еловеку  даже  тогда,  когда  он
отдыхает на своей вилле во Флориде. Нужно сказать, что старик не переносил
истерик дочери (она прекрасно об  этом  знала),  и  если  умел  оставаться
непоколебимым и мужественным в гигантских финансовых сражениях, то  здесь,
в единоборстве со своей любимицей, неизменно пасовал. Ни одно желание,  ни
одна прихоть  избалованной  наследницы  не  оставалась  неудовлетворенной.
Папаше  это  было  довольно  просто  делать,  когда   требовалось   только
раскошелиться, а в данном случае прежде всего надо было  догадаться,  чего
же хочет визжащий и неистово топающий ногами двадцатисемилетний ребенок.
   А ребенок хотел Эдди Фридзама.


   У Эдди Фридзама было достаточно времени,  чтобы  как  следует  обдумать
создавшееся положение.
   Одиночная камера, строжайшая изоляция и отсутствие какой бы то ни  было
возможности связаться с внешним миром.
   Как могло все это  случиться?  Почему  его  схватили?  Неужели  за  ним
следили уже тогда, когда он  пробирался  в  "серую  беседку",  намереваясь
разведать все об "операции Смерч"? А может быть, вообще все это подстроено
мисс Флорой? Нет, это не может быть. Зачем в таком случае  ей  нужно  было
пускать его в беседку, если она знала о предстоящем совещании?
   Фридзам неподвижно  сидел  в  тесном  каменном  мешке,  снова  и  снова
продумывал все возможные и невозможные варианты  объяснения  случившегося.
Но сейчас не это важно. В конце концов  все  равно,  каковы  были  причины
ареста. Самое главное теперь связаться с ребятами, сообщить о том, что  он
уже знает сущность "операции Смерч".
   При мысли о невозможности действовать, о том, что ждет его  впереди,  к
груди подползал холодок страха.
   Было тяжело, но самое страшное - носить в себе тайну "операции  Смерч",
знать, что готовится чудовищное злодеяние,  а  время  проходит.  Бессильно
метаться здесь, в этой клетке, и не иметь возможности ничего предпринять.
   Фридзам не видел ни одного человека с  тех  пор,  как  его  схватили  у
гаража Тайсонов. Проходили дни. Отвратительная, скудная пища  два  раза  в
сутки просовывалась кем-то в окошечко, прорезанное в двери,  и  снова  все
затихало. Толстые стены не пропускали ни единого звука из  внешнего  мира.
Ему  не  оставалось  ничего  другого,  как  ждать.  Ведь  должны  же   его
когда-нибудь вызвать. Если его  арестовали  -  значит,  должны  предъявить
какое-нибудь обвинение. Он будет требовать защитника, свидания с близкими,
а когда начнется процесс, - разоблачит собиравшихся во  дворце  у  Тайсона
заговорщиков. Он превратит этот процесс в грозное изобличение поджигателей
воины, покажет истинных врагов мира!
   А что если ему не дадут возможности выступить? Что если процесса вообще
не будет? Не может быть!
   В тягостном раздумье проходили дни и ночи.
   И вот настало, наконец, время, когда стальная дверь камеры открылась  и
Фридзама повели по узкому темноватому коридору, по лестнице на второй этаж
и оставили под охраной в небольшой, чисто выбеленной,  совершенно  пустой,
освещенной тусклым плафоном комнате.


   "Делом  Фридзама"  заинтересовались   в   комиссии   по   расследованию
антиамериканской деятельности.
   Член комиссии Копленд нервно расхаживал  по  своему  кабинету  и,  куря
сигарету за сигаретой, говорил своему помощнику:
   - Шеф придает особое значение делу Фридзама!
   - Я очень уважаю мнение шефа, сэр.
   Копленд повернулся к своему помощнику и взглянул на него.
   Зазвонил телефон.
   - Да, слушает Копленд... Хорошо, введите арестованного.
   Фридзама ввели.
   -  Садитесь,  Фридзам,  и  рассказывайте   о   вашей   антиамериканской
деятельности.
   Фридзам не очень был удивлен таким началом - он хорошо обдумал в камере
свое положение и ждал любого обвинения.
   - Прежде всего, как гражданин свободной страны, я требую...
   - Прежде всего, вы ничего не  можете  требовать,  Фридзам!  -  закричал
Копленд. - Вы  можете  только  просить  пощады  и  молиться  всевышнему  о
спасении души. Наша страна гарантирует свободу только честным людям, а  не
шпионам.
