и
растение. Резниченко по подъемнику получил еще несколько экспонатов и один
за другим продолжал опыты.
   - Это одна сторона вопроса, - говорил Резниченко, когда все выходили из
зала с аппаратурой Зорина. - Мы с вами убедились в  том,  что  в  процессе
роста  выделяется  лучистая  энергия.  Теперь  уже   удалось   не   только
зафиксировать и  определить  его  физическую  природу,  но  и  при  помощи
специальных, генераторов создать подобное излучение искусственно.
   Все трое вошли в большой светлый зал.
   Резниченко показал гостям опыты влияния излучения на живые организмы.
   Здесь  стояли  специальные  микроскопы,   оборудованные   телеэкранами,
позволяющими наблюдать, что происходит в капле питательной жидкости.
   Друг подле друга засветились два экрана. Яркие квадраты с закругленными
углами запестрели полосами и пятнами. Полосы побежали  по  экрану  сначала
сверху вниз, потом снизу вверх, потом замерли, чуть подрагивая,  становясь
все уже и уже, и, наконец,  исчезли  совсем.  Фокусировка  закончилась,  и
бесформенные, темные пятна, до этого проглядывавшие сквозь полосы,  теперь
постепенно  превращались  в  округлые,  блестящие  тельца.  Они   казались
объемными, полупрозрачными и медленно передвигались в полях зрения.
   - Приборы показывают нам, -  объяснил  Резниченко,  -  что  творится  в
каплях с питательным раствором. Видите эти тельца? Это  дрожжевые  грибки.
Присмотритесь внимательно. Видите, на некоторых из них появились маленькие
почечки?
   - Почечки? Признаться, ничего не замечаю, -  сказал  Титов,  пристально
вглядываясь в экран.
   - Ну, как же! - Белова схватила его за рукав.  -  Смотрите,  в  верхнем
правом углу, например. Да нет, на этом экране. Видите?  А  вот  еще.  Чуть
пониже. И еще, правее!
   - Ага, теперь вижу. Да вот и на левом экране.
   - Значит, видите,  -  удовлетворенно  сказал  Резниченко.  -  Это  идет
размножение дрожжевых грибков. Их деление. В обоих полях  зрения  примерно
одинаковое число живых телец, так  как  капли  взяты  из  одной  пробирки.
Деление идет также  примерно  одинаково,  так  как  условия  для  жизни  и
размножения в каплях идентичны. Но вот  сейчас  мы  включим  генератор,  и
картина  изменится.  Включите,  пожалуйста,  Нина  Ивановна,  -  обратился
Резниченко к лаборантке, сидящей у приборов. - Облучать будем только каплю
в  правом  приборе.  В  левом  оставим  без  облучения,  как  контрольную.
Наблюдайте!
   Разница между процессами в  каплях  обнаружилась  довольно  быстро.  На
правом приборе появлялось все больше и больше делящихся клеток. В  отличие
от левого экрана, на нем уже  можно  было  увидеть,  как  некоторые  почки
оторвались от материнских клеток и появились новые блестящие  клетки.  Уже
заметно было, что этот экран  "заселен"  гораздо  плотнее.  Размножение  в
облучаемой капле шло гораздо интенсивнее.
   -   Как   видите,   мы   овладеваем   методом   ускоренного    развития
микроорганизмов. Это интересно не  только  с  чисто  познавательной  точки
зрения, но имеет и большое практическое значение.
   - А это не может стать опасным? - спросил Титов.
   - Что стать опасным? - ответил Резниченко вопросом на вопрос.
   - Слишком ускоренное развитие микроорганизмов под влиянием излучателей?
   - Почему же опасным? Мы будем облучать полезные  виды  микроорганизмов.
