнопку общего вызова.
   Путаница  на  экранах  прекратилась,  появились  четкие  кадры,  плавно
сменявшие  друг  друга.  Эффект  присутствия  возник  тотчас  же,   рамки,
ограничивавшие поле зрения, уже не воспринимались.  Ощущение  было  такое,
будто вместе с кем-то, свободно  парящим  в  воздухе,  спокойно  движешься
между стройных зданий, гигантских эстакад, виадуков, башен, пролетаешь над
поросшими зеленью пологими склонами и вновь приближаешься  к  приятным  на
вид сооружениям. Воздух чист, прозрачен, небо  высокое,  яркое,  и  в  нем
время от времени встречаются пролетающие  люди.  Крылатые  и  бескрылые  -
сидящие в легких, совсем прозрачных летательных аппаратах.  Расстояние  до
них  значительно,  видны  они  плохо,  и  больше  всего   хочется,   чтобы
представился случай приблизиться к ним,  рассмотреть  их,  узнать,  каковы
они.
   А  полет  продолжается.  Время  идет  незаметно,  как   бы   смещается.
Понимаешь, что при небольшой сравнительно скорости (успеваешь все  увидеть
подробно) путь проделан огромный. Недоумение и растерянность первых  минут
пребывания в незнакомом мире быстро проходит.  Уже  узнаешь  то  одно,  то
другое, особенно запомнившееся сооружение.  Но  с  каждым  новым  оборотом
видишь, как сооружения эти предстают в новом ракурсе, и вскоре  понимаешь,
что движешься по спирали, закручивающейся к какому-то центру.
   А потом обозначается  и  центр  этот  -  конусообразная,  со  срезанной
вершиной гора.
   Кратер потухшего вулкана.
   Ажурные башни по его краям очень похожи  на  излучатели,  установленные
для протоксенусов.
   Теперь облет совершается вокруг кратера и все  время  вблизи  обиталища
протоксенусов.
   Кратер похож на тот, в который холповцы поместили своих  протоксенусов.
Но только похож. Генераторы тоже  Запоминают  те,  которые  установлены  в
Африке  под  руководством  Лейжа.  Но  только   похожи...   Нет   поселка,
расположенного почти у самой  кромки  кратера,  нет  тропинки,  ведущей  к
туннелю. В долине, открывающейся взгляду, не видно зданий  вычислительного
центра, биостанции. Не видны африканские зонтичные акации...
   Как только начался показ, все устроившиеся  у  экранов  боялись  только
одного: не прекратился бы он, не исчезли бы картины незнакомого  мира.  Но
шел час за часом, а изображения не  исчезали.  Жажда  все  новых  и  новых
сведений, разумеется, была огромной, неуемной,  однако  утомление  все  же
пришло, внимание стало ослабевать. Смотрели уже не с  затаенным  дыханием,
боясь произнести хотя бы слово, а начали  подавать  реплики,  обмениваться
мнениями о увиденном, а затем и спорить.
   Большинство склонялось к тому, что протоксенусы наконец  открыли  людям
панораму  какого-то  мира,  несомненно  далекого,  населенного   разумными
существами, так похожими на  людей  и,  вероятно,  уже  давно  обладающими
станцией  Биосферы  Связи.  Но  находились  и  противники  такого  мнения,
считавшие, что протоксенусы показали будущее  африканского  кратера,  дали
возможность заглянуть в то время, когда  неузнаваемо  преобразится  Черный
континент, а  протоксенусы...  протоксенусы  составят  неотъемлемую  часть
высокой цивилизации Земли, осуществляя обмен  достижениями  всех  разумных
существ Большого космоса.
   Спор возник с новой силой, когда день на экранах стал сменяться  ночью.
Небо потемнело, сумрак заполнил окружающие  кратер  долины,  и,  насколько
охватывал взгляд, то тут, то там  начали  зажигаться  огни.  Многоцветные,
веселые, перемигивающиеся в  дымке,  они  говорили  о  кипящей  в  далеких
поселках жизни. От одного поселка к другому теперь  особенно  часто  стали
перелетать люди. Как светлячки в тропическом лесу, их летательные аппараты
прочерчивали путь в ночи. А ночь густела, чернело небо, и ярче разгорались
в нем звезды.
   - Звезды! - вскричал Крэл. - Звезды! Зовите астрономов. Вот теперь  они
нам пригодятся.
   Крэл ликовал, чувствуя, что вот сейчас решится волновавший всех  вопрос
- какой же мир возник перед ними.
   Астрономам  поначалу  пришлось  нелегко.  Хотя  экраны  были   огромны,
изображения великолепны, но все же сиявшие всюду огни не позволяли сделать
заключение, какие же созвездия проглядывают в этом небе. Мешал  астрономам
и кратер. Из него время от времени поднимался нежно мерцающий, уходящий  в
бесконечность столб света. Но вот  он  угас,  уменьшилось  число  огней  в
долинах, ночь вступала в свои права, и астрономы, посовещавшись  еще  раз,
твердо заявили:
   - Земля. Созвездие  Южного  Креста.  Судя  по  положению  альфы  Южного
Креста, а это яркая звезда, перед нами Антарктида.
   - Антарктида?! - Это выкрикнули почти хором. В  возгласе  было  все:  и
изумление, и восторг, но больше всего удивление.
   - Позвольте, позвольте, - заговорил Лейж. - Я не  специалист,  конечно,
однако такие созвездия, как Южный Крест, знакомы  нам  всем.  То,  что  мы
видим на экранах, на него не похоже.
   - И не должно быть похоже. Вы видите Южный Крест, каким он был примерно
сто тысяч лет назад...
   С этой поры какая бы то  ни  было  планомерная  работа  в  лабораториях
прекратилась. Все вертелось вокруг происходящего в пультовой. Хук понимал,
что ничего поделать нельзя, что просто  невозможно  заставить  сотрудников
думать,  например,  о  прямом  синтезе,  когда  явление