   Фридзам еще не мог понять, куда клонит этот  сухопарый,  желчного  вида
человек, устремивший на него взгляд своих мутных, холодных  глаз,  но  уже
сейчас можно было предположить, что его  арест  не  связан  с  "операцией.
Смерч". Да, они ничего не знали о том, что он слышал разговор  в  беседке.
Значит,  можно  будет  найти  возможность  разоблачить  коварные   замыслы
Тайсона, Эверса, Диринга. Что же касается вздорности возводимого  на  него
обвинения, то теперь это меньше всего беспокоило Эдди -  лишь  бы  удалось
сорвать "операцию Смерч", оповестить  кого  надо  о  грозившей  опасности.
Фридзам повеселел. На его лице появилось подобие  улыбки;  он  вспомнил  о
приглашении и с довольно независимым видом сел у  стола  следователя.  Его
поведение озадачило Копленда. Копленд  не  ожидал  от  обвиняемого  такого
хладнокровия. Однако не  подал  и  вида,  что  удивлен  и,  обратившись  к
помощнику, приказал ему стенографировать допрос.
   Бегло поставив  вопросы,  уточняющие  биографию,  он  внезапно  спросил
Фридзама:
   - Когда вы последний раз были в баре Бэна Спеллера?
   Эдди похолодел - похоже, что этот вопрос имеет  отношение  к  "операции
Смерч". Быстро пронеслись в  мозгу  воспоминания  о  встрече  с  Лаусоном.
Неужели подслушана их беседа с  Лаусоном?  Но  ведь  они  разговаривали  в
гавани, на открытом месте, вокруг не было ни души.
   - Я очень часто бывал в баре Спеллера.
   - А я спрашиваю, когда  вы  были  в  последний  раз,  с  каких  пор  вы
перестали бывать в этом баре?
   - С тех пор, как ваши молодчики заткнули мне рот кляпом  и  привезли  в
ваш застенок.
   - Фридзам!! - закричал Копленд:
   - Я вас слушаю, сэр.
   - Перестаньте паясничать! Это вам не поможет. Это только может ухудшить
ваше и без того плачевное положение.
   - Что может быть хуже ваших застенков?
   - Электрический стул!
   - Честный человек не  может  попасть  на  электрический  стул!  Или  вы
считаете, что сумеете посадить на него ни в чем не повинного человека?
   - О Фридзам, - злобно прошипел  Копленд,  подходя  вплотную  к  Эдди  и
впиваясь в него своими белесыми, мертвящими глазами. -  Я  думал,  что  вы
попали  в  беду,   а   вы,   оказывается,   матерый   шпион.   Перестаньте
разглагольствовать и отвечайте на мои вопросы! Когда вы были последний раз
в баре Спеллера?
   - Я уже сказал вам.
   - Хорошо, вы не хотите отвечать. Я вам помогу. Вы  перестали  бывать  в
баре после ареста  Клайда  Мэкги,  которому  вы  передавали  добытые  вами
сведения.
   Фридзам поник головой, и Копленд истолковал это по-своему.
   "Клайд арестован, бедняга. Что же это могло значить? Ведь Мэкги  ничего
не знал о заговоре у Тайсона. Здесь нет связи с "операцией Смерч", это уже
хорошо!"
   - Вот видите, Фридзам, вы попались.
   - Я ни в чем не попался! Я был дружен с Клайдом Мэкги  и  не  собираюсь
этого отрицать.
   - Но вы отрицаете, что вы - шпион.
   - Отрицаю. Это клевета. Вы никогда не сможете этого доказать!
   - О, не беспокойтесь. У нас есть  доказательства,  и  собственное  ваше
признание не так уж важно. Все, кто принадлежал к вашей шпионской  группе,
арестованы. Расскажите лучше, откуда  вы  знаете  Эрскина  Тодта,  бывшего
научного сотрудника Колумбийского университета?
   Фридзам рассказал, что виделся с Тодтом несколько раз еще в  то  время,
когда производился сбор подписей под Стокгольмским воззванием.  Виделся  в
комитете по сбору подписей.
   - Очень трогательная дружба, - рассыпался гаденьким смешком Копленд,  -
дружба безработного шофера с научным сотрудником, принимавшим  участие,  -
Копленд прижег сигарету и затем медленно продолжал: - принимавшим  участие
в разработке _атомной бомбы_! Где вы храните материалы, полученные вами от
Тодта?
   - Ложь! Я не получал никаких материалов от Тодта! - вскричал Фридзам.
   - Молчать!! - Копленд нажал кнопку, вделанную  в  столе,  и  в  комнату
вошли два дюжих молодчика. - Подведите его к окну.