Многие виды микробов уже применяются в пищевой и химической промышленности
и обеспечивают повышенный выход ценных продуктов брожения, улучшают вкус и
качество пищевых продуктов, ускоряют их производство. А  мы,  -  улыбнулся
Резниченко, - будем ускорять производство этих полезных микробов.
   - Применяя излучатели?
   - Да, применяя излучатели.
   - А если попытаются  применить  излучатели  для  того,  чтобы  ускорить
процесс развития смертоносных микробов?
   - Товарищ Титов, вы заговорили о страшных вещах. - Белова посмотрела на
Титова, потом на Резниченко и упавшим голосом продолжала: - Я смотрела  на
все это, - она указала на аппаратуру, - с таким восторгом! Я  думала,  что
подобное открытие может принести огромную пользу  человечеству,  и  только
пользу. Я не могла себе представить, что...
   - ...им могут воспользоваться враги человеческого покоя и счастья, если
это открытие не будет в крепких, надежных руках, - закончил Титов.
   Резниченко увидел, что Леночка расстроилась. Ему  захотелось  успокоить
ее. Но как? Если бы можно было сказать, что  им  создан  проект  защиты...
Единственное, что оставалось, - переменить тему разговора.
   -  Метод  облучения  дает  возможность  не  только  ускорять   развитие
микроорганизмов, но и влиять на  процессы  обмена  веществ  высших,  особо
ценных для человека растений.
   - Ой, как интересно! - оживилась Белова. - Ведь  это  даст  возможность
усовершенствовать растения.
   -  Усовершенствовать?  -   переспросил   Титов,   и   в   его   вопросе
почувствовалось сомнение.
   - Леночка, ты, кажется, применила не тот термин, -  мягко  поправил  ее
Резниченко.
   - Нет, нет.  Я  именно  это  хотела  сказать.  Моя  давнишняя  мечта  -
усовершенствовать  растения,  создать   новые,   невиданные,   максимально
полезные человеку формы.  Вот  пример:  подсолнечник  и  сахарная  свекла.
Сахарная свекла "устроена" более рационально. Сопоставьте вес ее листьев и
вес корнеплода. Небольшое количество листьев обеспечивает хорошее усвоение
углерода из атмосферы, и в массивных корнеплодах накапливаются  сахаристые
вещества. А подсолнечник? За вегетационный период  вырастает  почти  целое
дерево, на его построение идет огромное  количество  питательных  веществ,
истощается почва, а в результате мы получаем от одного  экземпляра  только
горсточку семян. Нерационально!
   -   Нерационально,   говорите?   Пожалуй,   верно.   А   у   вас   есть
"рационализаторские" предложения?
   - Есть! Нужно создать новые формы, при которых небольшая шапка листьев,
как у свеклы, например, обеспечивала бы усвоение питательных  веществ  для
крупного плода.
   Утомление от массы полученных за  день  впечатлений  как  рукой  сняло.
Горячее обсуждение "рацпредложений" Беловой затянулось до  самого  звонка,
возвещавшего окончание рабочего дня.
   - В воскресенье, товарищи,  мы  отправляемся  компанией  на  озеро,  на
рыбалку. Присоединяйтесь к нам.
   - С удовольствием, - сразу согласилась Белова.
   - А вы, Иван Алексеевич, не поддержите компанию?
   - Я? Не знаю, если буду свободен - приеду.
   - Хорошо было бы. Если днем не сможете и освободитесь только к  вечеру,
пожалуйте ко мне. Соберемся, попьем чайку, поговорим.
   - Благодарю вас. Зайду, если управлюсь с делами.


   Титова все больше и больше интересовало "дело Никитина". Что же кроется
за  этим  подозрительным  влиянием  его  на   работу   приборов?   Нелепое
недоразумение, чья-то оплошность или, быть может, преступление? В  это  не
верилось.
   Уж  очень  странным  было   поведение   техника,   как   видно   и   не
подозревавшего,  что  с  его   появлением   отказывает   работать   важная
аппаратура.
   В институте одобрили предложенный  Титовым  план.  Приборы  типа  24-16
смонтировали в различных помещениях филиала.
   При появлении здесь Никитина приборы посылали по проводам  сигналы.  Их
принимал щиток, установленный в кабинете Зорина.
   Один из приборов находился в проходной  и  один  рядом  с  комнатой,  в
которой жил Никитин.
   К концу рабочего дня Титов в кабинете  Зорина  встретился  с  капитаном
Бобровым. Академик сам настоял на том, чтобы щиток установили  у  него,  и
теперь в кабинете-лаборатории размещался "штаб поисков".
   На щитке вспыхивали сигнальные лампочки.
   Вот Никитин оставил наладочный зал, и лампочка на щитке потухла.  Через
некоторое  время  зажглась  другая  лампочка  -  техник   проходит   через
излучательный зал. Потом лаборатория N_3, наконец - электронная.  Лампочки
долго не зажигались - не показывали, где сейчас находится Никитин.
   Во всяком случае, он был в институте, выход с территории только один  -
через проходную.
   Сработает ли прибор, поставленный в проходной?
   По окончании рабочего дня замигала лампочка от прибора, находившегося в
проходной. Значит, Никитин  не  только  в  институте  влияет  на  приборы.
Значит, не было у него и нет умысла.
   Причина его влияния на приборы вместе с ним уходит из института. Но что
же это тогда?
   Бобров засел за изучение  документов  Никитина.  Самым  непонятным  для
капитана оставался факт перевода Никитина из Москвы в филиал. Никитин  жил
и работал в Москве. Каковы причины его перевода? Этот вопрос заинтересовал
капитана сразу же, как только он занялся расследованием. Теперь,  наконец,
документы получены. Выяснилось, что о  его  переводе  настойчиво  хлопотал
Протасов. Странно. Сам Протасов работал в  Москве  и  только  по  временам
выезжал в Петровское.  Зачем  ему  понадобилось  беспокоиться  о  переводе
Никитина в филиал?
   Количество недоуменных вопросов возрастало.
   Вечером стало известно, что на работе поисковых приборов  отражается  и
присутствие Никитина дома.
   В одиннадцатом часу вечера  капитану  доложили,  что  Никитин  ходил  к
карьеру. Он вышел на улицу не через  калитку,  а  пробрался  огородами.  В
темноте, осторожно переступая через канавы,  перелезая  через  плетни,  он
прошел на выгон. Все время оглядываясь, проверяя, не  следят  ли  за  ним,
подошел к карьеру. Сначала у помощников Боброва, наблюдавших за Никитиным,
сложилось  впечатление,  что  он  решил  кратчайшим  путем  добраться   до
железнодорожной станции.
   Здесь когда-то проходила узкоколейка. По временной  линии  узкоколейной
дороги день и ночь сновали вагонетки, опрокидывая, в карьер ковши с пустой
породой с ближайшего завода. Этим путем пользовались  несколько  лет  тому
назад, а теперь он засыпан. Узкоколейка перенесена дальше.
   Что понадобилось здесь Никитину?
   Он прошел по узкоколейке и на середине почти совсем засыпанного карьера
свернул в сторону. Никитин долго бродил  по  заросшему  бурьяном  участку,
петляя, появляясь из-за темной высокой травы  то  в  одном,  то  в  другом
месте.
   Возвращался он также напрямик, брел, не разбирая дороги.
   Весь день Никитин не мог успокоиться,  вспоминая  утренний  разговор  с
Женей. Еще минута - он сказал бы ей, и тогда... Если бы не срочный вызов к
Зорину, он назвал бы  _его_  имя.  Но  зачем  это?  Ведь  никто  не  может
узнать!..
   Никитин нервно ходил по комнате,  останавливался  у  закрытых  ставнями
окон и прислушивался. Тревожил каждый шорох. Зачем начал этот  разговор  с
Женей? Нет, нет. Ей надо сказать. Только  она,  любящая,  чуткая,  нежная,
может... Она искала его все утро, беспокоилась... а может быть,  и  она...
Сегодняшний  вызов  к  академику.  Отнести  записку   Резниченко.   Почему
понадобилось Зорину именно его послать по такому пустяковому  поводу?  Что
хотят от него? Следят! Вот и в карьере... А  может,  и  не  следили,  тоже
показалось?.. Хорошо, что там все в  порядке,  все  на  месте.  В  течение
многих лет, прошедших со дня той встречи,  рельсы  узкоколейки  много  раз
переносили все дальше и дальше, и  теперь  вагонетки  ссыпают  породу  уже
далеко, а там... Бурьян, тишина. Ничего не разрыто и... и все же  следили,
наверное. Зачем пошел,  зачем  понадобилось  идти  туда?  Ведь  и  это  не
принесло успокоения.
   Никитин подпер голову руками и  долго  смотрел  на  портретик  Жени,  в
скромной рамочке стоявший на столе.
   Женя! Она появилась в его жизни уже тогда, когда все было давно позади,
когда прошло уже много времени со встречи на узкоколейке и  казалось,  что
можно спокойно жить.
   Женя! Никитин вынул  блокнот  из  кармана  и  стал  просматривать  свои
записи. Улыбка, смятенная и все же радостная, появилась  на  его  бледном,
измученном за последние дни  лице.  "Познакомился  с  Женей,  стал  делать
записи в блокноте!" Он нашел его как-то среди старых, уже не нужных  книг.
В  чистеньком  аккуратном  блокноте  появилась  строчка:  "Женя.   Апрель,
двадцать  первое".  И  все.  А  хотелось  написать  так  много,   хотелось
рассказать о любви к ней.  В  блокноте  стали  появляться  строки  поэтов,
хорошо писавших о  великом,  всепобеждающем  чувстве.  В  нем  лежали  две
фотографии Жени и маленькая, почти совсем почерневшая фиалка. С фотографии
смотрели веселые, лукаво прищуренные глаза. Женя!  Задорная,  такая  милая
улыбка и непослушные вьющиеся волосы, выбивавшиеся из-под белого  ажурного
платка... Как было хорошо тогда, в апреле... Тогда казалось,  что  все-все
позади и можно жить и любить!
   Все ушло и даже она... Нет, нет! Надо обо всем написать ей. Она  любит,
конечно, любит, она поймет!
   Никитин вырвал из блокнота несколько листков и начал:

   "Женя!
   Я не могу больше! Я должен сказать тебе все.  Меня  обязывает  к  этому
любовь к тебе. Любовь властно вошла  в  мое  одиночество,  охватила  всего
меня, просветлила душу. Весь мир  заиграл  другими  красками  -  светлыми,
яркими. Дни не омрачались  больше  тягостными  воспоминаниями.  Прошло  то
время, когда я каждый наступающий день встречал со страхом  и  провожал  с
облегчением: "сегодня никто не пришел". Я уже был спокоен, я  считал,  что
цепь оборвана и вот теперь снова..."

   Да, теперь снова. Когда  же  _это_  началось?  Когда  _это_  появилось?
Никитин перебирал в памяти все до  мелочей.  Перо  было  отложено,  листки
забыты, и он силился  вспомнить,  когда  _так_  стали  смотреть  на  него!
Перебирал все свои поступки, слова, даже жесты и выражения, но не в  силах
был припомнить ничего такого, что могло бы повлиять на  отношение  к  нему
сотрудников. Он не мог вое становить, с  какого  именно  момента  все  это
началось. Он даже не мог определить для себя, _что_ началось, но  _начало_
чего-то он чувствовал  определенно.  Настороженность,  какое-то  особенное
внимание к нему. Это трудно объяснить, но  он  чувствовал  на  себе  глаза
сотрудников. И снова болезненно сжался комочек внутри, и снова, как  в  те
дни после последней встречи на узкоколейке, стало страшно. Нет,  страшнее.
Во много раз страшнее - ведь тогда в  его  жизнь  еще  не  вошла  Женя.  А
теперь?..
   Никитин снова схватил перо, и оно нервно забегало по листкам блокнота:

   "...Женя! Ты открыла для меня другой мир. Я уже не бродил в темноте. Ты
принесла мне счастье! В моей жизни вспыхнула светлая полосочка, и вот  она
должна угаснуть. То, что творится сейчас вокруг меня..."

   Никитин вздрогнул. За стеной что-то зашуршало, показалось,  что  кто-то
скребется в ставню. "Следят! Везде следят. Наверное следили, когда ходил к
карьеру, наверное догадались".
   Мучительно захотелось пойти опять к карьеру. Проверить - будут  следить
или нет? Но это глупо и, главное, рискованно. Снова  принялся  за  письмо.
Много раз отрывался от него и все чаще прислушивался к шорохам и стукам  в
доме, в саду, на улице. В письме никак не удавалось  подойти  к  главному.
Чаще и чаще мелькала тревожная, больная мысль: "А может быть, и Женя... ее
предупредили, и она не может ему ничего сказать, она тоже следит... Искала
его все  утро,  явно  хотела  встретиться  после  работы..."  Ему  удалось
увильнуть, пройти домой, не столкнувшись с ней... Неужели и она?!.
   Скрипнула калитка.
   Никитин потушил свет и прильнул к щелке в ставне. В темном  палисаднике
мелькнула какая-то тень.
   "Зачем потушил свет? Ведь  это  только  лишняя  улика.  Волнение  может
выдать. Надо держаться до конца. Еще не все потеряно. Ведь никто ничего не
может узнать".
   Никитин зажег свет, сел к столу.
   "Никто не узнает"...
   Скрипнула входная дверь. Никитин вскочил, отпрянув от стола.
   - Войдите, - вскрикнул Никитин сдавленным голосом, не дожидаясь  стука.
Дверь нерешительно скрипнула  еще  раз,  но  не  открывалась.  -  Входите!
Входите! - в отчаянии закричал Никитин.
   - Женя?!
   Никитин  медленно  отступал  в  глубину  комнаты,  хватаясь  за  спинки
стульев, за стол, и остановился, прислонившись к шкафу. На бледном  потном
лбу лежала прядка темных волос. Глаза блуждали, и он еле смог выдавить  из
себя:
   - Ты?.. Ты пришла?
   - Я пришла, Андрей. - Голос Жени прозвучал очень тихо.
   - Пришла... - Рука Никитина поползла к  воротнику  косоворотки,  пальцы
судорожно нащупывали пуговицы и наконец рванули ворот. - Зачем ты пришла?
   - Андрей, что с тобой?
   - Зачем ты пришла? - со страхом и радостью прошептал Никитин.
   - Я пришла потому, что люблю тебя, Андрей.
   - Любишь?!
   Она любит! Она пришла сказать ему, что любит. Как дорого  это  желанное
слово и в какой страшный момент пришлось  услышать  его.  Разве  он  имеет
право сказать ответное "люблю"! Она любит!.. Мысли  путались...  На  смену
жгучей радости, порожденной одним этим желанным словом,  пришло  отчаяние,
боль и наконец смятение: "Любит? А может быть, тоже  следит.  Может  быть,
подослана, и там... за дверью..."
   Дверь распахнута настежь, ветер раскачивает ее, а за нею жуткая темнота
ночи.  Никитина  непреодолимо  потянуло  в  эту  пугающую   неизвестностью
темноту, потянуло, как тянет человека в бездну, когда он стоит на самом ее
краю, и он бросился прочь, даже не взглянув на Женю.
   - Андрей!
   Хлопнула калитка. В поселке взметнулся собачий лай.
   "Что случилось? Что с ним, почему он убежал?  Может  быть,  ему  сейчас
надо помочь?.. А может быть, он и не любит..."
   Женя растерянно окинула  взглядом  комнату  и  только  сейчас  заметила
разбросанные по столу листки.