   Фридзама крепко схватили за локти и подвели к окну. Посредине  квадрата
небольшого  дворика,  окруженного  ее  всех   сторон   высокими   мрачными
строениями, стоял автомобиль.
   - Вам знакома эта автомашина, Фридзам?
   - Судя по номеру, это машина Тайсона.
   - Добавьте - та, на которой вы работали.
   Копленд сделал знак, и молодчики накинули на Фридзама наручники.
   - Проводите во двор!
   Фридзама вывели во двор, за  ним  последовал  Копленд  с  помощником  и
среднего роста коренастый человек в синем комбинезоне  с  инструментальной
сумкой в руках.
   - Покажите, в  какой  именно  части  мотора  спрятаны  ваши  материалы,
полученные от Тодта.
   - Я еще раз говорю вам -  я  никогда  никаких  материалов  от  него  не
получал.
   -  Очень  хорошо!  Начинайте,  -  Копленд  кивнул  человеку   в   синем
комбинезоне, и тот начал разбирать мотор.
   На  разостланный   около   автомобиля   чистый   брезент   складывались
отвинчиваемые одна за другой части мотора, и через несколько минут  из-под
головки блока  была  извлечена  небольшая  табличка  из  тонкой  латуни  с
выбитыми на ней формулами.
   Фридзам еще не успел сообразить, что могло произойти  с  автомобилем  и
откуда взялась в моторе эта табличка с непонятными формулами, как Копленда
вызвал шеф.
   - Увести арестованного, - сказал Копленд и поспешил к телефону.
   - Слушаю, сэр... Да,  да!  Операция  проведена  блестяще  и  Фридзам...
Простите, сэр, но ведь вы же сами приказали...  -  тусклое  лицо  Копленда
перекосилось, прищурился один глаз, и он немного отвел трубку от  уха.  Из
трубки еще порядочное время неслись мало пригодные к печати эпитеты в  его
адрес, и, наконец, трубка умолкла. - Понятно, сэр... Слушаюсь... Тайсон?..
Томас Генри Тайсон? О-о-о!.. Слушаю, сэр. Будет немедленно исполнено.


   Фридзаму поручили привести в  порядок  мотор  шикарного  лимузина  мисс
Флоры. Копленд не отходил от него ни на шаг,  не  переставал  улыбаться  и
даже несколько  раз  похлопал  шофера  по  плечу.  Когда  с  мотором  было
покончено, Копленд сам провел Фридзама в вестибюль корпуса, выходящего  на
улицу.
   В вестибюле сидела Флора Тайсон.
   Копленд  рассыпался  в  любезностях  перед  владелицей  машины,  просил
простить за маленькое недоразумение и  самым  изысканным  образом  пожелал
всего наилучшего дочери влиятельнейшего папаши.
   Флора молча, чуть скривив ярко  накрашенные  губы  в  каком-то  подобии
улыбки, выслушала угодливого сотрудника ФБР и, когда тот окончил  излияния
любезностей, обратилась к шоферу:
   - Если машина в порядке, Эдди, я хотела бы возвратиться в Майами.


   Машина неслась на юг по шоссе, проложенному  у  самого  берега  океана.
Флора болтала без умолку, ни мало не смущаясь тем, что Эдди был молчаливее
обычного. Не думала она и о том, что предпримет в дальнейшем, -  Эдди  был
здесь. Эдди был рядом с нею!
   Подъезжая к городу, Фридзам остановился у  закрытого  шлагбаума.  Когда
шлагбаум был поднят, он включил мотор, но мотор  подозрительно  заурчал  и
заглох.  Фридзам  вышел  из  машины,  поднял  капот  и  начал   выискивать
неисправность. Флора тоже вышла из лимузина - она ведь так любила поломки!
   Эдди возился с мотором до тех пор, пока у переезда не показался длинный
товарный состав, ползущий  на  север.  Как  только  паровоз  поравнялся  с
переездом, Эдди быстро закрыл капот и пригласил Флору в машину.
   - Уже готово? - капризно спросила Флора.
   - Да, мисс. Машина в порядке. С этого телефона,  -  Фридзам  указал  на
будку у бензозаправочной станции, - вы сможете вызвать шофера.
   - Эдди!
   - Спасибо за хлопоты, мисс Флора! - уже на ходу крикнул Эдди и  вскочил
в поезд, уходивший на север.



10. У ИСТОКОВ

   Отпуск кончился. Станция Петровская - позади, и с  нею  кануло  в  Лету
многое.