   "Женя!
   Я не могу больше! Я должен сказать тебе все.  Меня  обязывает  к  этому
любовь к тебе..."

   Белова быстро прочитывала листок за листком.
   "Любит! Он любит, и ему тяжело. У него какое-то  страшное  горе,  и  он
страдает. Он страдает! Любимый мой! Ему тяжело, а я здесь..."
   Женя схватила листки и выбежала из комнаты.



5. ТАИНСТВЕННОЕ СООРУЖЕНИЕ

   С момента, когда Крайнгольц нажал кнопку, вмонтированную  в  письменном
столе, события начали разворачиваться с кинематографической быстротой.
   Полицейская машина доставила его в Гринвилл, а остаток ночи он  коротал
в вонючей тюремной камере. Утром ему предъявили  обвинение,  а  к  полудню
втиснули в закрытый душный автомобиль и повезли в столицу штата. Следующую
ночь он провел также без сна в одиночке столичной тюрьмы и  еще  не  успел
освоиться с Мыслью о том, что его почти  наверняка  ожидает  электрический
стул, как  дверь  камеры  отворилась  и  вошел  юркий  худощавый  субъект,
назвавшийся адвокатом.
   -  Разрешите  мне,  мистер  Крайнгольц,   выразить   свое   глубочайшее
сочувствие по поводу утраты вами  друга,  всеми  нами  уважаемого  доктора
Пауля Буша...
   Такое  начало  разговора  Крайнгольцу   показалось   странным,   и   он
насторожился, готовый разоблачать адвокатские уловки.
   - Благодарю вас, - сухо  ответил  он,  -  вы  очень  любезны,  господин
адвокат, но,  надеюсь,  не  только  желание  выразить  мне  соболезнование
привело вас сюда, не правда ли?
   -  Совершенно  верно,  мистер  Крайнгольц,  я  имею   поручение   своих
доверителей сообщить вам, что вы свободны, мистер Крайнгольц.
   - Свободен?!
   - Простите, я не совсем точно выразился. Вы свободны  от  пребывания  в
тюрьме  -  вы  взяты  на  поруки.  Залог  за  вас  уже  внесен.  Небольшие
формальности в канцелярии - и  вы  сможете  покинуть  тюрьму.  Ну,  а  что
касается предъявленного вам обвинения, то и с этим  все  будет  улажено  в
самое ближайшее время.
   Крайнгольц посмотрел на вертлявого адвоката  и  подумал,  что  если  он
согласится на "улаживание" дела, то" этим самым признает себя виновным.
   - Будет улажено, говорите?
   - Ну, конечно! - с деланным энтузиазмом воскликнул адвокат.
   - Перспектива не из приятных.
   - Неужели вас не радует возможность оставить тюрьму?  Я  был  счастлив,
что вхожу к вам с радостным известием. Поверьте, для адвоката  нет  ничего
более приятного, чем сообщить об освобождении, об улаживании дела.
   - У меня мало причин радоваться эт