   Лена давно готовилась к поездке в Петровское. Мечтала об этих днях, как
о счастье. Она и  не  предполагала,  что  придется  возвращаться  с  таким
тяжелым чувством.
   Поезд тащился томительно медленно, казалось, он никогда не дотянется до
Славино. Теперь уже хотелось поскорее домой, хотелось окунуться в работу и
забыть... Забыть? Разве такое забывается!  Вот  и  Женя...  Бедняжка,  как
тяжело ей! Почему не хочет уехать из Петровского, где все напоминает ей об
Андрее? С каким трудом она начинает  оправляться  от  удара.  Нельзя  было
оставить ее одну, но уговорить взять перевод в Славино не удалось. Упрямая
девочка! Здесь ей было бы спокойнее. Работали бы вместе и вместе старались
бы забыть... Сергея...
   Воспоминание о нем вызывало чувство почти физической боли.
   "Но почему  так  тяжело  до  сих  пор?  Ведь  все  решено.  Все  решено
окончательно и... расстались... неужели навсегда, неужели  нельзя...  Нет,
нет. Так надо!"
   "Так-надо-так-надо-так-надо",   -   стучали   колеса,   а   на    глаза
наворачивались слезинки, затуманивая медленно проплывавшие за окном  дали,
и опять вспоминался лес в Петровском. Воскресный день, рыбалка, разговор с
Сергеем...
   "Да, так надо!"
   Какая-то станция медленно уходила  от  поезда.  На  секунду  как  будто
мелькнула в толпе фигура Сергея, но ее заслонили вдруг  появившиеся  тогда
за окном чуть раскосые, грустные и  все  же  освещенные  ласковой  улыбкой
глаза Михаила.
   Лена протерла окно и долго провожала взглядом  одинокую  пристанционную
будку путевого обходчика. Канула в Лету  и  эта  незнакомая  станция.  Еще
несколько остановок - и Славино.
   Скорей бы, скорей.


   Трудно  было  забыть,  но  все  дальше  уходили  дни,   проведенные   в
Петровском, все больше и больше увлекала  работа,  и  только  в  тоскливые
вечера глухой осени становилось особенно тягостно.
   С  наступлением  зимы  начались  самые  интересные  работы.  В  филиале
института, наконец, появилась возможность осуществлять  давно  задуманное.
Закончено сооружение тепличных хозяйств специального типа, и теперь  можно
заняться  "усовершенствованием  растении".  В  этих  огромных  хозяйствах,
раскинувшихся на нескольких гектарах, на "полях под стеклом", выращивались
растения круглый год. Это позволяло значительно ускорить постановку опытов
по направленной изменчивости.
   Однако не это больше всего радовало работников филиала.  Они  гордились
возможностью впервые в мире применить  для  своих  опытов  новый  источник
света. Использование явлений электролюминесценции открывало перспективы, о
которых раньше можно было только мечтать.
   "Поля под  стеклом"  оборудованы  своеобразными  электролюминесцентными
конденсаторами исключительно простой конструкции. Это  плоские  стеклянные
пластинки,  одна  из  сторон  которых  подвергается  обжигу  и  становится
электропроводной. На другую сторону этих пластинок  наносится  двухслойная
пленка, состоящая из металла и диэлектрика. Под  действием  электрического
поля конденсаторы светятся. Новый источник света  очень  дешев  и  требует
незначительных затрат электроэнергии.
   Но не простота и не высокая экономичность конструкции привлекали к себе
внимание физиологов. Меняя напряжение, подаваемое на  обкладки  светящихся
конденсаторов, можно было получить свет  самого  различного  спектрального
состава. А это  открывало  неограниченные  возможности  экспериментального
изучения  качества  света,  необходимого  для  тех   или   других   сторон
жизнедеятельности растений.
   А в  будущем  становился  реальным  световой  "рацион"  питомцам  наших
многочисленных тепличных хозяйств. Но нужен большой напряженный труд.
   На "полях под стеклом" пластинками светящихся конденсаторов  облицованы
стены, каркасы перекрытий, колонны. Нигде не видно источников света,  а  в
темные ночи "поля" наполнены живительным сиянием.
   Вечера  Лена  Белова  проводила  в  лабораториях.  Дни  были  заполнены
кропотливой работой на опытных участках, и только к вечеру удавалось сесть
за книги. Она очень любила эти  тихие  часы,  когда  можно  было  спокойно
побыть одной, подумать, помечтать.
   Лаборатория от просторного помещения  оранжереи  отделялась  стеклянной
стеной. У входа в оранжерею стоял небольшой столик с наклоненной  над  ним
лампой - это было излюбленное место Елены Андреевны. В  полумраке  большой
комнаты, освещенной в это время  только  настольной  лампой,  поблескивали
микроскопы, чистыми тонами отливали растворы в колбах, а  золотистый  свет
за стеклянной стеной мягко освещал куски нежно-зеленого кружева.
   Целый день некогда было разобрать почту  и  только  сейчас,  когда  все
сделано  и  тихо  вокруг,  Лена  просматривает  корреспонденцию.   Газеты,
журналы, брошюры, пара бандеролей с подписными изданиями - все отложено  в
сторону, и она быстро перебирает пачечку конвертов.
   Нет!
   Сергей приезжал осенью. Как радостно было увидеть его опять! Как хорошо
было с ним, но... но только первые часы. А потом... потом  она  убедилась,
что он все тот же. Нет, пожалуй,  хуже.  Обо  всех  он  говорил  злобно  и
желчно, всех считал своими врагами, готовыми провалить его проект.
   Сергей уехал, и оба поняли, что это второе расставание - окончательное.
   Так почему же хочется, чтобы он написал?  Почему  хочется  увидеть  его
неровные, быстрые строчки? Неужели ничего не прошло, неужели не заживет?
   Лена долго сидела, держа в руках один из конвертов.
   Когда взгляд ее упал на обратный адрес, она улыбнулась.  "Жека,  милая!
Как же ты  живешь  там,  родная?"  -  конверт  поспешно  разорван,  письмо
прочитано. С лица Лены медленно сошла улыбка. Письмо  пересыпано  любимыми
Жениными шуточками, но и они не могли обмануть сестру. Напускное  веселье.
Что же это? Желание утешить старшую  или  она  боится  себя?..  Надрыв.  В
письме ни слова о Никитине. Почему? Забыла или ей  так  больно,  что  даже
своей Ленке невмоготу написать об этом?
   Несколько раз Лена перечитала строки: "Что же ты не отвечаешь  Михаилу?
Он был здесь и спрашивал о тебе. Хороший он, Ленка!"
   Хороший он... Лена вспомнила вечер у Сергея. С каким увлечением  Михаил
говорил о своей мечте! Как велико его чистое стремление  сделать  большое,
нужное дело, а вот Сергей... Вспомнился  Сергей  и  вдруг  снова  до  боли
захотелось хоть на минутку увидеть его, обнять... Нет,  нет!  Все  решено.
Решено правильно...  Правильно?..  Как  трудны  бывают  подчас  правильные
решения!


   Только  выйдя  из  теплого  вагона  на  заснеженную  платформу  станции
Славино, Бродовский сообразил, что поступил несколько опрометчиво.
   "Сергей может подумать черт знает что. Да  еще  такой  скоропалительный
отъезд. Как с цепи сорвался.  Мальчишество  какое-то!  -  ругался  Михаил,
медленно бредя вдоль платформы и провожая взглядом  уходившие  в  туманную
морозную дымку красные огоньки. - Надо было дать телеграмму,  предупредить
директора  филиала.  Списаться  заранее.  Но  ведь  можно   сослаться   на
распоряжение Зорина. А вдруг Леночка подумает, что это только предлог".
   Бродовский зябко поежился от утреннего мороза, но  при  воспоминании  о
поездке в метро, о замыслах,  возникших  на  станции  "Ботанический  сад",
немного повеселел.
   - Михаил Николаевич! Да как вы успели? Прилетели вы, что ли?
   Навстречу Бродовскому, протягивая ему сразу  обе  руки,  шел  маленький
полный человек в меховой шубе с  шалевым  воротником,  в  пушистой  шапке,
розовый и веселый.
   - Здравствуйте, здравствуйте, дорогой! Вот обрадовали! А я, признаться,
волновался - думаю, сможет ли приехать? Вдруг опоздает. Нефтяники приедут,
а Бродовский почему-нибудь задержится. Конфуз.
   Смущение Бродовского было столь велико, что,  пробормотав  в  ответ  на
бурные приветствия не очень  внятное  "здравствуйте",  он  не  мог  больше
ничего сказать. Кто этот, так радостно встречающий его человек?
   Михаил несомненно его где-то видел, молодого,  энергичного,  болтавшего
без умолку. Но где? Глупость за глупостью - опрометчивый выезд,  а  теперь
еще эта странная встреча.  До  чего  неловко  в  самом  деле.  Встрети